Почти документальная повесть
Опубликовано в журнале Волга, номер 1, 2010
Андрей ПЕРМЯКОВ
Десятая часть года
Почти документальная повесть
Ирине Карениной. Без тебя эта поездка была бы совсем другой.
Спасибо.
В пятницу, 21 августа, я пришел на работу с довольно большим черным рюкзаком. Сотрудники обрадовались: начинался последний рабочий день перед отпуском, и мешок наверняка проходил по делу насчет угощения. Зеленые кеды, джинсы вполне фермерского вида и тельняшка, временами выглядывавшая из-под свитера, намекали на отвальную в форме пикника. Нарушения трудовой дисциплины, однако, не случилось. В обеденный перерыв были съедены два скромных тортика и выпита бутылка вина. А по окончании трудового дня я не вернулся домой, а наоборот, уехал в страну. Двери родного съемного жилища вновь открылись только поздним вечером 26 сентября, спустя 36 с половиною дней, или десятую часть астрономического года.
Наверное, следовало написать нечто вроде: “поехал увидеть неизвестную глубинную Россию” или о желании “обрести себя”, но это не так. Мне просто захотелось покататься автостопом, электричками, другим правильным транспортом, и пофотографироваться в красивых городах с Черным Знаменем Анархии. Знамя это было чудесным образом обретено в прошедшем мае. Некоторые говорят, будто я его не обрел, а украл, но эти люди ничего не смыслят в технике обретения. Окрас у знамени, конечно, голубой, с оттенками. Правда, классно звучит: “Черное Знамя Анархии имеет лазоревый цвет”? Еще на нем нарисованы белый круг и пацифик. На знамени очень любят расписываться цветными маркерами добрые друзья, прекрасные писатели и поэты.
Так получилось: за сравнительно долгую и вполне счастливую жизнь я познакомился с несколькими тысячами людей, а, отправившись в путешествие, гостил в основном у литераторов. Возможно, писатели не лучше других представителей нашего биологического вида, но отчего-то именно они были готовы меня приютить. В книге оставлены их настоящие имена, кроме тех случаев, конечно, когда они просили этого не делать.
Да: друзья иногда называют меня Гриzzлинс. Ну, так получилось. Вы не удивляйтесь, пожалуйста.
Иваново
До Иваново подкинули коллеги по работе: им надо было дальше, в область.
Дорога в памяти не отразилась: ехали поздним вечером и ночью, болтали:
– Вы, Андрей Юрьевич, в Иваново в гости едете?
– Ну, да. В Иваново и потом дальше.
– Куда дальше?
– В Кострому, в Вологду, в Котлас, в Пермь, в Саратов. Везде.
– А билеты уже купили?
– Не, меня так довезут.
– Как “так”?
– Ну, вот вы ж везете. И еще электрички есть. На них можно зайцем кататься.
– А ночевать где будете?
– На вокзалах в основном. Иногда у друзей.
Ребята, работающие в соседнем цехе на скромных должностях, недавно вернулись из Египта, и представления их о манере начальства отдыхать сделались поколебленными. Теперь пойдут слухи, будто руководитель у коллег жадный и на квартиру копит, даже к родителям ездит зайцем.
Иваново неожиданно понравилось. Просто в Интернете про него написаны всякие гадости. Зря. Вокзал большой, зимой, наверное, холодный, но ведь сейчас-то не зима! В принципе, на входе в “Зал ожидания пассажиров” (честное слово, он так и называется, очевидно, поезда тут ждать не принято) висит объявление с требованием семи рублей за вход, но сдавать их некому. Кресла металлические, без ручек, стоят рядами. Очень хорошо выспался.
В 5 утра открыли буфет. Солянка там стоит 32 рубля, но есть ее я забоялся: вряд ли в такую рань блюдо подают свежим, а майонез там плавал со вчера. Я все-таки 15 лет работал микробиологом, и немножечко в питательных бульонах для бактерий стал понимать. Поэтому выпил кофе за 9 рублей и пошел гулять.
В городе есть три реки. Две называются обыкновенно: Уводь и не помню как, а третья необыкновенно – Талка. А я очень люблю называть Наташ Наталками. Наталка-Талка. Река, правда, оказалась так себе. Наташи лучше.
Еще в Иваново фотографировал смешную объездную дорогу, узкоколейку. Говорят, самую длинную городскую узкоколейку в России. В городе Кунгуре Пермского края раньше такая же была, но там ребята любили цепляться к составам, отчего часто лишались ног и половин туловищ. Потом дорогу разобрали. Не из-за детей, конечно, а потому как сначала нафиг остановился лесомебельный комбинат, а потом и машиностроительный завод “Турбобур”. А в Иваново видимо ничего не остановилось, поэтому узкоколейка работает. Вообще фотографировать железную дорогу бессмысленно: она длинная и в кадр не влазит.
Парк 1905 года тоже хороший, но обыкновенный. Еще видел улицу Красных Зорь, будто в Москве, и улицу Ермака. С какого перепугу Ермака занесло в Иваново, не знаю.
Вообще, Иваново – такой хороший образец честного города без особых достопримечательностей. И спокойный, кстати. Вот во Владимире стоит дойти до улицы Московской – и до утра дискотека. Честное слово, до шести утра, причем не одна дискотека, но много. А в семь уже открываются ранние кабаки. Поэтому народ там немного агрессивен. Устают же. В Иваново на вокзальной площади тоже стоит ночной бар и называется “Мохито”. Я туда не пошел.
А в киоске перед станцией продают шампанское вино и портвейн. Остались, значит, в 2009 году еще нормальные города с облегченным режимом потребления.
Иваново – Нерехта
Утром Гриzzлинс и Пермяков одновременно увидели девушку нереальной красоты, отчего между ними произошел внутренний диалог:
Гриzzлинс: А может, нафиг ее, эту поездку? Останемся тут?
Пермяков: Андрюш, это не секс-тур, но антропологическая экспедиция!
Засим и отбыли, ровно по расписанию в 7.40. Кстати: тут нет электричек! Только пригородные поезда. (Капитан Очевидность поясняет: в Иваново нет электрифицированных путей. Оттого и электрички исключены). Впрочем, билеты на входе не проверяют. В дороге прошла тетка-ревизор, спросившая проездных документов. Показал издалека квитанцию об уплате за сотовую связь, на том и поладили. Тетка невнимательна от усталости: с Иваново до Ермолина едет эпическая толпа дачников. Зато потом почти пусто. И контролеры боле не ходят. Перед подъездом к этому самому Ермолину в заросшем поле стоит развалившееся кирпичное здание с выложенной белым силикатом датой: 1909. Кроме этого, ничего интересного в дороге не приметил.
Нерехта – любовь моя!
Нерехта прекрасна. Вообще, об этом писал еще Розанов, а пересказывать Розанова своими словами очень смешно. Вот Аня Голубкова точно помнит, где у В.В. написано про храмы Нерехты, каких кроме Москвы нигде и нет, а я не помню. И ладно.
Строители Нерехтинского вокзала, помня ковбойский анекдот, поставили его не ближе к городу, а ближе к рельсам. Потом рельсы приманили город. Оттого подле железной дороги стоят хрущевки, Дом Культуры, гостиница “Октябрь” и разное непотребство.
Дальше начинается улица Металлистов, много забегаловок и кафе. Выпил 150 граммов водки “Пчелка” (слышали такую?), съел два бутерброда с форелью и запил все стаканом лимонаду за 59 рублей (общая сумма, естественно)! Вот так-то. Впрочем, на рынке еда дорогая, туда не ходите.
Нерехта долго была богатым купеческим городом, снабжавшим Москву солью. В конце
XVI века тут работало целых 25 варниц. Плюс ярмарка, плюс перевалочный пункт с севера в центр. В городе, помимо Суздальских и прочих Владимирских, была, например, улица Вятская. Имя вполне символизирует масштабы торговли: до Вятки тысяча верст. Увы, в 1609 г. пришли поляки и все изломали. После этого соль в центр стали возить с Урала и Поволжья. Нерехта более-менее держалась торговлей, но в 1785 г. случился пожар, видимо связанный с имущественными вопросами. Сейчас так тоже бывает. Впрочем, два монастыря не сгорели, город как-то отстроился, мануфактуры сделались. Потом проложили железную дорогу, стало совсем хорошо. А потом опять плохо – в Воскресенской церкви до сих пор макаронная фабрика. Реки тоже испортились: теперь очень трудно поверить, но и речка Нерехта, и совсем непотребная Солоница были судоходны.Берцы свои я забыл дома, поэтому в Нерехте купил новые, с запасным комплектом белых шнурков. Стоили берцы в два раза дешевле, чем в Москве.
В Никольской церкви расположен уникальный иконостас, исполненный алхимическими символами. Такая вырожденная, сравнительно ясная алхимия – не Дмитровский собор города Владимира, туманный даже посвященным мастерам. Собственно, этот иконостас в Нерехте я и хотел посмотреть. Ну, чо. Посмотрел. Описан он довольно хорошо даже в Сети, не говоря о специальной литературе. В Благовещенском соборе Кремля символика сходная и ехать никуда не надо. Нет. Это уже не истинная алхимия. Так-то и в Дмитровском не истинная, но тоже непонятная. Не видать нам философских камней, похоже.
Церковь пока не действует, поэтому любой желающий может залезть на колокольню, дабы полюбоваться окрестностями. Окрестности так себе. Вблизи Нерехта лучше.
В городском парке стоит памятник местному уроженцу Крякутному, летавшему на воздушном шаре в 1731 г. задолго до Монгольфьеров. На самом деле никуда он не летал, но всем пофиг.
Электричка на Кострому уходила в два с чем-то, а город был осмотрен чуть более чем полностью уже к полудню. Поговорил со смотрительницей Никольской церкви. Рассказывает: зарплаты “в основном минималка”, 5 тысяч рублей считаются нормальными деньгами, а 7 – большими. Уехал на вокзал, там нормальное такое кафе с грилем и шашлыками. Висит объява: “Требуется станционный рабочий. Зарплата 3100 рублей”. Я теперь буду переживать за железные дороги.
В кафе пришел мужик, пьяный и радостный – сын родился. Работает мужик начальничком на мясокомбинате, получает не 5 и не 7. Спрашивал, сколько я зарабатываю. Соврал вниз в три раза, получилось почти поровну, но все равно больше. Мужик меня зауважал, спросил, почему отдыхаю не в Турции. Отвечаю: жена деньги забрала (ну, так-то правда). Свез меня на трассу – оказалось, рядом с Никольской церковью, только через переезд пройти.
Стал стопить, еще час до поезда был. Место оказалось средненьким: не было большегрузов, только прошел оранжевый КАМАЗ, но он не спешил и хотел ехать в Кострому два часа. Другие водилы махали рукой вправо – жеста я не понял, поскольку дорога в Кострому направо и идет! – или называли какие-то смешные населенные пункты в 5-7 км, но практически все реагировали на поднятую руку хотя бы жестом. Приятно. В итоге подобрал дядька на серой девятке. Довез быстро, но очень много болтал и спрашивал.
Кострома
Еще в Иваново заметил пару вьетнамцев, мальчика и девочку. Очень красивых таких, аккуратненьких. Девочка на мальчика дулась. Мальчик улыбался и девочку не ругал. Я потом уехал в Нерехту, а в Костроме, точнее в Ипатьевской слободе, мы встретились снова. Узнали друг друга и, познакомившись, стали выпивать. Мальчика звали Нгуен, а девочку (внимание!) Бить. Это не глагол, это такое имя. Она, когда называлась, сказала: “Вы, наверное, смеяться будете”. Не ошиблась. Вот эта Бить Нгуена всякообразно угнетала. И чем больше мы с ним выпивали, тем сильнее угнетала. Ситуация для меня более чем знакомая – многие девушки друзей почему-то не любят наших с ними нажоров.
Впрочем, приняв побольше, Нгуен обрел способность к сопротивлению и стал посылать свою девушку чуть дальше, чем нафиг. По-вьетнамски, конечно. Бить обиделась (это каламбур, да?). Мы решили извиниться и полезли в речку Волгу. Кстати, пляж в Костроме замечательный, будто из кино “Долче Вита”. Погодка была правда так себе: +14 градусов, пасмурно. Но тут еще подошел теплоход с туристами из Москвы… “полный стадион народу, время начинать матч”, короче.
Зашли в Волгу, развернули Черное Знамя Анархии, стали орать: “Бить – очень красивое имя!” “Бить – очень красивая девушка!” Туристы удивлялись, принимая нас за аттракцион. Потом я спросил у Нгуена, какое русское девочкино имя ему нравится. Предсказуемо таковым оказалась Наташа. Поорали за Наташу. Еще потом я спросил, красиво ли имя Лена? За Лену мы тоже поорали. Планировал сплавать на другой берег, но передумал: ноутбук, деньги, вещи всякие. Зачем людей во искушение вводить?
Бить как-то подобрела, даже позвала в гости, вдруг окажусь случайно во Вьетнаме. Написала на бумажке непонятными письменами разные буквы, сверху название города (латиницей) и просила показать там бумажку любому, меня проводят. Наверное, иероглифами написано следующее: “Ребята, пожалуйста, сломайте челюсть этой большой белой обезьяне, напоившей нашего Нгуена и загнавшей его в холодную реку”. Ну, так или иначе, дельта Меконга в планы поездки не входила.
Кострома – Ярославль
В электричке Кострома – Ярославль испытал приступ классовой ненависти. Сначала все шло хорошо и правильно: на одной из скамеек сидел адский сатанист: парнишка в черной куртке, черных джинсах и черных берцах. На куртке сзади была нарисована пентаграмма, а в ней еще одна. И еще две маленьких. Под куртку пацан надел толстовку. Тоже черную, тоже с пентаграммой. На джинсах пентаграмм не было, но на передних лапах ребенок носил напульсники с четырьмя пентаграммами на каждом. Как вы уже поняли, парнишка был прыщав, толстогуб и блондинист. А также, конечно, сутул и дрищ. И читал книжку с голой тетенькой на глянцевой обложке. Тетеньку ел сотона.
Я сел напротив мальчика, начав его глядеть: ну правда, он скоро уже не будет таким, а запомнить надо бы. Спиной ко мне расположились две девушки. Видимо, ничего особенного. Ну, были б красивые, заметил бы. Но и не страшные, а то б тоже заметил. Даже не скажу, какого цвета волосы. Но волосы точно были, лысых девушек опять-таки бы запомнил.
Так вот: эти девушки стали гнать какую-то омерзительную пургу. Насколько можно было понять из этой пурги, одна из них с Костромы, вторая с Ярославля, работают обе в Москве. Поехали друг к другу в гости. Отлично. Но разговор… воспроизвести его почти невозможно: нечто про офисы, где их мучительски чмырят, не повышают зарплату, все кругом дураки… И тут же, гордо, про наговнение ближнему своему по мелочи.
Ладно. Это еще было нестрашно, но к девачкам подсели два мальчика с пивом. Мальчики оказались молодыми юристами (действительно, лет по 25-27, их было лучше видно, чем девачек – когда парни через вагон шли, я уже сидел на скамейке). Тут началось.
– Вот прикинь: я себе тату набивала. Вот тут, смотри (не знаю где, обернуться побрезговал). Дико! Дико ващще больно как. Он мне два раза набивал: сначала основу, потом набело. Блин! Дико просто больно! Я просто захотела набить. Он по каталогу выбирал. Там фигня всякая, а мне красивую хотелось. Там машинка такая, типа, да. И все равно так дико больно!
– Гы-гы… (сочувственное такое гы-гы).
Вот примерно в таких диалогах прошла поездка. Вру. Пару раз пацаны отвлекались потолковать о красивых машинах. Спорили о Бентли, называя друг друга мудаком и черепом. Тогда сочувственное гы-гы говорили девушки. У них получалось хьы-хьы. И мальчики и девочки смеялись закадровым смехом из сериалов, их так научили.
Только поймите правильно: я против социального снобизма. Мне очень интересно общаться, например, с сотрудниками в родном цехе. Ну правда, интересно. Но эти… Их поколению, в отличие, например, от нашего, лет с десяти был открыт доступ ко всей информации. Абсолютно ко всей. А они про Бентли. Ну, где же ты, праведный гнев иудея?
Судя по тому, сколь быстро мальчики и девачки понравились друг другу, партнеров для более долгих отношений ребятки станут выбирать так же. Впрочем, кажется, нескоро:
– Не, я так не могу, как (имя какой-то подружки). Я чиста для себя хочу пожить.
Ну, опять-таки, поймите правильно: мне неинтересны планы по повышению рождаемости, и я очень спокойно воспринимаю массу аргументов против немедленного обзаведения детьми. Только вот довод “для себя пожить” бесит. Хотя бы в силу тупизны: детей-то ты для кого заводишь? Для Путина? Да нахер ему твои дети сдались, солнышко. Разве мальчики, лет через 18 на мясо. Так спасай, чо.
Кроме того, из личного опыта могу засвидетельствовать: рождение детеныша приводит минимум к двукратному увеличению зарплаты и довольно быстрому улучшению жилищных условий. Просто папаша, как правило, начинает быстрее шевелить лапками.
Как-то так вот.
Ярославль
Вообще, из Костромы есть прямая дорога на Вологду, а через Ярославль получается крюк. Но уж очень хотелось заехать к Андрею Егорову и Вале Черной. Я и заехал. Андрей долго жил на Камчатке, а потом получил премию “Дебют” за свои стихи. Где жила Валя, не знаю, но премию ей пока не дали. Теперь ребята поженились, и все у них хорошо.
Ожидая Андрея, исправлял с помощью спиртного напитка водки душевное здоровье, попорченное в электричке. Рядом с вокзалом Ярославль-Главный есть милое заведение “Северный ветер”. Люди, обремененные частыми командировками с Урала в Москву, знают несколько волшебных станций, где меняют электровозы и поезд стоит долго, минут двадцать или полчаса. На таких станциях можно выбежать из вагона, дабы немедленно выпить. Конечно, при небольшой сноровке можно пить в вагоне, но спорт есть спорт.
“Северный ветер” расположен прямо на привокзальной площади, а вот, к примеру, в городе Кирове, торопясь до пельменной, надо пересечь весьма оживленную и широкую улицу. Тем не менее, случаи отставаний от поезда через кафушки мне неизвестны: у людей, стремящихся принять, включается дополнительный хронометр.
Ярославль вне своей туристической части похож на многие города сразу. Вот мы идем, гуляем по трамвайным рельсам, а вокруг – Екатеринбург, точнее его часть, расположенная за гостиницей “Большой Урал”. А чуть дальше – копия пермской Стаханки. Есть совершенно московские районы. Вот в этом состоит своеобразие Ярославля.
С утра разворачивали Черное Знамя Анархии. Валя нарисовала на нем Лицо Русской Поэзии. Получилось клево.
Еще сфотографировал прекрасную социальную рекламу с текстом: “Ярославский зоопарк – мэрия и муниципалитет города Ярославля”. И стрелочка в виде шапки Мономаха от слова мэрия к медведю. Конечно, креативней было б поместить на щит козла, но видимо забоялись.
Вообще, по городу погуляли мало: я торопился в Вологду, а Валя с Андреем в Москву. Насовсем. У них опять получилось.
Ярославль – Данилов
Потратился. Купил билет от Ярославля до пункта “396 км” (16 рублей). Не зря – ревизоры пришли как раз перед остановкой. Зато потом до Данилова ехал бесплатно, спокойно и рядом с очень милой собачкой-лисичкой.
Данилов занятен. Маленький такой городок, гораздо меньше, чем писатель Дмитрий Данилов. Википедия сообщает, будто в 1873 году тут было “14 трактиров и 36 кабаков”, однако теперь нет даже пристанционного буфета. Впрочем, совсем рядом с вокзалом, на улице Вятской существует вполне пристойное “Семейное кафе”. Солянка (настоящая, с почками!) и голубцы обошлись в 87 рублей. Еще за 80 купил большую банку Адреналин-Раша. В Москве напиток столько стоит в киосках, да и то на окраинах. В чем гешефт кафе неясно, ну и ладно.
Окошки жителей Данилова украшены наличниками. Впрочем, резьба, как правило, прорезная и растительно-орнаментальная. Исключений мало. Весьма забавны памятник колесной паре и лавка одновременно, если верить вывескам, торгующая книгами и комбикормом. Еще в Данилове заметил очень много скорпионов: у мальчика, бежавшего на электричку, чудище было нарисовано на куртке, у официантки в кафе вытатуировано между кофточкой и джинсами, а на двух тонированных девятках нанесено аэрографическим методом. Может, День города тут проходит под знаком Скорпиона или не знаю.
Данилов – Вологда
Уехал из Данилова в Вологду забесплатно. Контролерш в электричке было целых три: больше, чем пассажиров в вагоне.
Одна, беленькая, подошла ко мне:
– Ваш билет?
– Э-э…. ну, у меня его нету.
– Что будем делать?
– Не знаю. Хотите, я Вас сфотографирую?
Напугала меня ревизорами и больше не приставала.
Ревизоры тоже не пришли.
Зато в вагоне летало сразу шесть бабочек-лимонниц.
Вологда. Как потерять телефон
Неподалеку от Вологды есть станция Бакланка. Я над названием посмеялся – и зря. Оно оказалось пророческим. По приезде в город начал немедленно звонить Паше Тимофееву – это такой поэт, музыкант и вообще хороший парень. Звонил часа три. Телефон сначала не отвечал, а потом вовсе оказался вне зоны доступа. Но я уже влюбился в Вологду, решив зависнуть тут на пару-тройку дней.
Вокзал по первому впечатлению к ночевкам располагал мало: сидения либо с ручками, либо не в ряд. И залы небольшие – все на виду. Гулял, догулял до окраины, где много строек. Лучик добра, посылаемый в сторону Паши, стал совсем тонким, отчего я решил попроситься ночевать в вагончик к сторожам. Но перед этим совершил контрольный звонок.
С телефона, обозначенного как Пашин, ответил чудовищно пьяный и матерный голос. А, кроме того, голос обладал предивным пермским акцентом. Короче, я по собственному раздолбайству записал телефон другого Паши, одноклассника и алкоголика. Этот Паша не первый год бухал в городе Кунгуре Пермского Края, а я его будил за многие версты.
С правильным Пашей мы нашлись совсем ночью, сели на берег реки Вологды и стали являть собой известных ежика с медвежонком. Только еще пили водку, напевая мантру помощи странникам:
Шива-Шива-Шива шамбо,
Шива-Шива-Шива шамбо,
Шива-Шива-Шива шамбо,
Шива-Шива-Шива шамбо-о-о-о,
Махадева шамбо, Маха-адева шамбо
Махадева шамбо, Махадева шамбо-о-о.
И играли на флейте.
Вологда. Рубцов
На следующий день, отпросившись с работы, Паша гулял меня по Вологде. Город невероятный. Девушки феноменальной красоты, причем в основном брюнетки. Столько целующихся парочек не видел даже в Ростове-на-Дону.
Сходили пешком в Прилуцкий монастырь. Там видели могилу Батюшкова, но Знамя разворачивать не стали – монахи и так на нас ругались. Впрочем, позже ЧЗА таки подняли, у другого памятника Батюшкову, в центре. Там поэт выгуливает коня размером со слоника. Паша долго, тщательно вскарабкивался на коня, пару раз чуть не упал, но получилось успешно. Возясь со знаменем, собрали вокруг себя небольшую толпу туристов. Милиция не вмешивалась, хотя улыбалась неоднозначно.
