Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2012
Сергей ТРУНЕВ
В ПОИСКАХ ОДЕССКОГО ЮМОРА
Михаил Бару. Дамская визжаль. – М.: Эксмо, 2011. – 352 с.
На веселенько (по-другому не скажешь) расцвеченной обложке, в аккурат в самом ее верху, изображено солнце. Восходит оно или же наоборот, понять невозможно, однако ядовито-кислотный цвет красок, равно как и надпись внутри солнечного полукружья – “Новый одесский юмор” – как бы сами собой говорят о том, что перед нами именно рассвет. Или расцвет. Нового, одесского… Несколько сбивает с толку отсутствие информации о серии непосредственно в выходных данных книги, тем более, что эти самые данные предваряет список уже опубликованных авторов и произведений.
Здесь, впрочем, возникает интрига: как Михаил Бару, проживающий в Москве, умудрился стать новым одесским юмористом? В поисках ответа начинаем читать.
В целом содержание книги можно разделить на поэтическую и прозаическую составляющие, которые периодически сменяют и семантически взаимодополняют одна другую. Что касается поэтической части, то в нее входят стихи, исполненные в жанре “русскоязычного хокку” или чего-то подобного: по форме вполне восточного, по содержанию – порой до боли или до смеха российского. Относительно новизны опубликованных вещей вопрос, как минимум, спорный, поскольку мое первое знакомство с некоторыми из них восходит аж к 1999-му году (подборка в “Волге”, № 7, 1999). Вот, к примеру, тройка далеко не новых, но от этого не менее любимых мною трехстиший:
***
Шелест юбок,
Еще вчера незнакомых, –
Командировка…
***
Рыбалка в разгаре!
Уже и наживку
С трудом отличу от закуски.
***
Раннее утро.
Сосед прибивает полку
Прямо к моей голове.
Юмор, по-моему, в наличии. И если сделать поправку на то, что новое довольно часто на поверку оказывается хорошо забытым старым, появление книги Михаила Бару в вышеуказанной серии представляется вполне закономерным. Однако, где же таки заявленное “одесское”?!
Прозаическая составляющая включает, как сказано в аннотации, “миниатюры”, сюжеты которых позволяют разделить их на три блока. Оговорюсь, что это чисто умозрительное деление, практически не имеющее отношения к структуре книги. Первый блок содержит тексты, в основе которых лежит выработанная автором мифология, т.е. то, чего никогда не было, но что принципиально могло бы быть. Сюда, кстати, входит и миниатюра, давшая название книге – “Дамская визжаль” – посвященная описанию несуществующих (а, впрочем, кто их знает?) экспонатов московской Оружейной палаты. Действительно, вполне логично предположить, что если существовали в давние времена мужские пищали, то могли существовать тогда же и дамские визжали, зудели и т.п.: “Собачка ударно-спускового механизма выполнена в виде любимой левретки Екатерины Ивановны и в момент удара издает такой же визжащий звук, как если бы ее (левретку, но не собачку) пнули ногой”. Столь же вероятностный характер имеют и другие текстуальные реалии, как, например, орден монахов-артезианцев или картина “Иван Грозный спаивает своего сына”. В общем же, в силу разнородности представленного “исторического” материала и радикально-иронического отношения к нему автора, можно было бы запросто пришпилить к текстам первого блока ярлык “постмодерн”. К сожалению, данное понятие на настоящее время уместно воспринимать либо как моветон, либо как ненормативную лексику интеллектуалов.
Ко второму прозаическому блоку я отнес тексты, определить которые можно как “короткие бытовые зарисовки”. Понятно, что сама специфика жанра предполагает наличие у автора не столько острого ума (т.е. остроумия), сколько острого зрения и слуха. А также точного и, в то же время, красочного языка, способного увиденное и услышанное передать. У Михаила Бару все это есть, и поэтому представленные во втором блоке тексты буквально проходят перед глазами, точно живые короткометражные фильмы… также не содержащие в себе ничего одесского, если не считать миниатюры “Поезд Москва–Одесса”.
Наконец, третий блок как бы объединяет первые два, предоставляя читателю возможность увидеть избранные фрагменты истории (точнее, их литературную, т.е. мифологизированную интерпретацию) семьи самого Михаила Бару. Сразу оговорюсь, что Одесса как город если и появляется здесь, то эпизодически. Зато в изобилии присутствует тонкий и язвительный еврейский юмор, образцовыми носителями которого испокон считались одесситы. Если угодно, Одессы я так и не отыскал, однако, одесский колорит был прочувствован мной в полной мере…
В начале одной из завершающих книгу зарисовок автор пишет: “В городе книжки читаются все больше те, которые можно на бегу читать. Или вовсе газеты. Там, внутри этих детективов и глянцевых журналов все несвежее, жареное – вроде привокзальной шаурмы и чебуреков”. Если это так, то книга Михаила Бару, в виду разнородности составляющих ее ингредиентов и слегка кисловатому вкусу иронии, представляется мне окрошкой, вполне способной освежить горожанина в удушливый летний вечер.