Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2011
Сергей ТРУНЕВ
Кушать подано!
Черные дыры букв. Альманах творческой лаборатории “Территория диалога” – Самара: ООО “Книга”, 2011. – 186 с., ил.
Черные дыры букв, словно бы вне всякого дизайнерского вмешательства “прожгли” обе обложки альманаха. Уже в этом первородном акте содержалось что-то от малевического квадрата, от делезовской черной стены и белой дыры, что-то очень непростое и претендующее на что-то еще более непростое и претендующее… Однако может претензия заключается, подумал я, вовсе не в графическом воспроизводстве утомительной повторяемости постмодерна, а в чем-то еще? Например, первая обложка, состоящая из плотной папиросной бумаги, призвана представлять нам фукольдианско-бодрийяровский сюжет о тотальной прозрачности современного мира?
Но вспомнилась, признаться, не вся эта интеллектуальная озабоченность судьбами мира, а то, как в советских гастрономах большой накрахмаленный продавец неописуемого достоинства заворачивал в подобного рода бумагу нечто по-настоящему деликатесное. На связь альманаха с советскими деликатесами указала мне и нарочито неровная обрезка издания, и использованные шрифты, пробудившие мысли о канувших в рынок бурных самиздатовских временах. Захотелось открыть и не торопясь, за чашечкой хорошего чая, вальяжно смаковать содержимое.
Облом… Дальше шел занявший полные две страницы чертовски скучный, сухой и монотонный отчет редакции о проделанной работе, каких-то успешно проведенных в 2008–2009 годах проектах, круглых столах, музыкальных рингах, литературных рингах и прочем. Очарование самиздата уступило место сонно-зевотному состоянию, которое с уже упомянутых советских пор неизменно сопровождает меня на любого рода официальных мероприятиях, чему бы они не посвящались.
Когда же началась довольно объемная поэтическая подборка, я понял, что представленные в ней авторы в большинстве своем лишь пробуют портить сибирские леса так, чтобы на выходе получалось искусство. Искусство же получилось, на мой взгляд, хорошее и разное. Что касается хорошего, то оно не слишком обильно присутствовало в стихотворениях А. Фральцова, Е. Соловьевой и А. Варта; поэтесс в основном испортило близкое знакомство с русской классикой и соответствующими ей рифмами; поэтов – отчасти банальная невнимательность к слову, отчасти – желание выпендриться. Понимаю, это непедагогично, но пару строк из лыка Н. Рублева не выдернуть просто не могу:
От фразы: “Предъявите-ка студак”, –
Мурашками душа уходит в пятки,
А попу словно сжал внутри кулак
Накачанной, брутальной азиатки.
Если это прочувствовано на личном опыте, должно быть, суровое ощущение. К счастью, у начинающих поэтов, как правило, не все прочувствовано, не все до конца осмыслено. Иначе откуда взяться в подборке авторов явно студенческого возраста стихотворению “Боль и память”, посвященному “детям, зверски расстрелянным в сорок первом в Бресте на глазах у своих матерей” (А. Мягченкова). Ну, хотела бы А. Мягченкова в союз советских писателей пролезть годах, этак, в семидесятых, было бы понятно. А так, действительно: боль и память… И не знаешь, как относиться к соседству двух этих текстов, поскольку отрицают они друг друга как поверхность и тотальная эклектика отрицают глубину и избирательную память.
И снова следует отдать должное дизайнерам, проложившим каждую рубрику альманаха страницей, сделанной из того самого цвета бумаги, в которую продавцы в советском прошлом завертывали сахар, конфеты и прочее. Я всегда поражался их умению делать “кульки”… В следующем кульке оказалась проза. Подростковая проза достаточно хорошего качества, со всеми ее истериками (О. Трошинская, А. Калинин), эпизодическим впадением в детство (Н. Масленникова), жестокими уличными реалиями (П. Кудрявцев) и, в финале никчемной издерганной жизни – уходом либо в нечто, до боли напоминающее компьютерную “бродилку”, либо в столь характерную для России бесцерковную религиозность, сиречь мистицизм (Д. Казанцева, Д. Орехов, О. Соколов, Н. Трошкин, И. Линькеев). На мой-то взгляд, хрен редьки не слаще, но если представить литературу зеркалом реальной жизни, то в свете обещаний этой литературы интересная жизнь ожидает нас буквально в ближайшем будущем.
