Отрывки из книги
Опубликовано в журнале Волга, номер 1, 2010
Кристоф Д. БРУММЕ
На голубом слоне: 8353 километров на велосипеде от Берлина до Волги и обратно
(отрывки из книги)
Кристоф Д. Брумме родился в 1962 году в городке Вернигероде, расположенном на территории бывшей ГДР, где жил и работал до воссоединения Германии. В последние годы живет в Берлине, является свободным писателем. Автор романов (“Ничего, кроме этого”, “Тысяча дней”, “Одержимые ложью”), рассказов, многочисленных эссе, в том числе посвященных исследованию творчества Уильяма Фолкнера, Франца Кафки, Федора Достоевского, проблемам молодежи (“Авантюрист”, “Больше курить” и др.).
Писатель называет Саратов своим любимым городом. Сюда он приезжал восемь раз, причем последние три года – на велосипеде, по дорогам Польши, Украины, России. В последней книге “На голубом слоне: 8353 километров на велосипеде от Берлина до Волги и обратно”, вышедшей в Германии в 2009 году, Кристоф Д. Брумме объясняет, почему стремится возвращаться сюда вновь и вновь. Книгу он посвятил сотрудникам Немецкого читального зала Областной универсальной научной библиотеки Саратова; “Голубой слон…” стал объектом работы для конкурсантов в традиционном ежегодном конкурсе переводчиков. Фрагменты книги Кристофа Д. Брумме в переводах победителей конкурса предлагаются вниманию читателей.
***
Вторник, 22 мая 2007 года, Берлин
Наконец-то все готово. Путешествие по маршруту Берлин – Волга можно начинать. Я опасался, что багажа на велосипеде будет больше. На заднем багажнике уместились две сумки с бельем, книгами, инструментами, запасными частями для велосипеда, а также палатка, спальный мешок и подстилка. Одежда упакована в прозрачные пакеты, там же лежит теплое нижнее белье для холодных ночей и шерстяная шапочка.
В сумке водителя – вещи первой необходимости: загранпаспорт, географическая карта, блокнот для записи. Сбоку воткнут готовый к схватке нож. Компас я не взял. К чему? Белых пятен на географической карте России не осталось.
На шею я повешу диктофон. Он меньше, чем коробка от сигарет, и должен записывать 18 часов. Этого точно хватит до конца поездки. В сумку на поясе положил салфетки, чтобы во время поездки вытягивать их рукой и вытирать пот.
Нож пару дней назад я купил в специализированном магазине. Некоторые дорогие ножи стали распродавать. У всех у них были тупые лезвия. Продавец думал, что тупые лезвия имеют только образцы с витрины. Я просил продавца показать мне острый. Он выложил на прилавок около 20-ти ножей. Разорвал упаковку, но не нашел ни одного острого. Он предположил, что нож после покупки всегда надо точить у точильщика. “Никогда никого не смущало, что ножи были тупыми”, – сказал он. Я улыбнулся.
Одна газетная заметка долгое время не выходит у меня из головы. Там написали, что в деревне под Москвой сгорели священник со своей женой и двумя детьми по вине сельских жителей. Священник защищался от верующих с ружьем, потому что все они, за исключением 3 человек, были пьяные. Под действием белой горячки почудилось им, что священник хранит несметные богатства за алтарем. Ночью нападавшие подожгли дом священника, при этом заколотив все двери и окна гвоздями. Эта деревня – родина Бакунина, основоположника теории коллективного анархизма.
“Путешествие в темное сердце Европы”, – так я окрестил эту поездку. На самом деле географический центр Европы лежит в южно-западной Украине. А не где-то в Германии, как полагают некоторые немцы.
Это мое первое длительное путешествие на велосипеде. Цель поставлена четко – Саратов. Находиться в Украине я могу два, или три месяца, а в России, к сожалению, только один. Здесь трудно было получить долгосрочную визу. Конечно, подобному путешествию нужен девиз. Может быть этот: “Как можно радоваться миру, разве что бежать к нему навстречу” (Франц Кафка).
Среда, 23 мая 2007 года, Берлин – Ляйсниц, 89 км
Последний взгляд на милый беспорядок в моей рабочей комнате. Согласно русской традиции, чтобы душа не осталась, я присел “на дорожку”, затем вынес на лестницу велосипед.
В 10 часов прощался с друзьями в окрестностях телецентра. Не курил! Я хочу наконец-то бросить курить.
