Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2010
Родился в Москве в 1965 году. Закончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. Работает редактором корпоративного журнала по электронике. Публиковался в журналах “Знамя”, “Октябрь”, “Воздух”, “Волга”, “Новый берег” и др. Автор книг “Провинциальная латынь” (2001), “Мир по Брайлю” (2004), “Как если бы” (2006), “Небо для летчиков” (2008).
[12 декабря]
кто-то вспомнил – зима, и встряхнул над землёй воротник.
между пальцами щель заменяет очки ненадолго.
сфокусируешь зренье; глядишь – и к морозу привык:
то ли дон, то ли волга,
где под белым, недавно замёрзшим, не ходит вода,
а меж ним и ближайшею сферой, безжизнен и матов,
то печёный ростов, то плетёная вологда-гда,
то стеклянный саратов.
пусть хоть кто-нибудь скажет: “садись, ты и здесь ко двору”,
разведёт кипяток, поднесёт перемены на блюде.
это люди, конечно, хотя поглядишь поутру –
как бы вовсе не люди.
не давайте мне зеркало, я к вам пришёл из хазар,
как увижу урода – боюсь, не сдержусь и завою,
но хотя б иногда попадайтесь и мне на глаза,
ничего, что спиною.
эту карту европы украл не агент, а сосед.
этот кухонный заговор – не декабристы, а климат.
это нас перед смертью помнут, поглядят на просвет,
покряхтят и не примут.
снова вскроется лёд,
и повалят другие стоять и томиться у входа
под нестройное чтение первой строки “мы, народ,
враг народа”.
[***]
в шесть прочитав газету “правда”,
плечом кого-нибудь задев,
проходишь точку невозврата,
и вот в любимом из домов
тебе отказано от дома,
и даже бывшая амор
глядит светло и незнакомо.
ты назовёшь себя никто,
вчерашний прыщ, пустое место,
в стенах осеннего пальто,
в нелепых выкриках протеста,
и твой проляжет рыжий след
до комендантского постоя –
блажен, кто в сорок с чем-то лет
не целовался с пустотою.
от точки к точке – новый грим,
морщины, родинки, накладки.
умрёшь – и будешь караим,
песок на детской стройплощадке.
наступит кто-нибудь, и вот –
темно, а он один в пустыне,
и вся судьба его пойдёт
не так, как думалось, отныне.
[пирке]
на сосновой даче игра в лапту
сын наркома в белом стоит цвету
хочет рыженькую вон ту
теплоход плывёт по стеклянной реке
два гудка его два укола пирке
малый шрам на её руке
машинист поёт и уходит в рейс
старший мастер звонко стучит о рельс
послезавтра его арест
человек идёт вдоль проезжей любви
на закат на левый берег невы
он в тени своей головы
у собаки боли
у кошки боли
у страны моей заживи
[***]
быстро перелистываешь ночи и дни.
взгляд скользит по диагонали.
помнишь, книги умные меж всякой херни
в детстве читали – и не догоняли.
а догонишь если – так рядом идёшь,
теребишь рукав, мол, оглянись ненадолго,
мама, оттого ли на улице дождь,
что сильно прохудилась небесная волга?
капает с неба белый скипидар.
стоит подставить ведёрко из цинка,
и идёшь гулять по райским садам –
яркие последствия малого дринка.
а когда вернёшься вечером в дом,
чтобы полечить простуженное горло –
радио “свобода” расскажет о том,
что офисное рабство приятней другого.
[аниматор]
днём заходит и объявляет обед.
вешает знак “магазин закрыт”.
из-под полы, ссутулившись, достаёт.
– это психея, анима, – говорит, –
слышишь, в кульке шебуршит-поёт?
нарежь потоньше, чтоб видеть свет.
плачешь, как режешь лук,
а никуда не деться, кромсаешь ломоть.
другу бы отказал, если просит друг,
а тут хозяин, в душу его язвить,
в руце его владычной – живот и плоть.
им – светить, а нам – отбрасывать тень
сквозь эти тонкие, тоньше, чем слюда.
снова и снова приносит. и как не лень.
будь проклят день
когда аниматором шёл работать сюда.
думал, детишек танцами развлеку,
взрослым разные фокусы покажу.
новая смена в мясном цеху –
слышишь, поёт, скулит, подобно щенку,
светом течёт по золингену-клинку,
по моему ножу.
[***]
труд окончен, и галеры
убраны от глаз.
кто родился к нам – и те уж
умерли от нас.
птицы лишь до ночи спорят
меж высоких крон,
кто из них кому другому
оставляет трон.
круг сужался и сужался,
и остались лишь
колокольцы, карнавальцы,
пара ветхих крыш.
и, ворча на запах дыма,
дремлет носом в снег
на краю земного рима
дикий человек.