Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2012
Дебют
Ольга ГРИШАЕВА
Родилась в 1980 году в селе Седельникове Омской области,
где жила до 17 лет. В 1997 году поступила в Омский государственный университет
на исторический факультет. В 2006 году окончила Литинститут им. Горького в
Москве. Работала журналистом, в пресс-службах различных компаний. Замужем,
воспитывает сына.
Рассказы
НЕВЕСТА
В субботу вечером,
как обычно, пошли к бабушке в баню. Днем Вера бороздила канаву у дома и
зачерпнула резиновым сапогом воды. Тайком от мамы они с отцом помыли сапог и
поставили у батареи – сверху он высох, но ткань внутри все еще была влажной,
так что Вера по дороге старалась опираться не на всю ступню, а только на пятку.
На мамины вопросы, почему она хромает, Вера только морщилась. Скоро у них будет
собственная баня, и она сможет хоть десять раз набирать воды в сапоги – идти
все равно никуда не надо будет.
Первыми шли мыться
Вера и мама, с красными пластмассовыми тазиками в руках и пестрыми полотенцами
через плечо. Баня уже протопилась, и Вера спасалась от горячего пара на полу,
упорно отказываясь забираться на лавку. Она поглядывала в мамину сторону, в
который раз удивляясь различиям между ее телом и своим. Мама плеснула в ее
сторону ковш прохладной воды, Вера с визгом подпрыгнула.
Они вытерлись,
накинули халаты, куртки, и, соорудив на головах чалмы из махровых полотенец,
вышли из предбанника. На улице пахло густой весенней влагой с терпкой примесью
надвигающихся заморозков.
Отец ушел в баню
следом, прихватив прошлогодний березовый веник и пахучее пихтовое масло. Мама
легла на диван в комнате с телевизором – так, чтобы краем глаза просматривать
кухню и прихожую. Вера осталась с бабушкой у плиты, скинула мокрое полотенце с
головы, с трудом натянула колючие шерстяные носки на еще влажные ноги. По
оконному стеклу зашелестела снежная крупа.
– Бабуль, видела
нашу новую баню?
– Видела, видела.
Построите – совсем меня забудете, – вздохнула бабушка, вынимая из холодильника
маринованные помидоры, квашеную капусту и трехлитровую банку березового сока.
– Нет, бабуль,
никогда не забудем! Ты же меня читать научила, – оторвалась Вера от
разглядывания огуречной рассады, стоявшей на подоконнике. – И ещё в дурака
играть.
– Тише ты, – шикнула
бабушка через плечо, и продолжила, постепенно повышая голос. – Еще как
забудете! Останется у меня только Галка одна. Да и та замуж выйдет и тоже
ходить перестанет!
– Ага, выйдет она! –
крикнула мама из соседней комнаты, убавив громкость телевизора. – За тридцать
лет ещё ни разу не вышла – так до пенсии в старых девах и прокукует.
– Не за тридцать, а
за двадцать девять! – бабушка будто восприняла вопрос о Галкином возрасте на
свой счет.
– До тридцати-то
немного осталось. Хорошо хоть квартиру получила! Хоть бы без мужа уже, для себя
бы родила.
Родители никак не
дарили Вере ни брата, ни сестры, и она давно уже мечтала о собственном ребенке.
Вера знала, что для этого сначала надо выйти замуж, но вряд ли кто-то возьмет
ее в жены, пока она не выпустится из детского сада. Если только Иванов из
младшей группы, но он ходит в колготках – Вере всегда было немного неловко за
него.
– Мам! А как без
мужа родить?
– Не подслушивай,
тебя это не касается. Только попробуй мне в подоле принести, когда вырастешь, я
тебя сразу предупреждаю! А Галке уже скоро поздно будет.
Вера пожала плечами.
Она не совсем поняла, чего ей не полагается носить в подоле, и почему Галке
можно без мужа родить, а ее это не касается.
– Совести у тебя
нет, такое про родную сестру говорить, – бабушка разметала по столу тарелки и
заглянула в соседнюю комнату. – Лучше познакомила бы ее с кем-нибудь! Вон у вас
на работе завхоз развелся, мне Маруся-уборщица сказала.
– Нужен он Галке –
черта с два. Родила бы давно уже сама и воспитывала бы.
Входная дверь
распахнулась с чавканьем. Галка, появившаяся из-за нее, отерла капли с лица,
встряхнула и повесила на крючок у двери куртку.
Бабушка кивнула в ее
сторону и принялась с усердием нарезать хлеб, мама прибавила звук телевизора.
Галка нахмурилась и огляделась с вызовом.
– Галочка, – подошла
к ней Вера. – Галочка моя. Роди мне ребеночка маленького! Ну пожалуйста! Хоть
без мужа…
– Слышь ты, чучело,
– Галка зыркнула из-под челки в сторону Веры. – Еще раз рот откроешь, по зубам
получишь, ясно?
Из глаз Веры хлынули
слезы, она со всех ног бросилась к матери.
– Мам, а че Гала
меня чучелом называет!
– Галка! Не смей ребенка
обижать!
– А чего вы тут
обсуждаете опять? Поговорить больше не о чем?!
– Галка, остынь! – заволновалась
бабушка. – Нагреешься в бане еще.
– Смотрите, какая
цаца нашлась! – завелась мама. – И
родила бы, кто тебя за это осудит… Воспитали бы!
– Давай, советуй,
много ты воспитала – свою, вон, от матери не забираешь. Возьми и роди второго,
если одной мало!
Вера зажмурилась,
открыла рот в три раза шире, и дальнейшая перепалка доносилась до нее, как
сквозь толстую стену.
Красный после бани
отец возник в дверях, впустив в комнату прохладную весеннюю свежесть, и,
покачиваясь, направился к дивану. Все на секунду притихли и тут же закричали,
перебивая друг друга:
– С легким паром!