К памятнику Рубцову Павел меня долго не хотел вести. В Вологде Рубцову отвели ту же роль, какую в Рязани Есенину – им детей пугают и молодых поэтов воспитывают. Молодые поэты отвечают взаимной нелюбовью. А я вот Рубцова очень люблю, и как автора, и особенно в плане “делать жизнь с кого”. В самом деле: фраза “я пропил тома своих стихов” хороша. Видел дом, где поэта загрызли. Желтая панельная пятиэтажка. Ужасно.
Ходил на репетицию салона “Новый Диоген”, познакомился с людьми по прозвищам Моррисон и Че Гевара. Первый на удивление мало пил. Салон показался достойным, хотя и без звезд. Ребята берут со зрителей по 150-300 рублей, и народ ходит! У организатора проекта, Антона Черного, на рабочем столе лежали распечатанные с сайта “Полутона” книги Данила Файзова и Константина Кравцова. Вообще, мелодекламация вещь довольна опасная: очень уж сильно уравнивает этот жанр неплохих и никаких поэтов. Совсем хороших, конечно, чужой музыкой не испортишь, но вот остальные могут пострадать.
Пообедали в кафе “Пивнушка”. Вопреки названию – прилично и недорого. Сложилось впечатление, возможно, обманчивое, будто мужские прически в Вологде короче, чем в целом по стране. При этом довольно много неформалов в черных-черных прикидах разных фасонов. Ну, и гопоты там тоже хватает, но вроде бы все мирно. Странно, однако, Вологда стала первым городом, где моя зеленая тельняшка вдруг стала привлекать внимание и вызывать дурацкие подколки.
Еще в Вологде есть Октябрьский мост, упирающийся в стену. Представляете, Т-образный перекресток после моста! Пробки там весьма неиллюзорны, хотя машин немного и водители вежливы. В общем, прочтение города задом наперед себя немножко-таки оправдывает: Ад голов.
Насчет суровых вологодских ментов, очевидно, сказка. Во всяком случае, я невозбранно ходил по городу, закусывая бальзам морковкой, и ничего мне за это не было.
В городе есть команда Динамо. Население за нее болеет весьма серьезно, а в день нашей прогулки еще и случилось дерби с костромским Спартаком, но на громко исполненную переделку динамовской песни (в свою очередь ремиксированной из “Ах, Одесса”):
“Ах, Динамо – мой любимый клуб
Так отсоси Динамо три тысячи залуп”, –
фанаты отреагировали вяло. Наверное, благодаря совпадению цветов Черного Знамени с динамовскими.
Вологда. Практика
Попытаюсь дать несколько непрошенных, но, может быть, полезных советов посещающим Вологду самостоятельно.
Начну с возможных отрицательных впечатлений (априори: город хороший, всяк придерживающийся иного мнения пользы из моих советов не извлечет).
1) Район вокзала. По местной номенклатуре – “бан”. Очень тяжелая околокриминальная атмосфера, к счастью, пропадающая уже шагов через триста, по выходу с площади Бабушкина.
Сначала приписал возникшее чувство собственной феноменальной трусости, но, пообщавшись с местными, убедился: да, этот участок города считается цитаделью гопников и всего такого прочего. Справедливости ради: спрашивал я ребят с достаточно дальних районов – с Заречного, с ЦПХ (этимология названия первого понятна интуитивно, второй расшифровывается именно так, как вы подумали – там общежития с милыми девушками).
2) Очень мало указателей куда-либо. Даже обычных городских – “Вокзал”, “Центр”, с циферками расстояний, не говоря уже о направлениях выезда. Объехав значительную часть Вологодской области, пришел к выводу о распространенности практики. На всем пути до Устюга встретил три информационных стенда. Так-то маловато для дистанции в 450 км.
3) Засилье отечественной попсни во вполне приличных кафе и на набережной.
4) На любителя. Много бездомных кошек. В расчете на душу населения, явно больше, чем даже в Одессе. Выглядят неголодными, но может стать жалко. Мне жалко не было: свободные зверушки это хорошо. Кстати, в Устюге их еще больше. Опять-таки в пересчете на душу человеческого населения, конечно.
5) Совсем на любителя. Они называют шанежки лепешками! В замечательной столовке Железнодорожного техникума так и написано: “Лепешки с черникой”. Вкусно, но противно. Это шанежки! Шанежки!!! Еще они обзывают шанежки “рогульками”. Я почти привык к московскому гадостному слову “Ватрушки”, но это ШАНЕЖКИ!!! Вот в Тотьме шанежки называют шанежками.
6) Жутковатый вид от памятника Рубцову на противоположный берег Вологды. Там стоит брошенный и растаскиваемый на атомы завод “Северный Коммунар”. Можно понять, когда закрывают оборонные предприятия – война кончилась, завод не нужен, но на этом предприятии делали хорошие, годные деревообрабатывающие станки. И отправляли их на экспорт, заменив, правда, местные подшипники немецкими. Теперь завод, производивший станки, погиб, а второй, выпускающий квадратные подшипники, жив. Рынок, чо.
Наверное, самое идиотическое из всего сделанного Гайдаром и его командой это внедрение в народ идеологии низкой оплаты труда в качестве главного преимущества российской экономики. Воспринимая людей в качестве быдла, готового пахать за три копейки, нечего обижаться на деградацию. А китайцы все равно сделают дешевле: у них климат теплей и их больше.
Был шанс в самом начале девяностых грамотно использовать квалифицированнейшую рабочую силу, сделав идеологией выпуск дорогой, качественной продукции. А теперь этой рабочей силы почти нет, а оставшаяся трудится последние годы. Это я как руководитель производственного подразделения говорю.
Только получается уже не про Вологду.
Вологда. Практика-2
С моей точки зрения, никакого смысла проходить Вологду быстрым транзитом нет. Ну, правда: очень красивый город. По прибытии на вокзал рекомендую перекусить в столовой Железнодорожного техникума – это мимо Автовокзала, напротив памятника зенитке. Буквально 5 минут пешком от станции. Обед встанет рублей в 70.
По пути можно зайти на автовокзал, убедиться в неиллюзорной дороговизне билетов до Тотьмы и Великого Устюга (320 и 700 рублей соответственно), после чего выбрать правильный вариант автостопа до этих городов.
Далее вы все одно отправитесь в центр – других дорог особо и нет. В случае появления алкогольных потребностей, в столовку техникума можно не заходить, а посетить ту самую “Пивнушку” напротив стадиона. Кормят там прилично, пешком идти от вокзала минут 20. Естественно, рекомендуется спрашивать дорогу не до пивнушки, но до стадиона. А вот уже у стадиона всякий объяснит, где пивнушка. Стадион хорош: Динамо-Вологде скоро станет стыдно, и команда выйдет в Высшую лигу.
До Софийского собора и прочего Кремля, думаю, дойдете сами, увидев по пути много интересного. И про эти достопримечательности, безусловно, заранее все прочтете в Сети. А вот дальше я рекомендовал бы пешую прогулку по Заречной стороне. Действительно: церковь Святого Николая прекрасна: Софийский собор все-таки несообразен нынешнему городу и напоминает о лучших временах. Хотя чего там лучшего было? Иван Грозный и все такое. Да: явившись в Софию более чем с одним местным провожатым, вы непременно станете свидетелем спора о том, куда царю прилетел кирпич, свалившийся со свода – на голову или на ногу. Согласно летописям, кирпичом была плитка и упала она рядом, но всем как обычно пофиг.
Реку можете переходить по Октябрьскому мосту – тому самому, упирающемуся в стену школы и создающему в городе автомобильные пробки – или по пешеходному Каменному. По Каменному веселей, но дальше.
В Заречной стороне можно поесть либо опять-таки в столовых, коих тут легион, либо в “Кофейне на Гоголя”. Вопреки названию, меня там накормили замечательной солянкой и напоили двумястами граммами “Путинки”. Все было свежим и вкусным.
Погуляв, выходите на улицу Чернышевского, делая там нравственный выбор: идти в Прилуцкий монастырь пешком либо ехать на транспорте. Первый вариант предпочтительнее, конечно, в компании. Расстояние я не мерил, но навскидку километров 5 будет. По пути увидите Вологодский централ, прославленный добрым, душевным, чутким конвоем, а также сидевшим тут на пересылке Бродским. Чуть дальше – брошенная железная дорога. Вот по ней и топайте к монастырю.
Монастырь красив. Особенно со стороны реки. Очень интересная и продуманная система валов, подставляющая врага под пули максимально полно и аккуратно. Впрочем, валы эти насыпали после изгнания поляков в 1612-м. То есть Прилуцкий монастырь они благополучно выпилили. А Кириллов не смогли, поэтому монахи по получении соответствующего боевого стимула скопировали систему обороны у своих менее ленивых соседей. Толстые стены монастырю приторочили по указу Екатерины
II, свершив дело бессмысленной красоты. Внутри все достаточно строго: женщинам выдают длинные юбки, фотографировать нельзя, но можно; забираться на стены разрешается невозбранно и безвозмездно. А вот за куренье монаси вопленно кричат!К попытке переночевать брат-привратник отнесся совершенно без всякого энтузиазма, однако думаю, тоже вопрос решаемый – приди поздно, под дождем, усталый – и тебя впишут. Впрочем, это не руководство к действию, но домыслы.
Стартовать на Тотьму и Устюг можно сразу у монастыря, за железнодорожным переездом. А можно не жадничать или не лениться, пройдя по трассе километра три в сторону аэропорта. Если чего – городские автобусы №91А и 84. Непосредственно за отворотом на него голосовать. Берут почти мгновенно. Так говорят мудрые люди, и это проверено на собственном опыте.
Вологда – Тотьма – Великий Устюг
Получился очень удачный короткий стоп. Четыреста пятьдесят километров по трассе и десять пешком (от дороги до Тотьмы и обратно, плюс погулять по городку) преодолел за восемь часов.
Стартовал с отворота на аэропорт. Еще в городе познакомился с местным челом Серегой. Он мне объяснил разницу между бичом и бомжом: бомжи это те, кто на улице спят, а бичи, типа Сереги, живут коммуной в квартирах, деля все поровну. Кроме того, у них есть телевизор. Впрочем, ночь перед нашим знакомством Сережа провел на улице – к ним в хату заехал бывший афганец, напился и многих поразогнал. Сегодня афганца должны были воспитывать.
Еще Серега обогатил мой словарный запас дивной фразой:
– Конечно, у вас в Москве мульды богатые, можно жить!
Кто такие “мульды” сказать не могу, но контекст подразумевал возможность найти в мусорных баках столицы очень много полезных, вкусных вещей.
Стопить начал в 7 утра, потока не было никакого. Остановилась вторая же машина – маленький немецкий грузовичок. Водителя тоже звали Сергеем. Он ехал в Архангельск и звал меня с собой “за компанию”. Почти согласился, но все сгубила проклятая робость. Начальные километров 20 от Вологды к северу трасса М-8 имеет вид среднего проселка. Потом все гораздо лучше, и где-то после отворота на Сокол можно ехать с максимально разрешенной скоростью.
Высадил Сергей меня в Чекшино. Там расходятся дороги на Архангельск (прямо) и Тотьму-Устюг (направо). Три четверти транспорта уходят на Архангельск. Поток, вроде бы подросший, таким образом, снизился до одной машины в 3-5 минут. Подобрали, однако, тоже довольно быстро – семья пенсионеров на девятке. Ехали близко, до Воробьево, 16 километров. За это время успели прочитать мне мораль о необходимости работать, а не бродяжить. Я с благодарностью мораль выслушал. Очевидно, пара была скрытыми кантианцами – помогали ближнему, преодолевая отвращение.
В Воробьево довольно много закусочных, правда очень плохих, никакого сравнения с Шадейкой, например, но водители все равно там останавливаются, и можно с ними договориться. Практически сразу уехал с лысым мужичком, гнавшим КАМАЗ в Котлас. До отворота на Тотьму долетели примерно за час. От трассы до собственно Тотьмы пришлось идти четыре километра, преодолев по пути небольшое село Варницы.
В двенадцать дня снова выбрался на трассу. Встал сразу после отворота из Тотьмы на Устюг. Позиция оказалась неоднозначной: автомобили, следовавшие из Вологды, почти не останавливались: там трасса на протяжении пары километров уходит под гору и затем вверх, водитель набирает приличный разгон и тормозить возле вас ему совершенно не хочется. Хорошо стопятся местные, но они в основном едут на дачи, это в 15-ти километрах. От первых двух предложений доехать туда я отказался, и зря. В общей сложности прождал тут машину почти двадцать минут – антирекорд дня.
Тормознул УАЗик с дедом, одетым в тельняшку, но с синими полосками:
– Привет, пограничник, куда добираешься?
Так я узнал про тайну своей зеленой тельняшки, носимой только погранцами. Значит, разгуливая в ней на прошедший День ВДВ, имел шанс получить особый, совершенно замечательный нерукотворный приз. Век живи, блин. Вообще, все эти символы крайне идиотичны: например, берцы с ярко белыми шнурками нужны не для обозначения принадлежности к скинхедам, а для вечернего стопа! Ну, правда, они бросаются в глаза водителям.
Дед высадил меня на остановке Дачи. Остановка отличная, бетонная с широкой скамейкой. Такие же стоят до самого Устюга, в случае необходимости в них вполне можно ночевать. А вот деревень вдоль трассы мало, точнее совсем нет. И реки не видно, Только заболоченный лес.
Подождав минут десять, уехал на десятке с молодым парнем, водителем вологодской Скорой Помощи. Опять почувствовал себя замшельцем: когда катался по стране более активно, Сухонского тракта вообще не было. А пацан вот считает его старой дорогой. Он меня провез больше ста километров, высадив за поворотом на Нюксеницу, возле кафе для дальнобойщиков. Там стопить почти нереально – обочина занята большегрузами и дальше крутой поворот. Я и не стопил: договорился с дагестанцами, продавшими арбузы и ехавшими в район Устюга за фанерой. Нормальные ребята, вот им никакого дела ни до тельняшки, ни до белых шнурков не было. Зато они слушали диски, начинавшиеся с невероятной мягкости голоса: “Радиостанция Прибой и телекомпания ТНТ-Махачкала представляют знаменитого дагестанского артиста….”. Ничего особо страшного в музыке не было – обычная постсоветская попса с восточным акцентом, однако дивно привязчивая. Я потом весь день напевал:
“Вечер наступил в Баку
Сидеть дома не могу”
и
“Приезжай, приезжай, приезжай ты в гости к нам
Приезжай, приезжай в наш любимый Дагестан”.
Не иначе это знак – давно хочу поехать вокруг Каспия, не знаю только, как получить туркменскую и иранскую визы, имея на руках давно просроченный загранпаспорт.
Дагестанцы высадили меня за 13 км до Устюга, следующую машину тормознул просто мгновенно и, в общем-то, этап поездки закончился. Хорошо, но мало.
Тотьма
Довольно давно прототип толстовской “Смерти Ивана Ильича”, брат Нобелевского лауреата Ильи Мечникова, тоже Мечников и, естественно, Иван Ильич, написал книгу “Цивилизация и великие исторические реки”. Там сказано, например, о влиянии рек на характер населяющего их берега народа. Вообще, книжка умная и интересная, но в ней нет почти ничего о конце речного пути.
Это я вот к чему: между Кирилловым и Вологдой проходит водораздел Волги с Северной Двиной. Например, Шексна течет в Волгу, а Сухона – это левая половинка Двины. По верному замечанию одного персонажа, Волга впадает в Каспийское море. А Каспийское море никуда не впадает. Северная же Двина бежит в Ледовитый океан, откуда можно попасть в другие моря и всяко прикалываться.
Так вот: маленький, спрятанный в глубине материка, городок Тотьма в
XVII—XIX веках организовал больше морских экспедиций, чем Москва, Ярославль и все волжские мегаполисы вместе взятые. И устроил колонию в Калифорнии – тот самый Форт-Росс. За несдачу нашими форта американцам Англия предлагала царю Мальту и вечный выход в Средиземное море. А царь испугался. Заметим: испугался не столько войны с пиндосами, сколько наличия свободных русских поселений в Новом Свете. А не забоялся бы – Голливуд был бы нашим. Или его б вообще не было. И атомной бомбы. И мировых войн. И терроризма было б меньше.И еще о влиянии рек. Менталитеты обитателей Перми и Ярославля, отстоящих друг от друга на 1200 км, очень похожи. А в Вологде и других городах бассейна Двины все совсем не так. Другой народ, с вполне выраженным оканьем, например. Но все равно в Тотьме чувствуется несоответствие нынешних жителей и старых зданий. Люди там неплохие, однако явно не мореходы. Совсем не мореходы. А церкви слишком похожи на корабли.
Беглый осмотр города занимает часа три.
По городу течет речка Песья Деньга. Удивительно: как сумела небольшая Тотьма так загадить реку. Но факт: да, загадить сумела.
Сухона
Это очень красивая река. Непонятная. В Тотьме она широкая, чуть не в полкилометра. А потом пропадает. На картах дорога Тотьма – Великий Устюг идет вдоль Сухоны, но на самом деле ее видно еще два раза: после Нюксеницы и перед Устюгом. В Нюксенице Сухона совершенна: даже в очень жаркий день видно, насколько она северная и темная. Берега обрывистые, похожие на чусовские, только усталые немного. Там, гораздо ниже по течению, река вдруг становится глубокой и узкой. А в Устюге она довольно бесстильная: красивая, конечно, но обыкновенная. Видимо? уже готовится слить себя с Югом и стать Северной Двиной.
Очень правильно: после слияния с равной по величине сестрой, река должна менять имя. Например, от Казани к Каспию, безусловно, течет Волга. Но выше, до впадения Камы, реке надо дать иное название. Тогда никто спорить не будет, кто в кого впадает.
Вот назвали б реку в верховьях не Волгой, а каким-нибудь другим распространенным и запоминающимся словом. Например, Задницей. Тогда б получился Саратов на Волге, а, скажем, Кострома – на Заднице. И городу пиар, и всем весело. С другой стороны, Черное Знамя Анархии, поднятое над Волгой, круче, нежели Черное Знамя Анархии, поднятое над Задницей.
В общем, обещаю продумать этот вопрос, когда приду к власти.
Устюг
– Котлас – Коряжма – УстюгВ четверг целый день катался с водителем Женей на автомобиле
Freightliner. Такие машины очень любят показывать в американских роуд-муви. В кабину надо долго карабкаться по лестнице, а забравшись вполне можно играть в футбол или, по крайней мере, в настольный теннис. Правда, огромная кабина. Еще очень интересно обгонять КАМАЗы-лесовозы: они едут далеко внизу, напоминая котят. В Европу эти грузовики не пускают: ну, правильно – чего ж хорошего, когда радиатор в Люксембурге, а задние оси еще в Словакии.До весны Женя работал “на дядю”. Дядя платил хорошо, но мало – от 70 до 90 тысяч рублей. Женя расстроился, взял кредит и купил себе машину. Я застопил его в восемь утра, когда он, успев уже увезти продукты из Котласа на вотчину Юрия Михайловича Дедамороза, собирался вставать под загрузку в Коряжме, на целлюлозно-бумажном комбинате. Договорились там встретиться – мне все равно вечером надо было обратно в Устюг, а Женя через него проезжал.
Услышал компетентное мнение о встреченных мной накануне дагестанских водителях. Дальнобойщики называют их “Арбузтранс” и не любят. Южане свой нежный груз везут со скоростью 30-50 километров в час, не разгоняясь даже на прямых. Понемногу за ними выстраиваются километровые колонны: попробуй обгони фуру на фуре.
– А еще они жадные, прикинь: берут машину на двоих и два мотора. Пока у себя в Дагестане ночь стоят, мотор меняют. Каждый на своем моторе ездит!
Вот так две стереотипных особенности кавказцев – безрассудная смелость и щедрость – в глазах коллег обращаются в свои противоположности. Впрочем, Женя вообще к нерусским относится как к нерусским:
– У нас из Коряжмы их всех выгнали еще в девяностые. Три китайца только на рынке осталось. Ну, еще пара водителей, грузины, тоже лес возят. Так мы их за черных и не считаем. Сейчас все черные в Котласе.
Отношение к Котласу понятно: два примерно одинаковых города с близким уровнем жизни и численностью населения всегда будут друг друга ревновать. В общем, Женя высадил меня в Котласе, я цивильно (за деньги, в смысле) съездил в Сольвычегодск, застопился в Коряжму и вечером вернулся в Устюг.
Женя, кстати, рассказал о возможности стопа на Киров через Тотьму. Надо стоять не у того отворота, где я ловил машину на Устюг, а у ближнего к Вологде, напротив АБЗ (асфальто-бетонный завод). Там идет хороший поток на Нижний Новгород. Можно было уехать, Женя соглашался ждать, пока я вещи соберу, но 200 км обратно по той же дороге – неинтересно ж.
Устюг, Котлас
Честно говоря, пока усилия Юрия Михайловича по продвижению темы с вотчиной Деда Мороза, Великого Устюга не портят. Вотчина расположена на горушке, километрах в шести от самого города. Зато в Устюге выложили плиткой несколько улиц, построили отменную школу и правильные дома.
Население же сохранило всю прелесть обитателей беднеющего места с великим прошлым. Вечером на Советском проспекте болтались толпы пьяных ребятишек с банками Ягуара. В принципе, ничего страшного, подумаешь, диалоги типа:
– .ули ты пива-то не хочешь?
– Пошел на .уй!
– Сама иди, .бань .раная!
Ну, девачки лет по 14, поддав, качаются на лошадках в городском парке и ржут, вероятно, лошадок этих озвучивая, ну наблевано к 11-ти вечера возле церкви.
Нет, действительно ничего катастрофического, просто на фоне тихого по природе своей города смотрится диковато.
И еще – абсолютный контраст с Котласом. В Котласе мне вообще ничего, кроме людей, не понравилось. Северную Двину жалко очень. Огромный наносной остров возле автомобильного моста, песчаные косы до середины русла, объявление на речном вокзале о переносе рейса до Сольвычегодска на окраину города “ввиду обмеления фарватера”. Реку долго губили, вырубая и сплавляя лес. Лес кончился раньше, чем река, река стала не нужна. Русло никто более не чистит, песок не вывозят. Грустно.
А люди в Котласе правда классные. Город основали между февральской и октябрьской революциями 1917 года; позже, при Сталине, там было то ли шесть, то ли восемь пересыльных лагерей, отчего, честно говоря, я думал увидеть нечто вроде Краснокамска Пермского края с наркошами и прочими деклассантами. Нет.
Отличный, спокойный, уверенный в себе народ. Абсолютно неагрессивный, но готовый к самообороне. Себя люди уважают.
Тротуар перед вокзалом подметала беленькая, стройная, похожая на снегурочку девачка, явно студентка железнодорожного техникума, устроившаяся на подработку (засомневался: бывают ли снегурочки с метлами? Наверное, бывают – из кого-то же получаются бабки-ежки). Подходит эта девачка с метлой к крупной даме:
– Мадам (именно так)! Вы видели: я тут только что подмела тротуар. Зачем вы мусорите?
