Повесть про людей
Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2012
Дебют
Дмитрий Ульянов
Родился в
1973 году. Окончил романо-германское отделение филологического факультета СГУ в
1995 году. С 1996 года профессионально занимается журналистикой,
преимущественно телевизионной: работал корреспондентом, ведущим новостей, редактором,
сотрудничал с федеральными телеканалами в качестве регионального репортера. Вел
авторскую телепрограмму «Гонка за ветром» на канале НТВ-плюс. Снимает
документальное кино («Вернуть пароход» – об истории волжского судоходства,
2010). Пишет сценарии игровых фильмов и сериалов (участие в проекте «МУР», премьера
– осень 2011 года на Первом канале). Автор нескольких сотен текстов к песням. Живет
в Саратове.
ИНОПЛАНЕТЯНЕ
Повесть
про людей
Над рекой разразилась гроза. Мы с «Крохой»
возвращались на свой остров глубоко за полночь. То и дело горизонт озарялся
неистовыми всполохами, и несколько секунд спустя в небе что-то взрывалось. Потом
огромная небесная телега на железных колесах тряслась по облачным ухабам, пока
не стихала где-то за Волгой, но тут подгоняли новую. И
так уже целый час. Гроза уходила на юго-восток.
Я шел под одним гротом, избегая мелей. Этот
причудливый подводный лабиринт мне был хорошо знаком, но свежий попутный ветер
не давал расслабиться. Выскочишь со всего хода на песчаную косу и будешь сидеть
на ней до рассвета, пока кто-нибудь не придет на помощь.
Потрепанная «Кроха» легко слушалась руля. У нее,
похоже, было хорошее настроение. Весь вечер пришлось отсиживаться в камышах,
пережидая бурю. Меня давно заждались в домике на Зеленом острове, но связаться
с берегом не было никакой возможности. И вот теперь, когда ветер немного
поутих, моя маленькая яхта радовалась, что вырвалась, наконец, на свободу.
Устремленное в небо треугольное крыло паруса налилось ветром и тянуло нас
вперед так, что за кормой плясала веселая волна. Хотелось петь!
Только одна мысль омрачала мое ночное путешествие.
Скоро надо будет ехать в Москву. И это сейчас, в разгар лета! Безумие. Но ведь
за летом неизбежно настанет осень. «Попрыгунья стрекоза…»
У меня еще были кое-какие сбережения с прошлой
работы. Вполне достаточно для того, чтобы прожить до наступления холодов.
Аренда фанерного домика на острове обходилась нам с родителями в копейки.
Бензин нашей малышке-яхте не нужен, даже мотора нет. А на пиво и продукты у
меня хватит.
***
Зачем я поперся в этот «Юпитер», до сих пор не
понимаю. Наверное, купился на громкие слова «международная компания» в
рекламном объявлении. «Международная компания набирает сотрудников…»
Хм. А почему бы и нет? Год назад я окончил
университет и проходил стажировку в иностранной туристической фирме. Работал
там переводчиком, пока контора не накрылась медным тазом. А дело было хорошее,
что греха таить! Три-четыре часа работы на презентации и за столом переговоров,
вечер через два, масса свободного времени, нормальные деньги, новые знакомые!..
Жаль, жаль. Хорошее было дело.
Я подозревал, что так весело уже нигде не будет.
Но надежда умирает последней.
Моя надежда еще дергалась в конвульсиях, когда я
направился на собеседование в фирму «Юпитер». Ну, в ту самую, которая
производит шоколадные батончики, корм для кошек и собак и еще кучу всего.
Наивно было полагать, что «Юпитеру» зачем-то нужны в Саратове переводчики или
специалисты в области рекламы (это была моя вторая профессия). В лучшем случае
мне могли предложить вакансию специалиста в отделе продаж. Это значит –
нацепить дешевый галстук, идиотский костюм и шастать по городу, впаривая
дешевые шоколадные батончики на реализацию мелким предпринимателям.
Начало, однако, оказалось многообещающим.
– Let`s go and bye some ice-cream!
Щупленький голландец, лет двадцати пяти, оказался
одним из тех, кого называют “headhunters”. Да будь он хоть Ghostbuster, ядрена вошь! Вот теперь зачем-то тащит меня
покупать мороженое. Это неспроста! Наверное, он шпион. Надо за ним понаблюдать.
Голландца звали Дирк. Пока мы топали от его
гостиницы до лотка с мороженым, он с восторгом рассказывал о достижениях
«Юпитера» на рынках кондитерской продукции и кормов для собак. Апофеозом нашей
беседы стала покупка того самого мороженного. Оно оказалось той же марки, что и
популярный шоколадный батончик. Какое же разочарование я увидел в его глазах,
когда я отказался, и вместо этого взял привычный с детства «пломбир» в
хрустящем стаканчике! В этом взгляде Дирка было все – и горечь провала Джеймса
Бонда, и тоска Штирлица по Родине. Пришлось срочно исправляться и покупать еще
одно мороженое.
И все-таки он сказал, что я прошел первичный
отбор. До сих пор не понимаю, как я его уболтал и зачем. Неужели на такое
жирное место, с семью сотнями баксов в месяц – по тем временам, целое состояние
– да еще и служебным автомобилем в придачу, не нашлось больше желающих?
Наверное, сработало мое, тогда еще вполне сносное, знание английского. И
кое-какая практика в рекламном бизнесе.
– Система Станиславского, – гордо заявил я,
облизывая кофейную ложку. Мы с моей двоюродной сестрой сидели в уличном кафе. Я
только что рассказал Лиле о своем сегодняшнем эксперименте. – Прикинулся, будто
я незаменимый человек в его деле.
Лиля скептически посмотрела на меня.
– Ты и месяца там не продержишься, – улыбнулась
сестренка. Лучше брось эту затею. Просто сразу брось. Не твое это. Ты даже в
школе терпеть не мог всякие собрания, и вообще, весь этот пафос. А в этих
американских компаниях все так.
– Откуда ты знаешь? – я сердито посмотрел на
сестру. Сердцем чувствовал, что она права. Может, поэтому и упирался. Характер
такой.
– Я же все зна-аю, – пропела Лиля. – Я же на
телевидении работаю. – и уже
совсем таинственно: – А телевидение – это такая разведка.
Узнаю сестру. В детстве мы с ней играли в шпионов.
Не помню, кто первый придумал, что на чердаке нашего дома кто-то поселился.
Наверное, все-таки я. Потому что жил на последнем, четвертом этаже. Значит, это
я первым «увидел» какого-то «мужчину в темных очках, в плаще, с дипломатом и,
наверное, с пистолетом». Или что-то в этом роде. А на следующий день его уже
«видела» Лиля. Так мы и дурачили друг друга придуманными историями о том, как
этот «американский шпион» то по веревке спускался с крыши, то что-то фотографировал,
то следил за кем-то в бинокль…
– Я знаю, о чем ты сейчас подумал, – от Лили не
ускользнула улыбка на моем лице.
– Ты не наигралась в шпионов, сестричка?
– Нет. Представляешь, не наигралась. А ты?
Я пожал плечами.
– Да я бы поиграл с тобой во что угодно. По
крайней мере, с тобой не соскучишься.
– Отлично, – сестренка щелкнула пальцами. – А
знаешь, давай продолжим твой эксперимент. Давай заключим с тобой пари.
Сестренка у меня красавица. Натуральная блондинка
(не подумайте того, что вы сейчас, не дай бог, подумали при слове
«блондинка»!). С головой у нее все в порядке, да и с остальным все безупречно –
фигура, черты лица, вкус в одежде… Вот только в мужчинах ее вкус иногда дает
проколы, 50 на 50. Иногда меня просто умиляет ее уникальная способность выкапывать
откуда-то таких экзотических чудовищ!.. Ну да ладно.
– Пари?..
Так, я уже чувствую себя героем шпионского романа.
Солнечный день, кафе на побережье. Напротив меня сидит роковая женщина (жаль,
что она моя сестра), и смотрит на меня поверх темных очков. Теперь вот, пари
предлагает.
– Пари, – подтвердила Лиля. – На то, сколько ты
продержишься в этой конторе. Прежде, чем тебя «расколют».
– Расколют! Ха-ха!… Хорошее слово ты подобрала.
Вот уж точно. Я буду «Баба Яга в тылу врага».
– Вот, видишь! – и Лиля улыбнулась своей роскошной
голливудской улыбкой. – ты ведь и сам понимаешь, что это – не твое. А лезешь.
Может, ну его нафиг, братик?
– Н-нет уж! – запротестовал я. – Мы с тобой так
давно не играли в шпионов! Пари, так пари. Так, – я хлопнул в ладоши. – Что за
условия?
Лиля подозвала официантку и заказала мартини.
Самый шпионский напиток.
– Если ты продержишься в этой фирме хотя бы месяц…
хотя, нет. Я тебя знаю, ты упрямый. Два месяца…
– То…
– То после того, как тебя оттуда выпрут, я устрою
тебя работать к себе на телевидение.
– Круто! – я даже не ожидал. Сестра уже год
работала на местном телеканале ведущей. По правде сказать, я давно хотел
напроситься к ней. Но у меня принцип – не люблю вылезать на родственных связях.
Зато вот пари – это честно. – А если я проиграю?
Сестренка даже растерялась. Зная, как я не люблю
проигрывать, она еще даже не придумала мне фант.
– Ну, придумай что-нибудь сам…
Тут меня осенило.
– Я устрою вам с твоим, кто там у тебя сейчас…
Виталиком роскошную прогулку на яхте. Шампанское, омары-кальмары, ананасы… – и
сам рассмеялся: – а когда он напьется, я его утоплю, – не нравился мне ее
Виталик.
– Вот уж спасибо, братец!.. – расхохоталась Лиля.
– Чтобы я потом тебе всю жизнь передачки носила? Не надо мне такого счастья.
Можно без трупов?
– Ладно, уговорила. Топить не буду.
Лиля потянулась, как кошка, и промяукала:
– Да и Виталика, к тому времени, может, уже и не
будет…
Я протянул ей руку.
– Продержусь три месяца.
– Два, братик. Не надо так рисковать.
– Три, сестренка. Два – это слишком просто.
– Ну, смотри. Ты сам сказал, – и пожала мне руку.
– Ой, любишь ты все усложнять!
***
Офис «Юпитера» сразу навеял на меня какую-то
вселенскую тоску. Штук пять или шесть компьютеров, с виду совершенно
одинаковых. Некоторые были не заняты. За остальными сидели какие-то клерки.
Такие же одинаковые, как компьютеры и стены.
Жара несусветная, а они все в костюмах. Чудаки!
Я уселся на свободный стул. Через полчаса за мной
пришли. Коренастый парень, чуть старше меня. Серьезный, как мышь в зоопарке.
– Так это Вы и есть Дмитрий?
Я привстал ему навстречу и протянул руку.
– Да, это я.
– Михаил, – он пожал мне руку. Некрепко. Так,
нормально. Официально. – Пройдемте со мной.
Не понравилось мне это «пройдемте». И на бейджике
у него еще и фамилия была написана: Дурилкин. Вот ведь повезло человеку!..
– А вы хорошо проводите время, наверное? – с
чего-то вдруг спросил Миша Дурилкин.
– Почему вы так думаете?
Миша небрежно оглянулся через плечо.
– Загар… На море отдыхали?
Странно. Мне больше по душе, когда мой загар
замечают девушки.
– Нет, – ответил я. – Я просто абориген.
Миша опять оглянулся.
– Шутите?
Я не знал, что ему ответить, поэтому сказал
правду.