Через неделю бани не
было – отец повез маму с бабушкой на рабочем уазике в Камышино на поминки.
Детский сад в субботу не работал, так что Веру с утра отвели к Галке, в ее
квартиру, мыться и ночевать.
У Галки Вера сразу
залезла на диван и принялась ковырять цветочек на покрывале. Галка занималась
субботней уборкой, гремела на кухне тарелками, стульями, дверцами шкафов. Когда
дел больше не осталось, она пришла в комнату, постояла с минуту, глядя в окно,
и опустилась в кресло напротив. Потом подняла глаза на Веру:
– И чего молчим?
Вера не ответила,
продолжая теребить покрывало.
– Обиделась, что ли?
Та молча помотала в
ответ головой.
– Выходить тут не за
кого, понимаешь? И родить не от кого. Одни идиоты кругом.
– Не одни! Мама с
папой мои поженились, вон.
– И че хорошего?
Баню уже второй год построить не могут.
На тумбочке
запиликал телефон, Галка подошла – звонила ее подружка Лосева. Вера сразу ее
узнала, она болтала без умолку, громко, так что ей было всё слышно даже с
дивана. Галка морщилась и отставляла трубку от уха – Лосева звала их в гости,
но она не хотела, говорила, что Вера у нее.
– Галка, бросай
ломаться, так и просидишь все выходные. Приходи, давай! И девчонку бери с
собой, игрушки ей найдем.
Галка, наконец,
согласилась и положила трубку.
– Собирайся. Лосева
сегодня замуж вышла, отмечать пойдем.
Вера обрадовалась –
ей очень хотелось попасть на настоящую свадьбу. Правда, Лосева была толстая, и
она никак не могла представить ее в пышном белом платье – таком, какие носят
только невесты и принцессы. Сейчас Вера боялась пропустить что-то важное и
торопливо натянула красную шапку с большим помпоном. Галка помогла ей залезть в
рукава куртки, обхватила шарфом ее воротник и завязала узлом на шее сзади.
Телефон зазвонил еще
раз: Лосева просила по дороге зайти в магазин за хлебом.
На улице смеркалось.
Единственный фонарь на здании сельсовета был виден издалека – Вера и Галка шли
на его свет.
– Галка, а у Лосевой
фата длинная?
– Чегооо?
– Ну это… фата.
Галка
приостановилась на секунду, расхохоталась так, что закашлялась и еле смогла
говорить:
– Ну ты как скажешь!
Ты что, думаешь, свадьба у них была? Так она второй раз замуж выходит,
расписались – и все.
Вера ничего не
поняла, но повторила вслед за Галкой: «Расписались – и все».
– Она же сначала
замужем за Лосевым своим была, ребенка ему родила – Вовку. Потом Лосев у
кого-то лошадь угнал, его посадили, и она на развод подала. А потом Калаш из
Сургута приехал, да тоже не подарок – наркоман, болтается вечно где-то на
севере. Тут уж не до фаты.
– А кто такой
«наркоман»?
– «Терминатора»
смотрела вчера по телеку?
– Только немножко с
начала, потом мне папка сказал спать идти. Там мужик одежду отбирал у всех.
– Вот и наркоманы
тоже отбирают. И продают потом.
Вера несколько раз
повторила новое слово, пробуя его на вкус и пытаясь примерить к кому-нибудь из
знакомых. Слово ни к кому не шло.
Они приближались к
центру села. Со стороны клуба доносились удары музыки, в окнах мелькали огни,
мимо прохаживались девушки в коротких юбках и тонких колготках. Вере было их
жалко, они наверняка мерзли.
Галка замедлила шаг,
когда они поравнялись с клубом, и стала всматриваться в силуэты куривших на
крыльце парней.
– А ты, Галка,
почему на танцы не ходишь? – спросила Вера.
– Че позориться-то.
Старая уже. Засмеют, – буркнула она, но сама продолжала вытягивать шею, глядя
на темное крыльцо.
В магазине собралась
небольшая очередь, в числе первых в ней стояла бабушкина соседка Тихоновна с
фиолетовыми волосами свежей покраски. Она спросила у Галки, когда вернется с
поминок родня, поинтересовалась, куда они идут, хмыкнула и взялась за
нерасторопную продавщицу. Вера присела на корточки у прилавка, Галка
посматривала на настенные часы, хмурилась, но в разгоравшийся между Тихоновной
и продавщицей скандал не вмешивалась.
В дверях появился
нетрезвый вихрастый парень в распахнутой куртке, из-под которой виднелась
полосатая майка-тельняшка, на груди торчали редкие волосы.
– Привет, красавицы!
– крикнул он всей очереди.
– У-у, зальют бельма
сначала, а потом им все красавицы, – переключилась на него с продавщицы
Тихоновна.
– Имею право! – он
картинно притопнул ногой. – Братишка мой женился сегодня. Слыхали про такого –
Калаш? На Ленке Лосевой. Оба-на!
– Ага, женился, а
сам в тот же день на север укатил! Вон, и гости свадьбу отмечать идут – без
жениха, – Тихоновна показала на Галку и Веру и засмеялась. – Бабьим
коллективом!
– Вы чьих будете, такие
красивые? – обратился он к Галке, расплывшись в улыбке, и потрепал по голове
Веру. – Дочка, наверно?
Галка, цокнув,
посмотрела на него тяжелым взглядом.
– Евсеева она, – откликнулась
Вера. – Галочкой зовут. А я ей племянница, Вера.
– Галочка, значит…
Как птичка, – он замаслился, зарозовел, а через секунду грохнулся на колени,
схватил Галку за руку и закричал: – Красавица, выходи за меня замуж, а? Меня
Анатолий зовут, можно Толик. Калаш – братишка мой. Из Сургута мы.