Звонок из Саратова от моих бывших студенток. Они пожелали мне счастливого пути. Близнецы Наташа и Юля очень ответственные. Они считают то, что я делаю, сумасшествием и безрассудством. Они полагают, что эта поездка может оказаться очень опасной. Они бояться, что меня съедят волки. Они не понимают, что меня как раз-то и манят мнимые опасности.
Еду сквозь аллею мимо лесных грифов на сказочном фонтане. Прекрасным прохладным вечером в феврале 1986 года у меня было здесь свидание. Впрочем, я до сих пор могу вспомнить некоторые сказанные в этот вечер слова.
Сегодня прекрасный солнечный день. Велосипед едет сначала как-то шатко. Я не стал покупать новый велосипед, чтобы уменьшить риск кражи. Преимущества его известны только мне. Это отличный велосипед, я ему доверяю. Колеса, педали и стойка из надежного металла. Покрышки такие же, как на транспорте полицейских. В случае, если меня забросают бутылками, я могу смело ехать по осколкам стекла. Так говорил мне продавец велосипеда.
К Шпрее вдоль южного направления, мимо Трептов-парка. После двух часов пути первая остановка, чтобы выпить кофе. Я уже на окраине города, но еще слышу его отзвуки. Спина напряжена. Я не тренировался перед поездкой. Мне представилось это бесполезным занятием.
“Могу удариться лбом о землю, но мое путешествие точно началось”. Появились новые ощущения, по сравнению со вчерашними: время принадлежит мне, но я чувствую себя беззащитным.
Это будет, наверное, выглядеть комично, когда я в дорогом французском костюме, в котором работал в бюро, буду проезжать на велосипеде через украинские и русские деревни. Мне нравятся контрастные яркие цвета, невзрачные расцветки меня только усыпляют.
На моем
mp3– плеере около 20 песен группы Rammstein и The—Doors—Songs, кроме этого есть несколько русских романсов и немного украинской поп-музыки. Очень правильная подборка, как мне кажется.Выбор книг в поездку был не из легких, тем более что вес их имел значение. Я выбрал Достоевского, прозу Клейста, “Происхождение морали” Ницше, рассказы С. Беккета, а также словарь основных понятий античной философии. Чтобы читать в поездке стихи Брехта и Гельдерлина, афоризмы Кафки, я взял с собой откопированные листы.
Перелистывая философский словарь, я увлекся чтением слова “индивидуум” – это латинский перевод греческого прилагательного “неотделимый”. Это слово Аристотель толковал как конкретную особь.
Времена, в которые жил Аристотель, должно быть, были очень счастливыми. Когда Кафке задали вопрос, что общего он имеет с еврейством, Кафка ответил: “У меня никогда не было ничего общего с самим собой”.
Когда Берлин остался позади – боль в спине прошла. Свободное дыхание. Нет больше сроков (хотя я и раньше, впрочем, их едва имел). Я больше не слышу слов: Интернет, управление временем, организация мероприятий, справедливое распределение, надежная позиция, удержание зарплаты и т.д. Хочется уйти на некоторое время от цивилизации. За рабочим столом жизнь опаснее, чем на велосипеде.
С некоторых пор я предпочитаю общаться с людьми, которые выращивают полезные растения. Они лучшие рассказчики и любят непрошенных гостей, так как редко кто проезжает мимо них, редко спрашивает их мнение. Те же, кто выращивает декоративные цветы, имеют счета в банках, они связаны договорными обязательствами. В их саду можно что-то нечаянно сломать или испачкать, поэтому они неприветливы и неразговорчивы с посторонними людьми.
Что, в сущности, я хочу добиться этой поездкой, что ищу, ожидаю, на что надеюсь, чего опасаюсь, почему именно в Саратов? Потому что именно этот город манит меня, или потому что нет альтернативы. Когда я в первый раз приехал туда в 2002 году, у меня было чувство, что картины его жизни – это иллюстрации ко всем романам, которые я читал о России. Но почему же не в другой большой город на великой Волге?
Например, в Волгоград? Волгоград для меня – город, которого не существует, или, скорее, ужаснейший город. Муж и брат моей бабушки здесь погибли. Как говорят – “пали под Сталинградом”. Как могу я спать на могильных костях родных? Зачем мне говорить с призраками умерших предков, ведь рассказы живущих родственников не похожи на “мыльную оперу”.
Казань – очень напряженный город, столица Татарстана. Здесь учился Ленин. Проспект, на мой вкус там слишком короткий и слишком шумный. Не сравнить с тем сказочно прекрасным, который находится в Саратове.