– Я на острове живу.
Миша остановился.
– И как же вы будете работать?
Похоже, он поверил.
– Буду добираться вплавь на каноэ каждое утро.
Вот так я окончательно все запутал. Не мог понять,
шучу я с ним, или говорю серьезно. А Миша уже так напрягся, потому что тоже
ничего не понимал. Не ответив ни слова, он снова направился куда-то в конец
коридора. Когда мы зашли к нему в кабинет, он опять спросил:
– Так, значит, были на море?
Странный он какой-то. Какое отношение имеет к
работе, был я на море или не был. И вдруг я понял, что он мне просто завидует.
Я решил его пощадить, и второй раз сказал правду.
– Нет. На море я не был.
– Да ладно вы, бросьте. Морской загар сразу видно.
Дался ему мой загар! И я решил его добить.
– Это не море. Это я у себя на яхте загорел.
Миша сперва проглотил, а потом понял, что это
несъедобно. Только после того, как он воображаемо отрыгнул (видно было по
конвульсивным движениям кадыка, как он старается), мой возможный будущий шеф
выдавил:
– Так ты миллионер?
Так мы и перешли на «ты».
Я шел по городу довольный и счастливый. Надо будет
рассказать «Крохе», что мы с ней миллионеры. Вместе посмеемся.
Теперь мне предстояло съездить в Самару на
смотрины, в региональный офис. По науке это называется «собеседование».
Мне дали денег на поездку, и в кармане у меня
приятно шелестело – как-никак, первые деньги от заморского дядюшки Юпитера я
уже заработал. Мне это почти ничего не стоило. Оказалось, что самый лучший
способ притворяться – просто быть самим собой. В это все равно никто никогда не
верит.
Ноги почему-то не привели меня к железнодорожным
кассам. Не привели они меня и на автобусную станцию. И даже не в аэропорт. Они
привели меня на речной вокзал!
Пароход отыскался сразу же. Он уходил назавтра в
полдень.
***
Витек был мне знаком по этому же теплоходу
«Инженер Пташников». Однажды я его выручил, стоял за него вахту. Забавная
история была. Витек нашел себе хорошенькую подружку, из пассажирок. У них
вот-вот что должно было получиться, а тут – облом! С нуля до четырех, хочешь –
не хочешь, а стой в ходовом пролете на главной палубе. Может, и делать-то особо
ничего не придется. Но вахта есть вахта.
– Зараза! – Витек злобно бросил бычок в урну. –
Она сходит завтра в Волгограде.
Мы с ним были похожи, почти как братья. Оба в
джинсах и таких же куртках, а под куртками – тельняшки.
– Слушай, Витек, а хочешь, я тебя подменю?
Витек как услышал, так аж засиял, как тот медный
поручень, который он минуту назад надраил.
– Диман!… Это идея! В натуре, у нас помкапитана
новый, вот только в Астрахани заступил. Он никого еще не знает! Выручай!!!
В эту ночь меня звали Витек Шматко. Я нацепил
красную повязку с надписью «вахта» и остался вместе с напарником на дежурстве.
Он был такой же курсант мореходки, как Витек.
– Помощник придет, спросит что – скажи, второй
курс, на практике. Не будет он выяснять, у кого ты там учишься и где живешь в
Астрахани, – Витек тараторил скороговоркой, потому что очень торопился к своей
подружке. – Ну все, я погнал. Спасибо, Диман!…
Он уже мчался по коридору, когда вдруг оглянулся и
прокричал:
– Ну, если гальюн заставят драить, извини!.. – и
улетел.
Но обошлось без гальюнов. Помкапитана и правда
приходил, проверил. Спросил «Как вахта?», получил дежурный ответ и с тем
удалился. Самая большая трудность на том дежурстве была – это не уснуть. А под
утро прибежал Витек с бутылкой водки. Я понял, что день у меня начнется часа в
два, и Волгоград я просплю. Потому что сейчас мы напьемся, а потом я пойду
спать.
И вот снова Витек. И снова с бутылкой! Интересно,
если я приду завтра в головной офис «Юпитера» с бодуна, меня сразу выгонят?
Витек выслушал мои опасения и предложил:
– Тогда возвращайся к нам. Мы в Самаре почти весь
день стоять будем. Выгонят – сразу в речпорт. Пойдешь с нами наверх, а дело мы
тебе найдем!
– Не сомневаюсь! – улыбнулся я, провожая взглядом
хорошенькую девчонку. – У вас опять новый помощник капитана?
Я заметил, что Витек тоже пожирал ее взглядом. Но
потом отмахнулся.
– Бестоляк. Она тут с мамой. Если только сразу
жениться.
– Пока я буду на вахте, ты успеешь жениться.
Мы расхохотались, и Витек открыл бутылку.
Пропадать, так с музыкой.
В тот день я многое узнал из жизни астраханских
браконьеров. Витек сам был из Астрахани, как и наш теплоход.
– Если у нас всерьез начнут бороться с
браконьерами, то проще будет обнести город колючкой и объявить его зоной, чем
всех ловить и сажать, – гордо заявил мой приятель. – Потому что все у нас
занимаются только рыбой. Никого не е…т, кто ты – мент, моряк или там, я не
знаю, директор… Нет, хрен с ним, с директором. Врач, рабочий. Короче, все
знают, что ты на рыбе. Посмотри на меня. Знаешь, какая у меня зарплата?
– Рублей триста? – предположил я.
– Угадал! – Витек радостно поднял рюмку. – А я за
прошлую навигацию на машину себе заработал. «Шаху» новую поднял, понял?
– Ни х… себе! – вырвалось у меня. – Это как?
– А так! Давай выпьем. Сейчас расскажу.
Звякнули стаканы. Витек откусил пол-огурца и,
задумчиво хрустя, начал рассказывать.
– Ты никогда не обращал внимания, что на стоянках
душевые бывают закрыты?
– Ну, обращал. Какие-то придурки в них все это
время моются. Вода течет, слышно. И не прорвешься, хоть полдня стой.
– О! А ты сечешь поляну. То есть ни хера ты не
сечешь.
– А причем здесь рыба?
– А при том. Ты думаешь, там кто-то моется?
Правильно. И менты так думают, которые шмон в портах устраивают. У них, бля,
операция «Путина». А нам по х… Потому что там никто не моется. Там рыба
висит!!! Понял?
Вот это было настоящим открытием!!!
– Лихо!… И что за рыба?
– Осетр. Белуга. Мы ее прямо за хвост к трубе
подвешиваем и холодную воду пускаем. И рыба не портится, да и в душ никто
ломиться не будет, даже менты. А вдруг там голая баба?
– Ай да молодцы!
– Астрахань, бля. Ну, давай! – и Витек опять
наполнил стакан.
– Вот так и возим. И рыбу, и икру. В Волгограде
икра стоит уже в два, прикинь, в два раза дороже, чем у нас в Астрахани. В
Саратове у вас – в три, и так далее. Сечешь, почем она в Москве?
– Ну, а если найдут?
– А кто? Свои? Да у нас тут все возят. А
чужие – ну ты понял…
– Ага! – засмеялся я, – в душе опять будет кто-то
мыться.
– По-любому. Ну, давай!
Мы чокнулись и выпили.
– Не, ну бывают, конечно дурачки залетные, – Витек
силился прожевать поскорее большой огурец, – пассажиры. Один чудик в том году…
Купил осетра в Цаганамане. Здорового такого. Он в «люксе» ехал, у него там
холодильник. Думал, порежет и довезет к себе. Я уж не помню, откуда он был.
Сверху откуда-то. А ему сказали: ты, мол, дурак. У них, когда эта «путина»
гребанная, они все шмонают. Им по х…, люкс, не люкс.
– И что ему было бы, если бы нашли?
Витек удивленно посмотрел на меня.
– Как что? Все! Как за наркоту. Приобретение,
сбыт, транспортировка…
– Охренеть! А употребление тоже?
– Не. Жри, скока хочешь. Только поди докажи, что
тебя угостили, или случайно подсунули осетрину вместо воблы.
– И что, поймали его?
– Нет. Он как узнал про это, так бегом на камбуз,
к нашему коку. «Порежь, говорит, и пожарь. Я угощаю всю команду!» Так и спороли
его осетра еще до Волгограда.
– Почаще бы вам такие пассажиры попадались!
– О! – Витек радостно закивал. – Ну, ты понял.
Побольше бы таких лохов. За это надо выпить!
Мы сдвинули стаканы и выпили.
– А вот еще был случай. Не у нас. Там, с Москвы
теплоход был…не помню, кто. В общем, какие-то шустрые москали решили братву
нашу астраханскую кинуть. Прикинь, рыбу взяли, а бабла не отдали.
– Да ну? – удивился я, – и как же они это
обделали?
– Да никак. Козлы!.. Думали, крутые. А ребята отошли
от борта на лодке, да как е.нули бутылку с зажигательной смесью. Потом вся
команда тушила. Короче, одно слово – москвичи! Своих-то, астраханцев, они бы не
тронули.
Витек прищурил глаз.
– Ты видел когда-нибудь, как рыбу в Цаганамане
продают?
Я видел. Картина, достойная Голливуда. Все
выглядит, как нападение пиратов. Теплоход, крадучись, пробирается по хитрым
извилинам ночного фарватера. Ни один буй не горит – их выводят из строя
браконьеры. Капитанам ничего другого не остается, кроме как сбавлять ход до
самого малого. И тут начинается представление.
Сперва, где-то в темноте, заводится мотор. Потом
второй, третий. Через несколько минут, со всех сторон, к теплоходу подлетают
лодки. У нас на Волге их зовут «метлами» – первые модели «казанок»,
плоскодонные, с приклепанными по бортам треугольными булями. Когда такая лодка мчится
на глиссировании по воде, а на корме у мотора сидит один-единственный человек,
она и правда напоминает метлу с Бабой Ягой.
Так вот, эти «метлы» окружают теплоход. На каждой
стоит мощный мотор, и рулевой не глушит его, а старается удерживать лодку на
одной скорости с большим судном. Работают «пираты» командами по трое. Пока один
рулит, другой хватается за широкий привальный брус, подтягивается и вылезает на
него. Третий подает ему из кокпита рыбу, если есть покупатель.
Впервые в жизни я увидел в такой вот моторке
огромную белугу. Она была такая длинная, что в лодке не помещалась, и хвост ее
свисал с носа…
– А куда же они девают рыбу, если на нее нет
покупателей?, – полюбопытствовал я. – сами, что ли, едят?
– Если рыбу не берут, ее чаще всего выбрасывают, –
с равнодушным видом сказал Витек.
– Пропадет? – нерешительно поинтересовался я, хотя
догадывался, что дело не в этом.
– Да, бля, пропадет… Но не в этом вся херня.
Засекут, понимаешь? Вот смотри. Взяли мужики осетра. Икру сразу выпотрошили и
зашкерили. Да так зашкерили, хрен найдешь. А с такой рыбиной тебя с патрульного
за две мили засекут. Вот они и выходят по ночам сбывать ее, понял? Повезло –
продал. Нет – утром за борт.
– Это сколько же рыбы пропадает! – ужаснулся я.
– Ага, – жизнерадостно подтвердил Витек,
разжевывая очередной огурец. – Это у них называется борьбой с браконьерством.
Типа за экологию и все такое. А вот разрешили бы нашим ловить эту рыбу и
сдавать, как полагается. Все! Никаких бы вопросов.
– Так ее ж и так мало… – попытался возразить я.
