Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2010
Андрей ПЕРМЯКОВ
Для честного просмотра
Александр Переверзин. Документальное кино. – М.: Воймега, 2009. – 48 с.
Создание клипов на тексты современных авторов – далеко не худшая из популярных тенденций, время от времени возникающих в литературной среде. Кажется, сделать видеоряд для стихов из первой книги Александра Переверзина удивительно легко, поскольку автором уже сказано многое:
Курили, мялись у сараев,
решали, как доставим груз
я, Марк и Гена Николаев,
наш однокашник и не трус
Был Гена третьим, внешним оком,
пока снимали втихаря
мы радиатор, ручки с окон
в цеху при свете фонаря
И далее – вполне законченный сюжет, даже снимать интересно не очень, нет свободы для режиссерского творчества. Все, однако, гораздо сложней. Ритмическая, смысловая и образная простота обманчива. Впрочем, «обманчива» здесь слово явно не точное, относящееся к области престидижитации, а в стихах происходит волшебство – целое оказывается гораздо больше суммы составляющих его частей:
Тополя люди здания
облака облака
колесо-испытание
в парке вднх
в кубе свежеокрашенном
сделав круг до земли
астронавты бесстрашные
задохнуться могли
распаленные встречные
губ губами ловцы
наверху были вечные
а сошли мертвецы
Чтобы показать зрителю сказанное здесь, недостаточно обычных визуальных средств. Да и модная ныне 3D-кинематография окажется бессильной. Необходим выход в принципиально другое измерение. По случайному, наверное, совпадению на бывшей ВДНХ, давно уже обозванной еще более царапающей слух аббревиатурой ВВЦ, стоит сооружение, где приезжему народу обещают четырехмерное, пятимерное и даже семимерное изображение. Однако фокусы с панорамными экранами и ароматами во время сеанса к искусству отношение имеют косвенное. Тем более, к искусству выхода в иное. А вот стихи эти позволяют оказаться за гранью пространства, ограниченного унылыми понятиями длина-ширина-высота-время, как позволяют сделать это, например, картины Пикассо. Только работают стихи менее императивно – все-таки речь имеет свойство несколько большей деликатности в сравнении с изображением.
В то же время диапазон воздействия слова в каком-то смысле шире, чем у картинки. В смысловом плане сочетание повторяющихся букв: «губ губами» вполне однозначно, но на уровне звуков спектр восприятия становится куда более широким: тут могут быть услышаны и уходящий поезд, и дружеский тычок в плечо на прощание, и торопливый звук каблуков по тающему снегу – многое, в общем.
Подчеркну: поэт совершенно не навязывает своего восприятия окружающего мира, что неизбежно происходило бы, имей мы дело с изображением. Более того, авторская позиция скорее декларативно-сдержана:
Очередное черно-белое
документальное кино:
в железной рамке опустелая
платформа Косино.
Зима просторная и жуткая –
кругом куда ни посмотри,
осенний холод с промежутками
последней, как всегда, любви.
Обживши тамбур одноразовый,
окно застывшее протри.
Живи и миру не показывай,
какое бесится внутри.
Оба глагола повелительного наклонения в последнем катрене обращены исключительно к лирическому герою, это речь внутрь себя, но читателю требуется минимальное усилие, дабы ассоциировать себя с этим героем. Так бывает, кажется, в детстве при чтении авантюрных романов. Правда, там главный персонаж, как правило, отменно деятелен и храбр, а в «Документальном кино», зачастую совсем наоборот:
Пока расспросами не мучай, допьем – отвечу напрямик…
На всякий – повторяю, – случай я здесь хочу зарыть тайник,
блок «Явы», спички – там, под грушей, под яблоней – огромен сад,
но ты слюней моих не слушай, я пьян и немощен, медбрат.
Такая капитулянтская, вроде бы заведомо проигрышная позиция позволяет автору пребывать в роли незаметного и не вызывающего зависти наблюдателя, способного из своего укрытия замечать самые тонкие колебания реальности, игнорируемые высокомерным взором. Вообще, желая сказать о поэте нечто положительное и не слишком утомляя себя поисками формулировок, принято указывать на «собственный мир» и «собственный язык» автора. В случае Александра Переверзина такой номер не проходит: его мир это наш мир, а его язык это наш язык. Более того, автор часто и с удовольствием упоминает о той самой общности нашего мира, обращаясь порой к конкретному, кажется, собеседнику, но вполне открыто, без намеков «для своих»:
Если забыла, напомню тебе
встречи с культуркой на Бронной.
Ты не подумай, я не по злобе –
по доброте беспардонной.
Двери не заперты. Недалеко
нашикучкуются в сквере.
Помнишь, тогда еще очень легко
было входить в эти двери.
Значение тонкой книжки «Документальное кино», конечно, предстоит оценить со временем, но, кажется, она заключает в себе гораздо больше, чем можно предположить, глядя на скромные выходные данные. В общем-то, влияние стихов Александра Переверзина на значительную часть молодых и не очень молодых стихотворцев совершенно очевидно. Впрочем, говорить от лица множества – занятие неблагодарное, скажу от себя: внимательно прочитав «Документальное кино», через некоторое время замечаешь неброскую, но вполне заметную его печать на собственных новых стихах. Возможно, даже не печать, но нечто вроде водяных знаков, заметных на свету. И здесь таится ловушка: вдруг да покажется, будто писать «в манере Переверзина» весьма легко: у каждого из нас есть воспоминания индивидуальные, но способные вступать в резонанс с чувствами окружающих. В конце концов, угол, под которым любой автор видит мир, не так уж сильно отличается от угла зрения тех, к кому он хочет обратить свои стихи. Стиль же этого автора при невнимательном прочтении может представиться вполне доступным для «ненавязчивых заимствований».
Дело не в том, что подражание всегда хуже своего объекта, хотя это, безусловно, так. Проблема в ином: Переверзин в своих кристально ясных и, кажется, наивных стихах проникает в ткань бытия необычайно глубоко. Он говорит с тем, с кем стоит говорить: «Смотри – вот твой мир. Он очень простой на самом деле, надо только глядеть на него внимательно и честно. И невооруженным взглядом. Во всяком случае, не через чужие очки». Подражатель же, увы, на эти самые чужие очки обречен. И попытки заемный стиль приукрасить пойдут исключительно во вред.
На последней
странице обложки «Документального кино», в соответствии с авторским замыслом,
указано: «Предназначен для частного домашнего
просмотра. Не подлежит обязательному прочтению». И не хватает другой надписи,
обычно зрителями не любимой: «Не допускается незаконного копирования». Конечно,
не в отношении запрета на распространение в электронном виде – книга уже
выложена на замечательном сайте «Полутона», но в смысле более глубоком, том, о
котором писал поэт, тоже говоривший о вещах бытовых, привычных, но во многих
смыслах противоположный Александру Переверзину:
Колея это только моя.
Выбирайтесь своей колеей.
Тогда предостережению многие не вняли, создав множество невнятных кло(у)нов. Хорошо б в этом случае подражателей было меньше: объекту-то подражания это не повредит, но потенциальных поэтов, свернувших на бессмысленную дорогу эпигонства, заранее жалко.