Следующими в рубрике оказались философские эссе, точнее, короткие и вполне вменяемые размышления на тему, заранее заданную цитатой из какого-нибудь классика (видимо, во времени авторы по условиям конкурса также ограничивались). Здесь наиболее интересным и даже поучительным показалось эссе Д. Панфилова, посвященное феномену виртуального в современной культуре и демонстрации совершенно особенной жизненной траектории тех, кто согласился на свои деньги содержать огромное количество производителей “виртуалки”
Рубрика “Конспекты лекций”, в рамках которой в стилистике поупражнялись старшие товарищи литераторов, оставила двойственное впечатление. Так, при богатстве материала в лекции о М.К. Мамардашвили (Е.Д. Богатырева), она не произвела должного впечатления, поскольку Мераба Константиновича за невозможностью слушать следует читать. Но никак не пересказывать. Лекция о визуальной поэзии (А.М. Уланов) подкупила не столько текстом, сколько, собственно, визуальными материалами. Отечественный музыкальный авангард в исполнении Н.С. Миловидовой, явил собой отнюдь не концерт, а основательно насыщенную партитуру. Наконец, относительно лекции, посвященной анализу романа Павла Крусанова (О.А. Соколова) ничего вразумительного сказать не могу, поскольку самого романа не читывал.
Конкурс драмы поразил двумя феноменами: во-первых, тем, что драматические произведения не только смотрятся, но и читаются. Я, признаться, не любитель чтения пьес, не хватает фантазии выстроить целостную картину. Ну, это весьма субъективно. Во-вторых, и это уже объективно, ни в одной из реплик героев я не услышал настоящего матерного слова. Исключение составляли жалкие подобия, типа “задолбал”. Но это и понятно: где уж начитавшимся высоколобых ионесок и стоппардов отечественным драматургам с совершенстве владеть русской разговорной речью.
Следующие двенадцать страниц альманаха я также не читал. Да и не пытался, поскольку надпись на оберточной бумаге гласила “Мнения жюри”. К чему мне, стороннему читателю, эти мнения? И почему они столь навязчиво внедрены в середину альманаха? Ну, делаете вы претенциозно выглядящее и содержательно вполне съедобное издание для талантливых подростков – так и российский флаг Вам в руки! Они будут создавать новую российскую литературу! А тут, откуда ни возьмись, МНЕНИЯ ЖЮРИ…
В “Галерее” я обнаружил несколько картин, написанных маслом и несколько же неплохих снимков. И то, и другое оставляю без комментариев, ибо по собственному выбору остался в ХХ веке, так что анализ специфики феноменов визуальной культуры отнюдь не моя стезя.
Наконец, кульминационная (лично для меня) рубрика “Круглый стол” с общей проблемой, определяемой как: “Искусство, наука и техника: грани взаимодействия”. И тут неожиданно я столкнулся с проблемой, которая волнует мои истощенные мозги уже как минимум несколько лет: почему для того, чтобы выразить одну банальную мысль следует собрать ряд авторитетных свидетельств, вооружиться ужасающей простого смертного терминологией и написать преамбулу в несколько страниц, а то и томов. Вот, к примеру, последний абзац доклада “Искусство и научно-технический прогресс: контуры взаимодействия” (Е.Д. Богатырева) начинается такими словами: “Как продукт культурного творчества любая информационная система существует ровно настолько, насколько востребована человеком для решения постулируемых им задач. Вопрос вызывает человек, который действует здесь неосознанно, либо находится еще в поиске своих онто-оснований, которые в мире социальной (масс-медийной) коммуникации более опознаются в своей диалогической перспективе” (158). По-моему, никаких вопросов здесь не должно возникнуть, поскольку в свете мнения самой Е.Д. Богатыревой информационная система существует ровно столько времени, сколько в ней нуждается человек. Или, вот, пример индивидуального авторского открытия, которое давно уже является общим местом гуманитарной мысли: “Перефразируя Дж. Беркли, существовать – значит быть воспринятым на экране. Быть “засвеченным”. “Нарисоваться”. “Приобрести глянец”” (165) . На мой провинциальный взгляд, “быть видимым” давно уже является не языковой и/или теоретической конструкцией, а реальной и эффективно действующей стратегией власти. Власть утрачивает фукольдианский паноптический характер, предполагающий “высвечивание” преступника. Отныне властвует тот, кто видим, на кого направлены взгляды, кто хотя бы на мгновение остановил внимание масс на самом себе. Можно назвать подобный тип власти властью нарциссической. Вот доклад (хотя, это сообщение докладом не назовешь) “Космические снимки как источник вдохновения” А.Ю. Бавриной может на время остановить взгляд любого человека. Хотя бы, не тривиальностью темы. Остальные доклады (Е.А. Беляевой, И.В. Демина, С.Я. Еслеевой) показались достаточно съедобными, вполне удобоваримыми блюдами, способными значительно обогатить и расширить интеллектуальные способности среднестатистического российского студента.
И это хорошо. Ведь если подводить общий итог, то предлагаемый авторами альманах, несмотря на весь свой нарочитый глянец, на вкус не произвел впечатление деликатесного бисквита со взбитыми сливками. Скорее, он напомнил сытный слоеный самарский пирог, полнотелый, богато украшенный поверх сахарной пудрой изюминами и разноцветными сахарными шариками. И путь никого не смутит эта, странная на первый взгляд, смесь сладкого и соленого. В ней, собственно, и дело.