– Я это… голубей кормлю…
– Мадам! Голуби не едят шелуху от семечек. Вы ведь, наверное, тоже чистите банан, когда его кушаете?
В Котласе есть площадь Трех вокзалов: железнодорожный, речной и автовокзал расположены на одном пятачке вокруг паровоза. Паровоз, кстати, меня напугал. Я к нему подхожу, а он тарахтит и пыхтит. Ну, не должен тарахтеть и пыхтеть паровоз, стоя на постаменте без рельс. А он тарахтит и пыхтит. Оказалось, с другой стороны от него мужик косил траву бензиновой косилкой. Мужика не было видно, но косилку было слышно.
Еще Котлас – это самый маленький из виденных мной городов, где есть секс-шоп. Наверное, для входа в такой магазин в городке с населением в сорок тысяч нужна особая смелость: через день ваши семейные пристрастия будет обсуждать половина населения. Я вот в этих заведениях ни разу не был. Даже в Москве. Вдруг знакомого встречу. И в Котласе не пошел.
Магазина “Финн Флэйр” в Котласе, кажется, нет, но в одежду этой марки одета едва ли не треть города. Одобряю. В Устюге наоборот, магазин есть, а на населении почти сплошь китайское.
Еще в Котласе не говорят на “о”. В Устюге, 65 км к западу, говорят. И в Сольвычегодске, 40 км к востоку, говорят, а в Котласе не говорят.
Дело, конечно, не в особенностях разговора. Просто в Котласе много разных предприятий, большой транспортный узел, газокомпрессорные станции, и нет великого прошлого. Оттого народ сам себе адекватен. Когда станет надо, этот город предоставит нам батальон. И Коряжма тоже батальон. Это будут элитные части. В них никто не погибнет.
Устюг
В Устюге встретил абсолютно прекрасную пару, скорее всего местные или ближние туристы, из области. Мужчина в спокойном, сером, старонемодном, хотя и новом костюме с желтой рубашкой. Очень похож на положительного героя советского фильма: не на самого положительного, а на скучно-положительного. У положительного героя в советском фильме должен был присутствовать надлом, а скучно-положительный всегда был свободен. И цель положительного героя была в том, чтобы преодолеть надлом и стать скучно-положительным.
На вид перед пятьюдесятью, седоватый, лысоватый, причем одновременно с плешью и залысинами. Смешной, в ботинках из честного бордового кожзама. И женщина с ним была. В довольно страховидной, вязаной и фиолетовой кофте. Лет сорока пяти. Совсем не стремящаяся походить на девачку в отличие от многих своих ровесниц. Пара эта шла по улице Советской, взявшись за руки. Дяденька иногда наклонялся к спутнице и целовал ее в щеку. Я их сфотографировал, но снимки, оказавшись дурацкими, были удалены. Не было на фотографиях никакой радости, а были только усталые люди. Это, наверное, я фотографировать не умею. В жизни пара выглядела потрясающе.
Сольвычегодск
Самая северная точка поездки. Вообще, начало маршрута получилось соленым. В Нерехте добывали соль, в Вологде добывали соль, в Устюге добывали соль, а Сольвычегодск вообще был столицей соляной империи Строгановых. Они основали его в 1492 г., когда другие люди открыли Америку.
Летняя резиденция Строгановых располагалась в поселке Ильинском Пермского края. Ильинский и Сольвычегодск очень похожи, но Сольвычегодск сильнее разрушен, а в Ильинском теперь нет парома. И центральная усадьба Строгановых в Ильинском сохранилась лучше. При этом окошки в сольвычегодском доме явно выщелкнуты недавно. Камушками.
Храмы, доведенные до состояния скотобаз, возвращены церкви. Дело обычное. Некоторое время назад Сольвычегодск пытался подняться на имени Козьмы Пруткова. Фестиваль проводили. Потом организатор умер.
Познакомился с двоюродным братом Юры Шатунова. Ну, он мне так сказал. А я всегда верю людям, если это не наносит прямого материального ущерба. Юрин брат привез в Сольвычегодск американских туристов. Пугать, наверное.
Случись стать кинематографистом, я снимал бы в Сольвычегодске кино про депрессию и национальную катастрофу. Но на самом деле я б такого кино не снимал и в Сольвычегодск бы не поехал.
Устюг – Котлас – Пинюг. Нелегкая судьба журналюги. Ужастик
В Устюге вписывался по довольно сложной схеме. У меня в этом городе друг служил, офицером. Естественно, привез оттуда жену-красавицу. Я Костю с Анжелой попросил меня устроить. Получилось весьма удачно: тетка Анжелы присматривала за квартирой богатой местной девушки, хозяйки оптовой базы. Сама хозяйка уехала на какие-то острова. Квартира отличная, законные четыре звезды, в первую ночь выспался прекрасно.
Во вторую планировал еще более отменный отдых, но Костя допустил маленькую ошибку. Договариваясь о вписке, назвал меня журналистом:
– Ты понимаешь: про поэта я сказать постеснялся, а про начальника она б не поверила.
В общем, тетушка, две ее подружки и активный дедок пришли вечером четверга жаловаться на жизнь столичному газетчику. Заметим: дело происходило не в деревне Гадюкино, а в Великом Устюге, куда часто приезжают медийные персоны. Надежда на помощь “властей” неистребима. Телевизору никто не верит, но журналистам ябедят.
Слушал я эту компанию до полвторого, поспал чуть-чуть и в шесть утра выполз на трассу. До Котласа доехал быстро, в машине спал, чего делать не рекомендуется категорически: водитель может вдохновиться примером, и тогда у вас случатся приключения мозга
Электричек из Котласа в Киров нет, опять-таки по причине неэлектрификации железной дороги. В отличие от центра России, билеты здесь проверяют на входе, поэтому пришлось отдать 30 рублей. Можно было купить и за 10, но проводница бы не поверила. Кто ж до окраины города поедет тепловозом? До Пинюга билет стоит 170, стало быть, обошлось недорого.
Вагоны были обычными, плацкартными, только билеты без мест. Со мной в купе разместились пятеро мужиков и стали говорить про грибы и рыбалку. Я сначала слушал, потом решил достать ноутбук. Только потянулся к рюкзаку, белый котенок, сидевший рядом, прыгнул мне на шею и стал мурлыкать. Мурлыкает и трется. А за окном станция Луза. По перрону ходила стройная, но усталая женщина в коричневом плаще и продавала кошельки. Красивые, самодельные кошельки, тоже коричневые и кожаные. Никто эти кошельки не покупал, женщина, шатаясь, отправилась к мостику через заросли донника, но вдруг наклонилась и подняла с земли крохотного черного-черного котенка с желтыми, сырными глазами. Вообще, у котят такого размера глаза закрыты, а у этого они были огромными, яркими. И смотрели прямо на меня. Оказалось: не могу шевелиться и почти не дышу. Женщина стала улыбаться совсем нехорошо, беззубо как-то, а белый котенок, сидевший на моей шее, прекратил мурлыкать и начал затягивать воротник свитера. Мужики сидели вокруг, переговариваясь о своем. Нет, я уже понял: это сон, кошмар такой специальный, но легче не стало. Вы никогда не пробовали во сне молиться? Трудно очень. Дыхание прекратилось полностью, это даже во сне чувствовалось, но проснуться не мог. Дурацкое состояние собственного бессилия: такое, наверное, бывает в падающем самолете. Только еще и дышать не получается. А котенок ворот все сильней тянет.
Когда очухался, купе было совсем пустым, а поезд на самом деле стоял в Лузе. Вид за окошком вполне совпадал с явленным во сне. Вообще, ничего особенно удивительного нет: я ж православный и верю в бесов, притворяющихся кошками. А бесы любят нападать на усталых. Вот у Анастасии Астафьевой есть рассказ о куда более страшном происшествии с ее лирической героиней и котом-смертью, а у меня так, мелочи.
Пинюг – Киров
Вообще, волна пригородных поездов от Котласа до Кирова довольно удобна, ждать пересадку в Пинюге приходится меньше часа. Скорость тепловозов, однако, неестественная совсем. Это, наверное, про них Майк Науменко переделал песню Боба Дилана о медленном поезде. Контролеры, впрочем, добры. Обычно такие составы называют “поезда с тетками”, но до Кирова ехал поезд с дядьками: почти все проводники были мужеска полу. С ними договариваться проще. Так даром и довезли. Поспал чуть-чуть сидя.
А никакого кризиса среднего возраста на самом деле нет. Его придумали маркетологи и инопланетяне. Средний возраст есть, а кризиса нет. Кризис это ведь когда плохо, а мне, например, очень хорошо.
Еще некоторые определяют кризис как несовпадение. Несовпадение, вероятно, есть. Сын Федя как-то сказал:
– Папа, ты бы хоть журналы какие-нибудь почитал, как должны вести себя начальники.
У нас в семье одному пятнадцать, а другой Холден Колфилд. Нормально.
Раньше, при коммунистах, журнал о том, как надо вести себя начальникам, был. Назывался он ЭКО и издавался в городе Новосибирске. Этот журнал много лет читал и выписывал мой папа. А теперь никаких журналов нет, только глянец.
Но несовпадение это все равно не кризис. Кризис у меня тоже был, лет в 25-27. По внешнему календарю в 1997-99-е гг., а по внутреннему – между защитой кандидатской и рождением Нины. Работа особых усилий не требовала, друзья один за другим превратились в машины, алкоголь еще не радовал, двухкомнатная квартира уже была, а на трехкомнатную накопить не получалось… Короче, два года пролежал на диване, глядя в телевизор. Вот это был кризис. А теперь не-а.
Неправильное время
Вологодская, Архангельская и Кировская области живут по московскому времени. При этом от Кирова до, например, Верещагино, 250 километров, а до Москвы почти тысячу. Но с Москвой время одинаковое, а с Верещагино разница на два часа.
С непривычки очень странно, когда в девять часов полная темень – не зима ж, конец августа только. А с другой стороны, все правильно: в Москве время декретное, стало быть, на час сдвинутое. А в летнее время – сдвинутое на два часа. Получается, в Кирове летом оно как раз правильное.
Киров
В Кирове мне, во-вторых, нравится рельеф, а во-первых – Маша Ботева. Вот преимущества дармового пути: можно проехать 500 км просто соскучившись по человеку. Нет, за деньги тоже так можно ехать, но наверняка придумаешь какое-то дело. Хотя бы выпить. Маша, заметим, не пьет.
Моя Люба правда выражается менее романтично:
– Бешеной собаке семь верст не крюк.
Приехав ночью, рельефа кировского в этот раз не увидел. А с Машей да, встретились.
Сфотографировавшись с Черным Знаменем, сели на берегу пруда. Темно. Маша говорит:
– Смотри – утка плывет.
– Не, это ондатра.
– Крыса??? Она ведь щас прыгнет.
– Не прыгнет, она в воде живет, ест маленьких рыб и лягушек.
– А как она их ловит? Лапами что ли?
Многие знают: я за глаза, абсолютно бескорыстно, называю Машу гением. Вот давным-давно прочитал в детской энциклопедии о питании ондатр, и думать об этом забыл. А тут аналитика такая. Лапами…
Пошли в “Данар”. Это совершенномудрая кировская сеть фаст-фуда, круглосуточная и вкусная. Маша взяла бурито.
– Ножик надо?
– У меня есть.
Вот предложили б мне угадать предмет из Машиной сумки и дали б сто попыток, я бы обломался. Нож имел очень уважительный размер и боевые характеристики.
– Ну, я тут за грибами ходила, забыла выложить.
Ага. В Кирове крайне агрессивные грибы; добрых слов не понимают. А девочки ходят за ними с сумочками.
Некогда лучших в России кировских водителей больше нет. Их заменили хамами, не всегда тормозящими даже на зебрах. При общероссийском смягчении дорожных нравов контраст разителен. Еще рядом с вокзалом выстроили непристойных размеров зиккурат. На зиккурате, правильно подсвеченном по ночам, имеется надпись: “Кировское отделение пенсионного фонда”. В откровенно небогатой области цинизм потрясающий.
История с закатыванием в асфальт действующего дорожного переезда к визиту Дмитрия Медведева оказалась правдивой. Губернатор Белых потом оправдывался:
– Это требование охраны. Иначе Президент бы к нам не приехал.
Странно. Вот будет поэт Леша Евстратов, одноклассник этого самого Белых, кстати, много пить и скажет:
– Андрюх, замуруй дома унитаз, вдруг оттуда змея выползет. А то я к тебе в гости не пойду.
Я б тогда предложил Алексею встретиться в распивочной “Чпок”. Там унитазов нет.
Киров – Балезино – Верещагино – Пермь
Никому не нужная жадность. Следовало не выделываться, а ехать на поезде. Ничего нового на стократ пройденной дороге не увидел, только умотал себя проездом в двух электричках со злыми контролерами и ультракоротким по расстоянию, но долгим по времени стопом Балезино-Верещагино.
В итоге приехал в Пермь, проспав 4 часа за полтора суток. Ну, имею в виду весь переезд из Великого Устюга.
Пермь
Честно говоря, легкий культурный шок. Пермь всегда была достаточно модным городом. Нет, и теперь можно встретить мальчиков с правильными прическами или хорошо следящих за собой дам, но столько олимпиек и спортивных брюк с тремя полосками, наверное, не видели даже зрители Чемпионата мира по легкой атлетике.
Заподозрил себя в столичном снобизме. Нет. Евстратов то же самое говорит. И брат мой тоже. Они во всем винят гастарбайтеров и понаехавших из области. Вряд ли правы. Это явно реакция на кризис. Пермский край из региона с весьма высоким уровнем жизни перешел, скажем так, в более низкую лигу. Заметим: город все еще богаче и Кирова, и Вологды, и тем более Иваново. Однако снижение потребительских стандартов вкупе с кержацким менталитетом приводит к предсказуемым результатам:
– По всему видать, настали последние времена.
Так к себе и относятся. Каждый третий диалог в автобусе заканчивается скандалом. Зря. Ничего страшного пока не разразилось.
Пермь – Кунгур
Хотел полемизировать с автором журнала “Новый Мир” Сергеем Шмидтом. Он довольно часто пишет о нелюбви к халяве и жадности. Я всегда считал эти грешки противоположными. Например, приехав в город на халяву, можно напоить больше народа и победить жадность.
Увы. Собравшись в Кунгур, резко осознал желание доехать даром. Испугался.
Однажды, почти 20 лет назад, седьмая общага пермского мединститута пропилась. Единовременно кончились выпивка, закуска и деньги. Времена были горбачевские, талонные, водку брали у таксистов за сумму, равную стипендии, закуску где придется, а деньги у родителей. И вот, стоя на пермском автовокзале с нехваткой 10 копеек до суммы, потребной на билет в Кунгур, я подумал себе:
– Андрюш, водка, колбаса и билет Пермь – Кунгур не могут стоить дорого. Когда тебе не хватает на это средств, неправ ты.
В дальнейшем таких ситуаций избегал. А тут зажадничал. Исправился, приобрел проездной документ, поехал цивильно.
Добравшись, немедленно попал на день рождения сестры. Устав за двухдневный путь, быстро заснул, укрепившись в репутации родственника скучного и не умеющего пить.
Кунгур. Дача
В шесть утра папа разбудил похмеляться. Его представления об опохмеле весьма отличаются от общепринятых:
– Сынок, я тебе очень рад.
Ставит на стол бутылку дивной пермской водки Градус, пол-литра.
– Папа, я тоже очень рад тебе.
Достаю медовуху гречишную, сорок объемных процентов спирта, тоже ноль-пять.
Выпили по первой. В смысле, по первой бутылке. Достали по второй, сидим, друг друга угощаем. Допивать пока не стали, решили баню топить. А у нас там на топчанчике, около стенки, сложены яблоки: ну, они иногда зелеными с веток падают, так складываем дозревать. Захожу в предбанник, папа лежит лицом во фрукты.
– Ты это чего?
– Я…. так… яблоки думаю…
– Как… в смысле…?
– Носом… Хорошие в этом году яблоки.
Захотели трезветь. Мне ж еще вечером с Алексей Геннадьичем Евстратовым надо было встретиться. Натопили, напарились. Я в Пермь уехал. Вечером с Лешей хорошо посидели.
Жалко, маме показалось, будто я нетрезв. Расстроилась немножко.
Закамск
Однажды, полвека назад, Пермь захотела стать миллионным городом. Было трудно, пришлось слопать несколько ближних и не очень ближних поселков. Одним из самых далеких оказался Закамск. Не поселок даже, но почти город-спутник. Сейчас до него можно добраться из центра Перми примерно за ча
c, а в пятидесятых, когда, собственно, Закамск был городом подмят, на это уходил целый день.Многие пермяки и почти все гости города до сих пор называют Закамском все расположенное за Камой, кроме Гайвы. Нет, это не так. За Камой, например, есть Курья, Верхняя Курья, Пролетарский, Железнодорожный, Водники и много других районов. А Закамск – он особенный, там самая красивая Кама.
Впервые я поселился в Закамске аж в 1993 г. Двадцать лет, первая собственная квартира, любовь. Что еще надо человеку для счастья? От радости перестал писать стихи и не писал их очень долго.
Закамск имел тогда славу криминального района. Поверьте: в славные девяностые на Урале слава криминального района просто так не доставалась. В отличие от других локаций, Закамском рулили спортсмены. Точнее боксеры. Даже ходил местный прикол:
Чел спрашивает жителя Закамска:
– Где тут у вас зал бокса?
– (широко поводя рукой): ВЕЗДЕ!!!!
В остальной Перми анекдотец рассказывали, заменяя слова “зал бокса” словами “общественный туалет”. От спортивного ли анамнеза, от чего ли другого, но некоторые приличия “на раёне” сохранялись. Когда я спросил аборигена Славу, почему мы с Любой гуляем тут днями и ночами, а нас никто не трогает, он ответил:
– Кто ж на тебя с девчонкой будет нападать? Это херово очень. На Водниках вот нифига понятий нету, не ходите туда.
Да. Неаккуратно отпраздновав свое двадцатидвухлетие, я действительно получил сотрясение мозга. Было очень похоже на еще не снятый фильм Квентина Тарантино: один кадр – Гри
zzлинс закрывает дверь квартиры, другой – он же в квартиру возвращается, но уже битый. Так и не знаю, что происходило в эти шесть часов. Наверное, что-то интересное. Обретение жизненного опыта сопровождалось утратой ста тысяч рублей. Нет, богатым я не был: события происходили до реформы, и сумма равнялась примерно 50 долларам. По тем временам почти зарплата.Вскоре квартиру мы поменяли на двухкомнатную и Закамск покинули. Вернулся я туда уже начальником отдела одного правильного предприятия. На предприятии работало много хороших людей и замечательная девочка Маша. Я начал снова писать стихи. Ну, не могу их просто так, никому, писать. Не получается. Эти текстики составили первую мою публикацию. Журнал “Урал”, № 9, 2007 год. Написал их, соответственно, тем же летом. Всего два года прошло, а кажется… Смешная подборка, но все равно приятно.
Вообще, сейчас Закамск очень похож на воплощение мечты некоего позднесоветского деятеля, ушибленного контрастом тогдашнего местного дефицита с западным изобилием: хрущевочки, немного “элитных” домов, малый бизнес в виде кафе и прочих заправок. Кстати, кафе отменные, лучшие хачапури к северу от Большого Кавказского хребта делают по адресу Маршала Рыбалко, 113. Заведение предсказуемо называется хачапурной. И самая вкусная лазанья к востоку от Аппенин тоже производится рядом, в пиццерии “Чезаре”.
В Закамске есть заведение популярной пермской сети “Виват-буфет”. Вам придется поверить мне на слово, но триста граммов водки в этих блаженных местах стоят 130 рублей. Угадали, сколько берут за непочатую полулитровую бутылку? Верно. Тоже 130. Потому как “без обслуживания”. Могу ошибаться, но, похоже, бармены там не бедствуют. При наличии хотя б минимальной фантазии, конечно.
Кунгур. Тихвинская церковь
Уже 150 лет это самое высокое здание в городе. Представляете? В Париже появилась Эйфелева башня, в Чикаго – небоскреб “Утюг”, в Москве – тоже какая-то фигня, а в Кунгуре Тихвинскую церковь никто не победил.
И все равно это никакая не церковь, а кинотеатр “Октябрь”. Нет, я за реституцию и все такое, но в этом кинотеатре были фиолетовые билетики за 10 копеек, лучшее в мире мягкое мороженое – как-то мы с братом Лешей вдвоем съели килограмм этого замечательного продукта – и индийские фильмы. А на вечерние сеансы билет стоил 40 копеек и, в отличие от пафосной “Мечты”, в “Октябрь” пускали детей до 16. В конце концов, на последнем ряду деревянных красных сидений я первый раз целовался. Мне накануне исполнилось 11 лет, Иринке было на год меньше, мы познакомились на городском пляже: я так и не понял, на чем держалась верхняя часть ее канареечного купальника. Потом мы виделись еще пару раз. Фильма, конечно, не помню.
Не. Это точно кинотеатр “Октябрь”.
Кунгур
Здесь я прожил с 3 до 17 лет. Не главку надо делать, а большую повесть. Ну, может быть как-нибудь…
В общем, как говорили во время оно, немного цифр и букв. Данные по городу на 1989 г. и на 2009-й.
Численность населения: было 86 тысяч, стало 65 тысяч.
Завод “Турбобур”: работало 10 000 человек, осталось 2 500. Из них 2 000 должны вот-вот сократить.
Кирпичные заводы: работало 3 000 человек, теперь закрыты.
Кожевенно-обувной комбинат (помните сапоги-дутыши в конце восьмидесятых?): работало 5 500 человек, теперь закрыт.
Ремонтно-механический завод: работало 2 500 человек, теперь закрыт.
Мотороремонтный завод: работало 800 человек, теперь там автомастерская.
Нефтеразведка: работало 500 очень хорошо зарабатывавших людей, теперь закрыта.
Нефтегазодобывающее управление: работало около 1500 человек, теперь закрыто (тут вопросов нет, нефть иногда кончается).
Резервные офицерские части: выведены, гражданский персонал уволен.
Исправительно-трудовые колонии, 3 штуки, строгого режима, усиленного режима и дамская. Процветают. По освобождении контингент оседает в городе.
Заметим: когда подобные вещи случаются сразу, следует реакция типа “Путин в Пикалево”. А когда постепенно… При медленном нагревании воды лягушка ничего не понимает и спокойно варится. В принципе есть нюансы. Например, немецкая фирма “Кнауф” открыла завод по производству стройматериалов. 400 человек обеспечены приличной работой.
Конечно, город не умрет: масштаб не тот и расположение на Транссибе помогает выжить. Народ торгует. Кстати, вокзал в городе, несмотря на интенсивное движение поездов, чист и прекрасен. И там соблюдаются многие традиции. На попытку спросить водки буфетчица отвесила солидную гроздь гнева:
– Какая Вам водка? Вы разве не понимаете, что такое железная дорога?
Вполне даже понимаю….
