Перевод, предисловие В.Г. и В.Ч
Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2011
СТИХОТВОРЕНИЯ СЭЙМУРА ГЛАССА
(предисловие к публикации)
В своей повести “Сэймур: Введение” Джэром Сэлинджер пытается воссоздать образ брата повествователя, в чьей гениальности, несомненной для автора, не так-то легко убедить читателя, поскольку эта гениальность не нашла (и не искала) форм воплощения, в которых мы привыкли её обнаруживать. Собственно, повествуется о неизбежности провала такой попытки, отсюда – множество оговорок и отступлений в тексте, отсюда – осторожное слово “введение” в названии. Среди прочего, упоминаются стихи Сэймура, описывается их восторженное восприятие автором, сюжет нескольких пересказывается прозой. Понятно, что пересказ стихов может кое-что добавить к образу героя, но о самих стихах не даёт никакого представления. Впрочем, упоминается одна важная особенность: все стихи Сэймура формально состояли из шести строк, а его увлечение японской поэзией позволило автору придумать термин “двойное хокку”, никогда не существовавшее в природе. Тут же Сэлинджер оговаривается, что стихи Сэймура, в конечном счёте, похожи только на него самого.
В 2010 году Сэлинджер умер, и его наследие попало в цепкие руки правообладателей. Обнаружились и стихи Сэймура, но поскольку сразу стало ясно, что они непосредственного отношения к произведениям Сэлинджера не имеют, публикаторам удалось без особого труда их получить.
При переводе (а лучше сказать, переложении) этих стихов, каждый из нас руководствовался своими соображениями и своим пониманием замысла автора. Любой перевод – это интерпретация, определённый взгляд на подлинник; наше решение работать вдвоём связано с надеждой, что два взгляда создадут у читателя более глубокий и объёмный образ автора. Об одном мы договорились сразу – сохранить шестистрочную структуру оригинала. Для себя мы эту форму назвали “стопками”: во-первых, в честь самого Сэймура, чья фамилия Glass на русский язык переводится именно так, во-вторых, поскольку стопа является первичной мерой стиха, она может служить синонимом поэзии как ритмического искусства. И, наконец, нам кажется, что Сэймур бросал в “топку” своих шестистиший самое существенное в своей жизни (“с” ведь всего лишь предлог причастности и легко может менять владельца, что и случилось со стихами Сэймура – они стали нашим достоянием).
Всё остальное – на совести каждого из нас.
В. Г. и В. Ч.
Часть первая
(перевод В. Г.)
просит клерка с шеей и причёской
поменяться с ней местами
тот краснеет свет слепит над облаками
улыбается краснеет непоколебимо
смотрит на неё в упор и мимо
2. на уроке
как из витрины краден
вдруг студентку в розовом шумящую
всю громокипящую
осадил швырнул в неё бумаги ком
из окна мне виден похоронный дом
3. тайная вечеря
я не знал привиделось во сне
в золотящийся музей вошёл растерянно
над столом рос Иисус как дерево
а вокруг одиннадцать голов как вишен
я ещё подумал кто-то вышел
4. финальная ремарка
выражают соболезнования друг другу
и расходятся
непогодится
солнце медленно покидает округу
занавес закрывается
зэки кругами в тюремном дворе
март в закутке у кирпичных стен
ожил их тлен
ветра невидимый кнут
листья по кругу бегут
будет окно
чем-то небесным
освещено
листья улягутся штиль
музыка тихая мать вытирает пыль
ожидая последнего раза,
его мучила жажда, в одно из утр
августа в пять пятьдесят пять,
провалившись в колодец себя, он умер,
и ему расхотелось пить.
8. Ночью
Снится умерший брат.
– Я ещё жив, – говорит. – Ты рад?
Тень его на стене
– Смерть, – говорит он из темноты, –
не тогда, когда снишься ты не себе,
а когда не себе и не ты.
