Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2010
Родился в 1960 году. Окончил химический факультет Ленинградского университета. Работал лаборантом, бетонщиком, плотником, мозаичником, художником-оформителем, мойщиком окон, оператором газовой котельной, редактором, копирайтером. В 80-х публиковался в самиздате, в том числе в ведущих самиздатских журналах “Часы”, “Обводный канал”, “Митин журнал” и др., с начала 90-х в журналах “Арион”, “Воздух”, “Черновик”, “Нева”, “Звезда”, “Дружба народов”, и др. Автор книг “Стихи разных лет” (1992), “Последний враг” (1994), “Перекрестки” (1995), “Сторож ночи” (1996), “Записки на обочине” (2000), “Господин Ветер” (2002), “Огненный дворник” (2005), “Другой фотограф” (2009) и др.
Я за хмелем ходил в богадельню, где делают бога
старики и старухи забитые в серые стены,
я ячмень собирал на сгоревших под солнцем полях,
теперь пиво в подвале бормочет, и белая пена
летит в небеса, а внизу закипает земля:
в бочках крепкого дуба бродит нежное пиво прощенья
в бочках старого дуба пиво прощанья молчит,
оно ждёт не меня, оно ждёт своего воскресенья
среди дней мимолётных бросающих тёмные тени
будет тот, кто опустит в окошко подвала лучи.
Тогда пиво взойдет, для друзей становясь лучшим другом
даже бывших врагов за единым столом соберет
чтобы петь и плясать, разливая по кружкам, по кругу
горькую влагу прощания, прощения сладостный мед.
* * *
Сырое лето:
комары заставляют махать руками,
и я в облаках гудящих
плотной живой тучей
над травой взлетаю.
Комарам достанется моя кровь,
а вам останется моя тень:
наслаждайтесь прохладой
в жаркий день,
и скажите спасибо нам:
мне и комарам.
* * *
Девочка в шубе из кролика
вышла замуж за алкоголика,
а женщина в норковой шубе
ждёт, что её полюбит
мужчина в куртке
с волчьим воротником,
но с ней он даже не знаком.
Человек в шапке из пыжика
из функционера стал чернокнижником,
а вот этот, в шубе из бобра,
был без шубы ещё вчера,
но теперь он, её надев,
ходит средь юных дев,
и они от него без ума…
А ты говоришь – зима!
* * *
Тьма увеличивает, свет уменьшает
ибо сам велик,
во тьме ты белая и большая,
а на свету – пылинка,
и мы сможем друг друга встретить
в каком-нибудь полусвете,
а после уйти как в тюрьму
в вечности полутьму.
ВСЕ ЦВЕТА СМЕРТИ
Сначала они говорили про белую смерть
один сказал: это сахар,
другой – это соль,
а третья к окну подошла, а на улице снег
всё засыпает, и всё засыпает
чтобы проснуться весной.
Потом речь зашла о чёрной смерти,
стали перечислять:
чёрный перец, кофе,
другие продукты чёрного цвета,
даже чёрный чай вспомнили –
вроде ничего не подходит.
– А почему бы не быть смерти цветной,
скажем, зелёной? – спросил один, –
как полынь или дурман ядовитый?
– Или синей как денатурат, – добавил другой.
А третья сказала: Смотрите, снег летит, и
смерти нет никакой…
В это время на диване под прозрачным одеялом
лежала бесцветная смерть
и над всеми беззвучно смеялась.
* * *
Ты долго смотрела в мои глаза
в поисках огненных искр,
но там только серый дым
и не понять что за ним,
а у тебя глаза карие,
в зрачках золотые следы.
Я смотрю в них,
но думаю не о пожаре,
а о глотке воды.
СТАРОЕ ЗЕРКАЛО
Старое зеркало рассыпает серебро,
становясь простым стеклом,
серебро сверкает как рыбья чешуя,
в которой были ты и я,
и кто в этой комнате до нас жил
тоже был.
Из чешуек ювелир выплавит кольцо,
Ты его наденешь, и в конце концов
вокруг пальца обведёшь в холодном серебре
всех, кто в омут зеркала твоего смотрел:
мёртвую старуху с бумажными цветами,
женщину с пустыми надеждами и светлыми мечтами,
девок, что гадали в святочный вечер,
их суженых с другой стороны,
маленькую девочку и дьявола, приходящего в её сны,
а ещё пустоту, в которой твоё колечко
вспыхнет белым пламенем, дотла сгорит,
и все они окажутся у тебя внутри.
* * *
В этой стране легче потеряться, чем умереть,
здесь не хоронят мёртвых, а заставляют гореть,
я выбрасываю сегодня, как выбросил вчера
слова на ветер
(пластиковый стаканчик хрустит в кулаке,
превращаясь в бабочку с белыми крыльями,
чтобы сквозь пламя вернуться к реке,
где мы вчера ещё были).