Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2012
Сергей ТРУНЕВ
ЭПОС СТАРОГО ОСКОЛА
Дмитрий Зарубин. Лицом к лицу. Сборник повестей. – Старый Оскол: ООО «Оскольская типография», 2012. – 255 с.
Книга состоит из двух повестей, а ее название – «Лицом к лицу» – как нельзя лучше отражает содержание. В одной из сцен повести «Благо войны» первый секретарь Курского обкома ВКП(б) Доронин, едущий по делам на служебной «эмке», попадает под лобовую атаку немецкого штурмовика. И он, судивший внутренних врагов не поднимая глаз от разложенных на столе бумаг, впервые увидел перед собой реального «внешнего» врага: «А это был другой враг – бесстрашный, непобедимый, недоступный, мощный и коварный, прошедший всю Европу, который пер взглядом на взгляд, лицом к лицу, не скрывая намерения убить, уничтожить, растоптать, размазать в слизь, несмотря ни на какие звания, награды и почести». Далее следует описание волны животного страха, с головой накрывшей Доронина.
Однако название можно трактовать и несколько иначе, а именно как попытку автора встать лицом к лицу с советским прошлым, описать весь спектр его палитры: от низости до геройства, от предательства до непоколебимой твердости. И именно поэтому столь характерными для авторской манеры письма являются неимоверно развернутые описания, занимающие подчас несколько страниц и оттого не вполне привычные для натоптанного диалогами и экшеном глаза. Описания настолько своеобразны и избыточны, что, читая повесть, не можешь отделаться от ощущения праздника, по настроению более всего сходного с первомайской демонстрацией. Текст непрерывно движется, пенится, бурлит, играет яркими красками; одни образы тотчас же сменяются другими; действующими лицами становятся не только собственно лица, т.е. люди, но также реки, облака, животные, птицы, машины, вещи и все, все, все. Эта всемирная праздничность производит странное впечатление, когда повествование касается, например, военных действий. Благодаря ей, с одной стороны, автор достигает порой поистине эпической панорамы, но, с другой, описываемые им действительно страшные сцены перестают таковыми казаться, если угодно, эстетизируются, отдаляясь от сознания читателя на достаточную для получения эстетического эффекта дистанцию. Позволю себе привести пространную, но показательную цитату: «Из тамбура пассажирского вагона вырвался, отбиваясь от рук санитарки, полураздетый солдат; Дубровин со страхом увидел, что повязка, перехватывающая его плечевой пояс, была мокрой и алой, грудь раздута, бинты врезались в отечную синюшную кожу. Отек распространялся на шею, грудь, поясницу и имел вид бронзового загара, нарастал прямо на глазах, переходя на живот, ягодицы. На поверхности тела были видны трупные пятна от тромбированных сосудов, в обрушившейся на перрон тишине слышался хруст лопающихся газовых пузырьков в подкожной клетчатке». И ни чувства страха, ни ощущения трагедии, ни банальной брезгливости не вызывает у читателя газовая гангрена.
Ближе к середине текста театральность приглушается, доминирует, скорее, литературно-публицистический стиль, в котором лирические отступления строго дозируются, перемежаясь жесткими историческими справками. Судьбы героев переплетаются, одним из наиболее ярких становится образ человека-животного. Убегающего и преследуемого животного, загнанного животного, одержимого страхом и источающего терпкий запах страха животного. Животного – сфабрикованного советской властью, невзгодами, лишениями, войной, обнажившими в людях первичный инстинкт самосохранения, выживания любой ценой.
У каждого своя война. И «благо войны» у каждого свое. Для тех, кто находится у руля, война – это лишь один из способов насладиться властью, подняться по карьерной лестнице, упрочить свои позиции; кому-то она дает возможность покинуть «это несчастливое место, и переселиться, начать жить заново»; а если смотреть в глобальном масштабе, то война дает надежду на то, что из ее огня «вновь возникнет народ, который найдет основы для продолжения своего бытия». Лишь тираны одинаковы во все времена и во всех странах, и именно поэтому с приходом в Старый Оскол немцев остановленный войной проект изготовления восемнадцатиметровой фигуры Сталина находит свое продолжение в проекте памятника Гитлеру, а с приходом красной армии завершается уже реально изготовленным барельефом Сталина.
Как я уже сказал, «Благо войны» эпично, и оттого в нем присутствуют и эпические персонажи, и переходящие из рук в руки священные предметы. Остановлюсь немного на персонажах. Из них наиболее четко прослеживаются линии двух фигур: бегущего из Польши старика-еврея с русским ребенком в заплечном мешке и местного, старооскольского юродивого по прозвищу Будильник. В конце концов, старика все-таки убивают (сбываются его мольбы о смерти как окончании скитаний), ребенок обретает счастливое существование за границей; убивают и юродивого (симптоматично попадая пулей в место буддистского «третьего глаза»), незадолго до этого успевшего предсказать полицаям исход войны.
А в самой России ничего не меняется: советскую номенклатурную власть, направляемую НКВД, сменяют новые русские, контролируемые ФСБ, тихая гражданская война продолжается, не затухая ни в огне Великой Отечественной, ни в период новорусских «нулевых». Новой России посвящена вторая повесть – «И немного музыки», – значительно более короткая и, на мой взгляд, более пафосная. Пересказать ее содержание достаточно сложно, и я не стану этого делать. Оговорюсь лишь, что она также имеет явные черты эпоса и завершается поистине апокалипсической битвой переодетых в русских ратников (для съемок фильма) старооскольцев, «братков» и батальона внутренних войск. Так, на городской площади театрализованное прошлое встретилось с новой реальной властью – властью бандитов и силовиков, делящих между собой настоящее.
Остается добавить, что в обоих текстах Дмитрий Зарубин ставит еще один важный, объединяющий их вопрос – вопрос о месте «властителя дум», «инженера человеческих душ», «творческой личности» в истории. Советская власть не оставляла творцу альтернативных ответов, возводя в статус врагов народа всех, кто не желал участвовать в формировании облика нового человека. В современной России призрачная, на уровне шутки, альтернатива все же присутствует: «От городского центра гражданской обороны взлетел запущенный озорниками из ресторана большой воздушный шарик с транспарантиком: «Мастера культуры сами за себя».