внебрачная гадюки с хряком связь
три ситценабивные фабрики
одна кожевенная вербы грязь
“Бог дасьть!” купец прокрикнет мимо
невылазно непоправимо
ветхий с дерева слетает завет
тянется ли оно к родству
с человеком пространство
обживая весной облачась в листву
и приняв христианство
11. продавец книг
уронил под сирен городских завой
помрачилось небо альбом эль греко
распластался грозой в толедо
потерял работу плачет во мне калека
раскололось надвое лето
12. толедо
грянув я неслыхан и я могуч
город окаменевший дождь
вбит в дорогу
из любви к человеку такое не возведёшь
только к Богу
и тянущим болотно-тинным
лиловым холодком соседним
или ветлой задетой ветром
и резким воздухом осенним
его хрустальным кубометром
14. мужчина средних лет
у экрана мыча мастурбирует
был он молод и трезв как стекло
в школе первый
сколько спермы с тех пор утекло
сколько спермы
15. пожилая женщина
переждать платье дочери перешить
всё немного трусливо
с жалостию к себе
навеcтить ли больную подругу либо
затаиться на вечер в семье
16. колыбельная
тело к ночи просто тряпочка
постирай и отожми
где-то гамма до ре ми
гаснет отдыхает лампочка
левая прильнула тапочка
к правой тихо не шуми
безумен звёздной пыли взвесь
горит над номерным шоссе
вот город где уснули все
увидеть манекенов лица
и застрелиться
18. Опус №18
к созвучию, тоскует в гамме,
так сиротеет виноград
то виноградиною, то двумя,
но, всею кистью преисполнясь, рад…
Пианистическое пламя.
19. блаженный
взгляд бессмысленный и белый как овца
ничего не весит
человек полупрозрачная пыльца
и-и-и он тянет и молчит иссякнув
что ему исав и что иаков
увидел мир сплошной листвы
лепечущее зелененье
где птицы водятся лесны
уставы неба шли из вышины
и всякой жажде было утоленье
умер надо б вещи выбросить
не могу не знаю мне не выразить
его атомы-молекулы в них теплятся
медлят ни мычат ни телятся
прежде надо б в стирку сдать и пятна вывести
а потом уж на помойку вынести
22. зёрна времени
поют карнавальную ночь
есть кровь чтобы в гулких
стучать закоулках
есть ёлка для счастья в висюльках
и мак чтобы в ступе толочь
23. у пруда
просто летит
жаба не кривляется
просто сидит
месяц не округляется
свесил усы и висит
24. несчастный случай
чудесный миг до мысли как предместье
которым едешь
ещё не весть ещё предвестье
кого там встретишь
в пустой автобус с заоконным садом
заходит человек садится рядом
выпускает рыба притворилась мёртвой
не плывёт не хочет
девочка её подталкивает и хохочет
рыба поплыла
налетела чайка унесла
26. Освобождение
К употреблению не годен,
я молод был, неловок, потен…
Однажды я увидел спящей
её, храпящей –
и стал свободен.
Часть вторая
(перевод В.Ч.)
1. Младенчество
мечущийся свет
и дождя по крыше полновесный топот,
в окнах слёзный след…
Опыт перешёл ли в шёпот?
Нет.
2. Петух
ты почти ухватил суть,
что, возможно, наоборот:
ты никак не можешь уснуть.
И качает луна, глуха,
третий крик своего петуха.
3. Дзэн
только “дзынь” и получишь…
Ну, и славно. Фальшивой подменой
ни себя, ни других не измучишь.
Как люблю я по старым стенам
плющ дремучий.
4. Стихи
когда за пазухой есть стих:
он тόркается, как птенец,
и перьями щекочет грудь, –
его почти смешно нести
и страшно вслух произнести.
5. Пловец
Руки заняты мерным делом,
губы – вкусом солёной воды,
тело – дрожью замёрзшей кожи…
Если что-то и было целым,
ты узнаешь об этом позже.
6. Утро
на заре блеснула.
На газоне вспыхнувшая лейка
хвост раздула.
На веранде брошены три стула –
спит семейка.
7. Медитация
лучше видно вдаль и вглубь.
Веки наравне с веками
просят время: приголубь,
отпусти ты нас на волю,
где ни разума, ни боли…
8. Чудо
на исходе дня.
Мы пинаем мяч, и вдруг в полёте
он пропал.
На закате мяч, попавший в солнце…
Я притих, я больше не играл.
9. Обморок
Губы в красном
шевелятся быстро и невнятно,
всё напрасно.
Возвращение обратно:
до чего всё ясно!