Вообще, из всех обозначений разницы между туристом и путешественником мне ближе всех такое: “Турист знает, когда и куда он вернется, а путешественник нет”. Так вот, по отношению к Москве, Перми и т.д. я, наверное, путешественник. А для Кунгура – турист. Очень хочу вернуться хотя бы на кладбище. Оно классно расположено на Ледяной горе, над озером. В горе пещера. Правда, новая часть кладбища от озера далеко. Я по ней гулял. Встретил одноклассника и троих ребят помладше. Красивые фотографии, симпатичные памятники. Вернусь. Честно, вернусь.
Пермь – Кунгур
Лютость контролеров, работающих на электричках этого направления, отмечена даже сайтом Академии Вольных Путешествий. Подтверждаю: злые бабы. Я, кажется, знаю, отчего они такие.
Много лет назад в городе Кунгуре жила девушка Наталья Пронова (имя настоящее, фамилию чуть изменил). Закончила педагогическое училище, устроилась работать в детский дом, родила ребенка. И тут поняла: жизнь в своем пассивном залоге исполнена. Делать-то особо нечего. Собралась, выучилась заочно в педагогическом институте, начала делать карьеру. Все получилось. Не достигнув и тридцати лет, сделалась директором большого детского сада.
Как-то неожиданно выяснилось: для руководства коллективом нужны еще некие умения, кроме подсиживания, наушничания и готовности жрать ближнего. И родители жаловались: террористический режим, запрещающий, например, принимать детей после полвосьмого утра, им весьма не нравился. Руководство завода, содержавшего садик, тоже было недовольно: не взяли ребенка в группу, мама ведет его на работу. Трудовая дисциплина страдает, и все такое.
Пронова, подоказывав свою правоту, свалила работать на железную дорогу. Сначала кондуктором, потом контролером. Вот тут она развернулась. Не дай Бог было попасть ей без билета. Особенно при личном знакомстве. Штрафовала, высаживала, скандалила, распространяла по городу слухи. И бригаду такую же себе собрала. В общем, самореализовалась девушка. А трудовые традиции подобного свойства – они долгие. Поэтому до Кунгура советую ехать с билетом. Исключение – вечерняя электричка пятницы. На ней, отпраздновав окончание рабочей недели, из Перми возвращаются локальные гастарбайтеры. Вот в этот состав контролеры не суются.
Валай. День знаний
Второго сентября ездили с папой в Валай. У нас там дядька работает сторожем и поваром в дорожно-строительной бригаде. Валай это поселок в системе бывшего Ныроблага. Сам Ныроб тоже место дивное, в Перми рассказывают байку: приехал в областной центр начальник одной зоны со своим шестилетним ребенком. Пацан вышел на автовокзале, долго-долго смотрел по сторонам, ошалев, и произнес:
– Папа, смотри сколько народу! И у всех свободное хождение! Где конвой-то?
Вот. А до Валая от Ныроба еще 80 км, все в гору. Там, в Валае, картошка, в принципе, растет, но размером с трудом достигает боба. Зато грибы, ягоды. Но главное – лес. Его зэки валят, а реки вокруг маленькие, сплавлять плохо. Теперь там строят дорогу.
Сидим мы в вагончике, чай пьем. За окном раздается спокойный мат работяг. Неожиданно на его фоне вступает соло. Самовыражается женщина, немолодая и тонкоголосая.
Выглянули. Скромно одетая тетенька, сентябрьской прической похожая на сельскую учительницу, материт троих ребят. При очистке ее речи от инвектив, дистиллят получается примерно таковым:
– Дети, где Виталик?
Перед учительницей (дама действительно оказалась учительницей) стоят трое ребят, по центрально-российским понятиям смахивающих на третьеклассников. С учетом тамошней бескормицы, вероятно, класс шестой. Ребята пьяны в хламину. Двое более-менее стоят на ногах, поддерживая третьего. А вот четвертого, того самого Виталика, унести не смогли – оставили на берегу. Учительница недовольна.
Локациям, подобным Валаю, нужны не программы развития и нацпроекты, но помощь по типу оказываемой ООН беднейшим странам Африки. Кабы эта помощь помогала еще. Просто цивилизация пришла туда, где ее совсем не ждали.
А зэки в Валае делают картины. Довольно невысоких художественных достоинств, но тщательно воспроизводящие лик Святого Стефана Великопермского.
Поселок Ильинский Пермского Края
В автобусе Пермь – Ильинский очень понравилась надпись: “Вас обслуживает ЧП НЕГОДЯЕВ”. Хорошая у мужика фамилия. Сразу варианты возникают: АО ПОЛУДУРКОВ, ЗАО ПОДЛЕЦОВ, АОЗТ ЖУЛИКОВ, БАНДЮГИ
Ltd…Я тут года три не был. Ничего, занятно. Ну, парни как ходили, так и остались: шлепанцы, спортивные штаны, олимпийки – благородный консерватизм. Мобильники, правда, в основном круче пермских. А девачки… Раньше все они носили белые маечки, коротенькие, размера на три меньше. Из-под маечки торчал пуп с пирсингом (обязательно) и три складки жира (опционально, вообще-то основная масса худенькие). Сверху над маечками располагались кружавчики от бю-юстгалтера. Брюки были “с сильно заниженной талией”. Т.е. начинались сантиметров на 10 ниже места, где спина утрачивает имя. А теперь как попало одеваются, все по-разному. Но в обтяжечку.
Баров в поселке пять. При населении 6 тысяч человек. Четыре бара обычные пивнухи
no name, а пятый переименовывали многократно, но все равно называют его “Бабьи слезы”. Днем тут столовая, а с часу ночи до шести утра – пьяный угол. Вообще, владельцев заведений, работающих осенью на селе по такому режиму, я б лупил шлангом.Меню в баре толстое, примерно как в “Стейк-хаузе”. Против почти всех горячих блюд карандашиком написано “нет”. Есть “Перепела из куриных окорочков”(!), “время приготовления от момента заказа 1 час(!!)”. Знакомая девочка Катя, поглядев в меню, спросила кофе-лятте.
– Его нет.
– Тогда по-венски.
– Тоже нет.
– А какой есть?
– Никакого нет.
– А зачем написали, будто есть?
– Ну, так раньше было…
Катя с компанией заказали местный хит – яблочную нарезку. Некрупный фрукт режут на папиросные дольки, втыкая шпажку. Одну. Наверное, многоразовую. Тут вообще так: девачки приходят, берут яблочко и ждут мальчиков. Те принесут им пива и орешков. Когда мальчиков не случится, девачки ограничиваются соком. Сами мальчики пьют водку. Ее на лето-осень запретили – за распитие положен штраф в 50 рублей. Штраф включают в счет. Включать приходится всем. Вино дорогое. “Либфраумильх” стоит 400 рублей за бутылку.
Обычно компания, пригласившая сегодня меня, сидит за столиком в центре. А тут народу много собралось, мы спрятались “в нишу”. Зашел парень одной из Катиных подружек, Татьяны. Ее на привычном месте не увидел, присел за столик ждет. Тут какая-то лапочка подскочила, стали обниматься. Танька злится, но молчит. Потом эти голубки пошли “за кухню”. Там, говорят, диванчик есть. Минут через пятнадцать вернулись, усталые, но довольные. Кобель Таньку увидел, и, буквально завязывая шнурки на спортивных штанах: “Зая, ты чо, обиделась?”
Вообще, разговаривают тут очень матно. И все друг на друга орут – и родители на детей, и наоборот. Иногда, зато встречаются очень милые диалоги, словно из советских книжек.
Вот картошка копается, банька топится, “Путинка” в морозилке потеет, соседка через забор с прохожим болтает:
– Ты, Володя, в этом году-то как огурцов набрал?
– Да не очень… Прошли времена. Тут вот три года подряд на Троицу по два огурчика кушал, а нынче и на Петров день не было…
Но тут же с другого огорода:
– Мать, ты чеснок обрабАтала??
– С х.. я-то?
– …., а …. ты его не обрабАтала??
– …, …., …..
– Сама…., ….., …..
С тем и уехал.
Кунгур – Екатеринбург. День правого руля
На трассу вышел радостный-радостный. Можно было ехать просто на восток: в Дегтярск, в Тагил, в Екатеринбург, в Кыштым, в Челябинск, в Курган – везде здорово и ждут-не ждут, но примут.
Добрался отлично. Сразу застопил девятку до ординского отворота, это близко, всего 20 км, но там наш приятель, ингуш Борис держит кафе, где все время стоят дальнобойщики. Случился единственный и легкий облом: ни одной фуры в сторону Свердловска не стояло! В центр 18 штук, а за Урал никого. Ладно. Тормознул парнишку на праворульной Хонде. Он подвез меня до Суксунской Жопы. Понимаете, Урал – маленькая, но очень горная система. Стопить на подъемах, спусках и крутых поворотах трудно и невозможно. А район Суксуна это 25 км сплошных подъемов, спусков и крутых поворотов. Вышел чуть раньше, у заправки, и быстро словил тоже праворульный японский грузовичок. С тем и доехали.
Кто в тех краях еще не бывал, но собирается, рекомендую вообще не махать лапой, а договариваться на заправках либо возле кафе. Со стороны Екатеринбурга примерно в сорока километрах от него начинается сплошная цепь столовок. В плане кормежки лучшие из них “Валентина” и “Три медведя”. Водилы это тоже знают, столуясь именно там. Среднее время обеда у них минут тридцать. Ну, так и уедете.
Уральские горы и вправду существуют: их западный склон был еще совсем зеленым, а со стороны Еката все уже красно-бурое. Вот.
Екатеринбург
На очередной вечер проекта товарищества “Сибирский Тракт” ехал с чуть смешанными чувствами. Нет, я по всем очень соскучился, но, помимо прочих, там участвовали две милых девушки. Одна из них прошлой осенью сломала о мою попу каблук, а другая вывихнула о мое лицо запястье. Зная собственную природную мягкость, удивлен, как это получилось. Нет-нет, никакого БДСМ, чистый, обоснованный импульс. Помните первую серию “Пиратов Карибского моря”? Ну, где Джек прибыл на Тортугу и все леди его били? То-то же.
Но ничего, обошлось. Доставили прямо в когтистые лапки Инны “Птеродактиля” Домрачевой (это она запястьем пострадала). Гулял и общался с ее замечательным ребенком Егором. У него есть единственная в мире лошадка в наморднике. Лошадка пластмассовая, но намордник настоящий.
Вечером ходили с Арсением Ли по бессонному городу. Про Екатеринбург в темное время суток мне все равно лучше Ирины Богатыревой не написать, даже пробовать не буду, лучше расскажу про его занятные монументы.
Два из них вполне известны: это памятники клавиатуре и человеку-невидимке. На берегу Исети из бетонных блоков сделана точная копия полноразмерной компьютерной клавы в масштабе примерно 40:1. Вопреки серьезным размерам, клавиши из нее выковыривают регулярно. Особой популярностью отчего-то пользуются буква “ё” и
F5. А память человека-невидимки почтили поэт Евгений Касимов и художник Александр Шабуров. Сделав слепки один со своей левой ступни, а другой с правой, отлили скульптуру в меди. Невидимка получился разнолапым. Это хорошо.Другие скульптуры Еката известны меньше. Вот совсем недавно установили памятник группе Битлз: четыре обведенных металлом силуэта на фоне стены красного кирпича. Маккартни обаятелен, леворук. Рядом с контурами музыкантов очень правильная надпись: “
The love you take is equal the love you make”.А с другой стороны от памятника – стена плача по Майклу Джексону. Ему когда-то принадлежали права на песни Битлов. Забавно.
Юбилей
Перед выступлением подсчитал: в тот день, 6 сентября, исполнилось ровно 100 дней Чудесному Обретению Черного Знамени Анархии. Ровно все эти 100 дней меня не оставляло ощущение полета. Причем полета этажа этак с пятнадцатого. Покопавшись в ощущениях, понял: сейчас нахожусь около пятого-шестого. Стал думать, чем можно остановить этот полет?
Пуля – не катит.
Любовь – видимо не спасет.
Смена семьи – вообще забухаю.
Серьезный косяк вроде нанесения/получения тяжких телесных или увольнения с работы – не хотелось бы.
Дополнительная работа – и так дофига.
Короче, продолжил расслабляться и получать удовольствие. Будем надеяться на спрятанный внизу батут. Или случится чудо и начнется полет вверх. Со мной вообще происходит много чудес.
Екатеринбург. Вечер “Сибирского Тракта”
Читали стихи в расстрельном подвале библиотеки имени Герцена. Честное слово, помещение выглядит вполне подходящим для окончательных расчетов. И холодина… Заметим: вопреки лютому морозу, никто не грелся напитками. Мы вообще дисциплинированное товарищество поэтов.
Сейчас акция уже в прошлом, и по сути дела все, кто хотел, отозвались в местной прессе и этих ваших Интернетах. Отмечу лишь обстоятельства, так или иначе меня удивившие, в основном приятно:
– отличные стихи Владимира Зуева. Я как-то воспринимал его в ипостаси драматурга, прежде всего.
– екатеринбургский дебют Василия Веселова. Нет, к концу вечера автор стал таким Васей, какого мы знаем и любим, хронической пермской легендой, но на момент чтения был в меру трезв и выровнял атмосферу, начавшую было клониться к трагизму и серьезности.
– Наталья Санникова и Виталина Тхоржевская – просто приятен факт участия в акции нашего Товарищества. В первый и, дай Бог, не последний раз.
– зрители. Большей частью зрительницы. Довольно много студенточек. Столько представительниц лучшей части прекрасной половины человечества на литературных вечерах видел только в Саратове и Нижнем Новгороде. Правда, по окончании вечера все они застеснялись и разбежались
– блестящая организация. Четко, своевременно, динамично, без перерыва. Никто из зрителей не заснул и не сбежал. Ну, и афиши отменные. Спасибо Алле Поспеловой и Арсению Ли.
А провальных сюрпризов не было. Это хорошо.
Дегтярск. Город, где виден воздух
Мы с пермским поэтом Ваней Козловым и замечательным ювелиром Славой Черных приехали в это всякоспасаемое место уже поздно и сильно пьяные. Сразу же вновь сели за хорошо темперированный стол. А потом еще пришли биологи – бывшие однокурсники Аллы и Арса, а потом еще биологи и еще биологи. Конец вечера/начало утра оказались залиты нарзаном очень сильно. Впрочем, Слава, легший спать первым, встретил утро в состоянии бодрости непристойной, чем доставил прочим.
Хуже всех было Ирине. Она почти не пила, сохранив способность к восприятию действительности, ввиду чего дуэт художественного храпа Пермяков/Ли радовал ее особенно сильно.
Впрочем, я храпел, наверное, от культурного шока. Сын Аллы и Арсения, четырехлетний Николай, обладает феноменальным, природным чутьем на афоризмы и выдерживание пауз. Мы с ним танцевали под песни Егора Летова в плейере, время от времени подпрыгивая. Я отталкивался от земли, а Коля от моих плечей. После особенно чувствительного приземления ребенок спросил:
– Гриzzлинс, ты умный?
– Да, Коля, конечно.
– Умней меня?
– Ну, наверное.
– А как ты это докажешь?
– А вот скажи мне что-нибудь такое, чего ты знаешь, а я – нет.
Коля выдержал одну из своих фирменных пятисекундных пауз:
– Спорим, Гриzzлинс, ты не знаешь, что мир не вертится вокруг ТЕБЯ.
Чуть не уронил детеныша оземь. Относись финальное местоимение к первому лицу, и то б высказывание достигло грани гениальности. А так совсем уж.
Позавтракав, кто был в состоянии держать ложку, пошли смотреть Провал. Ага. Почти такой, какой описан у Ильфа и Петрова. Реально деньги брать надо. Вот представьте: обычная приуральская горушка, покрытая разного рода сорной растительностью. Идешь по ней вверх, идешь. Идешь, идешь, идешь (горушка пологая, некоторые девушки там даже на каблуках способны двигаться), идешь, идешь, идешь – бумц! и некуда больше идти. Нет земли. Наоборот: есть огромная дыра, метров двести в диаметре и сто в глубину. Это рухнула медная шахта. Именно медная, оттого стены провала окрашены в абсолютно делириумные цвета. Красный, белый, желтый, оранжевый и все оттенки.
Года три назад Алла с Арсением хотели провести на берегах Провала поэтический фестиваль. Автор должен был читать с одного края, где расположен специальный такой холм, похожий на могилку вождя средней руки, а зрители сидеть на другом. Увы, администрация города запретила. Познакомившись за прошедшее время с трезвым, спокойным нравом большинства поэтов, а также с их взвешенным поведением и полным воздержанием от радикальных поступков, я оценил интуицию чиновников. Провал – пожалуй, наихудшее место для проведения суицида и приравненных к нему актов. Ну да, человек, ободравшись о длиннющий каменный склон, конечно, умрет, но не сразу. Будет время поразмыслить.
И весь Дегтярск похож на этот Провал. Слава, подобно мне, обладающий аристократически кунгурским происхождением, человек, вроде бы привычный к небогатым городам, приговаривал:
– Они тут живут? Как они тут живут? Тут вообще кто-то живет? Тут “Сталкера” снимать надо!
Так-то да. Вид брошенных шахт и контор с выбитыми стеклами стимулирует на трудовые подвиги. И воздух действительно видно: недалеко от города известковые карьеры, все вокруг в белой пыли.
Медную концессию в конце 19-начале 20 века здесь держал англичанин Никсон. Говорят, он потом стал американцем Никсоном и папой тамошнего президента, тоже Никсона. Не знаю, может врут. А еще говорят, медь концессия добывала неаккуратно, отчего Хозяйка ее спрятала. Не концессию, а медь. Вроде бы она есть, а взять нельзя. И шахта вот рухнула. Сейчас пробуют добывать золото. Бульдозеры ездят туда-обратно, собирают породу, грузят на большие машины.
На следующий день, проводив Ирину, я понял: дело даже не в общей тоске, а скорее в жутком расслоении местного общества. Идешь по улице, все бедненько, но не слишком чистенько. А тут какой-то чел на квадроцикле выскакивает. Или расскажут тебе о зарплате местного начальника коммунального хозяйства – в три раза больше твоей собственной, неминимальной, и, наверное, больше получки мэра какого-нибудь чистого городка в США – тоже делается забавно.
А город-то вроде бы новый.
Лингвистическое отступление
Почти любой из подвозивших водителей не позднее пятой минуты общения спрашивал:
– Ты с Урала что ли? По выговору слышно.
Я рассказывал о недавнем переезде в Подмосковье, и следующий вопрос тоже угадывался легко:
– На стройке работаешь? Чего платят?
Все тот же Слава из Кунгура иногда говорит, указуя:
– Есть у меня один знакомый кандидат медицинских наук, так и тот разговаривает, будто гопник с Химмаша.
Мнение о неистребимости пермского акцента верно не совсем. Многие знакомые журналисты, особенно телевизионные, сумели избавиться от него почти полностью. Во всяком случае, в трезвом виде он у них не заметен, хотя по пьяни начинают прорываться интонации Светки и Жанны из пермской команды КВН. Кстати, слово “чо” идентификатором уральского происхождения более не считается – так теперь говорят все. Скорее уж наших можно определить по выражению согласия “но”, употребляемого вместо пресного “да”. С чувством так, чуть задумчиво: “нуооо, кууунешно”. И еще по “дак” вместо “так”. Впрочем, “дак” говорят и жители Архангельской области, например.
И все равно не мы смешнее всех. Вот кировчане одновременно глотают половину окончаний, подобно жителям Урала, и окают навроде вологжан. Поэтому с вятскими по телефону говорить весело. Все лучше, чем смотреть “Камеди-клаб”. Хотелось бы, конечно, при необходимости косить под жителя любого региона, ибо “Кто держится за любую из своих масок – ошибается, но если он подражает Дзюйгану, то уподобляется лисе”, но так, вероятно, не бывает.
Дегтярск-Оса. Гламурный автостоп
С вечера собирался двигаться дальше и все постирал. А погода случилась влажная, отчего это “все” не высохло. Вежливо так, стеснительно, прошу:
– Арс, дай носки какие-нибудь, пожалуйста?
Арсений Витальевич с достоинством удалившись, вернулся через некоторое время с хрустящим пакетиком бежевого цвета
–…? Это… это, типа, что?? Там зачем внутри бумажки и все такое?
– Это очень хорошие носки. Пьер Карден, модель Кайена. Ты бери, у меня все равно других нет.
Честно, во вторник-среду от Москвы до самых до не было более модного стопщика. Оттого и везло. Правда, везти стало не сразу. На трассу пришлось выбираться через Ревду, и оказался я там где-то к двум часам дня.
Вообще, людей, стопящих возле отворота на Первоуральск, до этого я видел неоднократно, неизменно считая их, мягко говоря, чудаками. Там довольно большая горка со стороны Екатеринбурга, неохота ж останавливаться с разгона. А теперь вот сам оказался тут. Стою, машу лапой. Действительно, не останавливаются. Идет автобус, Мерседес. Ему я не голосую. Он сам тормозит:
– Садись.
– У меня денег нет.
– Вижу.
Сел. Автобус оказался маршрута Екатеринбург – Красноуфимск. Водитель седенький такой, усатый:
– Приключений, значит, ищешь?
– Да нет, я к друзьям ездил, деньги вот пропил, теперь возвращаюсь.
– И куда сегодня?
Тут я задумался. Ибо в тот день двигался сугубо по направлению. В Кунгуре папа, в Осе Антон, в Чайковском тоже Антон, но другой, в Ижевске Марат, в Воткинске Саша, в Перми вообще все… В Красноуфимске тоже можно было вписаться: там живет одна из моих первых любовей, зовут ее, конечно же, Леночка. Мы с ней познакомились 25 лет назад в городе Тбилиси, микрорайон Глдани. Папа у нее грузин, мама татарка, сама, понятное дело, красавица. Наши мамы вместе учились когда-то.
Лена замуж вышла, в 17, кажется, лет. Потом случились гамсахурдии с шеварнадзами, муж сел в тюрьму, мама с папой развелись, Лена с мамой сделались негрузинками, вернулись в Красноуфимск. Здесь оказались “черными”. Грустная такая история. Я набрал ее номер несколько раз, телефон не ответил.
Вообще, через Красноуфимск можно уехать на Ижевск, там ходит пригородный поезд. Только ни я, ни водитель расписания не знали, а снижать свободу маневра не хотелось. Оттого проехав километров сорок, попросил высадить меня у кафе “Увал”. Там кормежка так себе, хуже, чем в “Валентине” и тем более в “Трех медведях”, но все дешево и водителей достаточно много.
Хожу между грузовиками, ищу регион номер 18 – Удмуртию то есть. Сверху, из кабины, голос:
– Привет, в Кунгур поедешь?
Неужто отказываться буду? Володя, на Рено везший аэродромные плиты в город Чернушку, сворачивал на Сухой Речке, недалеко от Кунгура. Почему он решил, будто мне как раз туда надо, не знаю. Проехал с ним почти сто километров, болтая про рыбалку, а потом у машины колесо лопнуло. Прикольно так. Бабах! и повело в кювет. Шину размотало просто в хлам – это мы всего метров 100 на порванной проехали. Ничего, забавное зрелище.