Самара очень однообразный, без красивых местечек, действительно, чванливый и непривлекательный город. Арендная плата высокая, квартиры тесные. Бункер Сталина сегодня стал музеем.
Ульяновск – родина Ленина. Жаркая мостовая. Убийство там было нормой. Остерегайся поездок в частных такси. Ветер здесь такой сильный, что, если остановишься на равнине, чтобы полюбоваться на очаровательную Волгу и не держишься, то может унести. Правда, на улицах, позади Медицинского университета есть приятные места. Подходящий город для сюжета криминального романа.
Саратов – это обычный российский город, и поэтому он так прекрасен.
Я хорошо понимаю русских, которые говорят: “Мы живем на свободной земле, мы можем везде разводить огонь и жарить шашлыки. Природа принадлежит нам”. Это их твердое убеждение.
В Берлине хитрый гражданин покупает озеро, делает вокруг него ограду, и люди, живущие по соседству, должны платить за то, чтобы в нем искупаться.
Остановился выпить кофе. Трудно представить, как много у меня теперь свободного времени.
“Не надо слишком быстро ехать”, – предостерегал меня К. “После четырех-пяти дней начнет сводить мышцы”, – говорил он.
Я, конечно, послушался такого авторитета. У К. большой опыт путешествия на велосипеде. Он с 59-ти лет ездил на Северный мыс, в Польшу, на Балтику, в Финляндию, Швецию. Он спал принципиально в палатке. Никогда не останавливался в отелях или пансионатах. А подстилку использует только, если идет дождь.
К. рассказывал, как однажды на него напал самец косули. Ни кабаны, ни медведи, ни волки. Козел приблизился к нему, издавая кашляющие звуки, тупо боднул. К. закричал на него и схватил палку, козел убежал.
Я охотно пользуюсь удобствами, мой матрас надувается почти самостоятельно, я должен только немного помочь. В дождливые дни я с удовольствием готов спать в отеле.
Storkow
, Glienicke, Beeskow (название населенных пунктов в Германии). После обеда возле Leissnitz в смешанном лесу я нашел место для палатки неподалеку от пастбища коров. Моя палатка – удачная покупка. Она весит всего 2 кг и свободно вмещает двоих. Она легко устанавливается в несколько приемов.Боковые стенки и потолок имеют антимоскитные сетки. Я, лежа и сидя всегда могу видеть все, что происходит снаружи. Правда, только вблизи. Очень большое преимущество имеет такая конструкция. Я уже сложил хвалебную песню тому изобретателю, которому пришла в голову такая замечательная идея, вставить в стенки палатки в качестве окошек москитные сетки. Я уже хотел эту песнь затянуть, но вдруг прочитал – сделано в Китае. Мозг сразу выдал – подлог. Только кричащий оранжевый цвет палатки не соответствовал моим целям, но доступная в 160 евро цена стала решающим аргументом в пользу покупки. До этого я несколько недель размышлял, брать с собой палатку или будет достаточно навеса и москитной сетки.
Четверг, 24 мая 2007 года, Ляйсниц (Германия) – Бобровичи (Польша), 100 км (199 км)
Солнце светит, к автомобилям я привык. Я забыл, как приветлива земля в
Niederlausitz. Видя одинокие деревья, хочется их обнять, но не все. Иногда они выглядят, как скверные существа, потому что растут вдоль дороги, и бензиновое зловоние в воздухе воспринимают как оскорбление, поэтому становятся корявыми.Friedland
, Lieberoso, Pinnow. В деревнях почти не видно людей, хотя все дома имеют жилой вид. Здесь и там лают собаки.Я еще сполна не ощутил, что ничего другого не должен делать, как только крутить педали и управлять рулем. Моя спина чувствует себя прекрасно.
Теперь мне стало ясно, какую судьбу 30 лет назад я себе уготовил, когда на школьном празднике рассказывал стихотворение об авантюристе:
Тысячу бочек могу удержать,
Книгу читая, сальто кручу.
Скоро уже на луну улечу.
Надо срочно избавляться от мании величия.
В Губене, оказалось, есть живущие в автомобилях, 30-40 палаток на колесах, мастерские, время от времени попадаются рынки, снова дома на колесах. Нет ни единого ресторана, нет закусочных. Сначала в центр города на торговую площадь, найти мясо. Я смогу на террасе сесть и съесть на прощание истинно немецкие блюда: жареную колбасу, жареную картошку и кислую капусту.
