Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2012
Андрей ПЕРМЯКОВ
ЧТОБЫ ТЬМА НЕ СМОГЛА ПЕРЕСТУПИТЬ
Дмитрий Чернышев.
Розовый шар. – Таганрог: Нюанс,
2012. – 32 с.
Есть ли ученики
у Виктора Сосноры? Сам
мастер, кажется, не уверен. Во всяком случае, получая премию «Поэт», он
говорил: «Тридцать лет я вел в Ленинграде разные ЛИТО, их было, кажется, не
меньше десяти. Зачем приходили юные поэты? Кто-то
внушил им, что на ЛИТО они
научатся писать стихи. Научились? Нет. Пошли на филфак. Научились? Нет».
Однако в городе Санкт-Петербурге число вполне состоявшихся авторов,
относящих себя к школе Сосноры, чрезвычайно велико. Парадокс? Опять-таки нет.
Свидетельство успешности мастера, хоть это может и странно прозвучать.
Настоящий учитель ведь старается вырастить не близкого
себе, но равного. Или хотя бы сопоставимого по уровню.
И тогда их пути с необходимостью расходятся.
Дальнейший выбор – за учеником. И тут возникает сложность
особого рода: куда двигаться в поэзии после Сосноры, автора, учинившего, по
выражению (на мой вкус, кстати, малоудачному) Александра
Скидана, «аутодафе, холокост языка»? Как вариант – возврат к традиции: благо
выбор этих самых традиций немал. Как лучший и куда более сложный вариант –
попытка создания новой традиции.
Именно так поступил Дмитрий Чернышев. Конечно, поэтическая
школа «Синкаге-рю», организованная при его активном
участии много лет назад, содержит в себе существенный элемент игры: всё-таки
абсолютно серьёзное восприятие и воссоздание японских реалий в русской поэзии
выглядело бы комичным. Представьте, например, сколь потешаются японцы над
самураями нашего отечественного кинематографа? Уж точно не меньше, нежели мы
над «русской мафией» в продукции Голливуда. Тем не менее, определенные
культурные коды, традиционно соотносимые у нас с японским способом бытования
культуры, в его поэзии читаются отчётливо. В этом смысле новый сборник лирики (Чернышев
принципиально разделяет написанное им на «книги» числом четыре и «сборники
лирики» – тут «Розовый шар» стал третьим) кажется весьма цельным.
Весьма существенный элемент японской поэзии – диалог во
времени, связь со всем, написанным
ранее. У Чернышева контекст гораздо шире: соотносимость
с мировой культурой как единым целым. Естественно, через, казалось бы, мелочи:
Ожидая, ободрал
<себе> ногти на
Невском,
что не успел,
обгрыз в подземном
переходе.
«nail service»
Мы – не взойдём на
корабль мёртвых
_________________________________
Nagflar
отчалит без нас!
Вывеска маникюрного салона вызывает довольно жуткий каскад
ассоциаций с кораблём, везущим рать зла на Рагнарёк.
Но вспомните: скандинавы отрезали ногти, потребные для постройки
фантасмагорического корабля, у мертвецов. И тогда начало стихотворения воспринимается совсем иначе:
понимаете, чего (кого?) ждал лирический герой?
Вообще, отношение к реальности в стихах Чернышева весьма
стоическое и честное. Одновременная фиксация окружающего мира, собственного
состояния и некоторых бытовых реалий, порою сатирически-обыденных:
Колбаса из конины.
Колбаса из
привокзальных
собак,
тех, что любили,
в случке накрытых,
уловленных сетью
дурного времени
и убитых –
вкусная!..
Чебоксары, 25
марта
2012,
местная кулинария
Текст начинается с вполне общепринятого зубоскальства по
поводу гастрономических изысков беззвёздного общепита, затем, казалось, почти
соскальзывает в дурной сентиментализм, а финал вдруг похож на удар палкой от
мастера дзен.
Постоянным переключением между устоявшимся культурным
пространством и авторским «здесь и сейчас» автор напоминает донецкого поэта
Игоря Бобырева, однако, у последнего, на мой взгляд,
всё же доминирует попытка соотнесения канонической «тоски по мировой культуре»
с просодией русской поэзии, а у Чернышева, в абсолютном большинстве случаев, –
личное начало (впрочем, было б странным ждать иного от сборника лирики):
Балтийское море № 11
А ночи и вечера
пусты и страшны
что мне осталось:
лишь ходить с обходом
на вверенном
участке берега
с залива
к нам не
пройдут!..
спокойно спите,
дети,
пока я бдителен
и не сошёл с ума.