– Да кто тебе сказал! – рассердился Витек. – Они,
суки, тралами ее ловят, и за кордон продают столько – нам и не снилось! А
пойди, поставь какой-нибудь вшивый перемет! Возьмут за жопу – все, не отвертишься.
Браконьер! Статья!
– Ну так и дали бы всем ловить… Ну, налоги там.
Поделились бы с ними.
Витек посмотрел не меня, как на блаженного.
– Вы тут в Саратове ни хера не в курсе того, что у
нас там делается. Ты знаешь, что это за бизнес? Какой же дурак будет его вот
так просто отдавать в руки конкурентам?
Конкуренты! Такое простое слово… И как я раньше об
это не подумал? Борьба с браконьерством – банальная борьба с конкуренцией?
Витек снова налил.
– А знаешь, как на что осетра ловят? – спросил он,
уже неровным голосом.
– На сеть?
– Сам ты на сеть… Осетра ловят на снасть.
– Это у вас так сети называют? – предположил я,
зная морские привычки подлавливать «береговых» на хитрой замене простых слов
особенными.
– Ну вот, опять ты, бля, сеть!.. Говорю тебе –
снасть! Знаешь, что это такое?
– Не знаю, – честно признался я.
– Вот, а говоришь. Ты видел гусеницу от трактора?
– Ну, видел. И что?
– Вот прикинь. К этой гусенице вяжут поводки.
Много. Дохера!
– И?
– И бросают с лодки на самой стремнине. Осетр идет
на нерест против течения и запутывается в этих поводках. Начинает биться и
запутывается еще больше. Понял? А поводок толстый, и на нем крючок. Если он
вонзился в палец, надо сразу его рубить.
– Поводок?
– Палец! Если ты запутаешься в снасти, когда ее
стравливают в воду, тебе уже ничего не поможет. Каждый год знаешь сколько
народу так уходит?.. Туда уходит. Понимаешь? Пони…
Фраза оборвалась на полуслове. Я смотрел на своего
собеседника. Витек не шутил. Его глаза стали мутными. Но не от водки. Что-то
кричащее, задавленное, вдруг прорвалось наружу. Голос у Витька сделался
каким-то зарезанным, придушенным. Он хотел что-то сказать, потом осекся,
отвернулся в окно, глотнул воздуха…
– У меня брат так погиб. Год назад.
Витек встал.
– Извини, – и вышел в коридор, хлопнув дверью. Я
еще не сообразил, что сказать, но он тут же вернулся. Наши стаканы все еще были
полными.
– Давай, – протянул он свой, – за него…
На этот раз мы не чокнулись.
…Витек заснул на койке напротив. У меня в голове
шумело, хотя спать я не хотел. За окном было еще светло, но у меня уже
совершенно не было желания идти на палубу искать приключений. Знакомиться с
кем-то? Лень. Глупо. Я пьян, кому я такой нужен?
Витек заворочался на диване, потом сел, продрал
глаза. Рука машинально потянулась к бутылке, он разлил остатки горячительной
жидкости по стаканам.
– Послушай, Диман! А хочешь, я тебе корову
приведу?
Я не сразу понял, о чем он говорит. Потом до меня
дошло. А Витек уже вошел в раж.
– Нет, я серьезно. У нас тут есть одна… Такая,
знаешь! А еще их перед каждым рейсом врач проверяет. Бля буду! Сейчас начало
навигации, все строго. Чистая, без базара.
Хорошо, что я уже проглотил свою водку. Она уже
просилась назад, но на спасение опять пришел огурец. Мне стало стыдно за свою
слабость при таком «мужском» разговоре. Конечно, меня не стошнило, как красную
девицу. Да и скажи он все то же самое, заменив слово «корова» хотя бы на просто
«баба», я бы отнесся к этому спокойнее. Но это…
– Нет, Витек, – борясь с заплетающимся языком,
выдавил я, – спасибо. Я не хочу. Я напился и хочу спать.
– Ну, как хочешь. А зря! Ладно, пойду я. Давай!
Витек пожал плечами, хлопнул мне по ладони и
вышел.
Как ни странно, проснулся я с абсолютно свежей
головой. До Самары было еще пару часов ходу. Этого мне вполне хватило, чтобы
принять душ, побриться и плотно пообедать. Теплоход – не поезд, здесь можно и
брюки погладить и вообще переодеться во все чистое.
Когда я сходил с «Пташникова», вырядившись в
клерка, Витек стоял на вахте. Он аж присвистнул, увидев меня.
– В таком виде мы тебя назад не возьмем, – рассмеялся
он. – Если тебя попрут из твоей конторы, не забудь переодеться!
Мы пожали друг другу руки, и я пошел искать офис
«Юпитера».
Самара ассоциируется у меня исключительно с
Грушинскими фестивалями. До него было еще дней десять, но уже сейчас на улицах
города то и дело попадались люди с огромными рюкзаками. Я все время порывался
приветливо помахать им рукой. Но в моем припижоненном прикиде они все равно не
признали бы своего. Откуда этим туристами было знать, что я – один из них,
только временно завербовавшийся «в разведку» с целью совершить «диверсию» в
«тылу врага»? По крайней мере, именно так я себя сейчас и воспринимал. Кто я
для этих яппи, сидящих в своих безликих кабинетах? Диверсант, партизан.
Пришелец. Интересно все-таки, когда же они меня «расколют»? Сколько я еще
продержусь?
К обеду я добрался до самарской конторы «Юпитера».
Почему все офисы так похожи?
Самарский босс оказался постарше нашего. И
выглядел как-то попроще.
– Первый раз в Самаре? – полюбопытствовал босс.
– Не, – ответил я. – Бывал тут. Правда, все больше
– проездом. На Грушу.
– Груша? – оживился Босс и расплылся в улыбке. –
Груша!… А мы, представляешь, живем в Самаре и не можем туда доехать. Все нет
времени. А раньше я, когда студентом был, оттуда не вылазил…
Мне вдруг стало его жалко. Нормальный мужик.
По-моему, ему тут совсем не весело. Звали его Алексей.
– Можно просто Леша, – добавил босс.
Полчаса мы с ним проболтали про Грушу. Потом он
угостил меня пивом. Так я и прошел собеседование.
***
«24 часа под парусом» – странное изобретение наших
яхтсменов. Это, вроде как, гонка на выживание. Сутки безостановочно крутиться
вокруг городского пляжа – то еще удовольствие! Злые языки тут же окрестили
регату «24 часа под градусом». Гонка выпадала на предпоследние выходные июля, а
в это время на Волге почти всегда штиль. Изредка случается гроза, но ничего
особенно хорошего и от нее ждать не приходится. Июльская гроза, чаще всего,
приносит кратковременные, но очень сильные шквалы. Нередкий итог – порванные
паруса, а то и поломанный рангоут. А потом – снова штиль.
Но мы, все-таки, пришли третьими! Нам вручили
дипломы и подарили какие-то смешные электронные часы, которые я тут же нацепил
и потом с гордостью носил до конца лета. Так я и приехал в этот пижонский
пятизвездочный отель. В тех самых часах за три копейки. Началась моя московская
стажировка.
***
«Где-то я такое уже видел, – подумалось мне. – В
каком-то фильме. Вот такой же роскошный отель. Ах, да. В “Красотке”».
Отель был чем-то похож на оперный театр, только
вместо партера – огромный холл с фонтаном, а вместо балконов – галереи по трем
сторонам квадрата в несколько уровней. Я пялился на это буржуйское чудо и все
меньше понимал, что я здесь делаю.
Первой мыслью было ущипнуть себя. Потом подергать
за свою одежду. Все нормально. Вот в этих джинсах я лазал по камышам на
острове. И та же клетчатая рубашка – от комаров не спасала, рукава короткие.
Зато не жарко. Слегка запыленные потертые кожаные шузики с острыми носами –
хоть сейчас в стремена! И рюкзак. Наверное, если бы это был парашют, здешние
аборигены удивились бы меньше. Чего я в нем такое таскал, сам не помню. Но
дорога без рюкзака и не дорога вовсе.
Я обратил внимание, что вокруг фонтана тусуются
еще человек десять, которые удивительным образом не вписывались в интерьер.
Наверное, вот так же со стороны выглядел и я. Какие-то нелепые сумки,
растерянный взгляд… В конце концов,
мы начали сбиваться в стайку. Этакие воробушки в орлином гнезде.
Администратор уже всех нас переписал и выдал
ключи, но попросил пока по номерам не расходиться. Его, видно, предупредили,
что таких вот пришельцев нельзя отпускать в свободное плавание. Да мы и сами
знали, что ровно в два часа нас должен встретить представитель компании. Сейчас
стрелки показывали без одной минуты…. И он пришел. Секунда в секунду.
Звали его Антон. Это был высокий парень, лет
тридцати или поменьше. Он сказал какую-то дежурную приветственную речь и
перешел к инструктажу:
– Завтрак у нас в семь тридцать. Автобус в офис
отправляется ровно в восемь. Не опаздывать!
– Из минибара напитки не пить!
– Платные телеканалы не смотреть.!
– Машины напрокат не брать!
– Междугородним телефоном не пользоваться! Сейчас
я покажу вам ваши номера…
– Вопрос можно?
Антон недовольно посмотрел в мою сторону.
– Слушаю.
– А может, лучше на коврике, под дверью?
Ребята грохнули со смеху.
– Молодой человек, вы так шутите? – Антон
постарался смотреть на меня в упор. Как говорят, «просверлить меня взглядом».
Но выступивший на щеках румянец выдал его с головой. Мне показалось, он сейчас
заплачет. И я пошел на попятную.
– Извините. Да, я пошутил.
– Хорошо… Да ладно, – обратился он уже ко всем. – Давайте
на «ты».
Среди нас были два парня из Владика. Обоим за 30.
Серьезные ребята. Видно было, что этим парням есть что рассказать о своей
жизни. Я заметил, что взгляд Антона будто споткнулся о них. Наш менеджер как-то
быстро сник.
Мы сели в стеклянный лифт и поехали на четвертый
этаж. Глядя вниз из прозрачной кабины на всю эту кричащую роскошь, я с грустью
вспоминал свой милый фанерный домик с комарами размером с пятак и чувствовал
себя Крокодилом Данди в Нью-Йорке.
– Послушай, Антон, а сколько все это стоит?
Антон непонимающе посмотрел на меня.
– Ты хочешь купить этот отель?
– Нафиг. Если стану миллионером, куплю лучше яхту.
Ты мне скажи, сколько стоит мой номер в сутки.
Антон гордо выпрямился и торжественно изрек:
– Двести пятьдесят долларов.
Я присвистнул.
– Двести пятьдесят баксов? Ты серьезно?
– Абсолютно.
– Так это же… почти две штуки за неделю!
– Теперь ты понимаешь, как много делает компания
для своих сотрудников.
– Не-а, не понимаю.
Настала его очередь не понимать.
– Что значит…
– Я не понимаю, зачем все это пижонство. Послушай,
можно я возьму деньгами, а? Мне не нужен отель. Поставлю тут палаточку на
газоне, и буду жить. Я согласен даже за полцены.
Антон понял, что потерял меня. Его лицо стало
каменным.
– Нельзя! – озвучил он почти левитановским
голосом. – Корпоративная этика.
Я пожал плечами.
– А по-моему, это просто маразм.
Мы уже вышли из лифта, и теперь шли по галерее. Я
понял, что еще немного, и он бросится с балкона, потому что потеряет веру в
людей.
– Знаешь, Дмитрий, ты никогда не купишь яхту.
Я похлопал его по плечу.