Володя колесо решил менять не спеша, сказал его не ждать. Я, попрощавшись, пошел чуть вперед по трассе – лопнули мы на подъеме, там никто не затормозит. На верхушке горы стоял здоровенный МАН и покупал у татарина картошку. Не сам автомобиль, конечно, а его водитель. Худенький такой. Я даже попроситься к нему не успел:
– Я тебя возьму. Помоги только картошку погрузить.
На номере у МАНа было написано 33, стало быть, Владимирская область. Везти 10 мешков картошки за 1000 километров это сила, конечно. Нет, груз у Константина тоже был – 20 тонн железа.
– Ну, понимаешь, у нас картошка по 14.50, а тут по 6.25. Если чего, так я потом специально за ней сгоняю, продам.
А еще водитель мне рассказал, откуда на всех трассах изобилие машин из маленькой Владимирской области. Оказывается, им 4 года назад начали давать кредиты, позволив всем желающим купить грузовики. А теперь начался кризис, выплачивать стало трудно.
– Нас с Владимира много, но мы все злые. Потому что в лизинге. Ты когда садиться будешь, на ступеньку не вставай, она обломится. У меня все железо сгнило уже. Я три года с машины не слажу. Всю Германию вот объехал, во Франции был. Сейчас кредит выплачу, новую надо будет брать. На эту водилу посажу, сколько еще проездит.
Я, проявив чудеса такта, едучи на МАНе, начал хвалить Фретлайнеры. Ну, правда очень сильное впечатление осталось еще с Котласа.
– Не, чо ты! Фреты это фигня! Они как КАМАЗы, по ровному месту нормально, а чуть в горку – встают.
Сами мы в это время шли в гору и красный Фретлайнер проскочил мимо нас скорей Усейна Болта. Костя замолчал. Я тоже.
А потом мы опять разговорились. Константин много лет назад окончил пермское военное училище ВКИУ, и в течение следующих часов мы обсудили:
– проблемы взаимоотношений курсантов ВКИУ и ВАТУ (оба училища ныне закрыты);
– “Металлика” уже не та;
– Мадонна уже не та;
– в Перми было две хороших группы – “Лаос” и “Танцы на траве”. Потом они испортились и распались;
– “Пилот” – нормальная команда (кстати, Костя третий, вслед за Ириной Мичковой и Асей Рейбарх, с кем я мог говорить о собственном пристрастии к русской музыке современной генерации, не применяя слово “говнорок” и не стебясь);
– нынешний гламур и германский фашизм имеют общие корни;
– на рыбалке первые три дня надо бухать до комы, а вообще выезжать туда следует не меньше, чем на две недели;
– Владимир город веселый, но гоповский;
– Пермь город гоповский и невеселый (тут мы поспорили);
– снова о проблемах взаимоотношений курсантов ВКИУ и ВАТУ;
– где учить детей;
– пермские гаишники хуже татарских, а так-то татарские хуже всех;
– Мутин пудак;
– Педведев мидорас;
– последний альбом Летова плохой, но “Слава психонавтам” – хорошая песня, оттого Егора жалко.
– и т.д.
В общем, ехали мы пять часов, превзойдя чуть больше двухсот километров. При цивильной поездке такая скорость бесила б меня, а тут все происходило хорошо и правильно.
Я вышел в Кукуштане, возле отворота на юг. До Чайковского 250 км, до Ижевска – 300 с лишним, до Осы – 95. Пермь рядом, но мне туда вдруг оказалось не надо. Простите Оля, Наби, Нина Викторовна, Вячеслав и все, с кем не успел в этот раз свидеться. Времени полвосьмого вечера. Геройствовать не стал, поехал в Осу к Антону.
Едва подняв руку, застопил грузовик Вольво. Управлял им правильный дядька Николай. Сам он из Ростовской области, до 53 лет работал водителем автобуса, потом “зарплату стали платить меньше 5 тысяч, а мне еще младшего сына учить”. Короче, с мая сего года мужик стал дальнобойщиком. Пока все нравится. Мне б тоже понравилось, чо.
В этот раз он вез из Соликамска в Темрюк дощечки. Из этих дощечек в Темрюке будут делать ящики и складывать в них виноград. Прикиньте: материал для ящиков тащат через всю страну, много тысяч километров. А почему так? А просто рабочая сила для этих досточек бесплатна чуть менее, чем совсем. Их делают зэки-расконвойники. Сами валят лес, сами работают на пилораме, и получают за это 1500-2000 рублей в месяц. Поэтому когда я слышу про убыточность российской системы исполнения наказаний, то удивляюсь жизни особенно сильно. Ну, ГУЛАГ всегда считался убыточным. Туда шли работать люди с особыми понятиями. И в бухгалтерии в ихние тоже.
Николай довез меня до поворота на Чернушку, это всего 12 км от Осы. Почти сразу остановилась красненькая девятка. Водитель спросил:
– Ты быстрой езды не боишься?
После дня медитативного катания хотелось как раз чего-то такого.
Минут через 15 я уже пил чай с пирожками в очень правильном доме Антона Бахарева. Хороший получился день, годный.
Оса – Воткинск
Поэт Антон Бахарев держит в Осе магазин, где торгует лягушками и цветами. Лягушки керамические, нужные для медленного полива цветов. Тесть Антона тоже держит несколько магазинов. Собственно, тесть меня на трассу и увез. Утро было довольно ранним, движение слабеньким, потому был рад даже КАМАЗу. Он провез меня немного, километров 15, зато высадил у деревни с названием Пермяково.
Там подобрали дорожные строители, дальше мужик на Урале-лесовозе, недалеко – в сумме километров 30.
Возле отворота на райцентр Елово стояла серая девятка. В девятке сидел толстый дядька в футболке. Тоже в серой.
– В Чайковский поедешь?
– Ну, да. Это по пути.
– 250 с тебя. Но надо ждать, пока у меня вся машина соберется. Или плати тыщу.
– Не, я как-нибудь так.
– Как так?
– Ну, просто так. Я из Москвы просто так доехал.
– И чо, везут?
– Везут более-менее.
– Блин. Мне б деньги платили, я б и то как ты не поехал. Это ж целый день на жаре, нафиг надо.
– А много у Вас рейсов в день?
– Когда один, когда ни одного, я ж меньше полной машины не вожу.
Ага. Клево. Это я, значит, целый день на жаре, а у тебя, дядька, сплошная жизнь в какао. Елово – место почти родное, там, километра через два в сторону Чайковского, очень дешевая, нестрашная столовка для водителей.
Напросился в зеленый
DAF с краснодарскими номерами. Водитель, Андрей, оказался рыбаком, охотником и приколистом. Весело ехали. Характерный очень получился стоп: сначала 40 км на четырех машинах, потратив полдня, потом 200 с лишним на одной за три часа.Андрей высадил меня возле Южного кладбища города Воткинск и поехал в Уфу.
Воткинск
Заводы могут называться по-разному. Например: Кунгурский кирпичный завод. Или Горьковский автомобильный завод. Или Мухопердыщенское свистопроизводственное объединение. В любом случае понятно, чего там делают. В Воткинске все по-другому. Над воротами главного предприятия города написано просто: Воткинский завод. Там выпускают “Тополя”, “Булавы”, “Сатаны” и другие средства межконтинентального баллистического общения.
Делают эти штуки там давно, на заводе все время дежурят американцы. А сотрудники предприятия часто ездят во Францию по обмену опытом. Это очень смешно, по-моему: собираются друг друга бомбить и друг у друга консультируются.
Еще пару лет назад Воткинск походил на заштатный поселок городского типа. Были, конечно, свои примечательности – пруд на реке с правильным названием Вотка, наличники с резными якорями: когда-то на Воткинском заводе делали пароходы, музей с роялем местного уроженца Петра Чайковского. Я этот рояль как-то облил коньяком. Вотка, якоря и рояль за два года не изменились, а вот машин, например, стало раза в три больше. И магазинов больше в пять раз. И кафе тоже. Воткинск – единственный из хронически наблюдаемых мной городов, где жизнь за недолгий срок совершила качественный скачок в добрую сторону.
Теперь в этом небольшом городе поставили огромный экран с телевизионной рекламой эротического шоу. Очень интересно, кто в этом шоу работает. Возможно, местные девушки. Тогда они должны быть очень храбрыми: населения в городе меньше ста тысяч и все про всех все знают. А когда не знают, так выдумывают. Но девушки в городе, правда, красивые.
Приехав в Воткинск, я сразу пошел в музей – в тот самый, с роялем. В этом музее работает поэт Саша Корамыслов. Только в этот день он не дежурил, и найти его никто не мог. Зато Саша повесил наши с ним фотографии и анонсы предстоящего вечера. Я никогда раньше не видел своего фото в музее, поэтому очень возгордился. Возгордившись, пошел в кафе с дивным названием “Фарс” пить водку. Ну, просто знал: Саша, почувствовав проходящее без него пьянство, придет сам. Так оно и случилось.
А вечером он караулил музей. Мы, взяв еще немножко водки, сели на берегу Вотки. Мыслили, танкетки сочиняли. Подошли три молодых человека и одна молодая человечиха:
– Мы вам не помешаем?
Конечно, они нам не мешали. Устроившись рядом, стали пить пиво, обильно разговаривая. По телефонам и просто так. С нами и друг с другом. Матом, но вежливо. Хорошо так пообщались. И на следующий день, когда я фотографировал резьбу на одном доме, женщина тоже очень вежливо спросила:
– Вы с какой целью мой дом фотографируете? У нас разве криминал случился?
Узнав об отсутствии состава преступления, рассказала про историю этого дома и все про жильцов. Оказалось, дому 120 лет. Честно говоря, он так и выглядел. Но женщина своим домом гордилась и чуть хвасталась.
Короче, народ в Воткинске живет нормальный. В самом обычном значении этого слова. Нет, молодежь там вполне молодежная, даже чуть более, чем следует: ходят девачки с пирсингом во всех местах, доступных обозрению, мальчики крашеные, готы на кладбище сидят, пьют красное вино. Молча. Когда мы шли к Саше домой, два здоровых и нетрезвых мужика около гаражей сначала боролись на руках, потом стали мутузить друг друга по организмам; вообще пьяных, несмотря на середину недели, немало и т.д. Но общее состояние спокойствия и нормальности доминирует.
Насколько нам известно из Краткого курса истории ВКП(б) (издание 1949 г.), один из первых эпизодов гражданской войны случился как раз в Удмуртии. Так называемое Воткинско-Ижевское восстание. Без всякого участия помещиков, интервентов и тому подобной публики, заводские рабочие, та самая целевая аудитория передовых идей, взяв в руки винтовки, пошли свергать советскую власть. Народу погибло очень много, захоронения обнаруживают до сих пор – в прошлом году в окрестностях Ижевска нашли останки еще 7 000 убитых. Так вот: я уверен, эти люди защищали свою нормальность. Они не хотели строить нечто, не хотели управлять государством, не хотели даже “не работать и чтоб все было”. Они именно защищали право быть нормальными. Кстати, это ощущение нормальности было у меня в Ижевске, в Уве, в Можге – в общем, по всей Удмуртии.
Памятник лысому в Воткинске стоит до сих пор. И сносить этот памятник не надо. Он водружен перед собором. Собор у церкви забрали, а потом опять вернули, даже немного достроив. Ленин на фоне собора выглядит маленьким-маленьким. И придурковатым. Это очень хорошо. Фамилия создателя памятника, кстати, Керенский.
Старина в Воткинске спокойная, ненавязчивая и подлинная. В других городах это редкость. Вот, например, первое воспоминание об Осе относится к 1581 г., ко временам Ивана Грозного. Основали же ее, вероятно, намного раньше. Может быть, еще даже булгары, веке в
XI-м. А ничего от старого города не осталось. Церковь большая, но типовая для начала XX века – красный кирпич, унылые контуры. На фоне таких церквей большевикам легко было вести пропаганду об угнетенном духе. Дома в Осе в основном новые. Город был в свое время взят Пугачевым, сильно порушен, затем, оставаясь купеческим, обеднел – ярмарочный Кунгур притягивал золото сильней, да и Сибирский Тракт потерял свое значение. Потом в окрестностях Осы нашли нефть, однако, это уже совсем другая история.Воткинск моложе Осы лет на 200, а уютных древностей там больше. Кладбище душевное. Правда, перенося останки первых жителей поселения, местная власть отличилась: на памятном кресте написали “Мир праху их”. При быстром прочтении радует. Придумал танкетку:
страшный мир
прохуих
И еще одну безлепость нашел в городе. Магазин “Джентльмен” выкрашен в небесно-голубой цвет. По-моему, сие свидетельствует о неиспорченности нравов.
Наш с Сашей вечер прошел неплохо. Совсем не аплодировали, но сказали, якобы это местная традиция, и в целом хвалили, задавая умные вопросы, брали автографы. Хотя бард Евгений Лисицын попенял мне на плохую подачу текстов:
– Вот когда много лет назад я услышал Дементьева и Вознесенского, это меня сразу проняло!
Я возражать не рискнул. По окончании вечера питались в кафе “Юмшан”. Всем рекомендую. Конечно, со знанием удмуртской кухни у меня сплошной пробел, в сущности, кроме перепечей и спиртного напитка кумышки вообще о ней ничего не знаю, но было очень вкусно. Перепечи правильные – из ржаной муки, с разнообразной начинкой. Вообще, перепечи это такой древний предок пиццы и потомок шанежки.
Расположено кафе в районе упырей – в Воткинске рядом друг с другом локализованы улицы Робеспьера, Урицкого, Свердлова и других гуманистов-неудачников. Рядом с кафе, кстати, отменные корты для бадминтона с подсветкой и искусственным покрытием. И на этих кортах играют! Еще рядом – магазин “Камелот”. Вот в миллионной Перми “Камелота” нет, а в маленьком Воткинске есть. Честно говоря, к товарам, продаваемым в “Камелоте”, отношение у меня двойственное, а совсем честно говоря – поганое, ибо хуже гламура только гламур, заточенный под брутальность. Но модно ж…
На следующий день я собрался ехать в Ижевск, поэтому пили мы с Сашей мало. Зато я выучил удмуртский язык. Не весь, но для создания семьи с хорошей девушкой хватит:
Часкыт – вкусно
Туж часкыт – очень вкусно
Тау – спасибо
Баджим тау – большое спасибо
Пукще на сытян – садись на задницу
Гондыр – медведь
Тыло бурдо – птица
Ныл – девушка
Чебер ныл – красивая девушка
Мон танэ яротыщко – я тебя люблю
Яротон – любовь
Джечь буреч – здравствуйте
Тани – здесь
Воткинск – Ижевск. Таксистоп
Вообще, этой главки не должно было случиться: ну, правда – многое ли может произойти на дороге длиной 70 км? Однако вышло забавно.
Сначала Саша взялся показать мне первую в Удмуртии железную дорогу. Дороге этой 140 лет, и по ней до сих пор возят баллистические ракеты в блестящих, сигаровидных вагонах. Дорогу сфотографировал, вагоны ждал напрасно. Целых 5 минут потерял. До окраины города шли долго, километра четыре. Заметим: Саша живет в центре. Воткинск на самом деле компактен и легок. Белковые существа, лишенные колес, по рельсам и шпалам движутся медленно, поэтому топали мы почти час. Ни встречного, ни поперечного, ни попутного поезда не встретили. Говорят, будто за весь день их в среднем проходит два: один из Ижевска в Воткинск, второй наоборот.
В точке пересечения железной дороги и трассы место, с точки зрения автостопа, оказалось плохим, негодным: наличествовало некое придорожное кафе с автостоянкой, однако все грузовики, там отдыхавшие, оказались либо поломанными, либо никуда не спешащими, а загорать в Воткинске еще сутки не то, чтоб не хотелось, но ломало. Мост через железную дорогу – это место для стопа не самое подходящее: перед ним долгий спуск, а после – длиннющий, километра на два, тягун с поворотом. Кроме того, объездная дорога в этом месте слитна и нераздельна, по ней машины идут и на Чайковский, и на Ижевск. А в Чайковский мне уже не хотелось. Выбрались на вершину тягуна. А он уверенно так, серьезно, перешел уже в нормальную гору. Короткую, метров на 600, но крутенькую. Там даже МАНы еле ползли. Мы тоже не спешили. У меня рюкзак, у Саши думы тяжкие, оба с похмельца. После подъема начался спуск. Тоже крутой и с поворотами. В общем, день стартовал с правильного марш-броска по пересеченной местности. Километров 7-9 осилили.
Выбрались к тому самому кладбищу, где меня высадил Андрей двое суток назад. Ну, Земля – она ведь круглая. Попрощавшись с Сашей, начал стопить. Позиция там, в принципе, хорошая: крутой поворот, машины практически замирают. Недостатки локации, однако, суть продолжения ее достоинств: за любой медленно поворачивающей фурой скапливается множество легковушек и прочей мелочи. В итоге ни те, ни другие не тормозят. Зато первый же водитель, шедший в одиночку, меня подобрал. Равиль, татарин на МАНе. В принципе, можно сразу было уехать с ним в Казань, преодолев триста пятьдесят километров, но у меня были другие планы.
Равиль сообщил мне счет матча Россия – Уэльс, включил радио и почти всю дорогу молчал. Взял, стало быть, из чистого альтруизма. Молодец.
Объездная дорога вокруг Ижевска проходит вдалеке от города. Равиль спросил, где высаживать, пояснив: можно выйти у первого поворота, но там никакой поток, и даже уехав, попаду в промзону. Поэтому сделали с ним полукруг по периметру Ижевска, не приближаясь к городу. Длина полукруга едва ли не равнялась пройденному от Воткинска пути. У поста ГАИ расстались.
Поток был отменным. Первые три машины не остановились, а четвертой ехало такси. Я едва успел руку убрать. Такси, тем не менее, остановилось. Тут воспоследует сложная вербальная конструкция: водитель видел, что я видел, что он видел, как я убрал руку. То есть понял: платить ему не хотят. Но остановился. Разговоров об оплате и вправду не возникало. Возможно, причина в сидевшей рядом с ним замечательной барышне, но скорей всего просто оказался хороший парнишка.
Рассказал, откуда еду и вообще кто есть по этой жизни. Ответил, как мне Удмуртия. Ну, неужто я буду ругать местность, где на такси возят даром? Заметим: 15 км до города и потом еще 7 до центра. Привезли действительно в самую серединку города. Осталось лишь спуститься к пруду “самому большому в Удмуртии”, по словам шофера, и начать любоваться.
Ижевск. Пруд
Сидя на берегу в ожидании звонка Марата, созерцая красивых девушек, был трезв и думал. Не углубляясь в совсем отдаленные эпохи, ограничившись периодом лет в 60, можно выделить последовательность особо концентрированного внимания мужчин к различным частям женской фигуры:
талия – грудь – ноги – попа.
Все эти локации прекрасны и важны, но я всегда фетшизировал плечи. Знаю ровно двух девушек с совершенными плечиками. В обеих, конечно, влюблен. Нет, я влюблен не только в них, и в них влюблен не только за плечи, но влюблен, да.
Будет мода на девчоночьи плечи?
Ижевск
Ижевск напомнил мне город Иваново. Только в Иваново нет Марата Багаутдинова, а в Ижевске есть. И Павлоид тоже есть. Его, Павлоида, два: Инге и Паша. Но это один Павлоид, известный драматург. Марат один, зато тоже два: заведующий отделением в психиатрической больнице и поэт.
Я его долго донимал, требуя показать место, где в Ижевске готовят перепечи. Марат стал объяснять:
– Ты знаешь, что такое настоящие перепечи? Это лепешки, куда складывают всякую гадость, какую нельзя продать: кровь, печень, субпродукты.
– Субпродукты? Это здорово! Я их очень люблю.
– Андрей, ты ж врач. Тебе не надо любить субпродукты: это в основном органы выделения.
– Веришь-нет, но я люблю субпродукты совсем не как врач.
– Не верю.
Потом он еще спросил, для чего нужна поездка и “все такое”.
– Марат, только тебе, психиатру, по-честному: я должен знать народ, которым собираюсь управлять.
Марат, перейдя в режим наблюдения за пациентом, больше серьезных вопросов не задавал.
Потом мы встретились с Павлоидом, а-их-два, взяли коньяку, перепечей, сели на крылечко школы и стали знаменовать победу духа. Финала не помню, но судя по фотоснимкам и свидетельствам очевидцев, фотографировался с крокодилом, орал песни Егора Летова, типа-танцевал… В общем, ничего нового. Впрочем, в памяти остался ехидный комментарий Инге:
– А ты про свое путешествие будешь книжку писать? Не боишься, что как у Ирины Богатыревой получится? Ну, ты не бойся. Не получится.
Я знаю…
Утро было прекрасным. Уснули примерно в два, а к восьми Марату надо было на дежурство. То есть просыпаться следовало полседьмого. Он смог. Я тоже. Мы герои.
Ижевск – Ува. Экстрим
По причине слабости и незнания трассы, на родину предков решил ехать цивильно. Блинннннн. Маршрутка, заднебоковое сиденье, некуда поставить рюкзак, адово “Радио Шансон”, тряска, девяносто верст по относительно приличной дороге ползли два часа. Заметим: уплатил за эту радость 140 рублей. Больше, нежели за предыдущие 3 000 километров в сумме. Не считая дороги Пермь – Кунгур, это святое. После райского почти комфорта в кабинах дальнобоев маршрутка ввергла в шок. Никогда больше.
Придя к власти, использование автомобилей Газель для перевозки людей объявлю жестоким, бесчеловечным обращением и буду преследовать наряду с пытками.
Ува. Сами мы (не)местные
Пермяков – это не псевдоним. Это мамина фамилия. А по паспорту я Увицкий. Дед, Иван Галактионович, рассказывал, будто фамилия пошла от удмуртского села Ува, куда сослали нашего предка после разгрома польского восстания в 1861 году. И фамилию сменили. Галактион Увицкий, мой прадед, стало быть, получил двух Георгиев в Русско-японскую войну, а более ничего героического у нас в семье не происходило.
Сомнительность легенды была очевидна давно: от названия Ува естественно произвести название Увинский, например, а не Увицкий. Да и сведений о ссылке поляков в те края найти не удавалось. И не удастся. Не было их там. И Увицких не было. Это мне подтвердила славная девушка, научный сотрудник местного музея, прозаик Мария Снежка. Даже мой паспорт сфотографировала – ну, чуть похожа фамилия на от Увы и вправду произошедшую.
Однако, с нашей семьей Ува таки связана. Причем образом непосредственным и близким. Тут родилась моя бабушка, Антонина Гурьяновна Воронова, по национальности удмуртка. А легенду дед придумал, дабы оправдать неправильную по глубинносоветским временам фамилию. Он, дед, работал начальником объединения леспромхозов на севере Пермской области, и дворянское происхождение карьере бы не способствовало. А раз из польских ссыльных – тогда ладно.
Увицкие – это на самом деле такие небогатые казанские дворяне, род старый, но заметный не особо. Хотя один известный родственник есть. Служил в городе Екатеринбурге протоиерей, Сергий Увицкий. В начале тридцатых его расстреляли коммунисты, а через шестьдесят лет церковь причислила к лику святых. Причем сначала в составе Собора новомучеников Российских, затем персонально. День его отмечается 13 марта по новому стилю. Хорошо, когда родственнику святого дали – можно почувствовать себя немного Бурбоном и безобразничать. А полный тезка святого, тоже Сергей Увицкий, известный каратист, чемпион много чего, живет в Лысьве, в Пермском крае.
