Опубликовано в журнале Волга, номер 1, 2010
Окончила филологический факультет МГУ. До 1986 г. публиковала в самиздате стихи и прозу (авторские книги, публикации в “Митином журнале”). В 1989–1994 гг. постоянный автор радио “Свобода”. С 1991 жила в Мюнхене, затем в Париже. Публиковала статьи и эссе в газетах “Suddeutsche Zeitung”, “Le Figaro”, “Коммерсантъ”. С 1995 г. живет в Москве. Создатель и главный редактор журнала “Эстет” (1996). Публикации в журналах “Воздух”, “Вестник Европы”, “Дружба Народов”, “Октябрь”, в “Независимой газете”, интернет-изданиях “Частный корреспондент”, Полит.ру и др. Автор книг “Ноль Ноль” (1991), “Жизнь без” (1997), “Диалоги с ангелом” (1999), “Книга о плюсе и минусе, хвостатом времени…” (2001), “Прозрачный мир” (2002), “Лазурная скрижаль” (2003), “Побег смысла” (2008), “?Они утонули” (2009) и др. Выпустила книгу стихов, написанных по-французски (1993, премия национального центра литературы Франции), ее поэтические книги в переводе на французский и английский языки выходили также в США, Великобритании, Франции и Канаде. Переводила французских поэтов, составила авторскую антологию “Современная французская поэзия” (1995).
ДЫХАНИЮ ОДИНОКО
СТРАШНЫЙ СОН
Среди ночи проснулась от ужаса.
Сижу в комнате, еще люди,
Звук открывшейся двери,
кого-то приветствуют, шутят,
как они узнали, кто это,
думаю, тут же ни зги не видно.
Это рыжий, ты что!
В воображении вижу яркую шапку волос,
а в реальности – антрацитовую черноту.
Отмечаю разницу: внутри все так,
как видишь при свете,
а тут – ни дохленького фотона.
Кто-то дотрагивается до меня,
“Кто это?” – вздрагиваю. Они смеются:
здесь светло, ты что!
И перестают смеяться.
До них дошло, что я ничего не вижу.
И до меня дошло.
Ко мне подступают с участливыми вопросами,
и вдруг звук лопается, как пузырь – чпок,
это не они замолкают,
это я перестаю слышать.
Очень страшный сон.
***
Всё потаенное понято,
произносимое сказано,
ну какие ж тут комменты,
слезы выглядят стразами,
и восторги – хлопушками,
и стихи – конфетти,
вроде выстрелят пушкиным,
а потом – подмести
и в пакет целлофановый
с оцифрованной сагой
и шуршащей сафьянами,
будто платье, бумагой.
***
Такое впечатление про воздух,
весенний, с желтым бочком –
саднящее, будто он поцарапан,
как коленка в детстве,
целлулоидная пленка с призраками.
Что-то недосовершилось,
молекулы бродят выжидающе,
пинают пивные банки,
толкают в метро,
сестры злобность и тупость
набухают, не лопаясь.
Газированный воздух
щелкает пузырьками
телефонных сот, глазков видеокамер,
бензоловых колец с отливом –
кристаллическую решетку перекосило,
и воздух заклинило,
хоть этого и не видно,
но как-то всё наперекосяк.
***
Воздуха нет – это мое дыхание,
заполоняющее собой
щели в городе: между домами,
шкафами, винтажными кренделями,
мистически размножающаяся материя –
из любого угла толпой
надвигаются книжки, кружки,
флэшки, наушники, друг на дружке,
окаменевшие горечи, остекленевший елей,
океаном надаренные ракушки.
Тараканы пропали – бессмертные вещи
опустились до мизерных их щелей
и повыдернули окаянных как клещи.
У подножия океана
дыхание огибает редкую здесь предметность:
буйки, маяки, пляжный этнос –
модели людей, в них подышишь, рот в рот –
запульсирует альтер-эго,
и модель оживет. Но недолго
быть им одушевленными мной – телега
или там пароход
их увозит на склад, туда им дорога,
где они хранятся. Дыханию одиноко,
затаилось, будто его не любят – ветер,
воздух зашевелился и стал заметен.
Волны гарцуют, показывают крупы, зубы
оскалены – оседлать как винд-серф,
запихнуть океаний нерв
пенными языками обратно,
в плоский экран,
сжав дыхание до причастия,
удержать наводнение части
речи, сжимающейся в стихотворение.
ПРОШЛОЕ
Вроде есть вещи, которых будет хотеться всегда:
замки, устрицы, пальмы – ничего подобного,
Атлантический океан – как с гуся вода,
виноградник в колечках – сто раз опробованное —
прованские маки, оливковые стада,
овечки вечности с боков поездов сверхскорых,
а люди, которые, без которых..?
Простолюдины, как оказалось.
Даже не ангелы, падшие или павшие
в сраженьях с космической темной кашей —
просто летняя буйность и зимняя чахлость,
гормональные крылья,
в порывах как бы нездешней пыли
не успеваешь ахнуть.
Поиски личного краха –
сбагрить себя в объятия вертопраха,
обновленная версия замусоренного “я” –
нелицензионная,
так что ей понадкусывают края
и надорвут клаксоны.
Хотелось друзей вытащить из щелей,
а они там ссохлись и стали хрупки,
посадить на клей
лапки их, стебельки, скорлупки –
ушки склеиться могут, такая ценность.
Прошлое значит “перехотелось”.