– Расслабься, приятель. Яхта у меня уже есть.
Я никогда не видел раньше, как дверь открывается
при помощи магнитной карточки.
Я никогда не видел, чтобы в номере меняли белье
каждое утро.
Я узнал, как выглядит минибар.
Я не представлял, что бывает такое количество
кабельных каналов.
Я сделал открытие – уборщицы умеют улыбаться!
Я только одного не мог понять: я-то здесь что
делаю?
Первое, что я сделал – позвонил из номера сестре.
По межгороду.
– А, – обрадовалась Лиля, – Баба Яга в тылу врага!
Ну-ну, мистер шпион, докладывайте!
– Агент Данди – штабу. Прошу разрешения на
рискованный эксперимент.
– Слушаю Вас, агент. Кстати, а почему Данди?
– Потому что Крокодил. Потом расскажу.
– Что за эксперимент?
– Я хочу взять напрокат «Мерседес». Это запрещено.
– Штаб – агенту Данди. Запрещено – значит, бери!
– Агент понял. Приступаю. До связи!
Я закрыл номер, вызвал лифт, вошел в стеклянную кабину
и нажал кнопку «гараж».
«Гараж» – это скромно сказано. Огромный ангар в
подвале отеля. Опять всё как в кино. В этих дурацких боевиках в такие вот
ангары обязательно заезжают чернокожие гангстеры на каком-нибудь минивэне,
нацепляют маски и бегут куда-то с автоматами.
К счастью, здесь никаких гангстеров с автоматами
не было. Вскоре я уже шагал между рядами сверкающих авто в сопровождении
любезного менеджера, который предлагал мне машины на любой вкус.
– Я собираюсь ехать на свидание к девушке, – пояснил
я ему. Менеджер понимающе закивал и заулыбался.
– Тогда, может быть, вам подойдет «Мерседес»?
Четырехглазый седан темно-синего цвета. Мечта
идиота! Автоматическая коробка передач. Неплохо. Но черт ее знает, как с ней
управляться. Ага, вот это «D», наверное , значит «драйв». А вот это «Р» – «паркинг».
По-моему, левую ногу можно смело высовывать в форточку – работает только
правая.
«Мерседес» отозвался на поворот ключа дружелюбным
урчанием. Любезный механик нажал на кнопку, гаражные ворота поднялись вверх, и
через мгновение меня захватил стремительный поток московских улиц.
– Черт побери, и как они здесь ездят?!
Каким-то образом мне вынесло в третий ряд, и уже
ничего не оставалось другого, как утопить педаль в пол. Двигатель взревел, и
мне показалось, что кожаное сиденье сейчас выпрыгнет из-под меня.
– Неплохо, – пробормотал я себе. – Ну, Полина!
Встречай меня в своем Сергиевом Посаде!
***
Ее звали Полина.
Я по ней скучал.
Я понял это, когда вдруг увидел ее идущей с
подружкой по нашему Проспекту.
Я очень хотел ее увидеть. Я не надеялся ее
увидеть. С тех пор, как она вышла замуж за военного и уехала во Владивосток.
«Боже мой, какой же я идиот!!!» – вот все, что я
успел подумать, когда мне явилось это видение средь бела дня. И почему я позволил этому случиться? Ведь это мне
было дано решать. Безумие! Я тогда подумал, что не решил ничего. А через
полгода человек оказался во Владивостоке, за 10 тысяч километров от родного
дома. И я здесь ни при чем?
Я тогда ничего не решил. Я сел утром на пароход и
поехал искать счастья.
Счастья я не нашел. Нашел приключений. А ее
потерял. Когда вернулся через неделю, Полины уже не было в городе. Телефон она
не оставила. А зимой я узнал про ее замужество. И вот теперь…
Мы шли по самой середине нашего Арбата. Я и они.
Мы даже не сказали друг другу ничего – просто вышли друг на друга из толпы, лоб
в лоб. Замерли друг напротив друга, в одном метре, и молча стояли какое-то
время. Прежде, чем у кого-то слетело это «Привет!».
А мне тогда как воздух был нужен этот пароход.
Накануне мы разругались в пух и прах с Мариной. Наконец-то разругались. Почти
четыре года – псу под хвост. Сначала я по ней усыхал, с самого первого курса. А
ей было решительно все равно. Потом-таки я ее достал, через год она сдалась.
Лениво так, нехотя. Мы стали «гулять», и это безнадежное занятие продолжалось
еще один год. Я уже понимал, что красивой сказки не получилось, мы – не те, кто
ищут друг друга всю жизнь и в конце концов находят. Но расставаться с иллюзией
было смертельно жалко. И эти два года…
Но вот как-то мы впервые поссорились всерьез. Я
решился взять ее на яхту в поход на целую неделю. К счастью, ссора произошла
еще на берегу, а точнее – в автобусе. Это, видимо, спасло Марину от судьбы
печально известной подруги Стеньки Разина. Из-за чего мы поругались, я уже не
помню. Помню только, что я просто послал ее на. Да-да, именно туда и именно
этими словами. Просто высадил, выпихнул ее на какой-то остановке и швырнул ее
рюкзачок – лови и топай! И конечно, ни в какой поход уже не пошел. Я просто
сбежал на очередной пароход.
За ту неделю, пока мы с приятелем отрывались в рейсе
на Астрахань, коллекционируя бесполезные телефоны барышень изо всех городов, и
стремились выпить все пиво Нижней Волги, она обрывала телефон моих родителей и
каждый день приходила к двери моей квартиры. Записочки оставляла – «Прости» и
всё такое. И когда вернулся, я зачем-то ее пожалел. Простил. А может, я нее ее
пожалел, а себя. Столько сил и времени на ветер!.. Черт с тобой, возвращайся.
Но с тех пор что-то во мне сломалось. Она была рядом
и по-собачьи преданно смотрела на меня, а мне было противно. Так и хотелось
отпихнуть ее, как назойливую дворнягу. Так и хотелось сказать: «Что ж ты,
сволочь, делаешь?! Когда тебе душу открываешь и звезды с неба сорвать готов, ты
и ухом не ведешь. А стоит про свою душу забыть, а в твою – наплевать, и просто
послать тебя на х…, и вот ты уже на крачках передо мной корчишься! Дрянь».
Случилось самое страшное. Я перестал уважать эту женщину. Я чувствовал себя
так, будто меня облили помоями. Конечно, я ее бросил. Когда на этот раз я
садился на «Пташников», я это уже точно знал. Наверное, и она тоже. Но вот к
чему был этот вечный ритуал побега, я не знаю. Ведь именно тогда я встретил
Полину. Я мог бы просто остаться…
***
…«Мерседес» летел по шоссе, как отпущенный на волю
мустанг. У меня в сумке нашлась любимая кассета Стиви Вандера. «Another Star» – вечный саундтрек
ко всем моим воображаемым фильмам. И вот теперь ее ритм слился с ритмом города…
У Полины родители жили в Сергиевом Посаде, а
теперь она приехала к ним погостить из своего Владивостока. А перед этим
заглянула к подружке в Саратов. Так мы и встретились на Проспекте.
Странно было думать, что вот сейчас жизнь двух
человек – моя и ее – могла бы быть совсем другой. Он не вышла бы замуж за
своего лейтенанта и не уехала бы на край света. А у меня, может быть, была бы
едва ли не самая красивая жена на свете. Парни на проспекте шею сворачивали,
когда видели ее. А Полина этого просто не замечала. Казалось, ей безразлична
собственная красота. Полина принимала ее как нечто само собой разумеющееся. Она
ведь каждый день видит в зеркале водопад своих роскошных густых черных волос,
встречается взглядом со своим совершенным отражением, и две черные звездочки
улыбаются ему… Все вокруг, как мне
казалось, к ней боялись даже подойти, потому что она была слишком хороша собой. Настолько, что идти с ней по Проспекту
казалось чем-то чересчур невероятным, чтобы быть правдой.
– С тобой часто знакомятся на улице? – спросил я
ее однажды.
– Почти никогда, – как-то невесело ответила она. –
Ну, этих уродов на тачках, которые «эй, девушка, поехали с нами!» я не считаю.
– Наверное, боятся, что ты слишком красивая? –
пошутил я.
Оказалось, это совсем не смешно.
Может, и я бы побоялся к ней подойти, но нас с
Полиной познакомила ее подруга, которая работала со мной в одной фирме. Была
какая-то вечеринка, где все навеселе… и тут – она.
Целоваться на берегу Волги под головокружительное
многоголосье соловьев. Смотреть на полную луну и золотую дорожку на воде. Идти медленно
по самому темному ярусу Набережной и говорить, и слушать, и узнавать, узнавать…
Дурак. Жалею ли я? Да. Нет. Да, потому что потерял
ее. Нет, потому что встретил после нее Алену. Хотя, ее я тоже не удержал… Сам
бросил. Дурак.
Еще раз дурак. Я не умею ценить то, что стоит ценить.
Я не умею беречь то, что стоит беречь. Я все время что-то ищу, ищу, бегу, бегу…
Но сегодня я – принц. Или нищий, с парой сотней
рублей в кармане. Нищий, который только что угнал «Мерседес». Именно угнал, потому что у меня не было
никакого морального права на эту машину. Хотя, какая, к черту, мораль, когда
речь идет о «Мерседесе»?! Или вот этот парень, которого я сейчас обогнал, точно
в таком же «мерине», имеет на него больше прав, чем я? Может, он кого-то
«кинул», «развел», «поставил на счетчик» – он его заработал?
Я нажал на педаль до конца. Стрелка спидометра
легла вправо.
Ужасные привычки у водителей-новичков! Бросаться в
крайности – либо ползти в правом ряду, боясь лишний раз объехать застрявший на
остановке автобус, либо выходить в крайний левый и давить газ в пол. Тем самым,
пытаясь убедить себя самого и всех вокруг, что ты – младший брат Шумахера. Так, вроде, не
страшно. Или просто не слышно мата вдогонку.
Я был из числа вторых, поэтому в Посад примчался
довольно быстро. Моя спина на кожаном сидении вспотела так, будто я только что
вышел из бани. Но ведь никто не узнает, что мне было страшно. Страшно и
здорово!
Букет полутораметровых роз, купленный мною по
дороге, можно сказать, на последние деньги, развеселил ее до слез.
– Подумать только! Принц на белом… то есть, на
синем коне, в модном пиджаке и с веником! – Полина смеялась своим звонким,
почти детским смехом, стоя у подъезда подмосковной пятиэтажки. – Я от тебя
всего ожидала, но вот это, – и она указала на «мерседес», – ты это где взял? Угнал?
– Откуда ты знаешь? – подыграл я. Еще мгновение
назад я хотел было уже обидеться на такой прием. Мое появление в стиле «а-ля
новый русский», как я думал, должно было ее сразить наповал. Только сейчас я понял,
каким идиотом выглядел!
– Тебя уже в розыск объявили. Только сейчас
телевизор слушала. Так и сказали: «Разыскивается Робинзон Крузо, который сбежал
со своего острова, угнал «мерседес», спер папин пиджак и сорвал по дороге розы
в палисаднике у гостиницы, – Полина притянула меня к себе. – Я очень по тебе
скучала!
***
– Куда мы едем? – спросила Полина.
– В Москву.
– Хм… И что мы там будем делать?
– Свожу тебя на экскурсию в мир буржуев. Покажу
тебе отель, где я живу.
Полина слега прищурилась:
– Хитрый ты! Заманить меня решил в свои сети?
