Содержание Журнальный зал

Константин Комаров

«Однажды мы проснемся утром…»

и др. стихи

Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2012

Константин КОМАРОВ

Константин Комаров

 

Родился в 1988 г. в Свердловске. Выпускник филологического факультета Уральского Федерального Университета им. Б.Н. Ельцина (бывш.УрГУ им. А.М. Горького). Автор литературно-критических статей в журналах «Урал», «Новый мир», «Вопросы литературы» и др. Лауреат премии журнала «Урал» за литературную критику (2010). Лонг-лист премии «Дебют» в номинации «эссеистика» (2010). Участник Форума молодых писателей России и стран СНГ в Липках (2010, 2011). Стихи публиковались в журналах «Урал», «Бельские просторы», «День и ночь», других журналах, сборниках и альманахах, на сетевом портале «Мегалит». Автор трёх сборников стихов. Член Союза российских писателей. Живёт и работает в Екатеринбурге.

 

 

 

* * *

 

Однажды мы проснёмся утром,

возможно, в домике с трубой,

в пространстве правильном и мудром,

перемешавшем нас с тобой.

 

И ты расскажешь мне подробно,

не упустивши ни аза

о том, что видят исподлобья

твои пытливые глаза,

 

куда счастливая монетка

вчера пропала без следа

и кто этот нектарный некто,

определивший нас сюда,

 

и что нас раньше отделяло,

и как объединило нас

одно большое одеяло –

широкое, как парафраз.

 

И в рамках сумрачного жанра,

в который вписан этот стих,

без страха штампов и пожара

одну закурим на двоих.

 

И вспомним – были одиноки,

в воздушной прятались броне.

И страх, который эти строки

сейчас нашёптывает мне.

 

 

* * *

 

Среди равнин всё реже взгорья,

мне эта местность не нова,

беспечно зреют в подмозговье

провинциальные слова.

 

И мил мне, как резной наличник,

их тихоструйный перешёпт,

когда сижу я без наличных

и никуда не перешёл –

 

ни через Рубикон, ни через

ребристый времени порог,

и чёртовы скрипят качели

(раскачиванье – не порок,

 

нет, лишь невинная забава

для одинокого ума).

Мне жаль, что раньше я взаправду

считал, что мир – это тюрьма.

 

Нет, мир – это свердловский дворик,

его обычен колорит.

Здесь пьёт палёнку алкоголик

и с небесами говорит,

 

здесь по заведомым дорожкам

идут неведомо куда

сплошные люди. И нарочно –

висит. Не падает звезда.

 

 

Къ Дулепову

 

Так чисто выбрился, что впору застрелиться

В. Дулепов

 

Небрит настолько, что почти бессмертен:

так часто бриться – это не моё.

Я здесь, как посторонний перевертень.

Изнаночный привет тебе, Маёр.

 

Но временами выходя из мира,

читай – из бытового забытья,

я вижу: у меня «чутлива шкира»

написано на креме для бритья –

 

«чувствительная кожа» по-хохляцки,

как тайный знак, откуда я такой –

и эти лихорадочные цацки,

и бритвенный вот этот беспокой,

 

и водка-пиво-водка-водка-пиво

хотим тонуть мы или не хотим –

пластайся, коли шкира столь чутлива

без права нарастить на ней хитин,

 

который у иных вовсю нарощен,

но посреди избыточных вещей

я постараюсь быть немного проще…

Пойду побреюсь что ли вообще…

 

 

* * *

 

Чужие взгляды бьют под дых,

но твой невыносимо точен,

и эмбрионы запятых

сменяют безысходность точек.

 

Кипит письмо и стынет чай,

пока приказывает слово

не уточнять, а утончать

приметы счастья бытового,

 

не умерять, а умирать,

вовсю разменивая силы

на то, что вымолвить пора,

на то, что непроизносимо.

 

Но клапанов сердечных шум

взял аритмическую ношу,

и я её произношу

и каждый раз себя итожу.

 

Смотри же на меня насквозь,

чтоб под твоим предельным взглядом

во мне заветное сбылось,

не обернувшись личным адом.

 

 

* * *

 

Не столько правда, сколько просто свет,

обычный свет глаза с утра мне колет,

и сердце колет – да – от сигарет,

а – нет – не от трагической юдоли.

 

И я верчусь стыдливо на пупе

и чувствую себя, как муха в супе,

как будто едешь с молчуном в купе

да плюс ещё с печальным трупом вкупе.

 

Чьей силой, написав свой первый стих,

я из пространства мирного был выдран

и погрузился незаметно – псих

в округлую тоску вселенских рытвин?

 

И метафизика зачем мне портит кровь,

а рефлексия засоряет лимфу?

Где тот момент, когда ушла любовь,

когда я променял её на рифму?

 

Ничьей. Нигде. Ничто и никогда

неизъяснимо в этом слове плоском…

…И падает фанерная звезда

над мутным, непроснувшимся Свердловском.

 

Следующий материал

Дворовые игры +

(Записки о том, что было самым важным, и оттого, что безвозвратно ушло, важности не потеряло)