Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2011
Виктор Селезнев
Хроника отсроченного убийства
Павел Нерлер при участии Д. Зубарева и Н. Поболя. Слово и «дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений. – М.: Петровский парк. 2010. – 224 с.
Мы живем, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на полразговорца, Там припомнят кремлевского горца, Душегубца и мужикоборца[1].
|
Это проклятие вырвалось из сердца поэта осенью 1933 года. Автор оплатил жизнью эти самоубийственные строки. Минуло 20 лет, сгинул сам адресат этих стихов, но никто и не смел хотя бы заикнуться о публикации этого стихотворения. Отшумела переменчивая хрущевская оттепель, кончился брежневский застой, уползали черной чередой на орудийных лафетах под кремлевскую стену владыки коммунистического полумира, а стихотворение нельзя было ни напечатать, ни хотя бы публично упоминать о нем. Табу не было снято даже в первые годы горбачевской гласности.
Но, вопреки всем их запретам, крамольные строки уже в 50-е годы знала наизусть, если вся страна, то, по крайней мере, все, кто собирал и читал вольную поэзию, кто хотел знать всю правду о нашей литературе, о нашей истории.
Стихийный бунтарь Осип Эмильевич Мандельштам никогда не был своим ни для какой власти. Не зря им интересовались и полиция Российской империи, и контрразведка Вооруженных Сил Юга России, и правительство Грузинской Демократической республики. Но это все присказка, пока за поэта не взялась контора, известная под зловещей аббревиатурой ГПУ (господи, помилуй убиенных!) – НКВД. Пока его поэтическое слово не обернулось его судебным делом.
Документальная книга Павла Нерлера – о доносах, допросах и обвинительных заключениях, о всех репрессиях против Мандельштама, в том числе и только намечавшихся. Главы следуют в хронологическом порядке, каждая содержит повествовательную и документальную часть, большинство документов публикуется впервые. И доскональнейшие комментарии к каждой главе, выполненные на самом высоком академическом уровне. Только надо было также научно и завершить книгу, дав подробный указатель имен.
Одному из соавторов этого издания – Н. Поболю удалось найти в Российском государственном военном архиве эшелонные списки заключенных из различных тюрем Москвы, этапированных в сентябре 1938 года во Владивосток. В машинописном списке Бутырской тюрьмы – семь листов папиросной бумаги, на них под номером 112 был записан: «Мандельштам Осип Эмильевич писатель к-р. деят.» (С. 115). В сборнике не только напечатан сводный список всех невольных попутчиков поэта, а это сотни имен, но и даны сведения о многих из них.
Вся книга в основном, конечно же, о бессмертных стихах «Мы живем, под собою не чуя страны», предрешивших роковую судьбу поэта. По точнейшему определению Бориса Пастернака, стихотворение – «это не литературный факт, но акт самоубийства…» (С. 32).
Павел Нерлер полагает самой вероятной версию, которую высказывали Ф. Искандер и О. Лекманов, что «стихотворение, прочтенное Сталину, по-видимому, Ягодой, необычайно понравилось вождю, ибо ничего всерьез более лестного о себе и своем экспериментальном государстве он не слыхал и не читал» (С. 32). Именно поэтому, очевидно, Мандельштам и не был расстрелян в 1934 году или брошен в лагерь, а отделался всего-навсего пустяшной, по понятиям того людоедского времени, ссылкой. Автор называет это спасение поэта чудом, «Сталинской премией 1934 года» (С. 26).
Но было ли сохранение жизни Мандельштаму – как оказалось, временное, чудом, а не цинично просчитанным, как сказали бы сегодня, пиаром? Не так ли коварнейший Коба в те же годы забавлялся со своим дружком Бухариным, то сбрасывая его со всех высоких постов, то снова возвышая, пока наконец не расстрелял любимца партии в том же 1938 году, когда умер в лагере и Мандельштам?
Чересчур осторожно сказано в книге, что «воспользовавшись убийством Кирова» (С. 65), Сталин развязал компанию террора против так называемых троцкистов, зиновьевцев и всех прочих врагов народа. Да кремлевский горец и прикончил своего ленинградского сатрапа – отличный предлог для массовых расправ! Разумеется, никакого письменного распоряжения Сталин не отдавал, зачем же оставлять какие-то следы, когда тирану хватит и одного взгляда или намека.