– Да ты уже попалась! – улыбнулся я и повернул
ключ. Щелкнули замки, мотор взревел.
– Эй, ты что? Что это значит?!
«Мерседес» вырулил на дорогу. Я поменял кассету.
На этот раз это оказался «Aerosmith».
– А у меня, между прочим, родственные корни здесь,
в Посаде.
– Ты мне зубы не заговаривай! – Полина все еще
старательно напускала на себя возмущенный вид. – Откуда у тебя здесь родня?
– Сейчас нет уже. А раньше была. До революции.
– Ага! «Как сейчас помню», да?
– А что смеешься? Ты в музее русской игрушки была?
– Я здесь еще нигде не была. Отцу квартиру полгода
назад дали. Он у меня военный, подполковник. Когда на пенсию выходил,
предложили на выбор несколько городов. Саратова там не было. Решились на
Сергиев Посад – вроде как ближе к Москве. А что игрушки?
– Есть такая игрушка. Медведь с мужиком в кузнице,
видела? Двигаешь дощечку туда-сюда, и они по очереди кувалдами стучат…
– Помню, помню… – заулыбалась Полина. У нас
мальчишки в школе на «трудах» выпиливали.
– Ага! – обрадовался я . – а знаешь, кто ее
придумал?
– Ты? – рассмеялась Полина.
– Почти. Мой прапрапрадед. У них была здесь
фабрика игрушек. А потом сгорела от паровозной искры.
– Да ну?!
– А прадед мой регентом в церкви был. Прабабка в
церковном хоре пела. И, говорят, здорово пела! Вот так они и познакомились. А
потом в Ярославль переехали. Там уже бабушка моя родилась.
– Ты здорово знаешь свою родословную!
– Совсем нет. Дальше того прапарапрадеда по
бабушкиной линии ничего не знаю.
– Так значит, это – твоя историческая родина?
– Одна из. Есть еще где-то в Кишиневе, в степях за
Волгой, и еще бог его знает, где…
…Гаишник вырос на дороге, как всегда, неожиданно.
Светящийся жезл указал на обочину, и только тут я понял, что только что пересек
двойную сплошную.
– Документики ваши, будьте добры.
Я протянул в форточку права, техпаспорт и
доверенность. Гаишник недоверчиво посмотрел на меня.
– Самочувствие как?
– Не употреблял, – ответил я. Милиционер достал
откуда-то маленький фонарик и принялся придирчиво рассматривать бумаги.
– Так, значит… Напрокат машину брали?
– Так точно, – и откуда во мне вдруг взялось это
военное «так точно»?
– У нас проблемы? – тихонько спросила Полина.
– Ерунда. Нарушил кое-что… Сейчас разберемся.
Но что-то мне подсказывало, что быстро мы не
разберемся. Пока гаишники ходили вокруг машины и придирчиво осматривали номера кузова
и двигателя, беспокойство мое росло. Вряд ли «мерседес», который мне официально
сдали напрокат в отеле, мог числиться в угоне. Но что-то мне подсказывало, что
уйдем мы отсюда пешком.
– Права ваши придется изъять, – изрек, наконец,
гаишник. Сейчас протокольчик составим…
– А может, без протокола? – попробовал возразить
я.
– Без протокола никак. Нарушение ваше серьезное, –
и гаишник пристально посмотрел на меня.
– И насколько тянет мое нарушение?
– Да рублей на… пятьсот.
Это было приговором. При последних ста рублях в
кармане торг не имел никакого смысла.
Вот так мы и оказались на одинокой автобусной
остановке. «Мерседес» забрали на штрафную стоянку, права у меня отобрали.
– В Москву мы сегодня уже явно не попадем, – с
грустью сказал Полина. – А знаешь, я вообще-то хотела посмотреть на твой отель.
– Извини, что так вышло, – попытался оправдаться
я.
– Ерунда. Поедем ко мне домой. На пять звезд,
конечно. Но нам ведь и так хорошо, правда?
Я обнял ее.
– Правда. А еще лучше – бросай все, и поехали ко
мне на Волгу. У меня там домик есть…
– Да, да, я знаю. На острове, да?
– Да… Помню, я говорил тебе, еще в Саратове.
Полина повернула ко мне свое лицо, и я увидел, что
она вот-вот заплачет.
– Послушай, ты, Казанова недоделанный!.. Где ты
был со своим домиком года назад, а? Когда я готова была с тобой ехать куда
угодно, а?!
Я крепче прижал ее к себе, но она попыталась
отстраниться.
– Полина, а сейчас ты не можешь?
Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
– Ты что, не понял еще? Я замужем!
– Да?.. А тогда что я здесь делаю? Зачем ты звала
меня к себе в этот Сергиев Посад? На монастырь посмотреть?
– Дурак. А ты не понял, зачем? Я люблю тебя!
– Любишь… меня?
Как-то вдруг почва, твердая почва, на которой я еще
секунду назад крепко стоял, стала уходить из-под ног. Все было легко и просто.
И вдруг…
– Ты изменил мою жизнь, ты этого не понял?!
Думаешь, я бы поехала в этот Хабаровск, уехала бы из Саратова?
– Зачем ты это сделала? Зачем ты …
– Чтобы тебя не видеть! И сейчас бы не видела.
Зачем ты мне попался опять в Саратове?
– А зачем ты вышла замуж за человека, которого не
любила?
– А ты, ты меня любил? Ну скажи мне! Только не
ври!
Я отвернулся.
– Нет… Не знаю.
– Ты меня не любил и не любишь.
И тут я не выдержал.
– Знаешь что, брось все. Разведись, давай уедем в
Саратов!
– Не могу. Я… Я жду ребенка.
– Ребенка?..
– А что тут удивительного? Это случается с
женщинами. Не слыхал?
– Слыхал. Все равно – поехали!
Полина уже не сдерживала слез.
– Ты правда дурак? Это его ребенок, а не твой! Ты не
понимаешь?
И тут с трассы кто-то посигналил. Напротив
остановки разворачивалась праворульная «тойота». Увидев машину, Полина вытерла
слезы и помахал рукой.
– Это мой папа, – улыбнулась она. – Идем, я вас
познакомлю.
– Да?.. А он будет рад этому знакомству? Что ты
ему скажешь?
– Не бойся, он знает.
Отец Полины вышел из машины и дружелюбно протянул
руку.
– Андрей Андреевич, подполковник войск связи. Вы,
надо полагать, Дима?
– Так точно, – второй раз за вечер ответил я.
– Рад знакомству. Что-то вы припозднились, ребята.
Автобуса сегодня уже не будет. Садитесь, домой поедем.
Дома у Полины мы пили чай на кухне, разговаривали
обо всем понемножку. И к теме нас с ней больше не возвращались. Поздно вечером
Андрей Андреевич отвез нас на железнодорожную станцию. Полина первой вышла из
машины.
– Задержись на минутку, – попросил вдруг Андрей
Андреевич. – А ты, дочка, иди. Подожди нас на улице, – и мне показалось, он
подмигнул ей.
– Ведь мы с тобой земляки, – повернулся ко мне
подполковник. – А земляк земляка не бросит. Тем более, в этой Москве. И мне
неважно, что там у вас с моей дочерью. Это ее дело.
– Спасибо! – я пожал ему руку. – У Вас
замечательная дочь!
– Ладно, не нахваливай! Давай, удачи тебе. Беги, а
то на электричку опоздаешь!
Я выпрыгнул из машины.
– Ну что? – улыбнулась Полина. – Очень страшный
мой папа?
– Твой папа – супер!
Подошла электричка.
– Мы увидимся еще?
Вопрос был глупый. Полина опустила глаза.
– Бог даст – увидимся…
Мы крепко обнялись на прощанье, и я шагнул в
вагон.
…До Москвы я ехал вместе с большой компанией
панков. Они шумели, пели «Гражданскую оборону» и «Крематорий», пили пиво,
курили, устраивали между собой потасовки… в общем, вели себя довольно мирно.
На душе было тоскливо. Вот так, ненароком, я
перевернул чужую жизнь. Как легко было забыть один летний вечер на набережной,
оставить от него лишь легкую тень сладостного воспоминания. А потом окунуться с
головой в водоворот своей собственной бесшабашной жизни, рвать и завязывать
отношения, ненавидеть одних, любить других… И даже ни разу не задуматься, что
стало с той, о ком я лишь изредка позволял себе скучать. Изо всех сил я пытался
задушить в себе запоздалое открытие – что я ее, наверное, люблю! Нет, сказать,
что я любил ее с того самого дня – это ложь. Но вот сейчас, когда все поезда ушли…
Куда я
качусь? Куда я еду, в этой панковской электричке? Никогда особо не любил
панков, но ведь даже они-то мне ближе, чем все эти яппи, которые мирно спят
сейчас в отеле перед тяжелым днем. А у меня в кармане последний стольник. Кто
глянет на мой прикид – ни за что не поверит. Надо возвращаться в мою реальность
из этого маленького путешествия в недавнее прошлое на машине времени. Надо
возвращаться…
На Ярославском вокзале скучающие таксисты стояли в
ожидании редких полуночных пассажиров.
– Ехать куда надо? – поинтересовался один из них.
Сказал он это как-то без особого энтузиазма. Наверное, потому что у меня не
было большого чемодана, я не был похож
на «свеженького» приезжего. Метро уже не работало, и выбора у меня не
оставалось.
– Мне в го… – но, не договорив слова «гостиница»,
я осекся. Это магическое антизаклинание. Только скажи таксисту, что ты едешь в
гостиницу, и двойной тариф «лох из провинции» тебе обеспечен. А уже если бы я
еще и назвал, в какую гостиницу мне надо, – все, пиши пропало. Мне с моей
последней сторублевкой к машине можно было бы уже и не подходить.
– Метро Петровско-Разумовская, – поправился я.
– Сто рублей, – оживился таксист.
– Полтинник, – заупрямился я. Таксист зевнул. Ему
явно было лень торговаться. К тому же, ничего более съедобного, чем я,
поблизости не было.
– Семьдесят, и поехали.
Только когда я вошел в свой номер, я понял, что
проголодался, как волк. Ужин я пропустил, поэтому только и оставалось, что
нарушить последнее табу – открыть минибар.
В маленьком холодильничке обнаружилось классное
пиво и чипсы. Это было настоящим спасением! Так, подведем итоги, – подумал я,
открывая первую бутылку. С Полиной я до отъезда, скорее всего, уже не увижусь.
Это отвратительно. «Мерседес» стоит на штрафной стоянке, и рано или поздно фирме
придется его оттуда вызволять. Если администрация отеля поднимет скандал прямо
сейчас, я вылечу с фирмы уже завтра. – Я отхлебнул еще пива. При таком раскладе
плюс-минус одна бутылка из минибара уже не играет роли. – Значит, я проиграл. А
если нет, все равно завтра надо ехать домой вызволять права из ГАИ. Если я не
успею это сделать до августа, мне не дадут служебную машину. И значит, все
равно выпрут. Тогда пари провалится. Черт! Полина, Полина!.. какая же глупость!
Ну почему мне опять надо бежать от тебя в какой-то другой город? Полина,
Полина, Полина!..
***
Завтрак я благополучно проспал. Мои «чемпионские»
часы тщетно пищали на тумбочке. И только со второй попытки упрямому будильнику
все-таки удалось поднять меня с кровати. Было без пяти восемь. Я ринулся в душ,
потом наспех оделся и прыгнул в лифт.
За столом в холле уже никого не было. Сквозь
стеклянные двери я увидел, как последние из наших стажеров садятся в
микроавтобус.