ломило темя,
и туча нависала тучно,
пласталась немо…
И вдруг слова ложились кучно,
сметая время.
11. Призрак
что жизни были впору…
Сносил запас надежд? –
теперь красуйся голым:
броди в домах друзей,
как призрак-ротозей…
12. Переучёт
перебери подарки:
вид из окна, заборы, пустыри
и шарки по листве в осеннем парке…
Отсроченная смерть, притихшая внутри,
вдруг делает всё выпуклым и ярким.
13. Тождество
вдруг там твоя?
Старик идёт помыть посуду,
включает воду.
Ты вот он.
Она – повсюду.
14. Любовь
лужица натёкшая белеет,
у предметов исчезают грани
и последний свет тихонько мреет…
Джерри спит, и жар его румянит.
Я люблю настолько, что немею.
15. Картинка
заглянешь в окна:
там ужин, разливают чай, но
не унести с собою,
как свет их осенял и из чего был соткан…
А только вспомнишь – сердца перебои…
16. Вопрос
сквозь это тленье:
вся жизнь в расчёсах и репьях,
вся – неуменье…
Но почему весь этот прах
ещё и пенье?
17. Изначальное
чтобы не было ни тела, ни души,
чтобы мерно колыхалась пустота
восхитительна, бесцельна и проста,
чтобы время утекало без следа,
как струится вниз по жёлобу вода.
18. Решение
до полной ветхости, склероза.
Пора закончить это дело,
смелей, философ!
Темнеет. Вечер. Солнце село,
и нет вопросов.
19. Игра
кто скорее – до того креста.
Кладбище заброшенное смотрит
зрелой силой старого куста
на пятнашки наши у могилы.
Смерть притихла или копит силы?
20. Бессоница
шла бы ты прочь –
до такой никто не охоч.
Начинает утреть, сереть,
рассвело на треть,
но две трети ещё терпеть.
21. Старик
худой и чуждый, –
истёрлась тоненькая плёнка
любви и дружбы,
и стали доноситься песни
той самой бездны.
22. Старый город
свет утлый, скудный,
бродить до одури готов,
сынишка блудный, –
здесь был душе когда-то кров,
и ей уютно.
23. Чайки
не того, чего бояться
нужно было. Как легко,
позабыв себя, скитаться
и глазеть в порту на чаек –
как их море привечает.
24. Оттуда
мы живы – помним, кто тут спит”.
Как Богу сданная посуда,
он новым временем налит
и видит медленней. Оттуда
всё наше слишком мельтешит.
25. Гершвин
обжитых мест.
Бродяга собирает корки
и ест,
насвистывая тему “Порги
и Бесс”.
26. Свобода
до конца не освободила?
Видно, крылья сработаны хило.
Думал, пешке лишь шаг до ферзя,
только есть и у времени сила, –
вот оно эту пешку и сбило.
27. Умершему другу
тоской бессрочной,
что мне не воскресить тебя
ни сном, ни строчкой,
звучавшей, как ни у кого другого:
“Всё выпито! Что тут, Батилл, смешного?”
28. Музыка и после
его подъёмный кран
вытягивает – выше, выше, выше…
Ну, как там, наверху?
Пора домой, в труху,
в свои пустые ниши.
29. Недоумение
Развеялись, разделись,
раз-во-плоти-лись?
Я помню их живыми.
Что это значит – “были”?
Не понимаю.
терзая брюхо и сочась дождём,
так загнанный зверёк ныряет в нору,
на краткий миг утешен и спасён,
так мы с тобой по жизненному сору,
по выпуклому времени ползём.
Сколько окон в ночи неспящих,
город светом своим зудящих,
в тьму вонзающих жалкое жало
перебранок, страстей, гулянок, –
эти раны восхода палом
выжигаются спозаранок.
Любит – не любит, мучит – не мучит,
осенью спит, а весною мяучит,
крепкий наркотик – сладкая жизнь:
плоскость вершин и падения слизь.
Зайчик пришёл, а ушёл крокодил.
Ну, и зачем вообще приходил?
пришла тобой, а метит мимо,
одушевляет сволочь-ночь;
ей всё преобразить под силу,
под силу муку сделать милой, –
тебя одушевить невмочь.