Перевод Наталии Сарычевой
***
…Судя по выбоинам в асфальте, я в Украине. Боль внизу спины напоминают о проделанном вчера пути. Двести километров за один день, с тяжелым багажом, удивлен, на что способен мой организм. Не выкурил ни одной сигареты! Совсем не думаю о курении.
На полях трудятся крестьяне пенсионного возраста, впрочем, дети, наверное, им помогают. Некоторые машут, большинство молча смотрит мне вслед. Тут же захотелось нарисовать их лица.
Снова смеюсь, когда еду на велосипеде под дождем. Так, начиная с этой секунды, я должен бояться. Как часто перед этим путешествием мне приходилось слышать о том, что в российских и украинских лесах живут БАНДИТЫ и РАЗБОЙНИКИ? Эти разбойники сеют и сажают, собирают хворост в лесу. Они носят чулки на резинках и слуховые аппараты образца 70-х годов прошлого века.
Возможно, я сбился с пути. Ни одного указателя на Львов. Я не хочу никого спрашивать, ведь не слишком важно, куда меня занесет.
Наконец-то закусочная на обочине. Даже уже небольшой костерок горит, есть шашлык и горячий чай. Маленький бизнес принадлежит двум сестрам. Они не слишком любезны. У меня серьезные подозрения, что с мясом меня обвесили, но спорить не хочу. Женщины чем-то напоминают цыганок, “груди неаккуратно уложены в корсете” (Франц Кафка), это описание сюда подходит. Одна из них курит, переворачивая мясо.
Украинские гривн
i (гривны) на сумму пять евро остались у меня от последнего путешествия. Один чудак приглашал меня сопровождать его в поездке по Украине в индийской Махиндре. Махиндра – это джип, который американцы ввели в эксплуатацию во время корейской войны. Чудак – давний “покоритель Востока” – в 90-е годы проехал в Кюбель-Трабанте, стало быть, дребезжащей консервной банке, Прибалтику, Украину и Албанию.С мафией в лице дежурной по этажу я сталкиваюсь в львовской гостинице. После того, как я поблагодарил ее за ключ от комнаты, она спрашивает: “А где же наши шоколадки?” Ее коллега кивает так, как будто это мой долг. Кроме того, она намекает, что завтра выходная, значит, я должен быть так добр, подумать о ней сегодня. Покупаю шоколад и пралине, традициям страны надо следовать хотя бы в день приезда.
Поздно вечером дежурная по этажу еще раз спрашивает про подарок для себя. Я вручил его не той сотруднице, то ли она не передала его, то ли поделила так, что этой дежурной не досталось.
В гостинице появились два насквозь промокших польских велосипедиста. При пересчете оказалось, что стоянка велосипедов стоит 10 евро за ночь, в то время как для меня эта услуга была бесплатной. Я по-английски даю совет не платить. Они успешно следуют ему.
Два дня отдыха. Ноги мне благодарны. У гостиницы еще осталось советское очарование. Думаю, она сохранит его надолго: потертые каменные лестницы; унылые лифты, облицованные коричневым ламинатом; диваны хрущевской эпохи в комнате отдыха; негерметичные и перекошенные деревянные окна; метровые занавески на окнах ресторана.
Перевод Кровяковой Евгении
***
У каждой деревни свой характер
Ближе к вечеру мне становится ясно, что каждая деревня имеет свой характер.
Уже первая женщина, которую я вижу перед собой на песчаной дороге, пьяная. Она, быть может, моя ровесница, а может даже старше лет на десять, последствия алкоголизма затрудняют точную оценку. Я спрашиваю про сельский магазин. Она таращится на меня и довольно быстро понимает, что я иностранец.
О! Она крепко держит одной рукой велосипед и спрашивает, не хочу ли я принять душ.
Маленькая ведьма, это действительно было моим единственным желанием. Я ставлю свой велосипед у нее во дворе. Под яблоней сидит ее сестра (такая же пьяная).
Он должен заплатить за душ! – кричит она вместо приветствия. Десять гривен! (1,30 евро).
Сначала я должен отработать. Женщина просит отнести кусок стали к соседу, который закупает железо и платит за него, вероятно, три гривны, полбутылки водки.
Я не разбираюсь в машинах, это, наверное, часть от грузовика. Она около двух метров в длину и весит чуть больше двадцати килограммов. Я несу ее через сад, через улицу. Пьяная сестра кричит снова: он должен заплатить за душ!