– Эй, подождите! – крикнул я, выбегая на улицу.
Последним в автобус заходил Антон.
– Отправление в офис в восемь часов, – ледяным
тоном сказал он. – Сейчас две минуты девятого, – и закрыл дверь у меня перед
носом.
– Урод! – крикнул я ему. Но Антон уже не слышал.
Я вернулся в отель. Теперь мне некуда было
спешить. Хоть поесть хорошенько напоследок.
Лениво гуляя вокруг огромного шведского стола и
поедая всяческие вкусности и полезности, я пытался себе представить, чем же я
займусь в родном городе осенью. Пари я, видимо, уже проиграл, и на телевидение
меня сестра не возьмет. То есть, взять-то возьмет, конечно. Но я просить не буду
– гордый. Проиграл – значит проиграл. Скорее всего, я вернусь в рекламу. Не
самый легкий хлеб, мягко говоря. Зато не скучно. И над душой никто не стоит…
…А все-таки, сытый желудок творит чудеса! Не знаю,
как Шерлок Холмс мог думать только натощак. Если натощак в голову и лезут
какие-то мысли, то, в основном, о еде. И вот теперь, после доброго завтрака,
мне открылась простая истина: если сейчас выйти из отеля и сесть на метро, то я
приеду в офис раньше этого чертова автобуса! Пока они торчат в пробках, я
преспокойно доберусь до конторы на подземке и еще успею выпить кофе!
Было волшебное солнечное утро. Где-то за нашим
офисным зданием протекала речка Яуза, и я подумал, что она, наверное, впадает в
Москву-реку, та, в свою очередь, – в Оку, а Ока в Волгу!.. Черт, как же я хочу
домой!!!
…Антон не поверил своим глазам. Вообще-то я не
курю. Но ради этой встречи стоило стрельнуть сигарету и встречи вальяжно
затянуться.
– Ты?! Как ты здесь оказался?
– Антон, ты давно в Москве? – спросил я, лениво
выпуская кольца дыма. Антон взбесился.
– А какое это имеет значение?!
– Да так, знаешь. Я тебе секрет открою. Здесь есть
метро.
– Что значит?..
– Антон, расслабься. Сделай паузу. Прыгни в Яузу!
***
По закону жанра здесь должна быть барабанная
дробь. Вот он, «Час Икс». Шаг за шагом я все ближе к администратору гостиницы.
Сейчас я сдам ключ и узнаю приговор. Если все, что я тут натворил, повесят на
фирму – я сорвал банк. А если потребуют наличные… сколько там бежать до канадской
границы?..
– Всего доброго! – улыбнулся администратор и выдал
мне копию счета, который должен пойти в «Юпитер». Я бегло просмотрел его, и… о,
чудо! Да, сумма великовата, но она не расписана! То есть, я за все про все,
вместе со всем, что я проел, проспал и прокатал, фирма раскошелится больше, чем
на две тысячи долларов. Но меня явно выгонят из этой компании раньше, чем они
там разберутся, что к чему. Главное, продержаться еще полтора месяца. А пока,
тьфу-тьфу, все, вроде, идет по плану!
***
300-летие российского флота в яхт-клубе, сразу
после парада, начали отмечать с высокоинтеллектуальной игры «перетягивание
каната». Собрали две команды, человек по тридцать, прочертили на песке жирную
линию, и поставили на нее бутылку водки – приз команде победителю. Вот с этой
бутылки и начали, потому что мы победили. А чем закончили, я плохо помню.
Это был первый и последний раз, когда я купался
пьяным. Да и то – не по своей воле. Мы сидели на корме моей «Крохи», что-то
распевали и распивали с ребятами с нашего яхт-клуба. Среди нас был некто
Игорек, которого я видел впервые. Чей-то приятель, случайно затесался. И вот
он-то и бросил за борт пустую бутылку из-под водки.
– Так, отставить! – разозлился я. – У нас так не
принято. Нырни и достань!
– Есть! – ответил Игорек. Он, в сущности, неплохой
был парень. Не виноват же он, что вырос на берегу. Не научили его уважать реку.
Игорек встал, и было собрался уже нырнуть за своим
«авторским произведением», но тут же едва не повалился в кокпит.
– О!!! – затянули наши ребята. – Этому больше не
наливать!
Я понял, что Игорек, если нырнет, но не вынырнет. Так
и пришлось лезть доставать пустую бутылку самому.
Отвратительное это дело, барахтаться пьяному в
воде! Даром, что плаваю с детства. Бутылку-то я достал и подал ребятам обратно
на яхту. Игорек с виноватым видом тут же спрятал ее в мусорный мешок. Но эти
пять метров дались мне, словно все пятьдесят. Плыл я как-то тяжело, и потом еле
вскарабкался на трап.
Вечером я уснул у себя в каюте. А с утра проклинал
и себя, и этот дурацкий спор с сестрой. В тот день я бы с радостью его
проиграл, лишь бы меня оставили в покое. К счастью, на острове не было
телефона, и я просто не смог позвонить сестре и сказать, что я сдаюсь. Пришлось
брать себя в руки и тащиться в город, на вокзал.
***
Почти всю дорогу до Казани я проспал. Зато
настроение у меня заметно улучшилось. Это был последняя учебная командировка,
непосредственно перед самой работой. Мне предстоял так называемый «полевой
тренинг». В столице Татарстана компания собирала всех новичков, чтобы научить
их продавать свои шоколадные батончики.
– Откуда приехал? – весело спросил круглолицый
таксист.
– Из Саратова, – ответил я. После дороги очень
хотелось поболтать.
– Зачем приехал? – все на той же веселой ноте
пропел водила.
– В командировку. Буду учиться торговле.
– А, это правильно приехал! – обрадовался таксист.
– Мы, татары, торговать умеем.
– Мы в Саратове тоже татары! – так же весело
ответил я. Таксисту это понравилось.
– Ай, молодец! А ты похож на татарина.
– Какой русский – не татарин? – только и
оставалось, что ответить мне. Это ему тоже понравилось.
– Хорошо сказал! – и водила заложил крутой вираж.
Казань мне уже нравилась. Улицы широкие и чистые. Особенно сейчас, в шесть
часов утра. Вскоре дружелюбный таксист остановил у гостиницы на набережной и
содрал с меня половину стоимости железнодорожного билета до Саратова.
Казанская гостиница оказалась милым сердцу
клоповником. Никаких тебе магнитных карточек, никаких щеголеватых портье и
никакой роскоши.
«Узнаю тебя, Родина!» – радостно пронеслось в
голове.
И с меня тут же содрали семьсот рублей. Я
разочарованно посмотрел на оставшиеся три сотни.
– А номеров подешевле нет?
– У вас забронирован этот номер, – равнодушно ответила администраторша и зевнула. – А
другого ничего нет.
«Болваны! – выругался я про себя. – Небось, опять
скажут, что так положено по статусу. Сдался мне их гребанный полулюкс!»
В полулюксе первым меня встретил рыжий таракан.
– Свои! – крикнул я ему, когда тот смылся на
всякий случай под холодильник с кривой дверцей. – Зови остальных. Я вам еды
принес.
Бросив сумку на скрипучую кровать, я уже намылился
было в душ. Но тут зазвонил телефон. Меня нашли.
– Алло, Дмитрий?
– Да, слушаю вас.
– Меня зовут Ренат. Мне поручено вас встретить и
отвезти на тренинг в офис.
– Очень рад, – ответил я. – Встретить вы меня уже
не успеете.
В трубке на какое-то время воцарилась тишина.
Ренат понял, что прокололся.
– Извините, я не знал, какой у вас поезд…
– Да бросьте вы! Не такая уж я важная птица.
Цветов и оркестра не надо. Через сколько мне спуститься?
– Я уже
внизу.
«Какое счастье! – подумал я. – Лучше бы ты проспал
еще полчаса!».
Так я его себе и представлял. Я почему-то не
сомневался, что на нем будет черный костюм, хотя через час мы начнем умирать от
жары. И что его машина – вишневая «четверка» – будет до блеска надраена. Ренат
оказался худощавым коротко стриженным брюнетом, примерно моих лет. Он стоял у
«жигулей» и виновато улыбался.
– Привет.
– Привет, – ответил я и протянул ему в ответ руку.
– Извини…
– Забей. Поехали?
Ренат секунду колебался.
– Извини… а ты прямо так поедешь?
Сначала я его не понял.
– Ты о чем?
Тут я вспомнил, что не успел побриться.
– Извини, времени не было. Если бы я еще стал
возиться с бритвой…
– Нет, это как раз не важно. Но вот джинсы…
– Да вроде чистые.
– Нет, нет, ты не понял. Он тебе обязательно про
это скажет.
– Кто «он»?
– Шеф. Он терпеть не может, когда на работу
приходят в спортивной одежде.
Я еле удержался, чтобы не засмеяться.
– Да какая же это спортивная одежда? Это джинсы!
– Для него все, что не костюм, – спортивная
одежда.
– Да? Ну тогда поехали скорее. Мне очень хочется
посмотреть на этого человека.
Казанская контора «Юпитера» располагалась на
первом этаже модной девятиэтажки. Два каких-то тонтон-макута на входе
потребовали наши документы. Один из них нарочито пристально изучал мой паспорт,
а потом спросил еще командировочное удостоверение.
– Ребята, мы опаздываем, – пытался воззвать к
секьюрити Ренат. – Нас шеф убьет!
Но они и ухом не повели.
– У вас своя работа, у нас – своя. Сейчас
мы перепишем номер…
Из полуоткрытой двери неподалеку доносилась чья-то
пламенная речь. Время от времени рассказчика прерывали аплодисменты.
– Это он, – шепнул мне на ухо Ренат.
– Доклад читает?
Ренат снисходительно улыбнулся.
– Ты не понимаешь. Это планерка.
– Это
планерка? – уточнил я. – А чего они хлопают?
– Так полагается.
Я с ненавистью посмотрел на тонтон-макута. Мне
ужасно не терпелось увидеть человека, у которого полагается хлопать на
планерках.
Едва мы подошли к той самой двери, как Ренат
схватил меня за рукав.
– Входи незаметно. Встань где-нибудь у стеночки.
Тогда, может, не просечет, что ты опоздал.
«Это ты опоздал», – так и хотелось буркнуть ему в
ответ. Но я был уже весь в предвкушении новой серии.
В большой комнате с зашторенными окнами было
полным-полно народу. За окном ясный день, но здесь горел приглушенный электрический
свет. Стены сплошь увешаны какими-то дипломами, и только надо большим столом –
карта Татарстана. Спиной к столу стоял тучный мужчина лет тридцати пяти в
больших квадратных очках. Мне почему-то подумалось, что он родился в своем
сером костюме, и серый галстук душит
его с детства. На пиджаке будто не доставало одной маленькой детали, но я никак
не мог понять, чего именно. Босс энергично размахивал руками. Остальные,
обступив его полукольцом, внимали.
– … и я не пожалею жизни та то, чтобы продукции
наших конкурентов, этих «Гузбери», не было на территории Татарстана!
На этих словах зал взорвался бурными
аплодисментами.
«Это секта, – подумал я. – Надо делать ноги!».
Но в этот момент он меня заметил. Маленькие,
спрятанные за толстенными очками серые глазки по-шакальи уставились на чужака.
– Молодой человек, а кто позволил вам сюда явиться
в джинсах?!
Я пожал плечами. Мне стало смешно.
– Мне их снять?
По залу пробежал осторожный робкий смешок.