Галка процедила
сквозь зубы: «Что ж за уроды-то кругом?», шумно выдохнула и уставилась в
потолок.
– Ну почему сразу
уроды? – обиделся Анатолий. – Может, у меня любовь к тебе.
Тихоновна,
расплатившись с продавщицей, включилась в разговор с двойной энергией:
– За таких, как ты,
только и выходить! Брат твой, вон, Ленку Лосеву отлупил на прошлой неделе так,
что руку ей сломал – пришлось в больнице гипс накладывать. Она сказала всем,
что упала, но синяк-то под глазом не скроешь! Еще и расписалась с наркоманом
этим. Слава богу, он сразу на север уехал – Ленкины синяки хоть успеют зажить.
Хороша невеста!
– Так, всё! – встрепенулась
Галка. – Вы, Наталья Тихоновна, купили, что хотели? Вот и нам дайте купить.
Тихоновна
неодобрительно покачала головой, проверила еще раз содержимое сумки и вышла.
Анатолий оперся на
прилавок и придвинулся к Галке поближе.
– Галочка, ты не
слушай всяких. Калаш – он, может, и правда отлупить не дурак. А я не такой. У
меня собака старая жила, шестнадцать лет ей было, ходить под себя начала. Так я
не смог ее убить, отвел к Калашу – тот ее и повесил.
– Добрый какой! –
Галка расплатилась с продавщицей и положила хлеб в пакет.
Продавщица распорола
пакет с семечками и начала щелкать, с интересом поглядывая на Анатолия.
– И на жену я бы
руки не поднял – ни-ни. Не такой я. Клянусь.
– Дядя Толик! – Вера
дернула его за край куртки. – Галка за тебя все равно не пойдет, женись на мне
лучше! Мама мне ни брата, ни сестричку родить не хочет, а так у меня свой
маленький будет.
– Я для тебя
староват, подруга. Давай лучше я на тетке твоей женюсь, а ты к нам нянчиться
приходи.
– Всё, хватит
болтать, пошли уже, – Галка взяла Веру за руку и потащила к двери.
– Пока, девчоночки!
– крикнул им вслед Анатолий.
У Лосевой с порога
пахло вкусной едой. Сама она в длинном розовом халате, действительно чем-то
напоминающем платье невесты, выплыла встречать их в сени, пряча забинтованную
руку в шелковых складках. Вера приглядывалась то к одному ее глазу, то ко
второму, но при слабом свете прихожей следов синяка было не различить. Вера с
разочарованием вздохнула.
– Вы чего так долго?
– Да привязался в
магазине пьяный хмырь какой-то. Сказал, что он брат твоего Калаша, – Галка
повесила куртку слишком резко, сорвала петельку и рассердилась еще больше.
– Толик, наверно? Он
сегодня у нас был. Ему тут понравилось, хочет за братом переехать.
Вера вбежала в
комнату – в ее центре стоял раздвижной полированный стол, покрытый цветной
клеенкой и заставленный едой, между салатницами виднелась бутылка водки. На
угловом диване угрюмо сидел толстый мальчик лет семи – сын Лосевой Вовка.
– Мы одни, что ли,
тут будем? – поинтересовалась Галка, покопавшись рукой в тарелке и вытащив
ломтик помидора. – А где жених?
– А че нам жених? Мы
и сами прекрасно отметим. Садитесь, гости дорогие! – Лосева взяла бутылку,
налила себе и Галке по стопке. – А ты, Верка, морсу попей. Вовка, иди сюда
тоже!
Вовка встал и,
громко топая, ушел в другую комнату.
– Ну и хрен с ним, –
сказала Лосева, опрокинула рюмку и отправила следом соленый огурец.
– Ленка, а правда у
тебя муж – Терминатор? – спросила Вера. – Мне Галка сказала.
Лосева искоса
посмотрела на Галку и заколыхалась от смеха:
– Ну, может не
совсем… но что-то в нем есть такое, мужественное… Ой, у меня же там
фаршированные перцы еще, – вспомнила она и побежала на кухню.
– Не Терминатор, а
наркоман, – вполголоса заметила Галка, обратившись к Вере. – Только Лосевой об
этом не говори. О таких вещах не говорят.
Вера кивнула – она
не хотела выглядеть перед взрослыми глупой, поэтому ей часто приходилось
соглашаться с тем, чего она не могла понять.
Лосева вернулась,
держа в руках кастрюльку с фаршированными перцами. Им с Галкой захотелось
поболтать наедине, и Веру отправили в комнату к Вовке.
Игрушки у Вовки были
старые – несколько машинок, по большей части сломанных, конструктор, в котором
не хватало деталей, да мятые пазлы. Сам Вовка все время молчал.
Вера покрутила в
руках колесо от грузовика, без интереса покопалась в пазлах и предложила Вовке
пожениться. Он не был ее идеалом – молчалив и толстоват, но за неимением
лучшего выбирать не приходилось.
– А что мне за это
будет? – Вовка не хотел сдаваться без боя.
Из ценных вещей у
Веры дома был только игрушечный телефон, который не только проигрывал мелодии
при нажатии на разные кнопки, но и мог записывать и воспроизводить голос. Этим
телефоном Вера дорожила, но мысль о собственном ребенке была куда более
заманчивой, поэтому после недолгих сомнений ее лучшая игрушка оказалась на
кону. Вовка долго не хотел верить на слово, что она отдаст ему телефон, но в
итоге сдался.
Вера попросила его
принести ручку и бумагу, а сама сорвала с подушки тюлевую накидку и прицепила
ее к заколке на голове. Вовка вернулся с вырванным из тетради листочком в
клеточку и коробкой фломастеров.