Я доставляю железо закупщику, с которым женщина торгуется. Я незаметно удаляюсь. Душ находится в саду, из душевой сетки капает лучшая украинская дождевая вода. Едва я раздеваюсь и намыливаюсь, женщина распахивает занавеску в душе.
Она говорит, что ее бросил муж, а также сын, денег на врача не хватает, урожай скудный.
Я ругаюсь с ней. Им нельзя столько пить!
Только три гривны, просит она, уставившись на мою прекраснейшую часть.
Я отработал, этого достаточно!
Я задергиваю занавеску, она снова ее открывает. Я остаюсь настойчивым до конца, ничего не плачу. Наконец я нахожу магазин. Продавщица читает “Аргументы и факты”, серьезную газету, вряд ли типичную для деревни.
Я рассказываю ей о моем приключении.
У нас многие пьют, говорит она.
Входит дедушка, покупает бутылку пива, продавщица ругается с ним, когда он пытается схватить ее за руку. На мной взгляд, подобные слова кажутся неуместными для этой ситуации, ведь мужчина был не так уж груб.
Вы видели этого старика? – спрашивает женщина, когда мы вновь оказываемся одни. Он каждый час покупает бутылку пива, только одну бутылку и каждый раз пытается меня схватить.
Двое новых покупателей – ветеринар и офицер в гражданском. Ветеринар сразу объявляет меня своим другом, я необходим ему в качестве опоры, и от него пахнет перегаром. Он советует то ли мне, то ли продавщице: мы должны пожениться.
Продавщица отвечает спокойно и официально: Я замужем, у меня хороший муж, вам это известно.
Офицер удивляется, что я угадываю не только его профессию, но и звание. Но этот вывод сделать нетрудно, ведь он рассказывал о времени своей службы в ГДР.
Напоследок с улицы заходит бабушка, она тоже выглядит как любительница выпить и других приятных моментов жизни. Приглашает меня вечером на дискотеку и советует разбить палатку в парке. Мне кажется, что она говорит всерьез. Она в сапогах для полевых работ, покупает пиво для вечернего досуга.
Продавщица восклицает: Vot teper vi videte nasch narod! Вот теперь вы видите наш народ!
Мне не хватает аргументов и фактов, чтобы ей возразить.
Перевод Инны Пашковой
***
…Алена и Борис живут в южной части города в трехкомнатной квартире, неподалеку от Технического Университета.
Темно-коричневая краска на полу, коричневая стенка, бесцветные обои в прихожей – у них “очень советская квартира”, говорит Борис, когда мы заходим. Они приобрели комнаты частично обставленными и долгосрочному обустройству особого значения не придают.
Борис также лишь изредка употребляет спиртное, иногда пиво. Оба строгие вегетарианцы и занимаются йогой.
Мне не нужно объяснять вам, какие места на моем теле в первую очередь требуют бережного к себе отношения. Мы можем вместе посмеяться над многочисленными наивными вопросами, которые велосипедистам задают в пути. А у Вас есть карта местности? Да нет, мы ездим по выкройкам.
Алена и Борис готовят свою зимнюю поездку. Стартуют в Мурманске в декабре, цель – Зальцбург. Алена проедет этот путь на велосипеде, Борис будет сопровождать ее на автомобиле с палаткой и снаряжением. Возможно также, что они стартуют во Владивостоке, то есть еще на четыре тысячи километров восточнее. Они ищут спонсоров, и пока финансирование под вопросом.
Борис вырос на Алтае, его отец живет и по-прежнему работает там. Он писатель. Борис показывает последний роман своего отца. За кухонным столом мы обсуждаем возможность организовать там коммуну.
Выходные я провожу с друзьями на даче. Меня балуют шашлыком, водкой и хорошими беседами. Мы купаемся в Волге, много смеемся и говорим друг другу комплименты. Я немножко чувствую себя героем, еще бы, после того, как меня столько раз им называли. Самое удивительное в том, что я счастлив и нисколько не стыжусь признаться в этом.
Приветственная прогулка по Саратову, от вокзала к Волге. Перед вокзалом стоит памятник ЖЕЛЕЗНОМУ ФЕЛИКСУ – Дзержинскому (1877–1926), создателю тайной полиции ЧК. “Ну, он был революционером”, отвечают опрошенные мной студенты. Источники, пожелавшие остаться неназванными, сообщают, что “за все время памятник разворачивали дважды, в либеральные времена лицом от города”.