Маша хотела познакомить меня с родственниками по бабушкиной линии, с Вороновыми, то есть. Она сейчас пишет книгу по истории и этнографии увинского района, оттого почти всех там знает. Я от знакомства воздержался: после Воткинска и Ижевска печень хотелось поберечь. Все равно когда-нибудь в Уву приеду, там и пообщаемся.
Историческая родина мне понравилась. Неясно только, отчего этот населенный пункт назван поселком: 20 тысяч населения, многоэтажки, большой Дом культуры, кинотеатр на 500 мест, деревообрабатывающее предприятие “Увадревхолдинг” – там ламинат, например, делают, большие молокозавод с мясокомбинатом, десять автобусных маршрутов. Музей, опять же. Кинотеатр, правда, не работает. Точнее, не работает в качестве кинотеатра: в здании торгуют, ведут разные кружки и кормят – на третьем этаже расположено вполне пристойное кафе. С общепитом в Уве вообще дела обстоят правильно – столовые, пиццерия, пельменные, шашлычные. Сто граммов свиного шашлыка стоят 65 рублей, а сто граммов водки – 30. Это очень хорошо.
Зарплаты в поселке не слишком высокие, однако в каждом третьем дворе строится либо уже построен новый дом. Это понятно: старое жилье стоит со времен основания поселка, мало-помалу ветшая. Все-таки поражает способность нашего народа к накоплению из довольно скудных средств. Требуется лишь отсутствие прямого, активного грабежа.
В деревне Чабишур, почти слившейся с Увой, стоит священное дерево удмуртов. Точнее, удмуртского рода Тукля. В окрестностях Увы вообще много названий со словом Тукля: Ува-Тукля, Узей-Тукля, Русская Тукля. А дальше к западу начинаются земли Можги. Священная сосна, конечно, доставляет: огромный ствол, переплетенные ветви раскинуты метров на тридцать, наверное. Нет: на сто футов, так внушительнее звучит. Говорят, будто у этой сосны удмурты приносили в жертву Инмару красных жеребят. А еще известно: кровавых жертв у них никогда не было. Они даже лодки делали только долбленые, из одного дерева, потому как природу берегли. В целях неукоснительного соблюдения взаимоисключающих параграфов, сразу захотелось разбогатеть, купить себе красную Феррари с жеребенком на капоте и разбить ее о священную сосну. Жертва будет дорогой, но бескровной.
Пока искали с Машей сосну, нашли березу. Видимо, тоже очень-очень старую. Береза лежала на земле, сучья у нее уже обрубили, и скоро дерево должно было пойти на дрова. Полый внутри ствол снаружи покрылся наростами, вроде крокодильих, пень тоже дырявый – похоже, будто дерево слилось из семи-восьми более тонких березок. Мощное зрелище.
И еще про одну замечательную березу хочу рассказать. В Уве во время войны располагалось два тыловых госпиталя для тяжелораненых. К сожалению, многие из них умирали. К двадцатилетию Победы в поселковом парке соорудили мемориал. Помимо прочего, окультурили бивший там крохотный ключик. Учинив вокруг родника халабуду из больших серых камней, сделали в них дырку с водостоком и назвали памятник “Слезы матери”. Там, где вода стекала на землю, посадили березу. Ну, идея такова, будто слезы питают деревце. Березе этой, получается, чуть больше сорока, а выглядит она на сто-сто пятьдесят. Для дерева это комплимент. Выросши, однако, береза родник выпила. Так бывает – большому дереву нужно много воды. По-моему, очень трогательная история о замещении символического реальным. Каменная халабуда только стоит теперь сухая и несообразная.
Съездили в санаторий “Ува”. Неплохой санаторий. Минералка вкусная. Качели там сделаны в виде крокодилов. В Ижевске ясно, откуда памятник крокодилу: так в совсем безмоторные времена называли заводских надсмотрщиков, носивших зеленую униформу, но в Уве-то они зачем? Глядишь, новый миф появится – о крокодиле, великом покровителе Удмуртии.
Ува. Маленькая бескровная война
Маша рассказала дивную историю, приключившуюся в поселке ровно два года назад. Повторю: Ува расположена достаточно далеко от главных дорог. Трасса Ижевск – Казань, например, проходит от нее в 70 километрах. Ничего страшного в этом нет, поселок самодостаточный, местную продукцию вывозят по железной дороге, по ней же доставляют разные товары. Однако подобная автономия с необходимостью приводит к рождению монстров самостоятельного мышления.
В один замечательный осенний день по Уве прошел слух, будто в Удмуртию из Москвы едет два вагона скинхедов, и скинхеды эти собираются убивать нерусских. Ува, да и вся Удмуртия, понятное дело, населена удмуртами. Формально они подпадают под определение нерусских. А еще там много татар. Тоже нерусских, стало быть. Русских, впрочем, больше всех, но отличить их от татар непривычному скинхедскому взгляду сложно, а от удмуртов никак невозможно. Оттого напряглись все. Честно говоря, ни татары, ни удмурты вроде бы объектами интереса фашей не считаются, однако феномен распространения слухов прекрасно описываем фразой Тертуллиана: “Это вполне достоверно, ибо ни с чем не сообразно”. А еще, родившись, слух имеет тенденцию обрастать. Оброс и этот.
Через пару дней знающие люди рассказали: скинхеды уже убили в Ижевске то ли семь, то ли десять человек и теперь везут себя в Уву. Народ напрягся совсем сильно. Руководство обороной взяли на себя два местных бандита (ну, должности поселковых пьяниц, сумасшедших и бандитов вакантными не бывают), начальник технической службы одного деревообрабатывающего завода и предприниматель. На всех трех дорогах в поселок выставили сменные опергруппы, еще одну бригаду посадили на вокзал. Основная дружина, состоявшая из учеников двух местных ПТУ, факультета физического воспитания увинского педучилища и добровольцев, засела на стадионе. Днем они травили анекдоты, ночью жгли костры, а водкою упарывались во всякое время. На учебу, конечно, никто не ходил: война.
Местные власти, сколько могли, активности добровольцев не замечали. Тем более, слух имел под собой некие основания: той осенью в Ижевске убили иностранного студента. Однако тотальный срыв учебного процесса и, фактически, незаконная манифестация на стадионе совсем без внимания остаться не могли. Силой разогнать народ было невозможно – ментам бы просто наваляли. Пришлось начальнику местного УВД с главой администрации выступать по радио, встречаться с боевыми дружинами лично и гарантировать безопасность. Отпраздновав победу, народ потихоньку разошелся.
История, слава Богу, закончилась ничем. Я вот думаю: отмороженных скинов, реально готовых на убийство, в стране не больше двух вагонов. Если они соберутся и поедут вот в такой регион, где их ждут – скиновский вопрос решится?
Ува. Это религия
В отличие от Увы-Тукли, сама Ува была основана недавно, в начале двадцатых. Конечно, все советские годы никаких храмов там не строили. После распада идеологии первыми сориентировались татары: возвели мечеть. Бедненькую, квадратную, белого кирпича с невысоким минаретом. Но мечеть. Православные решили не отставать. Сперва владелица молокозавода соорудила часовенку на его территории, а затем двое местных предпринимателей поставили милую каменную церквушку.
Однако у нас все должно делаться в установленном порядке. В епархии решили строить большой храм. Утвердили проект, нашли денег. Стали строить, деньги кончились. Батюшка сбегал в Единую Россию и в Администрацию. Денег нашел, но мало. Придумали инициативу – собрать деньги со всех работающих жителей Увы, по 100 рублей – ну, не обеднеют.
Исключений не делали даже для мусульман и атеистов – важное отличие от царских времен. Тогда просто ставили пометку “на храм жертвовать не желает”.
Храм построили, у батюшки появился джип. После этого не значит вследствие этого, ведь правда?
Ува – Можга – Казань
Накануне расспросил брата Марии о путях до Казани. Путей этих несколько, но самый короткий начинается от окрашенной в лягушачий цвет заправки на окраине Увы, пролегая через Вавож и Можгу до федеральной трассы М-7. Выехать захотел рано: были некие сомнения в качестве местных дорог. Придя на автобусную остановку, подождал транспорта четверть часа и загрустил. В Уве действительно ходит десять автобусных маршрутов, но на каждом только по одной машине. Получается, следуют они один-два раза в час, и время движения, указанное на каждой остановке, соблюдается тщательно. Я в этом убедился накануне. Так вот: мой автобус не пришел. По причине субботнего дня накануне, водитель, наверное, чуть выпил, и его не пустили в рейс. Или я клевещу на человека, может, у него мама заболела, к примеру. В общем, не пришел автобус. И через час мог не прийти. Сижу, думаю, конфетку ем, плейер слушаю. Очень не хочется идти шесть километров до заправки в неизвестном направлении. Большой поселок эта Ува.
Напротив остановилась бодрая копейка. С водительского места в окошко высунулся человек в пиджаке:
– Скажите, пожалуйста, мы на Вавож правильно едем?
Вот так бывает. Прибыл дядька с двумя племянниками из деревни под Можгой в деревню под Увой. Погостили, а на обратном пути заблудились. И выехали ровно к тому месту, где грустил человек, желающий в эту Можгу уехать. Мне по мелочам везет. Это с детства так: в серьезных делах одни неудачи, а по малозначительным поводам счастье.
И вообще, если сидеть на берегу правильной реки, то лодку друга принесет к тебе быстрее, чем труп врага.
В Вавож я тоже хотел. Очень интересную фразу прочел в путеводителе о тамошней церкви: “Наш храм обладал самым большим куполом в Удмуртии, до тех пор, пока в Ижевске не построили цирк”. Ага, бывают странные сближения, это точно. Но ребята через Вавож шли транзитом. Ладно, в следующий раз съезжу.
Дорога оказалась на удивление приличной и предсказуемо свободной. Добрались чуть больше, чем за час. Правда, слегка напрягали запахи кумышкового перегара и трех сельских организмов, но это уже придирки. Высадили у центра, совпадающего в Можге с главным рынком. Относительно пути на Казань ответили неопределенно:
– Туда.
И махнули рукой в подпространство. Возле афиши местного Дома культуры с дивным названием “ДК Дубитель” мальчик с девочкой исполняли песню Янки Дягилевой “По трамвайным рельсам”. Мальчик пел и на бубне играл, а девочка пела и на гитаре играла. Милые такие ребята с пирсингом в бровях и светлыми глазками. У девочки, правда, на локтевых сгибах были нехорошие синяки, но может это ей глюкозу колют, с общеукрепляющими целями.
Дал детям десять рублей за исполнение правильных песен, а они мне объяснили дорогу до трассы. Это совсем близко, несколько остановок на автобусе второго маршрута. В Можге с транспортом порядок. Лучше, нежели в Уве.
Место для стопа оказалось довольно средненьким, сразу после спуска. Машины там движутся быстро и тормозить не хотят. Впрочем, рядом была столовка для водителей со стоянкой, но там все или ремонтировались или собирались ехать вечером. Остановился КАМАЗ, водитель взялся подкинуть, однако всего 10 километров. Вот такой мутноватый стоп в тот день и шел: 10 километров, еще 15, еще 10, еще 25. Там вдоль трассы много деревень, далеко никто ехать не хочет.
Добрался до райцентра с замечательным названием Алнаши. Жаль, ударение на второй слог. Впрочем, район называется Алнашским. Буква К в этом слове просто выпрямилась и сделалась буквою Н. И речка там Алнашка. Это хорошо, по-моему.
Алнаши – уже почти Татарстан. В столовой перепечей нету, зато появляются эчпочмаки. Уехал быстро, на ГАЗе-бычке с двумя весельчаками татарской нации. Один из них все смеялся над моей тельняшкой и армейским свитером. С тем и добрались до трассы возле Елабуги. Кстати, по въезде в Татарию, меняется цвет: Удмуртия вся зеленая, а восток Татарстана золотой. Только поля озимых цвета майской листвы. Брошенных земель там вообще не видел.
На участке от Набережных Челнов до Казани водители легковушек избалованы студентами. Многие ребята из Челнов учатся в столице республики, билет на автобус стоит около 400 рублей, а водители попуток берут 100-200, вот пацаны и экономят. Об этом мне рассказал Денис, первокурсник казанской медакадемии, добиравшийся до столицы именно таким методом. Денис накануне взял у родителей денег, но поехал не в Казань, а наоборот в Елабугу, где пил, курил и безобразничал. Потом, впрочем, решил исправиться, к вечеру воскресенья добравшись до общаги.
Сошлись на любви к Егору Летову. Денис говорил о нем с восторгом неофита. Янки Дягилевой он не слышал, этот пробел в образовании мы исправили. Еще Денис меня спросил:
– А вот в ваши времена была такая группа “Асса”. Она куда потом делась?
Ох, молодежь-молодежь…
Денис пребывал в переходной стадии от татарчонка к татарину. Татары – это народ, один из многих, со своими достоинствами и недостатками, а татарчата – самые красивые дети в мире. И девочки, и мальчики. Девочки сохраняют прелестность дольше.
Поймали мы с ним сиреневенькую десятку. Водитель, Максим, наверное все время смотрит гонки “Формулы-1”. Ехал молча, не медленнее, нежели 120 километров в час. За двухсоткилометровый путь ГАИшники остановили его трижды, каждый раз выписав по 1500 рублей премии. Вообще, бойцов ГИБДД на этой трассе больше, чем верстовых столбов:
– У меня дома таких квитанций штук тридцать лежит. Все равно через полгода их аннулируют. А с ментами договариваться – себя не уважать. Противно нахрен.
Вот примерно за такой фатализм я татар и уважаю.
Казань
Известный путешественник и прозаик Илья Буяновский предложил классификацию российских городов. Сложную довольно классификацию. Выделил две столицы, три города, похожих на столицы, и еще кучу категорий. Илья человек обстоятельный, ему видней. У меня тоже своя классификация есть, попроще.
Каждый населенный пункт имеет цифирный рейтинг от 3 до 10, означающий время в часах, необходимое для беглого, но относительно качественного его осмотра. Меньше 3 рейтинг не бывает, это установлено эмпирическим путем. В том случае, когда показатель превышает 10, город получает значение СБИН. Аббревиатура расшифровывается: “с бухней и ночевкой”, стало быть, это поселение следует осматривать более одного дня. Все миллионники автоматически получают рейтинг не ниже 10 СБИН. Москва, наверное, 200 СБИН, и то маловато.
Вот оттого про Казань особенно много написать не смогу. Два дня, проведенные там, не дают права считать себя не только экспертом по месту, но и просто господином, шапочно с ним знакомым.
Да, яркий, чистый город с уютным и красивым метро, не обезображенным вековым присутствием человека. Невероятный Кремль, рельеф, украденный у Средиземноморья – дома террасами усиливают сходство. Точно из вод вставшая Кул Шариф, так непохожая на привычные по югу Пермского края татарские мечети и, напротив, похожая на арабские сооружения из новостных передач. Обилие православных церквей всех времен. Впрочем, арабы свои сооружения срисовали с Айя-Софии, а та была православным храмом… Не поймешь, кто у кого своровал идеи. Вечно падающая башня Сююмбеке, дивно неудобный выход к Волге и отменного качества дешевая еда во множестве кафушек.
Цельного впечатления, повторю, не сложилось. Просто не встретился очень со многими из тех, с кем хотел встретиться. Мобильный там народ обитает – столица, все в отлучке.
И единственный явный минус – в Казани очень мало брюнеток! Гораздо меньше, нежели в Вологде. А наличествующие еще и красят себя. Это плохо.
Зато гостил у прекрасного поэта Алены Каримовой. Квартира ее отныне объект моей наибелейшей зависти. Понял, что можно сделать при наличии правильного воображения и прямых рук из типового советского жилья. У меня в Перми жилище абсолютно такое же. В доведении жилплощади до действительно нормального состояния главная заслуга, конечно, принадлежит Алениному мужу, философу Владимиру. Ых. Навсегда Высшее гуманитарное образование – мой фетиш и Сион.
Будем считать, с Казанью поздоровался. Теперь надо б съездить надолго.
Казань – Самара. Невеселый самолет
Уезжать из Казани, конечно, грустно, зато в отношении автостопа легко и приятно. Надо только добраться до остановки РКБ, благо автобусов туда идет множество, и выйти на трассу. Сайт Академии вольных путешествий рекомендует начинать стопить прямо там, однако лучше пройти километр от города, к заправке – в этом месте скорость потока ниже.
Первым, практически сразу, меня подобрал мужичок на желтой копейке. Ехал он недалеко, до аэропорта. Там довольно быстро тормознул Рено Логан с очаровательной пухлой семейкой: совсем молодые папа с мамой и Ильяс девяти месяцев. Серьезный такой парнишка. Мы с ним здорово пообщались в невербальном режиме. Глава фамилии служил срочную в Перми и, вопреки своему проживанию в городе, сходящем с ума по футбольному клубу “Рубин”, оказался болельщиком “Амкара”. Я ему за Пермь много плакался. Проехали далеко, больше ста километров. Тут ребятам надо было прямо, в Чистополь, а мне направо.
Перед развилкой долго катили через камский мост. Кама все-таки прекрасна везде: и в начале своего пути, на территории Коми-округа, где ее курица перелетит, и в Перми, в Закамске, точнее, и вот тут, уже возле впадения в Волгу. Синяя-синяя, и барашки, точно на море. Раньше в этом месте ходил паром, даже целых три. Переправляясь на них, можно было касаться волн руками. Только очередь на паром стояла на полную рабочую смену.
Основной поток машин уходит после моста прямо. Направо сворачивает одна из десяти. И ни одного дальнобойщика. Впрочем, ждал недолго. Остановился москвичок, вида ныне почти вымершего, с татарской деревенской семьей. Худой дед в тюбетейке и обширная хмурая бабушка.
Сельская татарская əби – человек совсем особой породы. Как-то мы с другом Васей поехали в его родную деревню за городком Куедой в Пермском Крае. Кажется, я покупал у него по маминой просьбе семенную картошку. Мы взяли с собой три бутылки водки, дело было давно, пили тогда немного и быстро от этого дела уставали. Тут у Васиной бабушки случился когнитивный диссонанс. Конечно, ни я, ни Вася тогда этих слов не знали, а бабушка так и скончалась через несколько лет, не узнав их, но у нее случился именно когнитивный диссонанс. Любимый внучок Васенька привез гостя, надо его встретить как следует, но гость пришел с водкой! А в следующий раз он Васю свининой накормит, да?
Бабушка приняла мудрое решение: выставила нам самовар кипятку, большой чайник заварки и корзину печенья. Засим удалилась. Год был, вроде бы, 1991-й, талоны, просто так ничего не купишь. Давились мы с Васей, но водку пили, закусывая печеньем и запивая горячим чаем. Чудные сделались.
Вот. Сел я в москвичок, а бабуля говорит:
– Мы только до минутки, дальше других лови.
До минутки, так до минутки. Лишь бы в правильную сторону. “Минуткой” оказалось придорожное кафе, расположенное километрах в двенадцати от моста. Поблагодарил, собрался выходить. Бабуля, грозно:
– А платить кто будет?
Ну, мы вообще-то не договаривались. Комплексуя, спрашиваю:
– Сколько с меня надо?
– Ну, десятку давай, не меньше.
Спорить, конечно, не стал.
Кстати, возникла пространственная аномалия: в Интернете указано расстояние от Казани до Самары в 360 км, проехал я в сумме примерно 110-120, а на щите возле “Минутки” опять 310. Не. Так не бывает.
Подошел к серебристым жигулям десятой модели.
– В сторону Самары подкинете?
– Только до Базарных Матаков. А сейчас чо не поехал? Автобус вот только ушел.
– Так это… у меня денег нет.
– Садись, чо.
Вез меня высокорослый голубоглазый и светловолосый татарин. Там целые села таких.
Со мной парнишка обращался покровительственно, а Татарстаном хвастался:
– Ты знаешь, чьи это земли?
Напрашивавшийся ответ “маркиза Карабаса” не катил, и я ответил отрицательно.
– У! Это земли Хайруллина. Ты его должен знать – он депутат.
– Откуда мне знать ваших депутатов?
– Он не наш, он из Госдумы. Знаешь пиво “Красный Восток”? Вот его завод был, потом продал.
Пиво, насколько помню, было так себе, а земли и вправду богатые: импортные комбайны, аккуратненько все. Вот в Пермском Крае брошенные поля идут километрами, а тут их нет.
В Матаках водитель решил высадить меня на остановке.
– Так ты ж дальше едешь, подвези до горы?
– Кто тебя на горе возьмет? Тут жди.
Мулла больше знает, чем простой татарин, конечно…
Не успел выйти на остановке, окликнул рыжий дядька:
– В Юхмачи поедешь?
– Это по дороге в Самару?
– Ну, да. Только ты слева садись, у меня дверь разбита. Документы после аварии собираю, в райцентр вот ездил.
Едем, болтаем, и потихоньку на меня накатывает противное чувство собственной поддельности. Первый раз оно возникло еще в начале пути, когда кондукторша электрички Кострома-Ярославль высаживала двух поддатых ПТУшников. У ребят на самом деле не было денег на проезд. Вот и здесь так же. Михаилу, водителю, для сбора этих дурацких справок придется ехать из своих Юхмачей в Матаки еще дважды или трижды, по 50 км в каждую сторону. А Ниве у него лет 15, а дочка ходит в школу в спортивном костюме, а я такой красивый и умный катаюсь автостопом.
Только не надо про образование, разные способности и прочее. У меня вполне был шанс не поступить в институт или работать после ВУЗа участковым врачом в населенном пункте Посер Пермского Края, или всю жизнь – младшим научным сотрудником. В сущности, достигнутый ныне скромный материальный достаток есть вещь случайная и недолговечная.
И про сирот казанских, помощь выпрашивающих, не надо: во-первых, Михаил ничего не выпрашивал, а во-вторых, по национальности он чуваш – на западе Татарстана их много. Вылезая из машины, спрятав очи долу, протянул сто рублей, соврамши:
– Вот… У меня больше нет почти.
– Спасибо.
Ста рублей неновой Ниве, пожирающей 12 литров бензина на 100 километров, не хватит даже на полдороги к Базарным Матакам.
Юхмачи – уже почти граница с Ульяновской областью, но еще Татарстан. Манты в местном кафе заполняют говядиной, смешанной с мелко нарезанным картофелем. Получается эчпочмак, на пару вареный.
Пообедав, быстро застопил черный джип БМВ. Водитель имел вид постклассический, незавершенный. Нет, цепь с крестом наличествовала, однако была скрыта вполне ординарной рубашкой, а татуировка на правой руке состояла всего из двух литер, вероятно, инициалов. Выслушав мой рассказ про откуда и куда, Сергей с достоинством заметил:
– Да. Бывал я там недавно. В Вологде, в Кирове, в Перми. По работе.
Характера работы, однако, уточнять не стал.