– Надо расписаться
теперь, – сказала Вера и вывела на листке большими красными буквами: «ВЕРА».
Вовка еще раз
напомнил про телефон и нарисовал под Вериной подписью петельку. Вера выхватила
у него из рук листок и закружилась с ним, крича и смеясь: «Ура, у меня будет
ребенок!» Ей захотелось поделиться этой новостью с Галкой.
В комнате все еще
стоял накрытый стол, но за ним не было ни Галки, ни Лосевой. Вера, поддерживая
накидушку рукой, побежала по коридору на кухню – оттуда доносились
всхлипывания, тянуло табаком. Лосева курила на подоконнике у открытой форточки,
зажав сигарету свободными пальцами загипсованной руки, дым задувало обратно в
комнату. Халат ее распахнулся, обнажив полные ноги с узелками вен, по щекам
размазалась тушь, под глазом проступил синяк. Галка сидела рядом, подперев
подбородок.
– Галка, а я замуж
вышла – вперед тебя! За Вовку, – Вера показала листок с подписями. – Я ему
телефон пообещала, чтобы он на мне женился. Теперь жду ребенка.
– Никто тебе не
разрешит телефон отдать – он, знаешь, сколько стоит? – мрачно заметила Галка. –
Иди и разведись, пока проблем не заработала.
Лосева перестала
всхлипывать, затушила окурок о чашку и сказала:
– Прежде чем советы
давать, надо самой хоть раз попробовать. А то у некоторых ни счастья, ни
несчастья нет.
Галка фыркнула,
поднялась с табуретки и велела Вере собираться.
На улице совсем
стемнело. Вера высоко поднимала ноги и осторожно ступала, стараясь не залезть в
грязь.
– Галка, а почему
Лосева ревела?
– Да наркомана ее
повязали сегодня, героин продавал. При мне звонили из города, сообщили. Посадят
теперь, сто процентов.
Утром отец привез
маму и бабушку с поминок. Вера, придя домой, взялась за ревизию чемодана с
игрушками. Прослушала все мелодии на своем телефоне, записала куплет песни про
тонкую рябину, которую они выучили с бабушкой, несколько раз сняла и положила
трубку. Еще раз изучила корявые подписи на бумаге в клеточку, оглянулась на
лежащего в игрушечной коляске пупса, одетого в ее старые ползунки, и
нерешительно разорвала листок.
В следующую субботу
Галка в баню не пришла. Мама с бабушкой накинулись на Веру с вопросами,
знакомилась ли Галка с кем-нибудь и что вообще говорила. Вера смогла вспомнить
только «брата Терминатора», но в это знакомство никто не поверил – подумали,
что сочиняет.
В августе
праздновали Галкину свадьбу. Жениха, который уже на выкупе слегка не вписывался
в двери, поддерживали под локти Верин отец и свидетельница невесты Лосева.
Галка смеялась и вся светилась от счастья. На ней было пышное белое платье – из
тех, что носят только невесты и принцессы, а голову окутывала воздушная фата.
ПРИХОДИЛ ВАЛЕРКА
БОРОДИН
Новость о возвращении
Валерки Бородина облетела деревню в считанные часы. Вера услышала об этом у
колонки, куда они с бабушкой каждый вечер отвозили на железной каталке пустую
сорокалитровую флягу, чтобы потом тащить ее назад полную воды. Вера бегала
вдоль очереди, когда подошла бабушкина соседка Тихоновна и сообщила, что
Валерку выпустили по амнистии, а так бы сидеть ему еще два года. Очередь из
разноцветных платков на несколько секунд умолкла. Началось обсуждение с
прихлопыванием по бокам и неопределенными восклицаниями.
Бабушка взгромоздила
на каталку вспотевшую флягу, капли с которой темными шлепками падали в дорожную
пыль, и решительно потащила ее в сторону дома, продолжая начатый в очереди
разговор уже с Верой:
– И если увидишь
Валерку Бородина – сразу ноги в руки, разворачивайся и марш домой!
– Почему?
– Почему, почему! Да
он сел, когда ты еще на свет не родилась!
– Куда сел-то,
бабуля?
– В каталажку! Жене
своей голову отрезал.
Вера засмеялась.
Каталажка представилась ей похожей на бабушкину железную каталку для фляги, на
которой восседал какой-то Валерка и кивал всем встречным направо и налево. «И
как он только на ней помещается? Она же неудобная», – гадала Вера. А уж как
Валеркина жена обходилась без головы, было совсем непонятно.
– Как же он
отрезал-то, бабуль?
– Как, как! –
бабушка резко остановилась, бухнув каталку с флягой об асфальт. – А вот так! –
и провела большим пальцем по шее. – И тебе отрежет, если будешь с ним
разговаривать!
Вера притихла –
остаться без головы ей сейчас совсем не хотелось. Бабушка с пяти лет готовила
ее к первому классу, и она уже научилась писать печатными буквами. Без головы
никаких букв у нее не получится, а тогда не видать ей и школы. Придется всю
жизнь ходить в детский сад, играть в «каравай» и лепить фигурки, а потом под
надзором нянечки Полины Борисовны отдирать пластилин от пола за провинности.
Вера задумалась и твердо решила, что ни в какие разговоры с Валеркой Бородиным
вступать не будет.
На следующий день
отец вытащил из сарая старый трехколесный «Урал» с люлькой и полдня возился с
ним во дворе. Мотоцикл не поддавался. Вера сидела рядом на траве и следила за
цветными проводками, которые отец соединял в разной последовательности.
– На, поиграй, – он
протянул дочери свечу зажигания, покрытую белым фарфором.
Свечка оказалась довольно тяжелой. Вера
покрутила ее в руках и положила в передний карман юбки, который сразу отвис.