Типичный житель Запада, политика на первом месте, замечаю я самокритично. Поезда отправляются среди прочего в Астрахань, Алма-Ату, Волгоград, Улан-Удэ, Баку, Уфу, Кисловодск–Новокузнецк, Варну, Берлин, Ташкент, Киев, Симферополь. Поездка в Берлин длится два дня. Даже на маленьких автобусах можно ездить на большие расстояния, вплоть до Сибири. Однако для спины это не было бы полезно.
Будь я кинопродюсером, непременно взялся бы за фильм, действие которого происходит на вокзале в России или в Украине. Или, лучше, сразу на нескольких одновременно. Ни одно отправление поезда не обходится без женского плача. Одну студентку в поезд провожают двадцать друзей: поцелуи в щечку, шампанское, плюшевые медведи. Фотографию, последнюю, ну вот еще одну, и не важно, что поезд уже тронулся. На перроне ожидающие терпеливо и молча продвигаются миллиметр за миллиметром вперед. У цветочного киоска хочется подышать воздухом, а из бара неподалеку пахнет кофе и жареным маслом.
На вокзале работал Роман, один из самых странных офицеров, известных мне. Сейчас он майор милиции, преподает в Институте МВД, ему тридцать один год. Я познакомился с ним, когда он страдал от несчастной любви, но это уже другая история. Кроме того, он изучал и изучает немецкий язык в языковой школе, затем в Педагогическом институте. Свободные часы он охотнее проводит в Радищевском музее, чем на футбольном поле.
О нем и о его работе я хотел снять документальный фильм. Все уже было распланировано, разрешения получены, вот только денег не было.
Перевод Таймаса Тимержанова
***
Определенно: хобби номер один в русских городах – это фланирование. Пешая прогулка не требует затрат, и в случае, если праздновать нечего, то устраивают праздник для самих себя. Надевают хорошую одежду, встречаются с друзьями, бродят туда-сюда по проспекту, идут на Волгу. Движение здесь – самоцель. В Советском Союзе, по рекомендации, превратившейся в правило, строили исключительно маленькие квартиры с низкими потолками, чтобы проводить досуг в легче контролируемом кругу людей. Это сказывается и сегодня (так полагает медиевист Лихачев).
Народная культура фланирования зачастую создает на проспекте Кирова атмосферу радости первооткрывателя, особенно по вечерам и праздникам, так как именно здесь особенно велик шанс встретиться с кем-нибудь из друзей или знакомых. Проспект начинается у “Детского мира” и заканчивается у консерватории; пешком, пожалуй, пятнадцать минут. Здесь нет громадного торгового центра, который доминировал бы над происходящим – обувные и косметические магазины, “МакДональдс”, кафе-мороженое, мексиканские и русские ресторанчики, “Айриш Паб”, замечательный рыбный магазин, “Дом книги”, кинотеатр, пивоварня и гостиница “Волга” способствуют созданию разнообразного и демократичного смешения. Пивоварня реализует продукцию в собственном ресторане. Пересекающие улицы ведут к оперному театру или к Педагогическому институту с отдельным факультетом для немцев Поволжья. Стремление изучить прошлое собственной семьи является основной причиной обучения студентов из поволжских немцев.
Здесь я могу часами сидеть, читать, писать, изучать русский язык и прогуливающихся мимо людей. Это некое вознаграждение для ноющих мышц, к тому же Немецкий читальный зал находится прямо за углом, и я в любой момент могу обеспечить себя новыми газетами и книгами. Порой я меняю кафе, порой прогуливаюсь вниз к Волге, а порой благодарю Ленина, потому что его определение материи, вероятно, все же не соответствует действительности.
На вопрос, что мне нравится в России, я могу ответить одним словом – все. Я не берусь судить об отношениях в чужой стране с моральной точки зрения, пока не произойдет открытая и жестокая несправедливость. Восхищение всем в целом по своей природе профессионально. Это не образы и слова, созданные мной и врезающиеся в мою память, я выступаю лишь в качестве хранилища фактов и впечатлений. И сюда относятся как раз новая богатая верхушка и новые церкви, древнерусская вежливость и сердечность, черный юмор и сарказм, самовлюбленная мужественность и радость от саморазрушения, любовь к мелочам и опереточное очарование многочисленных спонтанных праздников.
Без сомнения, настроение города с его почти миллионным населением сейчас явно менее напряжено, оно дружелюбней и расслабленней, чем годами ранее. Чувствуется, и опросы это подтверждают, что оптимизма в русских людях стало больше. Транспорта на дорогах заметно прибавилось, а суши теперь – новая мода.