Объективной неясностью может показаться цифра в заголовке,
но это лишь порядковый номер текста в цикле. В остальном же всё довольно
прозрачно. Читателю, конечно, могут быть неизвестны обстоятельства авторской
биографии, в частности – факт его работы в охранном агентстве, но кто из нас не
наблюдал сотрудников частных силовых структур там, где вроде бы их присутствие
и не нужно? Чего они там делают? Вполне разумный вариант: рискуя сойти с ума,
обороняют нас от популярных недавно в интернете созданий Говарда
Лавкрафта.
Так или иначе, но «зоны непрозрачного смысла», чья функция, по Дм. Кузьмину, «верификация эмоциональной и психологической подлинности текста одновременно с указанием на невозможность для читателя полностью проникнуть во внутренний мир лирического субъекта, поскольку индивидуальный опыт последнего может быть выражен и воспринят, но не может быть прожит другим заново», в стихах Чернышева непрозрачны лишь с большой долей условности. В этом его существенное и принципиально различие с многократно вспоминаемым при чтении «Розового шара» Геннадием Айги. Чаще непонимание отдельных лирических высказываний определено иным по сравнению с автором культурным опытом читателя. Точнее – недостаточностью такового опыта, так сказать, размытостью фона. Например, никто, конечно, не обязан знать про Аполлона Сминфея, но тогда и смысл следующего текста ускользнёт:
какая радость!
а у меня-то мыши пляшут
почти автоматически
то в вальсе кружатся – кружатся!
то перебегают
зигзагами
по асфальтовой дорожке
Впрочем, сам
автор, кажется, мало дорожит вниманием публики. На одном из недавних
выступлений в Петербурге он сказал: «я, естественно,
не люблю ни своих читателей, ни своих слушателей. Меня интересуют только мои
адресаты. А вот почему меня ещё кто-то публикует и слушает, так это их проблемы».
Действительно, большинство стихов книги «Розовый шар» имеют конкретного адресата,
даже в тех случаях, когда формального посвящения нет:
«19
августа»
а она! На средней площадке –
(трамвая)
на Петроградскую сторону –
через
мосты! –
дребезжащего дико
единственного того, 21-го нумера,
голубого,
который «уносит меня»
а в руке у неё подтекающий(ая)
порция мяса
там не было, не было крови,
только вода
австралийское мясо,
нет,
не кролики, не кен—
гу-ру, ка-шру-т
оно расползается из бумажного пакета
___________________________________
19 августа незапамятного года
вечер
купаю ученицу
она плещется голая у
Трубецкого бастиона
Как ни-в-чём-ни
бывало
Такое вот обращение к любимой; «поздно мы с тобой поняли»… Но и документ эпохи. 19 августа 1991 года – дата в истории страны не из последних. И кенгурятина по талонам тоже вспоминается легко. А как уж потом времена сопрягутся, о том говорит в том числе и синтаксис стихотворения.
В стихах порой встречаются меж собою и более далёкие эпохи, тоже вполне внятным образом:
1918
…голодно, милый, голодно,
только у нас чуть попроще,
чем у вас «на Москве».
Головы кказзннённых
не заспиртовывают –
спирт слишком дорог.
Кстати, купи немного, несколько литров.
И не ревнуй,
я тут познакомилась с одним поэтом
по фамилии Кканнеггиссер.
И ещё один вполне «японский» аспект надо отметить в стихах Чернышева. Стихи подразумевают некую ответную реакцию, возможно, неявную, но обязательно оставляющую тому, к кому обращены (а адресат, напомним, почти всегда определён) пространство для манёвра. Деликатность, необходимая для того, чтобы объект посвящения ни в коем случае не «потерял лицо»:
А дом – лишь коробка – бетон и цемент,
заиндивевшая,
если
не наполнен
твоим дыханием
…
как та, картонная, где тыкаемся
на рынке, мы,
слепые котята
Или с отсылкой к одному из самых известных и кровавых библейских сюжетов:
Mir zur Feier, Artaxerx!
как он любил её
эту маленькую Фиру
как я
тебя
Впрочем, для полноценного восприятия этой, редкой в русской поэзии и важнейшей в поэтике Дмитрия Чернышева, коммуникативной деликатности рекомендую прочесть «сборник лирики» «Розовый шар» полностью. Да и собственно поэтическая состоятельность автора становится отчётливо видимой именно на уровне цельной книги.
В завершении хотелось бы привести ещё одну небольшую цитату из Виктора Сосноры. В достаточно давнем, случившемся за 15 лет до получения «Поэта» интервью Галине Зябловой на вопрос «Есть ли у Вас ученики?» Маэстро ответил: «Это должны спросить у учеников». Кажется, книга «Розовый шар», самим названием указующая на один из самых известных текстов Сосноры, даёт вполне ясный ответ.