– А мама говорит,
что нечего тебе этот мотоцикл ремонтировать, – Вера прищурилась точь-в-точь как
мать и сложила руки на груди. – Только впустую время тратить!
Отец усмехнулся и
вытащил из кармана пачку «Примы».
– Почему впустую? –
запыхтел он, шевеля усами. – Мне он заместо друга. Знаешь, сколько мы с ним
пережили? И на картошку ездили, и на лося ходили…
Он обошел вокруг
мотоцикла, похлопал его по бензобаку.
– Лося пришлось
частями из лесу вывозить – большая скотина была. Сколько в жизни всего
интересного было, эх… Жалко ленивый я, а то бы дневник вести и записывать –
потом вспоминать интересно. А так не помню ничего.
– Как это – дневник?
– Ну берешь
тетрадку, пишешь, какой день, а потом что произошло. Так точно не забудешь.
Вера попыталась
вспомнить, что интересного было в ее жизни. Самым ранним воспоминанием оказался
опрокинутый шкаф в средней группе детского сада. Ей тоже захотелось вести
дневник, и чтобы в нем было побольше интересных событий.
Беременная Ласка
загромыхала цепью в другой стороне двора и разлаялась. Из-за приоткрывшихся
ворот показалась коротко стриженная голова со сморщенным в улыбке носом. За
ними появилась серая ветровка, надетая поверх тельняшки, грязные штаны и
резиновые сапоги.
Отец выронил гаечный
ключ и привстал с табуретки:
– От твою ж мать –
Валерка! Бородин!
– Здорово, старик.
– Ну заходи уже, не
стой там в воротах…
Валерка Бородин
неумолимо приближался. Вера с ужасом посмотрела на его щербатый рот и
разрыдалась.
Отец с Валеркой
обнялись и долго хлопали друг друга по лопаткам.
– Это твоя, что ль?
– оскалился гость в сторону Веры.
– Моя, подрастает.
– Ты че ревешь,
свиристёлка?
Вера завопила еще
громче. Отец взял ее за руку и показал Валерке на табурет:
– Садись, щас приду.
Он отвел девочку в
дом, включил телевизор и ушел к Валерке. Вера на пару минут отвлеклась на кота
Леопольда и его мышей, но затем решительно встала, обула у дверей мамины галоши
и похлюпала во двор. Валерки с отцом у мотоцикла уже не было, их голоса
доносились из предбанника. Вера прошла мимо собачьей будки, поленницы и
курятника к бане, встала у порога и несколько минут молча следила за тем, как
отец достает из-за мешков с комбикормом бутылку самогонки и разливает ее по
железным кружкам. Валерка, сидевший рядом на перевернутом ведре, закурил и
задумался, глядя в дверной просвет поверх Вериной головы. Морщины на его носу
не разглаживались, даже когда он не смеялся.
– Пап, бабушка
сказала, если я буду с ним разговаривать, он мне голову отрежет! – выпалила
Вера и показала пальцем в сторону Валерки.
– А ты не
разговаривай, дочь. Посиди молча. Вон туда, на мешок можешь сесть.
Валерка приподнялся,
пошарил по карманам куртки и достал конфету. Вера несколько секунд боролась с
сомнениями, но в итоге молча взяла ее из Валеркиных рук. Потом подумала еще
секунду, вытащила из переднего кармана свечу зажигания, которую дал ей отец, и
протянула Валерке. Тот покрутил ее в руках, постучал по ладони и сунул за
пазуху. Вера подумала, что получился неплохой обмен.
– Ну ладно, я пошла
мультики смотреть.
– Иди, дочь. Твое
здоровье! – отец с Валеркой чокнулись и, опрокинув по рюмке, страшно закрякали.
Вера вошла в дом
довольная, что ей удалось съесть конфету и при этом избежать разговора с Валеркой,
но с чувством легкой тревоги за отца. В шкафу родительской спальни она нашла
чистую розовую тетрадку и ручку и, сев за стол на кухне, начала очень медленно
и усердно выводить кривоватые буквы.
К вечеру отец заснул
на полке в бане, а Валерка ушел. Мама вернулась с работы и взялась за ужин.
Когда отец проспался и вошел в дом, опухший, весь в муке и комбикорме, мама
напустилась на него:
– Хлев нечищеный
стоит, а ты тут самогонку хлещешь целыми днями!
– Не целыми! Повод
был, – пробормотал отец.
– Повод?! Уголовник
твой из тюрьмы вернулся – вот так повод! Всех нас перережет теперь! И телевизор
унесет!
– Мать, не ори,
голова болит…
– Голова у него
болит! Да ты посмотри, что ребенок в дневнике своем пишет. Только научилась
писать – и уже про дружков твоих, алкашей и уголовников!
Мама побежала на
кухню, схватила розовую тетрадку и открыла на первой странице прямо перед
отцовским носом. На белом листе была единственная корявая запись:
«ПЯТАЯ ИЮНЯ.
ПРИХАДИЛ ВАЛЕРКА БАРАДИН».
Вера прислонилась к
косяку и вздохнула. Отец, рассмеявшись, взял дневник, легонько похлопал им
девочку по голове и сказал:
– Молодец, дочь.
Мама с негодованием
хлопнула руками по бокам и ушла на кухню, продолжая кричать оттуда:
– Давай еще ты мне
голову отрежь, как дружок твой своей отрезал! Будет вам с уголовником, о чем
выпить! Водись, водись с такими и дальше!
Прошло несколько
дней. Вера с бабушкой шли за коровой вечером и встретили на перекрестке соседку
Тихоновну. Она сдвинула платок на затылок, наклонилась к девочке, начала щипать
ее и сюсюкаться. Вере стало не по себе.