Один преданный читатель приносит мне подарки в библиотеку: велосипедный значок милиции советских времен или газету “Правда”, вышедшую на следующий день после смерти Сталина. Над своими подарками он, должно быть, сам подсмеивается.
Александр Сергеевич не просто тезка Пушкина, он сам по себе значимая фигура в литературе – по крайней мере, для меня.
– Когда кто-то преодолевает тысячи километров в своем путешествии, встречать его нужно с подарком, – говорит он, когда мы сидим в кафе на проспекте Кирова.
Он встречает меня каждый год стенгазетой и исповедует, скажем так, культ моей личности.
– Раньше я был диссидентом, а теперь консерватор, – говорит он и смеется.
– Диссидент? – спрашиваю я.
Он тайно слушал “Немецкую волну”.
– Тогда все было адаптированным, – говорит он, – книги, сказки, жизнь.
Он достает копии и газетные статьи из своей сумки, показывает две немецких версии сказки “Золушка”. У Братьев Гримм написано “дитя было набожным”, а в издании ГДР – “дитя было славным”. Он снова смеется:
– Все адаптировано.
Должно быть, дома у него невероятный архив. В следующий момент он показывает и дарит мне статью Кафки из “
Frankfurter Allgemeine” за июль 2006 и, кроме того, из “Moskauer Deutsche Zeitung” русскую статью, посвященную Вернигероде – городу, где я родился. Затем он декламирует мне немецкие уличные песенки, к которым имеет особое пристрастие.Свое детство он провел в совхозе “
N 46”, сельскохозяйственном производственном объединении с примерно двумястами жителями. В доме культуры показывали “Замужество Марии Браун” Фассбиндера и фильмы с Луи де Фюнесом. В Саратов он приехал учиться, изучал историю. Сейчас работает ночным сторожем в школе, и поэтому у него есть время на чтение. Оклад скудный, две тысячи рублей, около шестидесяти евро, даже пенсии выше.Он показывает мне, где какие магазины находились раньше, вспоминает о ценах. Когда я хвалю его многочисленные таланты, он говорит:
– Кто я теперь? Аутсайдер. У меня нет ни денег, ни зубов.
Я отвечаю:
– Вы память этого города, Вам нужно выплачивать почетную пенсию!
Он снова смеется.
Когда я оплачивал счет в кафе, ему прямо-таки стало нехорошо – девятьсот рублей, двадцать пять евро за пару чашек кофе и три стакана воды.
– Господин Брумме, вы Рокфеллер, – произнес он.
Надеюсь, это не станет темой следующей стенгазеты.
Перевод Валерии Хегай
****
Наконец я на границе с Украиной. У русского офицера – спортивная фигура, загорелое лицо. Проверяя мой паспорт, он задает несколько вопросов:
– Ну, – говорит он с презрением, – не захотелось пешком топать? Наверное, лучше на велосипеде, туристом? А Ваш дед был в Сталинграде?
О боже, в этот момент я покраснел, как пионер, но потом честно, с глубокой убедительностью поклялся: “Да, к вам лучше приезжать на велосипеде, чем в солдатском обмундировании”.
Насколько я помню, с таким пренебрежением меня еще никто не расспрашивал. В тот момент мне показалось, что сам дьявол помахал мне ручкой.
Меня как немца по национальности о войне почти никогда не спрашивали. Деликатно разрешали покаяться в душе внутри себя.
Второй офицер, стоящий немного поодаль, неожиданно спрашивает: “А ваши коллеги в Германии не думают, что Вы…”
– Что я сумасшедший, безумный?
– Да, безумный, – говорит он.
Мне не хотелось говорить ему, что мои товарищи пишут о России, иначе бы он изменил свое мнение о нас.
– А Вы еще не встречались с нашей бравой милицией? – продолжает он.
– Нет,– говорю я, – вероятно, мне скоро повезет (“как все загадочно!” – думаю я).
Потом украинские пограничники долго проверяли мои документы, в то время как я заполнял таможенную декларацию. Наткнувшись на мою статью, один из офицеров завершает разговор: “Кристоф, Вы счастливый человек”.
Что? Так просто о счастье со мной никто еще не говорил.
Ах, эти опасные “восточно-европейские” границы!
И все-таки не было среди этих людей равнодушных. На польской таможне мне вызвали такси. В Украине для меня сплели победный венок. Тем самым все эти милые люди превзошли всех моих товарищей, владеющих пером. Они оказались на высоте по сравнению с моими коллегами.