Дороги, по Татарстану весьма неплохие, ближе к границе начинают ужасать. Километров за 10 до въезда в Ульяновскую область вдоль трассы появляются грунтовки, позволяющие объехать наиболее страшные колдобины. Вот на территории Бесовского лесничества Ульяновской области мы и прокололись. Заднее левое колесо проглотило гвоздь. Запаска была, стали выгружать багажник. Серега вез от мамы мешок картошки и банку яблочного компота. И две банки варенья. И банку соленых грибов. И банку маринованных. И свеклу. И морковку. Все не хуже, чем у людей. Колесо поменяли, больше он не важничал.
А вокруг было много подсолнухов. Все-таки границы областей и прочих образований чем-то определены. Напомню: при въезде из Удмуртии в Татарстан все вокруг из зеленого делается золотым. А в Ульяновской области окружающее превращается в черные, без листьев уже, подсолнухи, похожие на маленьких пингвинов, дружно глядящих в одну сторону. Дальше, к Самаре, вокруг опять зелень; к Саратову выгоревшие, русые степи. Еще дальше, в Пензенской области потрясающий рельеф из мягких-премягких холмов в складочку, потом в Мордовии снова леса. Но это все далеко было.
Сергей довез меня до Самарского автовокзала, где и простились.
410 километров за шесть часов. Нормальненько так. Автобус по расписанию идет девять.
Самара. Столица ничего
Девушка Таня, согласившаяся меня пристроить на ночлег, пребывала в отъезде до десяти вечера. Пошел гулять по городу. В начале поездки визит в Самару не предполагался, оттого гулял по общеизвестным местам: площадь Куйбышева – самая большая в Европе, красивая трехъярусная набережная с бредовыми ценами на шашлыки и настоящим жигулевским пивом (по секрету: оно немногим лучше пива ненастоящего), стеклянный вокзал купоросного цвета.
А город меня отталкивал. Прохожие казались раздраженными, такого негатива не ощущал с момента выезда из Перми, уличное движение – хаотичным до безумия. Справедливости ради скажу: не видел городов, сильнее мучимых автомобильными пробками, нежели Самара и Саратов. Не радовали даже милые особнячки центра. Кстати, по словам Тани, эти домики внутри больше, чем снаружи, и вполне пригодны для житья.
Вернулся на набережную, взял пива, сел ближе к воде, начал выдумывать бредовую теорию, отчего мне не глянулась Самара. Придумал. В этот город, тогда еще звавшийся Куйбышевым, после нападения фашистов эвакуировали множество министерств. Столичные комплексы и размах остались, а командовать не пришлось. Даже Приволжским округом правит Обран Ош – Нижний, стало быть, Новгород. Подумав еще немного, теорию разоблачил: когда тебе не нравится объективно красивый город, а люди в нем кажутся недобрыми гуманоидами, ищи проблему в себе. Просто давно ничего не случалось. А я ж не девочка из будущего, приключений хочу. Все вокруг рассказывают, рассказывают, чего с кем произошло – и мимо. По опыту знаю: чувства такого рода приходят непосредственно перед весельем. Так оно и вышло.
Самара. Автоматы, карате и все такое
С Таней встретились в десять, около вокзала. Я был знаком с ней только по сетевому общению, даже фото ни разу не видел, но отчего-то сразу узнал. Она стояла возле табло с красными буквами, обозначающими рейсы электропоездов, и выглядела лет на 16. Она так и выглядит, когда не моргает. Когда моргает, больше 13-ти ей не дать. На самом деле девушка она вполне серьезная, грозная даже: занимается карате. И работает администратором в клубе боевых искусств:
– У меня вписаться нельзя: коммуналка, соседи злые. Поехали на работу? Я там иногда ночую.
– Поехали, конечно. У меня с собой белое вино есть.
К полуночи добрались до клуба, предсказуемо спрятанного в пристрое к новой многоэтажке. Ключом несерьезного размера с некоторым трудом открыли дверь. Видимо, жилье хотело предупредить нас о сгущающихся событиях.
Таня, быстро запрыгнув внутрь, отключила сигнализацию. Место, где люди занимаются спортом, предполагает наличие душевых. Вымылся, надел тельняшку, стал бриться. На раковине стояло жидкое мыло – за неимением пены такое вполне сойдет для бритья. Сошло б, конечно, будь там действительно мыло, но в прозрачную емкость уборщица налила хлорсодержащую гадость для чистки раковин. Равной силы ощущений, так или иначе связанных с предметами личной гигиены, не испытывал года два – с тех пор, когда с похмелья в темноте почистил зубы скрабом.
Выхожу, хихикая:
– Тань, представляешь…
И замираю. В лицо глядит ствол маленького автомата. Помните фильм Квентина Тарантино “Криминальное чтиво”? Ну, когда Траволта вышел из сортира, а Брюс Уиллис разглядывал оружие? К счастью, в клубе не оказалось тостера, не то б фрагменты моего черепа могли попортить хороший, дорогой кафель.
Таня, отключив сигнализацию, не сделала контрольного звонка на пульт охраны. Ребята прибыли в соответствии с инструкцией, надлежащим образом вооруженные. Бедная девочка пыталась рассказать героям про напавшего на нее алкоголика, про шестое чувство, заставившее ее именно сегодня проверить клуб и про “я всегда тут ночую”. Причем как-то единовременно и малоубедительно. А тут я такой весь такой уютный – босой, в тельняшке и вытянутых трениках.
Видимо, негордый вид вторженца успокоил защитников частной собственности. Привела девочка мальчика – все в пределах возрастной и сезонной нормы. Зафиксировав паспортные данные, ребята уехали. Мы сели на крохотной кухне клуба, открыли вино, улыбаемся. Вдруг как в сказке скрипнула дверь. И скрипнув, немедленно отворилась. Дверь эта была приделана сбоку кухоньки, честно говоря, сперва принял ее за шкаф. Нет. Шкаф стоял в проеме двери, необильно двигая руками.
Опять все без обмана: по получении вызова сотрудниками агентства был немедленно извещен владелец собственности, он же главный тренер клуба, он же обладатель какого-то важного дана, Артур Дмитриевич. Знаете, как на Вас смотрит разбуженный в полпервого ночи серьезный каратист, страдающий насморком и переживающий за беременную жену? Он на Вас осуждающе смотрит. Артур передавил взгляд на Таню, однако убоявшись ожечь сетчатку ее глаз, начал зрить промеж нами.
– Кто это?
Объектом запроса, конечно, был я – с Таней они друг друга хорошо знают, однако, поскольку вопрос не был обращен непосредственно к девушке, право на ответ в равной степени принадлежало нам обоим. Пока соображал, чего соврать поубедительнее, молодой и гибкий ум Татьяны опередил меня:
– Это поэт. Ему ночевать негде.
– Поэт? Ну, тогда почитай что-нибудь.
История иногда дважды повторяется в виде фарса. Девять лет назад аналогичный диалог произошел между Василием Чепелевым и Арсением Ли с одной стороны и гопниками города Каменск-Укральский с другой. Чем все закончилось тогда, пусть расскажут Арс либо Вася, я лучше за себя отвечу.
– Знаете, здесь не очень подходящее время и место для чтения стихов вслух. Может, Вы тексты посмотрите?
Отпечатанные стишки ехали из самой Москвы – все-таки в Екатеринбурге был вечер, в Воткинске тоже и в Саратове предстоял.
Таня потихоньку начала плакать, Артур читать, а я прятать улыбку. Автоматы получасом ранее были нестрашными, но вот перспектива получить по сопатке от человека, давно и много занимающегося спортом, в какой-то момент казалось реальной. Однако неторопливость и тщательность изучения печатных материалов выдавала в директоре клуба главного бухгалтера некоей уважаемой структуры. Их, правда, сразу можно вычислить. Ошибся я не сильно, Артур оказался финансовым директором инвестиционного фонда. Мой ровесник, не пьет, занимается спортом, знает языки, тренирует волю – отчего б не прийти к успеху? Более того, он и в духовных практиках наверняка больше понимает. Короче, стало ясно – бить не будут
Дойдя до стишка про футбол, хозяин ситуации заулыбался, потом нахмурился, затем опять помягчал:
– Это хорошие стихи. Но почему написано “на стадионе Пуэбла”? Они ж играли на Ацтеке?
– Понимаете, это такая намеренная неточность, фасцинативная: вот Вы заметили и запомнили, и кто-нибудь еще заметит и запомнит.
Разговаривали, пили чай, утешали плачущую Таню. Артур перед ней извинялся. Я его понимаю, ибо не раз видел своих подчиненных в чуть менее дурацких ситуациях. Всегда ощущал неудобство, усугубляемое извинениями. В два часа разошлись. Мы нашли заныканное вино, и праздник возобновился. Немного здорового сна, звонок будильника. Полвосьмого уходила электричка на Сызрань, а ехать стопом после белой Мишкиной Нивы в селе Юхмачи с утра не хотелось. На том и расстались.
Самара – Сызрань
Взял билет до станции Новокуйбышевск на скоростную электричку. Это близко и дешево, а контролеры после нее уже не беспокоят. Так мне мудрые люди говорили.
Захотел уснуть, но вместо этого познакомился с джинсовой девочкой Лизой, ехавшей в Сызрань. Лиза не смогла уехать накануне и теперь боялась руководящего гнева:
– У нас директор новой формации. Он умный очень, всю документацию знает, с иностранцами без переводчика разговаривает. Только все время орет и матерится. Не все время, конечно, просто очень часто. Раньше таких не было.
Славные они, малышки эти. Не общались при коммунистах с директорами домостроительных комбинатов или председателями колхозов. Там от мата балки гнулись и коровы на бок падали. А еще нынешним девочкам кажется, будто стервозность они придумали. Или хотя бы их старшие сестры. До этого, значит, все женщины были ласковыми, милыми и большеглазыми. Ага. Смотрите продукцию “Мосфильма” восьмидесятых годов. Хоть бы и “Родню” михалковскую. Есть, знаете ли, чему поучиться, не дай Бог. И карьеру с раздвинутыми ногами поколение, выбравшее “Пепси”, осваивает не первым. У Федора Абрамова, например, тетенька так добивается высокого поста мельничихи.
За окном электрички не прекращалась красота. Нет, сначала, до Новокуйбышевска и чуть дальше – сплошные промзоны, глазу не отдохнуть. Но после… Волга непонятно где начинается и где заканчивается: затон, еще затон, бесконечная ширина на поворотах. После станции “Правый берег” реку видно почти всегда.
Сызрань
В этот город приехал исключительно из-за названия, очень уж оно нелепое. В детстве бабушка вместо “рано” говорила “сызрань”, с ударением на последнем слоге. А еще имя города похоже на рыбу. Чехонь, пелядь, Сызрань… Ожидал увидеть нечто патриархальное и очень небогатое. Зря ожидал.
Конечно, и дивная резьба на домиках со ставеньками, и сообразный человеку непугающий Кремль вполне соответствовали ожиданиям, однако город оказался куда интересней. Центральные улицы застроены дивными домами в стиле модерн с выложенной под крышами цифирью: “1907”, “1911”, “1913”. Более поздние даты очень редки. Послереволюционных нет совсем. Знаменитый саратовский модерн все же очень попорчен: больше денег, больше начальственного рвения, меньше провинциальной неспешности, убивающей дурь. В Сызрани же денег хватало только на ремонт и содержание зданий. Это очень хорошо.
Отличный в целом провинциальный городок, растянувшийся, вопреки немногочисленному – двухсот тысяч нет – населению вдоль Волги едва не на полсотни километров. Хорошая промышленность: нефтяная, химическая и всякая. Впрочем, многие жители свой город не любят, титулуя его Засранью. Им, конечно, видней, например, конечная станция многих городских маршрутов носит говорящее имя Шанхай, однако с точки зрения приезжего райцентр хорош. Забавно, да? Базарные Матаки – райцентр и Сызрань тоже райцентр. А отличаются друг от друга они куда сильнее, нежели Москва и, к примеру, Киров.
Поесть-попить в городе можно сытно и недорого, однако с рыбой собственного улова все не очень. Мне ее попробовать, во всяком разе, не случилось. И еще в Сызрани есть очень смешной и аккуратный вокзал Сызрань-город. Там в день проходит десять пассажирских поездов и одна электричка до станции Сенная. На вокзале чисто-чисто, гораздо чище, чем на основном городском с названием Сызрань-1. И транспорт до Сызрань-города тоже не ходит.
Выбраться на трассу в сторону Саратова или Самары совсем не трудно. Надо на любой маршрутке доехать до остановки “Пластик”, там повернуть направо и поболтать с водителями, обедающими в действительно пластиковой столовке.
Сызрань-Саратов. Ленивый автостоп
Честно говоря, настоящего стопа не было. Договорился с водителем МАНа, и поехали.
Сева оказался любопытным воронежским мужиком, слишком долго прокатавшемся на КАМАЗе. Езда быстрее 50 верст в час, очевидно, ему претила. О футболе я наговорился на год вперед. Здорово, конечно, когда человек, обитающий на другом конце страны, наизусть знает состав обожаемого в твоем родном городе Амкара, однако сам-то я к ножному мячу давненько сделался равнодушным. Жизнь смешнее спорта. Вот про себя Всеволод рассказывал вещи и вправду неординарные. Минувшей зимой ему пришлось скататься далеко на север, “за Ноябрьск”. На посту ГАИ машину остановил милиционер из местного населения:
– Да зачем мне твои права? Права не давай. Паспорт показывай. Ты ж через сто километров совсем замерзнешь, как потом тебя опознавать. Спирт пил?
– Нет, конечно.
– Зря. Может, однако, б живой остался.
И точно: утомившись даже менее, чем через сотню верст машина, ехать перестала.
– Прикинь: соляра как камень! Я спирт туда лью, лью – нифига не помогает.
Традиционно спасли геологи.
– Я к машине, руки не слушаются, ключ не держат. Они говорят: “Хрена ли ты тут возишься, щас еще и вездеход заморозим”. А я кабину закрыть хочу. Они ржут – кто тут к ней придет-то? В домике у них я к печке побежал. А там один такой здоровый, рыжий был, фигак меня в ухо. Печь очень раскаленная была, я б загорелся. Они там вообще слов “рюмка” и “водка” не признают. Только стакан и спирт. Я два выпил, потом сутки спал. Но так-то живой – и ладно.
Олицетворяя неспешность, добрались до отворота на Хвалынск. Сева пошел “хавать и мыться”, обещав вернуться через час-полтора. Конечно, ждать его не стал. Уехал на огромном бирюзовом Вольво. Движение в сторону Саратова сделалось чуть более быстрым, но без радикализма. Новый водитель, Алексей, тоже работал “на хозяина” и особо не спешил, желая ночевать дома.
– У меня все равно деньги только на ипотеку уходят. Мы семь лет жили без своей квартиры, как из Кустаная приехали. Старший наш институт закончил, в аспирантуре учится. В Германию ездит все время. И младший заканчивает. Нормально так ребята зарабатывают, не пьют, не курят. А там кто остался, все спились, торчат.
Леха был далеко не первым из подвозивших меня водителей, уехавшим из Казахстана посевернее. Ни в одном случае ребята не жаловались на прямое преследование или угнетение, ну, разве в форме:
– Там везде казахи теперь, все начальство, все менты. Им ничо не надо, вообще ничо. Поселки зимой без тепла стоят.
В общем, мое впечатление, сложившееся парой лет раньше при поездке на Иссык-Куль, укрепилось: слухи об экономических успехах нашего южного соседа несколько преувеличены. Однако пиар-команда у них работает грамотно: на западных новостных сайтах в основном позитив.
Саратов. Традиции, однако
В переполненную маршрутку заглянула девушка и робко, но откровенно осведомилась:
– Можно меня стоя?
Водитель отказал. Видимо он был очень высокоморальным человеком, ибо девушек, прекрасней, чем в Саратове, нет нигде. Почти такие же красивые живут в Вологде, но Вологда невелика. А Устюг, где барышни тоже чудесны, еще меньше. Дабы не получить серьезной психической травмы от избытка красоты, решил выпить.
В Саратове я останавливался у редактора отдела поэзии журнала “Волга” Алексея Александрова. В миру Леша тоже работает руководителем и освобождается поздно. Я примерно помнил район его обитания, но дом бы самостоятельно не нашел. Решил добраться до набережной, дабы побороть трезвость там. Однако не добрался. Прямо возле остановки, рядом со Свято-Троицким собором нашел дивную распивочную. Бутерброд с котлеткой, томатный сок и двести граммов “Путинки” нанесли убыток чуть более чем в полусотню рублей – немного для прихода радуги в мир.
Потом мы с Алексеем купили еще много вкусных и полезных вещей, а его замечательная жена Татьяна, в тот день вернувшаяся из Румынии, дополнила застолье тамошней Спиритуозой и домашним вином. Утром хозяева квартиры героически отправились на работу, я же, выспавшись, пошел гулять. Буквально на выходе из подъезда услышал выстрел. Негромкий вполне звук, но, безусловно, выстрел – его трудно перепутать. Вспомнил о существовании Саратовской Пушки.
Когда у городского начальства возникают столичные амбиции, оно может действовать разными путями:
– путь первый, невозможный: плюнув на эти амбиции, улучшать жизнь горожан;
– путь второй, традиционный: подражать Москве. Получается довольно комично;
– путь третий, креативный: подражать всем столичным городам сразу.
Именно третий путь избрал лет пятнадцать назад саратовский губернатор, воздыхатель по Биллу Клинтону, господин Аяцков. Обычай полуденного бабаханья был невозбранно стащен у стольного града на Неве. Честно говоря, не худший обычай, бывают более монструозные. Например, в Кунгуре трижды в день, в полседьмого, в двенадцать и в шесть вечера долго воет гудок машиностроительного завода. Сам завод, о чем уже было написано, неторопливо идет к диктуемому экономикой финалу, а вот обычай пару лет назад возродили. Заводской гудок, вопреки усилиям пропаганды, символизировал две вещи: принудительный, полурабский труд и нищету. Людям, не имевшим денег для покупки часов, приходилось жить по гудкам. Этот кунгурский звук очень хорошо слышен на нашей даче. Заметим: от нее до завода километров десять. А совсем недалеко от проходной, метрах в восьмистах, расположен родильный дом. От бесовского воя, издаваемого поутру, и небеременная-то родить может.
Нормальные обычаи – они ж не навязанные, а сохранившиеся. Нелепые, довольно трогательные. Вот в городе Луза Кировской области жители до сих пор встречают вечерний поезд из губернской столицы. Об этом мне Маша Ботева рассказала. Из книжек известно: раньше, лет сто назад, так было во всех городах, а теперь только в Лузе. Приходят ребята, тусуются, пиво пьют. Город небольшой, все равно на поезде приедет кто-то знакомый. И ваше общество сделается ему приятным.
Саратов. Милиция
Набережная в Саратове не такая трехъярусная, как в Самаре, зато честная. Шашлык из вполне свежего сомика стоит 65 рублей за сто граммов. Ну, как тут водки не употребить?
Я и употребил. Потом, погуляв по городу, еще употребил. Хотя вообще-то в тот день собирался не квасить, а делом заниматься. Требовалось зайти к главному редактору “Волги”, Анне Сафроновой и, помимо свидетельств почтения, поговорить насчет дальнейших планов относительно моей рубрики с интервью. Я, выпив еще немного и купив бутылку московского коньяку, нашел требуемую двухэтажку возле гостиницы КЭЧ. Там случились еще гости и немного бутылок водки. Но вот глава семейства в это время работал. Николай Аржанов вообще-то очень хороший художник, но он же стал одним из немногих моих знакомых, пострадавших от кризиса. Свои картины – а долгие годы он жил сугубо продажей работ – Николай продавал в основном на Западе, через агента. С подступлением кризиса покупатель пожаднел, спрос прекратился, художнику пришлось вспомнить раннюю молодость. В смысле, податься в сторожа городского суда.
Поговорили мы о редакционной работе хорошо, плодотворно так. Нет, содержание разговора, конечно, было утрачено обессиленной памятью, но говорили мы вправду плодотворно и хорошо. Гости частью разошлись, частью возлегли спать, а я-таки отправился навестить Николая. Неудобно ж. Иду по улице, пошатываюсь, подвываю плейеру. Сзади раздается неуверенный, но слышимый голос:
– Гражданин, вы откуда?
Два милиционера вполне южнорусской наружности смотрели на меня с любопытством. Дал им почитать паспорт, честно ответил на вопрос пил ли сегодня. Пошли в отделение, скрытое в стеклянном домике подле театра. По правде говоря, было б неправильно проехать по стране и не столкнуться с представителями силовых структур (далее будем использовать аббревиатуру СС).
Девушка за компьютером в уголочке проверяла мой мобильный, мелкий мент попросил выложить на стол содержимое карманов, а более мощный ушел курить. Затем, вернувшись, попросил меня поднять руки:
– Вдруг у Вас чего запрещенное есть?
Мелкий суетился в разные стороны. Сотовый в розыске не числился, среди меня провели краткую профилактическую беседу о вреде алкоголя и отпустили. Без применения оргтехники и спецсредств. Я даже удивился. Дойдя до ближайшей скамейки, решил пересчитать деньги, после чего удивляться перестал. Не хватало ровно тысячи рублей.
Нет, поймите правильно: в двенадцатом часу ночи я громко пел песни группы “Гражданская оборона”, то есть, с формальной точки зрения ругался матом в общественном месте. Внутри организма плескалось не менее полутора бутылок в тротиловом эквиваленте. Более того, на следующий день, готовясь к фуршету по поводу поэтических чтений, я украл в продуктовом магазине довольно много вкусной еды, а деяний, совершенных за всю немаленькую жизнь, вполне хватит лет на 10 в колонии общего режима. Но все-таки ощущение неизбывного идиотизма осталось. Скажем, в Перми меня б обули на более серьезную сумму, угрозив экспертизой, сообщением по месту работы, пятнадцатью сутками, наконец. Однако банальной кражи наверняка б не совершили.
Мораль воспоследует оптимистичная: власть и СС абсолютно уверены в нелегитимности своих действий, отчего даже в ситуациях, где они формально правы, ведут себя трусливей шпаны. Это радует.
Саратов. Сибирский Тракт
Все нормальные города похожи один на другой, но каждый сумасшедший город безумствует по-своему. Пермь и Саратов – города, безусловно, сумасшедшие. Понятное дело, речь идет о творческих людях этих мест. В Перми источник безумия очевиден и продается в стеклянных емкостях до полулитра и более. Интересующиеся подробностями могут прочитать правильную повесть Владимира Кочнева “Герой подворотен”. Впрочем, существуют и альтернативные, безумные объяснения безумия. Нечто насчет хтонической природы города и чуди белоглазой, под землею сокрытой. Литературные источники по этой версии тоже вполне доступны.
Саратовское же сумасшествие кажется вполне аутентичным и всеохватывающим. Нет, конечно, встречаются и там эталонно здоровые в душевном плане люди – тот же Леша Александров или философ Сергей Трунев, но на фоне заряженного окружения дивными выглядят как раз они. Впрочем, опять-таки возможно рациональное и вполне научное обоснование неадеквата. Носимая в кармане справка о постановке на психиатрический учет позволяет употреблять вещества, не опасаясь жадных ребят из Госнаркокартеля.
Так или иначе, саратовское выступление “Сибирского Тракта” обещало быть нескучным. Во всяком разе, в Интернете нам прочили скандал. Понаехавшие по случаю чтений Арсений Ли, Алла Поспелова и Лена Горшкова держались крайне мужественно и трезво, а я все время делал что-нибудь внутрь для храбрости.