– Внучка-то у тебя
ночует, что ли? Тьфу ты эту пылищу, – Тихоновна достала из кармана носовой
платок и громко высморкалась.
– Ага, мать в город
уехала. Оладушков завтра напечем.
– Смотрите,
осторожно там. Валерка Бородин хату снял через дом от вас.
– У Моисеевых?
– А то! Ворота на
засов запирайте.
– Уж запрем
покрепче!
Вера углядела в
однотонном красном стаде кривой рог Буренки и дернула бабушку за платье.
На следующий день
они взялись за стряпню, и Вера все думала, как тяжело приходится, наверное,
Валеркиной жене без головы. Захочет она, допустим, оладьи постряпать и
перепутает соль с сахаром, или сковороду не найдет – что тогда Валерка на обед
будет есть? Ей ужасно захотелось посмотреть, как его жена управляется с
хозяйством.
После обеда бабушка
прилегла на диване, а Вера потихоньку вышла со двора и направилась к дому
Моисеевых. У мостика через канаву она ненадолго остановилась, но любопытство
так и подталкивало ее к воротам. Она медленно открыла их, тихонько лязгнув
железным замком, и на цыпочках вошла в дом.
Валеркиной жены
нигде не было. Сам он сидел на кухне и вздрогнул, услышав Верины шаги.
– А, свиристёлка
пришла. Ну садись. Бери вот конфеты.
Вера не стала
отказываться и залезла на стул, поближе к тарелке с карамелью.
– Валерка, ты зачем
жене голову отрезал?
– Да не помню особо
– пьяный был. А она гулящая была. Я еще до женитьбы знал, думал, пройдет у нее.
Загуляла, неделю дома ее не было, вот и отрезал.
– Как же она без
головы живет, Валерка?
– Так не живет!
Померла. Убил я ее.
– Убил! А голова
куда делась?
– Похоронили с
головой, шесть лет уж прошло.
Вера отвела взгляд
на окно – там вдоль дороги рядком ковыляли пятеро белых уток – и вздохнула:
– Бабушка тоже
недавно рыжего Ваську убила.
– Ишь ты! Чем это ее
скотина невинная обидела?
– Чем, чем! Мышей
плохо ловил и на кровать ссался. Бабушка говорит – вздернула на веревочке, и
делу конец. А мне жалко так котика! Васечку.
– У меня Мурка
окотилась, я двоих оставил. Хочешь посмотреть?
– Хочу, Валерка!
Они прошли через
кусты малины в баню. Там в деревянном ящике на газетах спала трехшерстная кошка
и двое котят – дымчатый и черный. Вера подняла черного, прижала к себе и начала
гладить. Котенок заурчал.
Валерка довольно
сморщился, присел на корточки и почесал мамашу-кошку за ухом.
– Хочешь, забирай
себе черного.
– А можно?
– Забирай!
Вера еще крепче
обняла котенка и сразу побежала, пока бабушка не проснулась, быстро-быстро,
словно опасаясь, как бы Валерка не передумал. Спрятала котенка в кладовке,
устроила ему гнездо из бабушкиного пальто и тайком принесла молока в блюдце.
Котенок напился и уснул. Весь оставшийся день Вера бегала к нему, а бабушка
никак не могла понять, почему внучка сегодня так часто просится в туалет.
Перед сном Вера еще
раз наведалась в кладовку. Котенок написал на бабушкино пальто и распищался,
скучая по матери. Вера решила взять его к себе в постель. Бабушка, услышав
мяуканье, прибежала к ней в комнату:
– Это кто еще у
тебя?
– Котеночек…
– Вижу, что не
собака. Где взяла?
– Валерка Бородин
подарил.
– Валерка? Бородин?!
А ну-ка давай его сюда!
Вера накрыла котенка
руками и завопила во весь голос:
– Бабулечка,
дорогая! Ну давай оставим котеночка! Ну прошу тебя! Он такой хороший! Я заберу
его к себе, буду воспитывать…
Бабушка сердито
отвернула голову:
– Завтра позвоню
отцу, пусть несет его обратно к этому уголовнику!
Девочка обливалась
слезами, котенок пищал.
– Ты злая! Ты меня
обманула! Я разговаривала с Валеркой, и он не отрезал мне голову!
– Отрежет еще,
погоди! Чтобы больше не было никакого Валерки! А котенок твой если гадить
будет…
– Спасибо,
бабулечка! – Вера, не дослушав, уложила котенка рядом с подушкой и залезла под
одеяло, счастливая.
На следующий день
они с бабушкой отнесли котенка в дом родителей Веры. Мама, вернувшаяся из
города, тоже отругала Веру за Валерку Бородина, но разрешила оставить его
подарок при условии, что девочка будет кормить его сама. Котенок быстро
освоился и через несколько дней уже бегал по дому с Верой наперегонки. Валерка
у них больше не появлялся – отец теперь ходил к нему сам и Веру с собой не
брал.
Несколько недель
спустя котенок охотился на мух во дворе и выбежал из-под ограды на дорогу. Вера
кинулась за ним и едва успела схватить перед проезжающей машиной. Отряхнув пыль
с его шерсти, Вера подняла глаза и узнала Валерку, шедшего по противоположной
стороне дороги. Он помахал ей рукой.
– Ну че, котенок-то?
Обжился?
– Ага, игручий.
Назвали Черника. Это кошка ведь.
– Дай-ка погладить,
– он подошел и взял котенка, но тот никак не хотел спокойно сидеть на руках.
Вера забрала его назад и поинтересовалась:
– Ты с работы идешь?
– Не, не берут меня
на работу. Я ж из тюрьмы. Не хотят. Скоро жрать нечего будет.
– А ты картошку
посади.
– Раньше надо было.
Не поспеет.
– Тогда конфеты
можно есть, Валерка.