– Отставить! – рявкнул босс. – Я вас спрашиваю, вы
что-нибудь когда-нибудь слышали о корпоративной этике?
И тут я понял, его не хватает его костюму. Комсомольского значка! Комсорг сверлил
меня глазами, но меня уже раздирал хохот. Надо было заставить себя хоть что-то
ему ответить. Я напрягся.
– О корпоративной этике? Слышал. Но из
глубочайшего уважения к фирме «Юпитер» я предпочел ехать в поезде в джинсах,
дабы не смущать Вас штанами от костюма. Видите ли, после поезда они были бы
мятыми, будто из задницы. Вы давно ездили в поезде?
На этот раз смех в зале был уже не столь робким.
По-моему, я их расколдовал.
И почему у него пена изо рта не пошла? По законам
жанра должна была.
– Что вы себе позволяете?! – зашипел Комсорг. –
Откуда вы? Кто вас прислал?
– Американцы.
На этот раз зал грохнул. Ведь это была чистая
правда.
– Какие американцы?! – возопил Комсорг голосом
кастрата.
– Очевидно, мистер Юпитер. Или его люди. Вот мое
командировочное удостоверение.
Такого поворота Комсорг, похоже, не ожидал. Его
рыхлое лицо залилось краской, а очки запотели.
– … командировочный? – растерянно пробормотал он.
Мне даже жалко его стало.
– Да. К вам. Учиться продажам.
– Но разве вам не сказали… про дресс-код?
– Сказали, – честно ответил я. – Вот научусь у вас
продавать шоколадные батончики, накоплю денег и куплю костюм.
Инопланетяне уже просто умирали от хохота.
Комсоргу ничего другого не оставалось, как выдавить из себя подобие улыбки и
прошипеть:
– Добро пожаловать!
Мы с Ренатом вышли на улицу и направились к
машине.
– Ну ты даешь!… – Ренат протянул мне руку. – Как
ты не побоялся?
– Не побоялся чего? Что меня уволят? Так меня еще
и не приняли.
– А если и не примут?
– Не примут, и черт с ним. Где у вас тут можно
пожрать?
Казань мне нравилась все больше. Много красивых домов.
– А вот эту крепость Иван Грозный штурмовал! –
Ренат кивнул в сторону кремля.
– Помню, помню, – засмеялся я. – «Казань
брал, Астрахань брал!..»
– Во-во, именно!
Ренат перестроился в правый ряд и повернул на
светофоре.
– Послушай, – спросил вдруг я, – чего ты вообще
хочешь от жизни?
Ренат посмотрел на меня так, будто я спросил,
сколько будет дважды два.
– Стать президентом.
После обеда я сказал Ренату «Увидимся», хотя знал,
что уже не увидимся никогда. Но ему и в голову не могло прийти, что я могу вот
так запросто вернуться в гостиницу, сдать номер и забрать обратно часть своих
денег, лишь бы только не торчать в Казани без копейки, исключительно ради того,
чтобы поклониться шефу утром в понедельник.
Думать приходилось с лихорадочной быстротой. Билетов
на поезд катастрофически не было – пик сезона, середина августа. Самолет до
Саратова уже год как отменили. Автобуса не было в принципе, а пароход ушел еще
днем. Чертовски хотелось домой, подальше от всех этих космических попугаев. Все
пути к отступлению я себе нарочно отрезал, когда съехал с гостиницы. Тогда я
еще не умел путешествовать автостопом, поэтому самая простая и гениальная идея,
как доехать до Саратова, мне в голову не пришла.
Не помню, что привело меня обратно к автовокзалу.
Может быть, это его соседство с портом натолкнуло меня на весьма экзотическую
мысль. Через минуту я уже стоял у кассы.
– Девушка, когда ближайший автобус до Ульяновска?
Девушки в Казани красивые. Даже в кассах.
– Да вот он стоит, – мило улыбнулась обаятельная
(хоть и крашенная) блондинка с огромными восточными глазами. – Через пять-десять
минут отходит.
– А во сколько он прибывает на место?
– Вечером, в восемь.
Расписание пароходов по всей Волге я знал
наизусть. То судно, которое в обед вышло из Казани вниз, будет в Ульяновске в
полночь. Перекантоваться в порту несколько часов – плевое дело. К тому же, если
мне не изменяет память, у них в Ульяновске прямо в порту яхт-клуб… Эврика!
Через 10 минут автобус уже увозил меня из столицы
Татарстана.
***
Порт в Ульяновске очень похож на морской. Два
больших волнолома, маяк, а за ним – бескрайний простор. Левого берега не видно.
Я подошел к парапету. Какие-то ребята на
четвертьтоннике лениво возились с парусами. Ветра не было, поэтому они не
спешили.
– Здорово, мужики! – окликнул я команду
«четвертака». – Не маловато ветерочка?
– Ой, не говори!.. – отмахнулся старший по виду.
Наверное, капитан.
– А ничего у вас здесь гавань, – заметил я.
– Да, неплохая, – ответил баковый матрос. Он
только что пристегнул последний карабин на стакселе. – А сам-то откуда будешь?
– Из Саратова.
– А-а, – понимающе улыбнулись ребята. – Земляки,
значит. Если по воде.
Я засмеялся.
– По воде земляки.
– А какими судьбами? – капитан, не поднимая
головы, потянулся к движку и дернул за веревку. Старый «ветерок» буркнул «Тбрынь» и не
завелся.
– Да вот, парохода жду, – ответил я.
– А-а, – протянул капитан. – Это ты еще долго
ждать будешь. Может, с нами? Пройдемся немного.
Предложение было заманчивым, но…
– Спасибо. Только вот, я гляжу, раньше, чем к
ночи, не раздуется.
– А у нас мотор.
«Ветерок» в очередной раз сказал «тбррынь!»
– Я вижу.
Капитан и матрос рассмеялись.
– А сам-то не чем ходишь, – полюбопытствовал
баковый.
– «Ассолька» у меня.
Ребята понимающе кивнули.
– Есть у нас пара таких. Вон стоят.
– Да я видел. Там у одной транец нарастили…
– Да, есть там мастера художественной
самодеятельности.
Он сказал это как-то без особого почтения к
малышкам-«ассолям». Мне как-то стало обидно за свой класс яхт, и я встал на
защиту.
– Хорошая лодочка. Зря вы.
– Хотя, да…– вдруг, словно бы вспомнив что-то,
оправдался капитан. – У вас там островов много, да?
– О, еще как! – обрадовано подхватил я. А на ней
куда хочешь залезть можно.
– Классная у вас акватория. Я был там. Красиво…
– Ну, у вас тоже неплохо. Море…
– А что толку – мели кругом.
– И у нас.
– Да, но у вас и укрыться есть куда, и причалить
на ночлег. Да и на Нижней у вас эти балочки… чудо!
– Есть такое дело, – улыбнулся я.
Как же я хочу домой! К родителям, к своей «Крохе»
и фанерному домику!
Тут, наконец-то, завелся мотор. Если вы хотите
увидеть по-настоящему счастливое лицо, понаблюдайте этак с полчасика за
человеком, который отчаянно пытается завести русский подвесной мотор. И вот
когда мотор, наконец, сдается….
– Ну ладно, земляк! Мы пошли! – обрадовано сказал
капитан. – Носовой отдашь?
Я бросил баковому носовой.
– Счастливо!
Четвертьтонник отвалил.
Все это время в стороне стоял какой-то мужик.
Простой такой мужик. Вроде как и не слушал нас. А вроде как и слушал. А потом
сказал:
– Ну что смотришь? Заходи!
И я ступил на палубу пришвартованного здесь же
«Ярославца».
Столик был накрыт прямо в ходовой рубке. Кастрюля
с макаронами по-флотски и… ну, это,
само собой.
Он разлил. Чокнулись. Никакого тоста.
– Я капитан порта.
Хорошее начало!
– Михал Василич, – представился второй и протянул
руку. С виду некрепкий, но рукопожатие железное. – Я тут моторист.
– Мне нравятся «Ярославцы», – совершенно
простодушно сказал я. Я и правда любил эти маленькие пароходики, они мне
напоминали детство – особенно вот такие, не переделанные хрен-пойми-подо-что…
– Оба-на!!! – чуть ли не хором воскликнули
речники. – Дай пять!
Оба по очереди хлопнули мне про руке.
– Мужчина! – уважительно добавил капитан порта.
– Вот верно ты сказал, – поддержал Василич. –
Лепят на них какие-то сараи, как манду к забору. Да вон, посмотри, у того
причала стоит такой. Это что, судно, на?
У соседнего причала был пришвартовано нечто, в чем
некогда аскетичный силуэт трудяги-«Ярославца» угадывался с трудом. Ходовую
рубку удлинили, нарастили, приварили к ней в продолжение нечто, похожее на
сарай. Вдобавок, на бак вынесли самопальный салон с гигантскими окнами,
приляпали глухой фальшборт, и все это замалевали веселеньким голубоватым
цветом. Плавсредство гордо именовалось «Орел», от чего Петр первый, наверное,
не раз перевернулся в гробу.
– …здец, – только и нашлось у меня, что сказать.
Капитан и моторист расхохотались.
– А ты разбираешься, – похвалил Сергеич, – а ну,
давай по одной. Потом расскажешь нам про себя.
Мы опрокинули по рюмке.
– На флоте служил? – спросил капитан.
– Нет, – честно признался я. И, чтобы совсем его
не разочаровывать, поспешно добавил: – Я яхтсмен.
– Яхтсмен? – обрадовались оба приятеля. – Значит,
наш человек.
– Откуда ты сам-то, говоришь, – спросил меня
Василич.
– Из Саратова.
– О! – хлопнул в ладоши кэп, – я там учился в
техникуме речников.
– Знаю такой, – кивнул я. – На Чернышевской, да?
– Да-да-да, – радостно подхватил капитан. – Эх, и
весело мы там учились!
– Я боюсь, пароход пропущу…
– Кого на х… ты пропустишь? Ты это хорошо. Михал
Василич, кто там у нас сегодня?
Василич пожал плечами.
– «Октябрина» вроде.
– Точно, подхватил я. – «Октябрьская Революция»!
– «Октябрина»!.. – протянул Сергеич. – Ну, это
легко.
Сергеич потянулся к рации. Щелкнули тумблеры.
– «Патрульный-33» вызывает «Октябрьскую
Революцию». «Патрульный-33» вызывает «Октябрьскую Революцию»!
Сперва шипение, потом ответ:
– «Революция» на приеме. На вахте капитан.
– Митрич, здорово! Вы где?
– Подходим. Через полчасика будем.
– Слышь, Митрич, не в службу, а в дружбу. У меня
тут пассажир к тебе есть. До Саратова. Мы, пока все не допьем, его не отпустим.
Но ты без него не уходи, договорились?
– Договорились.
Я почувствовал, что Митрич на том конце радиомоста
улыбается.
– Ты смотри, чтобы он у тебя не упал до нашего
прихода. А то сам будешь его грузить.
– Митрич, он моряк.
– Понял. Вопросов не имею.
«Моряк»! Вот это да!.. Черт, вот это он сказал!
Это же он ПРО МЕНЯ! И какого хрена я поперся в этот «Юпитер»?!
– Митрич, а у тебя как там с местами?
– Подберем что-нибудь. Что там твоему моряку надо?
На этот раз Сергеич обратился ко мне.
– Какую каюту хочешь?
Я ошалел от такого вопроса.
– Да хрен с ней, с каютой. Мне хоть на палубе.
– Митрич, ты слышал? Он говорит, «хоть на палубе».
– Наш человек. Подберем что-нибудь.