Через 10 километров, в почти пустынном, безлюдном месте меня встретил олимпийский мишка. Полусфера автобусной остановки и трехметровая мозаика любимца олимпиады. Его сытая морда похожа на морды обычных медведей, живущих в зоопарке. Кого же он мне напоминает? Может, самого художника – задумчивого, нелепого, с застывшим мизинцем поверх левой брови?..
Перевод Анастасии Шпис
***
Я же чувствовал, что что-то должно произойти! Восторженный прием на германской границе!
Воскресение, утро, восемь часов, переезд через границу в Губене. Светит солнце. Я – единственный въезжающий, на дороге – ни машины. На границе в полной готовности стоят польский и немецкий офицеры в униформах.
Поляк молчит, немец даже не говорит: “Доброе утро”. Вместо этого: “Вам нужно не сюда!”
Мне стало смешно, ведь я даже не мог себе представить, что этот человек так хорошо меня знает. Значит, и он хочет увековечить себя.
Я подозревал, что мне не сюда, отвечаю я. Но я все же хотел бы проехать здесь.
Вам нужно не сюда, Вы не можете въехать здесь!
Знаете, на востоке я много раз переезжал через границу, но ничего подобного мне никто там не говорил, отвечаю я.
Вы должны въехать по пешеходной дорожке, говорит он.
Он показывает на пешеходную дорожку. Она всего лишь в нескольких метрах от нас и отгорожена цепью. Но прежде, чем мне можно по ней проехать, мне нужно будет вернуться на велосипеде назад примерно метров на двести. Потом за частным домом свернуть налево и после этого завернуть на дорожку для пешеходов и велосипедистов.
Моя голова раскалывается. Вместо цветов – поучения.
Вы должны вернуться назад и после этого свернуть за домами!– повторяет он. Здесь проезд только для машин, не я придумал эти правила, уверяет он.
Может быть, я перейду улицу здесь, чтобы не возвращаться на полкилометра назад? спрашиваю я.
Это правило выдумал действительно не я, говорит он. Но Вы пройдите, мы сделаем исключение! Вы можете поднять цепь, или перенести свой велосипед через нее, если у Вас получится!
Логически рассуждающий человек. Но для выступления в цирке его талантов явно не хватает.
Немцы всегда были оседлыми, это заметно и сейчас. Если в твоих венах есть хоть капля казачьей крови, ты никогда не станешь крючкотвором. Я наконец-то понял: мои предки жили в степи.
На заправке я встречаю мужчину, который поставил свою машину в автомойку. Едва ли слыша, что я приехал из России, он с воодушевлением говорит. Он был координатором в центре занятости, курировал поволжских немцев, оттуда его познания.
У этих людей сердечность в менталитете!– восклицает он со слезами на глазах. – Но, скажу я Вам, те, у кого хотя бы раз кровь смешивалась с русской, пьют!
Третий немец, с которым я беседую, тоже в униформе. Я уже девяносто минут жду на станции Берлин – Адлерсхоф автобус, транспортирующий велосипеды, его многократно объявляют, но он до сих пор еще не пришел. Это дежурный автобус. Я хотел бы сберечь силы до Берлина. Мужчина, которому все равно делать нечего, пытается меня утешить.
Я тоже человек, зависимый от предписаний, объясняет он. Я не могу даже помочь женщинам с колясками!
Это звучит довольно гордо.
Его палец у лба означает: здесь только чокнутые! Даже я делаю идиотскую работу!
Если я повезу коляску, и ребенок выпадает из нее, никакое страхование не возместит ущерба, я могу даже попасть в тюрьму! Это относится и к Вашему велосипеду! Если Ваш велосипед опрокинется, собьет ребенка и ребенок получит травму, водитель автобуса будет вынужден платить, а после отправится в тюрьму! Поэтому Вы должны ехать только дежурным автобусом, так как водитель будет застрахован, даже если Ваш велосипед свалится на детскую коляску.
Верно, говорю я, может случиться что угодно и нужно на все обращать внимание. Как долго Вы уже работаете на вокзале?
Восемь лет.
И Вам еще никогда не приходилось перевозить детскую коляску?
Еще нет. Я это не могу. Но я могу дать Вам номер телефона, по которому Вы можете пожаловаться. Это политики виноваты, кричит он.
Я люблю свою родину.
Перевод Инны Пашковой