Издалека послышался
крик, Вера с Валеркой обернулись. Прямо на них неслась Тихоновна, бабушкина
соседка, в развевающемся, как флаг, платке.
– Ах ты гад! Дубина
ты, убийца! Ты чего ребенку мозги пудришь, сволочь ты тюремная! Как вас, таких
гадов, выпускают только! Всю жизнь бы тебе сидеть за решеткой!
Она подбежала к ним,
вырвала у Веры из рук котенка, а саму ее схватила за плечо и потащила к воротам
дома.
– Проваливай отсюда!
– обернулась она к Валерке. – Иди в каталажку свою! Чтоб тебя разорвало!
Валерка пожал
плечами, криво усмехнулся и пошел дальше, прищурившись.
– Девочка моя, не
бойся, маленькая. Не обидел он тебя, нет? Сволочь – она и есть сволочь. Сейчас
я матери твоей и бабушке позвоню…
Валерка Бородин
вскоре пропал. Отец ходил к нему несколько раз, стучался в ворота и звал его,
но никто не откликался. Вызвали хозяев, Моисеевых, они открыли дом, но там не
было никого, кроме оголодавшей кошки.
Через неделю Вера с
бабушкой, как обычно, повезли каталку с пустой флягой к колонке. Слышалось
бряканье железных ведер, шумела вода, сама же очередь была непривычно тихой.
Там они и узнали, что Валерку сегодня нашли в лесу.
Вера пришла домой,
съела конфету, погладила котенка. Во дворе отец разливал самогон, вокруг него
на перевернутых ведрах сидели мужики и выпивали, не чокаясь. Она достала из
шкафа розовую тетрадку и ручку, села за стол и кропотливо вывела на бумаге
вторую запись:
«ВАСМАЯ ИЮЛЯ.
ВАЛЕРКА БАРАДИН ПАВЕСИЛСА».
ВЕРА И СМЕРТЬ
Готовиться к смерти
Вера начала с пяти лет, вместе с бабушкой. В разговоре с соседкой та жаловалась
на боли в спине и причитала, что ждет – не дождется, когда ангелы протрубят ей
отходную и унесут на заслуженный отдых в Небесное Царство. Вечером бабушка
взялась за блины, и Вера, наматывая круги около табурета, остановилась и
поинтересовалась, в какое-такое царство она собралась. Старушка махнула рукой в
сторону позолоченного солнцем подоконника, сказала, что «там, на небе, никто не
болеет и всё есть» и «скорее бы смерть пришла, а то сил никаких не осталось
вас, оглоедов, воспитывать». Вера подбежала к окну, забралась под тюлевую
занавеску, чихнула от осевшей на ней известки, и, глядя на заходящее солнце,
спросила, будет ли на небе велосипед. Получив в ответ утвердительный кивок, она
всем сердцем пожелала умереть как можно скорее.
Вера ждала смерти
каждую минуту и, памятуя о том, что дедушка, которого она никогда не видела,
умер во сне, засыпала, ожидая увидеть утром у дверей новенький велик с
непременным сигнальным звонком и сияющими катафотками. Однако смерть все не
приходила.
Бабушка откладывала
на похороны с каждой пенсии. Лаковые туфли были уже готовы, в шкафу висел
выходной костюм двадцатилетней давности, обработанный нафталином. Она регулярно
снимала его с плечиков и чистила, поскольку на тот свет нужно отправляться в
лучшем виде – событие это все-таки ответственное и случается всего один раз в
жизни. Вера подумала, что приход смерти хорошо бы ускорить, а то велосипеда не
дождешься, и тайком начала готовиться вместе с бабушкой. Покопалась в мешке с
носками, вытащила одинаковую белую пару и спрятала в коробке из-под электрического
чайника. Этого ей показалось мало – забравшись в шкаф, она отыскала зеленую
атласную комбинацию с кружевами, которую бабушка никогда не надевала. Кружевной
шлейф волочился за ней по полу, и лучше наряда для Небесного Царства было не
найти – сорочка отправилась в коробку к носкам. Все было собрано к смерти, и
вот-вот она должна была забрать Веру. Девочке представлялось, как едет она по
Царству на велосипеде и за спиной ее развеваются атлас и зеленые кружева.
Но смерть как будто
смеялась над Верой. Вместо нее она забрала соседа дядю Петю Качалова – помер он
от сердечного приступа, а работал сторожем на овощебазе. Половина Лосиного
собралась хоронить дядю Петю – кто пришел ради поминок рюмку-другую пропустить,
кто просто поглазеть на покойника, а кто и правда попрощаться хотел. Бабушка
тоже собралась на кладбище, и, к большой радости Веры, прихватила внучку с
собой.
На подходе к
кладбищенским воротам слышались крики и плач. У земляной насыпи на деревянных
табуретках стоял обшитый красным сукном гроб, где спал тощий дядя Петя с
посиневшим носом. Рядом лежала пара пластмассовых венков от коллектива
овощебазы и один неподписанный. Его жена, краснолицая Варвара, один за другим
совала в руки стоявшей рядом дочери использованные носовые платки с воплями
«что ж ты так рано от нас ушел» и «на кого оставил», выхватывала их назад и
сморкалась по второму кругу. Дочь дяди Пети тоже плакала, всхлипывали и
несколько родственных старушек. «И чего они ревут, радоваться надо, – думала
Вера. – Все у человека будет теперь, даже велосипед». Пришел, шатаясь, и Верин
отец – он прижимал к груди початую бутылку, оступился и едва не угодил в
могильную яму. Бабушка со злостью схватила его за шиворот, а отец, утирая
слезу, закричал: «Это все вы, бабы! Сгубили парня, теперь и шкалик раздавить не
с кем!» Тут уж на него накинулась целая орава бабушкиных подруг, которые
вытолкали его прочь. А Вера, увидев всеобщее замешательство, бросилась
наперерез к покойнику, принялась трясти его за рукав и кричать: «Дядя Петя, ну
как же ты помер, скажи? Забери меня с собой!» Бабушкины подруги переключились
на Веру, оттащили ее от гроба и принялись шушукаться, что ребенок, вишь,
чувствительный, и так переживает смерть соседа – по большому-то счету алкаша и
бездельника. Дядю Петю опустили в могилу, Вера рыдала в полный голос – вместе с
красной материей гроба исчезала под землей ее велосипедная мечта.