– Спасибо, Митрич! Конец связи.
Сергеич разлил.
– Вот это ты хорошо сказал, про палубу. Давай за
«Октябрину»! Семь футов ей по киль!..
«Октябрина» ослепила меня прожектором, когда
подходила к пирсу. Вскоре ее борт поравнялся с причалом, на теплоходе запустили
бортовые винты.
– Эй, на берегу! Кто там швартовы примет? –
окрикнул немолодой матрос с палубы. Я оглянулся, но вокруг никого не увидел.
Вопрос матроса был риторическим.
– Бросай! – ответил я. На пирс полетела тонкая
веревка, принайтанная к швартовому концу. Швартовы у теплохода толстенные и
тяжелые, но мне было легко. Я закрепил их на кнехт, с борта подали трап. И тут
я увидел капитана. Он приветственно кивнул.
– Послушай, тут, вроде пассажир должен быть от
вас. А я что-то не вижу никого.
– Так это я и есть, – ответил я. Мне даже как-то
неловко стало.
– А!.. Ну так чего стоишь? Заходи!
Я взошел по сходням, капитан протянул руку.
– Владимир Дмитриевич.
– Очень приятно, – ответил я. – Дмитрий.
– Не соврал, значит, Сергеич, про моряка. Чего ж у
него в порту швартовы некому принять?
Я пожал плечами. Не хотелось подставлять Сергеича.
– Так он же, наверное, знал, что я приму.
– А.. понятно. Так, докуда ты у нас?
– До Саратова.
– Понятно. Саша! – позвал капитан кого-то, и из
ходового пролета на палубу выглянул человек. Возможно, пассажирский помощник.
Он был в штатском – не его вахта.
– Да?
– Подбери парню что-нибудь. Что у нас свободно.
– А Вы что хотели? – обратился ко мне невысокого
роста немолодой помощник.
Я пожал плечами.
– Мне все равно.
– А денег сколько?
Я назвал сумму, и помощник разочарованно посмотрел
сначала на меня, потом на капитана.
– Дешевых кают у нас не осталось…
– Да какая разница, – с безразличным видом бросил
капитан. – Нет дешевых – сели в первый класс.
– Но у него денег нет…
– Делай, как я сказал. Возьми с него за третий
класс и посели в первый. Человеку в Саратов надо!
И капитан подмигнул мне.
– Спасибо!
Я пожал Митричу руку.
– Да брось ты, – улыбнулся он. – Своим помогать
надо.
Пароход! Палуба под ногами!..
Ключ скрипнул в скважине, и в нос ударил свежий,
ни с чем не сравнимый запах надраенной каюты. Я наконец-то дома!!!
***
Гавриков посмотрел на меня так, как, наверное,
смотрел бы перед расстрелом настоящий коммунист на белогвардейца. Потом
коммуниста расстреляли, и Гавриков брезгливо взял мой билет.
– П-пароход? – процедил он. – Объясни мне, как
это?
– Миша, у тебя есть карта?
– Карта?…
– Да. Карта Волги. Я тебе сейчас объясню. Вот, дай
листочек. И ручку – я выхватил у него из-под рук его «паркер». – Смотри. Вот
это Волга. Вот здесь она начинается, а вот – Каспийское море. Волга впадает в
Каспийское море…
– Ты что, издеваешься?
– Подожди, я не договорил. Вот Казань. Вот
Ульяновск, Самара. А вот Саратов. Удобно, правда?
В этот момент в дверях нарисовалась фигура
охранника. Но за ним нависало что-то еще более шкафообразное.
– Миша, я извиняюсь. Этот вот парень говорит, что
он с Дмитрием…
Вовик стоял в дверях и улыбался в тридцать четыре
зуба. Миша уставился на него, потом на него, и немой вопрос застыл в глазах.
– Диман, я тачку закрыл. Жарко там. Я здесь
посижу, ладно?
«Идиот!» – подумал я. Но сейчас устраивать ему
разборку было бы ой как некстати.
– Это кто? – выдавил шеф. Он уже перестал быть
похожим на шефа.
– Это? Познакомься, Миша. Это мой водитель.
– Вован, – мой приятель протянул Гаврикову свою
здоровенную лапу. Хрустнули косточки. Миша умоляюще посмотрел на меня с уже
знакомым «что это значит?» в глазах.
– Ты же сказал, что умеешь водить машину. У тебя
есть права?
– Есть. То
есть, были. У меня их отобрали.
– За что?..
– Я угнал «Мерседес».
Вечером, как всегда, мы пили пиво у стоянки.
– Слушай, Вован, как ты думаешь, меня скоро выпрут
из этого «Юпитера»?
У Вована на все была своя философия.
– Ты, Диман, не спеши. Продержись еще хоть пару
месяцев. Скопим бабла, купим тачку, уйдем – потом сами начнем бабосы рубить.
– Да?.. Хм. И как мы будем «рубить бабосы» на этой
тачке? Бомбить поедем?
– А почему бы и нет? То есть, тебе, конечно,
бомбить и не надо будет. Напишешь мне доверенность. Ты все равно скоро
перестанешь мотаться по этим своим магазинам, будешь в конторе сидеть. Я встану
на точку, с пацанами договорюсь, чтобы пустили. У них там крыша и все такое… ну
ты в курсе, мать писала. Буду тебе отстегивать половину выручки.
Что мне всегда в нем нравилось, так это его
самоуверенность. Вован уже все решил, и теперь говорил так, будто осталась
незначительная мелочь – поставить меня в известность, как он распорядился моими
еще не заработанными деньгами. Он с первого дня говорил «мы», «наша машина» и
«наша работа». Понимаю, ему хотелось бы чувствовать себя партнером в этом деле,
а не водителем без доверенности.
– Слушай, Диман, а может придумаем что-нибудь с
доверенностью?
***
Вован был моим приятелем по двору. Мы выросли
вместе. Два совершенно не похожих пацана. Он – вечно бритый «под ноль», за что
с детства получил прозвище «Лысый». Родители, деды, бабки – все у него работали
на Железке. Так у нас звали Железную дорогу. Вован с малолетства дрался со
всем, что движется. Во дворе его не любили, но боялись.
А я был сыном музыканта и учительницы. Правда, мой
папа-музыкант, в случае чего, может весьма внятно и доходчиво объяснить любому
таксисту, что он не прав. Так, без лишнего шума. А мама, в силу
профессиональной закалки и поставленного голоса, способна построить всех
соседей, как пионерский отряд. И, тем не менее, я не был таким воинствующим,
как Вован.
Лет в тринадцать я стал битломаном и потихоньку
принялся загружать своего приятеля рок-музыкой. Результат превзошел ожидания –
на «Битлах» Вован не остановился, и вскоре стал заядлым поклонником группы «Queen». Правда, как это
уживалось в нем с любовью к шансону, я, хоть убей, не пойму.
А потом Вован пропал. На несколько лет. Его
родители за это время куда-то переехали, и я не знал, как его искать. Я уже
думал о самом худшем. Зная его способность влипать в истории. Но все оказалось
не так страшно.
С детства Вовка мечтал стать военным летчиком.
Никому ничего не сказав, он однажды взял и уехал в Армавир, поступать в
«летку». И поступил. Он мог бы стать истребителем. Но однажды набил морду сынку
какого-то полковника, за что был отчислен и загремел в армию рядовым. Два года
ходил по аэродрому и заправлял самолеты, а потом снова поступил в училище и
снова набил кому-то морду. В настоящий истребитель Вован так ни разу и не сел…
И вот теперь он появился. С молодой женой, грудным
ребенком, со все той же гордостью дворового забияки и без гроша в кармане. Зато
он с детства крутил баранку на отцовском «москвиче». Так Вован стал водителем
новоиспеченного торгового представителя «Юпитера».
– Ездить я тебя не научу. А вот летать –
пожалуйста!
До сих пор не знаю, ругать его, или благодарить за
этот стиль вождения. Спустя пару лет я заставил себя кардинально переучиться. Я
просто не хотел превращаться в дорожного «истребителя». И все же… Если я и могу
насмехаться теперь над стритрейсерами, которые пугают невинных граждан своими
прямоточными глушителями, то Вован точно приложил к этому руку. Если припрет, я
кое-что могу показать на дороге.
***
Что мне на самом деле нравилось в моей работе –
так это маленькие географические открытия. Каждый день я узнавал что-то новое о
своем городе. Мы забирались в такие уголки, где отродясь не доводилось бывать.
Мне все равно, куда – лишь бы ехать, лишь бы ехать…
– Да, и вот еще что… Дай-ка мне список всех точек,
с которыми ты работаешь.
– Агент Данди запрашивает Центр. Сестренка, что
мне делать, черт побери? Они требуют с меня список фирм, с которыми я работаю!
– Так дай им его.
– Нет, ты не поняла. Я ведь, на самом деле, почти
ни с кем не работаю. Понимаешь?
– Понимаю. Но список дай.
– Сестренка!.. Ты – гений!
– И зачем я подсказываю тебе, как выиграть у меня
пари?
– Наверное, потому, что в глубине души ты хочешь
проиграть.
Половина следующего дня ушла на составление
липовой ведомости. Надо было срочно придумать десятка два фирм, и «снабдить» их
мало-мальски правдоподобными адресами. Когда дело дойдет до проверки, вся эта
лажа непременно выплывет наружу. Но я надеялся, что этого не случится раньше,
чем я выиграю пари у сестры и свалю с «Юпитера».
Фирмы в нашем городе называют тоскливо. Ну
никакого полета фантазии! Возьмут имя жены или любовницы, прибавят год
основания, и получается что-то вроде «Эльвира-94». Гадай потом, что такое «94» –
размер бюста, возраст или порядковый номер этой самой Эльвиры по счету?
Если бы мой список попал в руки к опытному
разведчику, он бы сразу заподозрил неладное. Полет творческой фантазии взял
верх над здравым смыслом. В этом хит-параде мертвых душ значились:
производственно-коммерческая фирма «Шайтан-труба», общество с ограниченной
ответственностью «Робин Гуд», акционерное общество «Сепука-холдинг» и некое
муниципальное унитарное предприятие «Марабу». Причем, список я писал в спешке,
а когда переводил свои каракули на язык компьютера, толком, сам не мог их
разобрать. В результате, «Марабу». Превратилось в «Магабу».
…Саша недоверчиво посмотрел на мою ведомость.
Взгляд его остановился против графы «МУП “Магабу”». Он поднял глаза на меня:
– Диман, ты что, в Африку ездил?
Я уверенно кивнул.
– Крокодилы чуть не сожрали.
Саша улыбнулся.
– Эх, Диман, Диман!… Ну ладно, черт с тобой! – и
подписал ведомость.
Хороший парень был этот Саша! И как его занесло в
«Юпитер»? Он ведь когда-то классно играл на саксофоне. Я помнил его еще по
университетскому оркестру.
А потом он погиб. Разбился на машине…Через год.
Все закончилось очень быстро и неожиданно. Нашу
тачку обокрали. Сперли буквально все – музыку выдрали с «бородой», колонки с
полками, и даже выгребли из бардачка кассеты. После этого ездить на ней стало
как-то скучно, а покупать новую аппаратуру в чужую машину совершенно не
хотелось. И тогда я пошел сдаваться.
– Как это – увольняешься? – Миша просто обалдел. –
Отсюда никто не увольняется сам!
– Тогда увольте меня. За что-нибудь, увольте. Пожалуйста!
Миша закурил. Он не понял.
На следующий день я уже работал на телевидении.
28.01.2007