Проницательный Лев Троцкий, превосходно изучивший на собственной шкуре бандитскую суть кремлевского узурпатора, «утверждал на основании официальных заявлений, что ГПУ знало о подготовке убийства и по собственным мотивам смотрело на это сквозь пальцы»; «ГПУ знало о намерениях Николаева (исполнителя убийства Кирова – В.С.) и использовало его как свою пешку»[2]. Уже в день ликвидации Кирова, а грохнули его, напомню, в 4 часа дня 1 декабря, в тот же вечер «по инициативе Сталина принимается постановление ЦИК СССР (без обсуждения на Политбюро), в соответствии с которым были внесены изменения в существующий Уголовно-процессуальный кодекс. Сталин настолько спешил, что постановление даже “не успел” подписать у главы государства Председателя ЦИК СССР М.И. Калинина. Документ, выражающий кредо беззакония, вынужден был подписать секретарь ЦИК СССР А.С. Енукидзе»[3].
Свою верную руку к делу Мандельштама приложил и так называемый Союз советских писателей, придуманный Сталиным и Горьким для тотального контроля и слежки за литераторами. По мнению Нерлера, одним из членов бригады гэпеушников, нагрянувших к поэту в ночь с 16 на 17 мая 1934 года, «вероятнее всего, был Мате Залка (1896–1937) – венгерский писатель и русский чекист, пробивной председатель писательского кооператива в Нащокинском…» (С. 51). Да, тот самый: под кличкой «Лукач» он покинет кооперативную квартиру в СССР и пойдет воевать, чтобы скорее испанцев в колхозы загнать.
Н.Я. Мандельштам вспоминала рассказы агента русишгестапо, а по совместительству члена Союза писателей Павленко, будущего четырежды лауреата Сталинской премии первой степени, «как он из любопытства принял приглашение своего друга-следователя, который вел дело О. М., и присутствовал, спрятавшись, не то в шкафу, не то между двойными дверьми, на ночном допросе…» (С. 34).
Добивали великого поэта главарь Союза писателей Ставский и его подручный – тот же стукач Павленко. 16 марта 1938 года Главный писатель страны советов просит Главного чекиста – железного наркома Ежова «помочь решить этот вопрос об Осипе Мандельштаме» (С. 93). К письму приложена рецензия-приговор Павленко, большого знатока литературы и ловца человеческих душ: «Я всегда считал, читая старые стихи Мандельштама, что он не поэт, а версификатор, холодный головной составитель рифмованных произведений. От этого чувства не могу отделаться и теперь, читая и его последние стихи. Они в большинстве своем холодны, мертвы, в них нет того самого главного, что, на мой взгляд, делает поэзию, – нет темперамента, нет веры в свою строку» (С. 93–94).
Ну как было чекисту Ежову не выполнить столь скромную просьбу братьев-писателей – «помочь решить этот вопрос об Осипе Мандельштаме». 2 мая 1938 года поэт был арестован. На допросах Мандельштам неизменно отвечал: «Виновным себя в антисоветской деятельности не признаю»; «Никакой антисоветской деятельности не вел» (С. 102).
2 августа того же года его приговорили к пяти годам исправительно-трудового лагеря. Срок за так называемую контрреволюционную деятельность по тем временам минимальный, но для Осипа Эмильевича, с его больным сердцем и надломленный психикой, это было, понятно, равносильно приговору к смерти.
Для Вас в Москве открыт музей подарков,
Сам Исаковский оды пишет Вам.
А у костра читает нам Петрарку,
Фартовый парень, Оська Мандельштам.
В 12 часов 30 минут 27 декабря 1938 года Осип Эмильевич Мандельштам умер в стационаре пересыльного лагеря «Вторая речка» недалеко от Владивостока.
Из воспоминаний Н.Я. Мандельштам: Фадеев, будущий генсек Союза писателей, спровадивший в ГУЛАГ многих членов этого союза, узнав о смерти Мандельштама, «пролил пьяную слезу: какого мы уничтожили поэта!..» (С. 158).
Гонители и убийцы великого поэта, избежав земного суда, не ушли от суда истории. Их снимки, их доносы и допросы напечатаны в книге П. Нерлера. Новые поколения вчитываются в стихи «Мы живем, под собою не чуя страны», оплаченные свободой и жизнью, и видят в них не только современные параллели, но и живой пример, как надо без боязни всегда называть тиранов – тиранами, палачей – палачами, казнокрадов – казнокрадами, стукачей – стукачами, подонков – подонками. Перечитывают строки, адресуя их нынешним правителям:
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей –
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет.
Он один лишь бабачит и тычет.
[1] Не собираюсь вмешиваться в текстологические споры, но мне как читателю жаль, что последняя замечательная строка не вошла в канонический текст. В таком варианте я списал мандельштамовские стихи в конце 50-х годов у выдающегося экономиста Владимира Шляпентоха, ныне советника президента США.
[2] Дойчер Исаак. Троцкий в изгнании. М.: Политиздат, 1991. С. 330
[3] Волкогонов Д.А. Сталин. Кн. 1. Вожди. М.: Новости, 1998. С. 366.