(«Кочегар», «Ливан», «Черный лебедь»)
Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2011
Иван КОЗЛОВ
Три взгляда изнутри
“Кочегар”
Алексей Балабанов, “темный гений” отечественного кино, снял новый фильм – столь же омерзительный и мизантропический, как и предыдущие, столь же прекрасный и неожиданный. Что с ним делать, на какую полочку поставить? Сначала была сугубо артхаусная изощренность, экранизации Беккета и Кафки. Неприятные, но любимые народом “Брат” и “Брат-2”, потом “Война”. Захоти Балабанов – стал бы новым Михалковым для нового поколения. Но он круто свернул в сторону (или рухнул в пропасть некоммерческого кино?) – после “Груза-200” Балабанова обвиняли во всех грехах, начиная с ненависти к нашему общему прошлому, “Морфий” подлил яду ищущим в его фильмах ксенофобские фантазии. Теперь вот “Кочегар”…
Что вспоминается при слове “кочегар” в культурном плане? Ну, кроме питерских котельных? “Товарищ, я вахту не в силах стоять, – сказал кочегар кочегару”. Вода, музыка и смерть. Роль первой в фильме “играет” снег, остального в избытке.
Новый фильм Алексея Балабанова – шедевр минимализма. То, на что другой режиссер потратил бы десятки минут, подверстывая психологизм диалогов к нюансам игры, Балабанов решает за минуту-другую. Весь сюжетообразующий каркас уместился бы в четверть часа экранного времени: контуженный в Афганистане майор работает кочегаром и пишет уже написанный кем-то рассказ. В топке бандюганы сжигают трупы конкурентов. От его дочери избавляется партнерша по бизнесу, мстя заодно и за измену ее приятеля. Кочегар убивает злодеев и кончает с собой. К чему психологические разработки, постепенное подведение зрителя к глубинной мотивации поступков персонажей, неизбежная рефлексия? Ведь всё можно просто обозначить пунктиром и, самое страшное, этого будет вполне достаточно. Люди просты, их поступки предсказуемы, такое впечатление, что находишься в кукольном театре, где разыгрывают макабр, и именно эта степень условности как бы освобождает зрителя от сопереживания персонажам, но, в то же время, на порядок усиливает ужас от происходящего.
Основная часть фильма – проходы персонажей, снятые едва ли не в режиме реального времени. Злодеи, эгоисты и наивные фрики шествуют по заснеженным улицам под романтический гитарный перебор Дидюли. Это дано настолько подробно, что мы уже знаем, за какой угол они завернут и в какую арку направятся, пройдя возле решетки парка и сойдя с моста. Гипнотическое зрелище берет на себя ту самую отсутствующую в фильме рефлексию, позволяя зрителю самому досказывать то, от чего за ненадобностью отмахнулся режиссер.
У меня Балабанов вызывает стойкое ощущение шарады с опасной разгадкой. Скажу сразу – я её не знаю, и это интригует еще больше.
Отметим, что “Кочегар” признан лучшим фильмом 2010 года по мнению экспертного сообщества, и ему присуждена премия “Белый слон”, главная, наверное, кинопремия России.
“Ливан”
Для режиссера фильма “Ливан” Самуэля Маоза эта картина – своего рода психодрама: он сам участвовал в Первой ливанской войне, и то, что мы видим на экране, подкреплено личной историей создателя фильма. Которой он решил поделиться и с актерами тоже – чтобы им было понятно, каково это – сидеть, скукожившись в танке, Самуэль Маоз запирал артистов в донельзя нагретом тесном замкнутом пространстве и колотил по его оболочке, имитируя звук попавших в танк снарядов.
Режиссер решился на нетривиальный ход – мы видим то же, что и находящиеся в танке люди. Камера смотрит строго в прицел, и это находка невероятной силы. Изображение отвлекается от реальности, размеченной мишенью, только на показ “пассажиров” смертоносной машины.
У экипажа танка – а в нем есть и новички – неизбежно начинаются клаустрофобические истерики. Природа стресса понятна: не ты контролируешь реальность, данную тебе через прицел, а лишь осуществляешь приказания, передаваемые по рации. Но ребята начинают спорить с начальством – стрелять или не стрелять, поди разбери, кто тут террорист, а кто мирный крестьянин. Вот это удивляет – странно, что израильтяне вообще выигрывают войны при таком “парламентарном” подходе к выполнению приказов.
Из военного фильма “Ливан” медленно, но верно превращается в экзистенциальную абсурдную драму. Танк заблудился во время зачистки города после авианалета, связь прервалась, попытки наладить контакт с временными ливанскими союзниками едва ли не более опасны, чем прямое противостояние очевидному врагу. Есть только мир в прицеле и железная консервная банка, покидать которую смертельно опасно.
“Черный лебедь”
Дарен Аронофски начал эстетским фильмом “Пи”, мощно заявил о себе как о крупном художнике “Реквиемом по мечте”, снял затем маловразумительную притчу “Фонтан” и ностальгически-гуманистичного “Рестлера”. Теперь – “Черный лебедь”, современная сказка на тему психотерапии.
Фильм просто напичкан цитатами и отсылками к литературе и кино. Наверное, это абсолютно неизбежно, коль речь в нем идет об обретении целостности, хотя бы и ценой жизни. Фрейд (работа с комплексами), Юнг (работа с Тенью и процесс индивидуализации), классический Голливуд (девушка из кордебалета, получающая главную роль), Ханеке (мазохизм и сложные отношения героини с матерью, как в его “Пианистке”), Линч (раздвоение личности) – режиссер черпает полными горстями, благо тема позволяет, да и источники вдохновения почти бесконечны
Картина снята очень динамично, пугает зрителя аккуратно по нарастающей, но в какой-то момент это перестает “работать”, и смотришь на шевелящуюся на экране жуть вполне отстраненно. К середине фильма понимаешь, что уже невозможно отличить реальность обыденную от реальности внутренней, контролируемую шизофрению от полного безумия. Где глюк, где фантазия, где реальность? Одно то и дело отменяет другое, ритм фильма бешеный и разбираться в хитросплетениях расщепленного сознания нет ни времени, ни желания, если честно. Поэтому приходится просто наблюдать за чехардой процессов, принимая увиденное на экране за некую полиреальность со всеми вытекающими из этого решения эмоциями, вернее, отсутствием таковых.
И, если не принимать за “минус” для фильма отсутствие правдоподобия (и его следствие – определенную зрительскую отстраненность), то можно просто наслаждаться загадочным зрелищем метаморфоз сознания, манифестирующих себя и на физическом уровне – например, прорастанием черных лебединых перьев на коже героини.
Фильм можно было бы назвать “Бой с Тенью”. Вернее, “Бой за Тень”. Присвоение отчужденной до поры до времени части себя – всегда увлекательное зрелище, всегда сказка, рассказанная на новый лад, взрослым детям на ночь.