За столом вспоминали
покойника и говорили – ну слава Богу, хоть сено успел скосить. До картошки,
правда, не дожил, придется Варваре с дочерью самим копать, а поле-то соток
тридцать, не меньше. Им теперь столько и не надо, в заготконтору по три рубля
сдадут, – глядишь, и денег выручат. Вера жевала маринованные огурцы и донимала
расспросами бабушку – если человек в гробу лежит, значит, он уже мертвый?
Бабушка кивала и говорила, что без гроба хоронить никто не будет.
На следующее утро
Вера не могла дождаться, когда мама уйдет на работу. Детский сад был закрыт на
месяц – там травили тараканов и красили забор, так что Вера сидела дома то с
отцом, то с бабушкой, которая жила неподалеку. Сегодня она еще не пришла, и
девочка перебирала игрушки, думая о велосипеде и выжидая подходящий момент. Во
дворе послышался грохот и ругательства, в дверях появился отец – не с первого
раза ему удалось вписаться в проем. Он поднял палец кверху и медленно опустился
на пол, растянувшись по всей прихожей. Вера, не обращая внимания на пьяное
бормотание отца, вытащила из голенища его сапога молоток и поволокла по
коридору. Возле кухонного шкафчика остановилась, открыла дверцу и, встав на цыпочки,
попыталась достать заржавевшую банку из-под кофе. Удержать ее не получилось,
гвозди с грохотом рассыпались по полу – Вера еле успела присесть на корточки и
прикрыть голову ладонями. Отец выкрикнул: «Стой, стрелять буду!», и через
несколько секунд снова захрапел. Она положила несколько гвоздей среднего
размера в передний карман и, прихватив молоток, вышла из дома.
Вверху не было ни
облачка, пахло тмином, разросшимся по всей ограде. На куче песка, вытянув лапы,
спала беззаботная Баська. Вера обогнула малинник, пару раз ойкнув из-за
крапивы, и остановилась у жирных лопухов. Там валялись сломанные ящики из
деревянных реек, в которые, если их починить, можно было поставить банки с
вареньем и на зиму опустить в погреб. Вера сложила коробки в линию и легла рядом,
чтобы посмотреть, сколько штук ей потребуется.
Сделать одну коробку
из трех оказалось не так-то просто. Занозив пальцы и кое-как скрепив две, Вера
отправилась на подзаправку – в это время на обед с работы как раз вернулась
мама. Отпинав отца, мама с криком всучила ему в руки ведро и отправила кормить
куриц. Вере тоже перепало за рассыпанные гвозди, вымазанную юбку и царапины на
руках и коленях.
После обеда девочка
со всех ног побежала к лопухам. Отец с пустым ведром лежал в малине – перед
этим он, видимо, топтался вокруг и прошелся по коробкам, безнадежно испортив
полдня тяжелого труда дочери. Этого Вера вынести не смогла и разревелась самыми
горькими в своей жизни слезами. На крик прибежала собиравшаяся на работу мама и
подоспевшая следом бабушка, вернувшаяся из комхоза. Вдвоем они растолкали отца
и, разобрав сквозь море слез просьбу Веры, наперебой стали кричать, чтобы он
сколотил ей коробки, как она хочет. Отец, матерясь и проклиная всех женщин на
свете, смастерил из реек один большой дырявый ящик. Верины слезы высохли тут
же, и с ощущением полной победы она бросилась в свою комнату, чтобы достать
узелок с похоронными вещами.
Мама с бабушкой
ушли, отец забрался на чердак и захрапел оттуда на весь дом. Вера медленно,
чтобы не поломать, протащила ящик через двор, время от времени останавливаясь
на отдых, внесла его в большую комнату и положила посредине. Надела перед
зеркалом зеленую комбинацию с кружевами, мамины красные босоножки поверх белых
носков, легла в гроб и закрыла глаза.
Сколько времени
прошло? Может семьдесят лет, а может семь минут. Перед глазами Веры мелькали
лица, предметы, события, все кружилось хороводом – знакомое и незнакомое. Во
сне или наяву – она перестала различать.
Кто-то коснулся ее
руки – перед ней стояла женщина со смутно знакомыми чертами, на ней были
лаковые туфли и бабушкин выходной костюм. «Верочка, ну вот и дождались мы тебя.
Как ты без нас жила? Вспоминала ли?» «Бабулечка, всю жизнь вспоминала», – она
приподнялась на локтях и увидела, как в комнату вошла мама. Ее лицо было
спокойным и гладким, было видно, что она и не думает кричать на дочь за взятые
без спросу красные босоножки. Вере от этого стало смешно и радостно. Мама
погладила ее по голове и поцеловала в макушку. «Мамочка, а где же самое
главное?» В комнату вошел отец, ведя за руль новенький синий велосипед с
блестящими спицами. Отец был трезвым, смотрел печально и словно просил за
что-то прощения. Вера выскочила из ящика и, подобрав зеленый подол, бросилась к
маме, обняла ее, потом бабушку и отца, подбежала к велосипеду и посигналила
несколько раз. Катафотки велосипеда сияли. Из окна во все стороны лился белый,
невозможно белый свет.