Опасались зря. Пришедшее скандалить творческое объединение “Моголь” выступило последним и впечатления особо не испортило. А вообще зрителей случилось довольно много. Лучшей публики, нежели в Саратове, нет нигде. Такая же есть – например, в Нижнем Новгороде и Калининграде, а лучше нет. Молодые, глазенькие студентки слушают и аплодируют. Приятно. Местным, конечно, сложней. Определение: “эксперт – это человек из другого города” в наших палестинах неистребимо. Всякий приезжий – гуру, а всякий туземец – адепт. И никак иначе. Но выступили все здорово. На слух максимум аплодисментов получили Алла Поспелова и Сергей Трунев, немедленно в “Сибирский Тракт” принятый.
Я читал стихи для одного-единственного человека. Честно так читал, безнадежно, по дзэновской притче:
“У одного мастера дзэн практиковали медитацию двадцать монахов и монахиня по имени Эсюн. Несколько монахов втайне влюбились в нее. Один из них написал письмо, добиваясь свидания.
Эсюн не ответила. На следующий день, после лекции учителя Эсюн встала. Обращаясь к тому, кто ей писал, она сказала:
– Если ты и вправду меня так сильно любишь, подойди и обними меня при всех”.
Вот так вот ищешь, ищешь свою Эсюн, а потом понимаешь: не все девушки хотят быть эсюнами. Ну и хорошо.
К середине вечера подтянулись кинематографисты с фестиваля документальных фильмов. Литераторы, любимые мои! Не льстите себе, думая, будто вы самые пьяные и жизнерадостные обитатели подлунного мира. Те, кто работает с визуальным, гужбанят не в пример больше. Это невозможно, но они и вправду больше пьют.
Бедный, бедный Саша Мисуров, приютивший компанию после чтений. Бедная, бедная дача Саша Мисурова. Нет, чего там происходило, конечно, не помню, но догадаться могу. И еще мне рассказывали, будто я лазал на крышу соседнего гаража и там бесчинствовал.
Саратов. Байрам, который всегда с тобой
Проснулся, вежливо попрощался с хозяином (очень нелегко вежливо прощаться с человеком, собиравшимся поспать еще часов шесть, но разбуженным добрым гостем) и потопал домой к Алексею, трезвея от дымчатого воздуха.
Алексей рекомендовал мне меньше пить.
Проснулась Лена и рекомендовала мне меньше пить.
А в Казани Алена тоже рекомендовала мне меньше пить.
А до того Виталий Пуханов настоятельно рекомендовал мне меньше пить.
А после Виталия, но до Алены, меньше пить мне рекомендовал Марат Багаутдинов.
Я уже испугался и почти согласился, но тут пришли Алла с Арсением, и Алла сказала мне пить больше. Она бизнес-тренер, все понимает. Я всегда слушаюсь бизнес-тренеров.
Пошли гулять по городу, выпивая. В тот день в городе происходил Кросс Наци(й). Пафосное мероприятие, организованное кем-то. Много школьников в белых футболках толпились возле эстафетных линий старта, жизнерадостно матерясь. Впрочем, девочки выглядели неплохо. Скажу честно: у меня массовые акции не вызывают ни малейшей неприязни, скорее любопытство, но всегда хочется устроить какую-нибудь провокацию. Увы, похмельный организм отказывался даже достать Черное Знамя, не говоря уж о более деконструктивных действиях. Лена неожиданно сказала:
– Ты, оказывается, такой хороший, когда трезвый и без драйва.
Не-а. Не поверю. Усвоенная в раннем подростковом возрасте истина о любви одноклассниц к пьяным идиотам пребудет незыблемой навек!
Встретили поэта Павла Шарова, любовались саратовским модерном, слушая жалобы местных на “город уже не тот, все изломали”, фотографировали вдумчиво мастурбирующий памятник Константину Федину, опять ели рыбный шашлык на набережной, спасались от милиции, недовольной распитием коньяка на парапете, гуляли по мосту из Саратова в Энгельс (этот мост на момент постройки был самым протяженным в Европе, двукратно превзойдя длиною своего трансволжского коллегу из Октябрьска, под Сызранью), провожали Лену на поезд. Любимое время года, любимые люди, одна из десятка любимых погод, постепенно наступающее любимое время суток – что еще нужно человеку?
Уже в самые сумерки вспомнили о Курбан-байраме, разразившемся на Соколовой горе, рядом с музеем военной техники под открытым небом. Аяцков в свое время построил там множество “этнических деревень”, символизирующих дружбу народов Саратовской области. Кстати, эта гора при татарах называлась Сарытау, дав имя будущему поселению. Байрам состоялся, конечно, в татарской деревне. Обозначенной нации, однако, было немного, преобладали выходцы с Кавказа, резко и пластично вращавшиеся под музыку из багажников обильно тюнингованных девяток.
Никто не стрелял в воздух и не кричал “Аллах Акбар”! После начала фейерверка я попытался-таки возгласить славу Единому, но был остановлен очень черными взорами. Кафе, во множестве разбежавшиеся по Соколовой горе, к празднику подготовились неаккуратно. Например, то, где уселись мы, потчевало гостей чудной этнической музыкой (вы не представляете, сколь инопланетно звучат песни группы “Ленинград” на татарском языке!), водкою и свиным шашлыком. Правоверные запивали водку халяльным соком “Добрый”. Шашлык, кстати, был отличным.
Саратов-Саранск. Заблудившийся Фрет
Большинство нормальных путешественников по трассе (а почти все, выбирающие этот путь, нормальны по определению) используют для построения маршрутов Атлас автомобильных дорог, называемый “стопником”. В последние годы вместо него или в дополнение применяют
GPS-навигаторы. Мне очень хотелось обозначить собственную оригинальность, отчего ни стопником, ни навигатором обзаводиться не стал. Значительную часть пути откровенно везло – находился добрый человек для подсказки, а паче того, выручал сайт Академии Вольных Путешествий. Там довольно толково расписаны маршруты передвижения по России и окрестностям с указанием метод покидания города.Однако всякая система рано или поздно начинает сбоить. Сайт, честно говоря, давно не обновлялся – еще в Казани заметил несоответствие представленных маршрутов городского транспорта реально действующим. Там все обошлось: Алена с Володей, обитавшие неподалеку от выезда на Самару, качественно разъяснили направление. В Саратове получилось хуже. Долго-долго искал Сенной рынок, откуда должен был следовать автобус на трассу. Дольше того спрашивал дорогу на Елшанку, где та трасса начинается. А еще дольше – ехал в сарае маршрута № 40 сквозь нескончаемые пробки.
От Елшанки до поста ДПС недалеко, с километр, однако дорога там раздваивается, а указателей нет. Положился на интуицию и ушел стопить влево – больно уж круто в гору уходила прямая дорога. Вскоре остановился фургон-хлебовозка.
Белый-белый парень Федя шел куда-то в сторону Воронежа и про Пензу ничего не знал:
– Садись, разберемся.
В течение следующих двух часов мы катались по селам Саратовского района, выгружая поддоны с похожими на куриц булками в целлофановых пакетах и ругаясь с товароведами. Возле последней точки Федя выяснил у коллеги: дорога на Пензу лежит немного не здесь и максимум, чем он мне сможет помочь, так это высадить на объездной:
– Там близко.
Ну, и на том спасибо. Зря, конечно, на посту не спросил, где Пенза, но чего теперь? Место для стопа оказалось никуда не годным. Длиннющий скоростной участок ровнее спринтерской дорожки. Тормозившие, на диво малочисленные, ехали только “до первого поворота”, а Бог его знает, где он этот первый, вдруг там еще хуже. Наконец мужик непонятной нации – не русский, не татарин, не башкир и не с Кавказа точно – на разбитом-разбитом ГАЗе подвида “Бычок” довез до отворота с кольцевой на Пензу.
Пока спускался по развязке к приемлемой позиции, где дорога чуть заворачивала вправо, ровно на том месте коричневая шестерка высадила двоих ребят, мальчика и девочку. Подошел, поздоровался.
Аня и Стас, только что забравшие документы из Саратовской медакадемии, ехали в Пензу, необычайно довольные друг другом и установившейся погодою. Аня собиралась за Стаса замуж, а Стас собирался в армию. Выгнали детишек из храма науки еще по весне, но юридически условно-досрочное освобождение оформили только сейчас. Аня планировала через пару дней уехать на Урал “с одним знакомым мальчиком”. А Стас после армии хотел жить вернуться в Саратов. Ребята ничем не занимались и заниматься пока не планировали: “поездим, посмотрим”.
Марат, еще в Ижевске, спрашивал:
– Андрей, ты ведь катаешься оттого, что хочешь, чтоб тебе было двадцать лет, да?
Честно говоря, нет. В двадцать ты впитываешь этот мир и смешиваешься с ним. Настоящее удивление, а ездишь ведь ради удивления, приходит позднее. В двадцать все равно ждешь праздника. Вот ближе к сорока газеты и родственники уже стократно рассказали про ужасный мир злых людей, а ты движешься по городам, радуясь встречам. И водки можешь выпить не в пример больше. Если, конечно, захочешь. Но вот эта способность нынешней молодежи планировать будущее потрясает. Для нас завтрашний-то день был Америкой, а уж “после армии” вообще Юпитером. А может, это я такой. Ну, правда: и посейчас не могу представить себя через год.
Фотографировал ребят с Черным Знаменем, слушал дорожные приколы, рассказывал Ане, чего посмотреть в Перми. Трасса шла хорошо: до отворота на Пензу добрались с одной пересадкой. Стас здорово угадывал, какие машины тормозить. Вот и все: им направо, мне прямо. Ладно, не потеряемся, наверное. Хорошие они очень. Вообще, в Пензу съездить хотелось, но времени было уже многовато, а напрашиваться на ночлег к ребятам постеснялся, конечно.
За мостом, на маленьком подъеме, стоял лысоватый мужик лет пятидесяти с листом формата А4, упрятанным в прозрачный файл. На листе издалека были заметны цифры “52”. В Нижний Новгород, движется, стало быть. Я тоже туда, но позже.
– Андрей.
– Андрей.
Едва познакомившись, тормознули десятку с подмосковными номерами. Водитель оказался почти моим соседом по нынешнему месту жительства. Хорошо подвез, почти семьдесят километров. Высадил недалеко от кафе для дальнобойщиков, рядом с указателем “Саранск – 47 км”. В общем, плохо начавшийся день шел к умиротворяющему финалу, и я уже мечтал о скором возвращении в комфорт. А вот зря мечтал.
Без двадцати восемь будто лампочка погасла. Вроде бы стояли на пригорке, но стемнело разом, без предупреждения. Юг все-таки. Мне и в Подмосковье-то не хватает уральских сумерек – там они полдня утренние, а потом полдня вечерние. Особенно в марте и ноябре.
Машин шло немного, да и те не останавливались. Может, просто не замечали нас. Начали строить планы относительно выпить. Заодно Андрей рассказал о своей работе, вызвав острейший приступ зависти.
– Понимаешь, фура, допустим Фретлайнер, с дорогими сигаретами стоит 15 миллионов рублей. С сильно дорогими – 20. Надо охранять. Вот я из Нижнего еду, например, в Питер, там грузимся. Своих машин у нас нет, приходится нанимать. Из Питера вот сейчас приехал в Саратов, сдал под разгрузку – и все, больше мне до нее дела нет. Можно, конечно, на поезде назад, но я обычно стопом. Зачем деньги тратить? Билеты хозяин не просит.
Ох, не то дело я в жизни выбрал. Трасса, пистолет и куча денег. Что еще надо для счастья? Корона неудачника плотнее опустилась на макушку.
Видимо, слово Фретлайнер в устах попутчика имело магическую силу, ибо здоровенный грузовик этой самой марки, выруливавший с АЗС, затормозил возле нас. Машина шла в Рузаевку, это уже совсем рядом с Саранском. Андрей стал болтать с шофером о тайнах профессии, а я беспутно задремал на огромном топчане в задней части кабины. Очень уж мягко шла машинка.
Рузаевка встретила полной тьмой, разбавленной карамельными витринами. Последняя электричка в Саранск сбежала полчаса назад, но пригородные автобусы с билетиками едва не дешевле московских городских еще бегали. С тем и уехал.
Саранск
Сложив денег на телефон, начал звонить Правильному Человеку Матроскину. Его телефон мне дала незаменимая Ирина Каренина. Выяснил: нахожусь я совсем на другом краю города, но отчаиваться не след, надо только найти улицу Московскую и идти по ней вверх. Нашел быстро, пошел вверх. Дорога привела меня к каким-то непристойным гаражам и грудам кирпича. Подобравшись к зеленому особнячку, внимательней прочитал название. Улица оказалась Мордовской.
Московская, впрочем, находилась рядом. Двинулся по ней опять-таки вверх. Через некоторое время оказался среди тех же гаражей и кирпичных груд. Ну, улицы ж не зря куда-то направлены! Углубившись в дебри кооператива, включил фонарик. Кусты под резким ветром напоминали прыгающих собак. Из-за дальних заборов доносился неслабый лай. Визуальный эффект соединялся со звуковым и организм нахально потел вопреки нежаркой погоде. Писк сотового удивительно дополнил жизнеутверждающую картину. Дрожащие пальцы долго не хотели снимать блокировку клавиш. СМСка от горячо любимой поэтессы добавила оптимизму: “Мои амбиции не соответствуют реальному потенциалу. Все, что я делаю, третьесортно. Вешаться хлопотно и некрасиво. Скрипим дальше”. Нет, правда, отлегло: подумаешь, заблудился в чужом городе. Вот у людей действительно проблемы.
Вообще, они, девушки, с желанием пообщаться ошибаются редко. Года два назад были мы на охоте. Мужики, перед самой темнотой стрельнув медведя, отправились со всех точек к машине, чтоб идти потом к добыче кучно и никого случайно не встретить. Я остался на лабазе – светить фонариком и вроде как тушку караулить. От кого только? Охотники, конечно, возвращаться не спешили, выпивая во славу и за упокой, а я думал, чего на своем лабазе делаю. Сначала решил, будто медведь на самом деле живой, вот он отлежится, обойдет дерево сзади, тихонько подымется и потрогает меня за ногу.
Потом, супротив воли, стал вспоминать разные вещи из удмуртской мифологии и пионерских страшилок про оживающих мертвяков. Дальше в голову полезли сюжеты самых хтоничных мифов. В общем, где-то через час колотило меня уже серьезно. А тут в кармане задергался мобильник. Он, конечно, в лесу не ловит, но лабаз был достаточно высоким и сигнал прошел. Славная Маша Ботева прислала очень нужное, своевременное сообщение:
ЛУНА УБЫВАЕТ… ТУМАНЫ…
В ту ночь я выпил, наверное, полтора литра водки, не опьянев. Впрочем, большей частью пролил – очень уж асинхронно руки колебались.
С Московской улицей все разрешилось довольно просто: термин “вверх” имел не физический, но символический смысл. Идти следовало по убыванию нумерации домов. Встретились с Матроскиным. Он действительно оказался правильным: в его писательской квартире стояла очень большая пишущая машинка Ятрань. И никаких вам компьютеров! В свободное от сочинительства время Владимир Робертович работает на заводе “Лисма”, где выпускают электролампочки. Его литинститутское образование показалось деятелям местной прессы недопустимо качественным. Пьянства не делали, ибо рабочий день хозяина начинался с семи утра.
Володя вкратце рассказал о структуре города. Все районы, кроме Химмаша, были охарактеризованы вполне сносными. Забавно: в Екатеринбурге тоже есть Химмаш, и его тоже боятся и ругают. И в Рузаевке есть Химмаш, я это на следующий день выяснил. Там локация тоже не пользуется доброй славой. Тенденция, однако. Впрочем, ни одного знакомого с химических районов у меня нет, стало быть, информация пока односторонняя.
С утра пошел гулять по Саранску. Город мне еще накануне понравился, неожиданный такой. Та же Московская (бывшая Трехсвятская), повернув напротив городского парка, превращается из заштатной улочки в довольно респектабельную площадь, все еще именуемую Советской. И университет у них справедливо называется МГУ. За годы неправильной власти почти все старые храмы Саранска сломали. Беду пережил только прекрасный Собор Иоанна Богослова. Стоит на улице Демократической, дом 50, но название улицы гармонирует со зданием еще менее, нежели Карл-Либкнехт-штрассе, например.
И Собор святого полководца Федора Ушакова городу вполне адекватен. Он новый совсем – 2002 года постройки. Не знаю, как вам, но мне новопостроенные храмы вполне милы. Гораздо лучше создававшихся в начале ХХ века. Там один красавец на десять уродищ.
Голод приехавшему в Саранск явно не грозит. Вопреки пугающим вывескам “Пиццерия”, в большинстве заведений можно обрести стандартный по нынешним временам набор блюд и, конечно, пельмени. Хотя всеюгорского культа хлебных ушей, пель няней, цветущего, скажем, в Удмуртии, тут не заметно.
Вот что действительно поразило, так это встреченная в небольшом магазине, рядом со вполне приличной продукцией Мордовспирта, реклама новых спиртосодержащих продуктов – настойки перца красного, крепостью 75% и более изысканного тоника дуба в 60 объемных процентов крепости. Образцы можно было купить неподалеку, в отделе промтоваров. Цена в 14 и 16 рублей явно совпадала с возможностями целевой аудитории. А ведь казалось, будто все это уже не модно.
Пайгарма
В третий раз за поездку пришлось нарушить принцип кольца и пройти часть дороги обратно. Совершенно случайно угадал с автобусом до Рузаевки. Нет, их-то из Саранска ходит множество, но вот дальше, до Пайгармы, всего четыре рейса в день, кажется. К одному из них я ровнехонько и успел.
В Пайгарме стоит монастырь с чудесным источником. Когда-то язычники поклонялись тут Ведь-Аве, а потом обезножевшему солдату из Рузаевки во сне трижды явилась Параскева Пятница, сказавшая обрести возле родника икону. Солдат так и сделал.
Издалека монастырь похож на некоторые храмы Вологды – такие же серебристые макушки церквей, не луковичные, а шлемовидные. Вблизи, честно говоря, главный храм не столь красив. Слабо верю во все эти “места силы” и прочие квазиязыческие фишки, но ощущение неодиночества в Пайгарме действительно есть. Присутствует там кто-то кроме сестер-монахинь и паломников.
Я там долго молился, а о ком, не скажу. Она сама знает.
Пайгарма – Нижний Новгород
На сайте Академии Вольных Путешествий написано, будто передвигаться мудрым способом по Мордовии нелегко. Якобы местные водители хронически игнорируют автостопщиков. Честно говоря, у меня сложилось совсем обратное впечатление. Жигули семерка с дедком и картошкой до отворота на Саранск, ГАЗ-буханка до поста ДПС в сторону Нижнего и десятка с быковатыми парнишками до Дальнего имели регистрацию как раз в тринадцатом регионе.
Да: не заезжая в Пайгарму, а сразу отправляясь в столицу округа, можно ехать на пригородном автобусе как раз до Дальнего. Мордовия ж сравнительно невелика, и тут уже проходит граница с Нижегородской областью. На горушке застопил трехдверную Ниву. Сидевший на пассажирском месте толстый дядька вышел, придерживая сиденье, пока я и рюкзачок протискивались назад. Подвезли меня довольно далеко, до райцентра Починки, расспрашивая, где бывал, чего видал, высадив около автостанции. Впрочем, попросили денег, но отказом не обиделись.
Тут выяснилась особенность движения на Нижний Новгород с юго-востока. Трасса идет напрямую через достаточно крупные населенные пункты: в тех же Починках живет почти 15 тысяч человек. Пешком через крупный поселок надо идти не меньше полутора часов, а время уже поджимало: прогулка по Саранску и осмотр монастыря в Пайгарме все-таки оказались делом нескорым. К счастью, поселковые автобусы с маршрутками ходят вполне по расписанию, довольно далеко. Из Починков в ПАЗике, наполненном учащимися местного лицея, доехал до станции Ужовка. О характере учебного заведения говорили названия предметов, изучавшихся ребятками – у одного на руке было записано расписание на следующий день:
1) классный час;
2) трактор;
3) комбайн;
4) физкультура.
Странно все-таки обстоят у нас дела с ономатетикой и номенклатурой: при РГГУ, к примеру, лицей и в Починках тоже. Лицеисты слушали с недешевых мобил рэп и айронби. Одновременно функционировали не менее пяти источников шума. После месяца почти непрерывной попсни в кабинах дальнобоев меня удивить агрессивностью звуковой среды было трудно, но златозубая, хоть и почти молодая дама с заднего сидения начала вопить.
Вообще, поездка изначально планировалась с наблюдательными целями, а тут я чего-то подорвался:
– Тетушка (поклонница справедливости была явно моложе меня), вы уже кричите громче, чем у ребят музыки играют.
Дальнейшая дорога до Ужовского вокзала была проведена нами в увлекательной, полнозвучной беседе с использованием великой лексики. Мобилы понемногу унялись.
Когда-то Ужовка была вполне приличной станцией на Транссибе, о чем свидетельствует облупленное, трогательное здание вокзала с цифрами 1915 под козырьком. Увы,
sic transit. Ныне через станцию в неделю проходят три электрички до Рузаевки. Зато придорожная столовка явно пользуется недурной репутацией. Подошел к DAFу со здоровенным кузовом-рефрижератором и башкирскими номерами:– Здравствуйте, в сторону Нижнего не подкинете?
– Подкину. Только в город заезжать не буду, наверное. Щас погоди, я поем только. Ты кто?
– Я… это… стопом вот езжу.
– Зовут как спрашиваю?
– Андрей.
– А я Рафиз.
Ну, обещал – еще не значит женился. Решил поджидать водителя активно. Через минуту остановилась Дэу Нэксия с дамой за рулем. Женщина, бесстрашно подбирающая толстого и одинокого путника – это респект. С уверенностью в себе тут явно все хорошо. Наверняка менеджер регионального звена. Действительно, женщина оказалась главой районной службы занятости. Ехала она в другой райцентр, в Лукоянов, где недавно сочеталась законным браком. По ее словам, Лукоянов, именуемый городом, на самом деле деревня деревней, а вот Починки совсем наоборот. Впрочем, из рассказов следовала картина довольно всеохватного упадка. Дорога между райцентрами вполне хороша, полсотни километров проскочили моментально. Валентина каждый день ездит на работу и обратно. Америка, практически.
Маршрутку до окраины ждал достаточно долго. Местный житель пояснил:
– У нас они поздно вечером редко ходят.
Времени было едва шесть. Действительно, водитель заканчивал последний за день рейс. Зато на конечной остановке он не стал разворачиваться, а поехал на заправку. Заодно и я одолел десять совсем не лишних километров до границы Шатковского района. Где-то на десятой минуте ожидания попутки мимо меня вальяжно, даже чуть враскачку проследовал рефрижератор Рафиза, дружелюбно махнувшего мне рукой.
Почти сразу за ним подошел межпоселковый автобус, полный престарелыми дачницами. Водитель, спросив честные десять рублей, утешил:
– Все равно тебе сегодня до Нижнего не добраться. Я где высажу, ты там стой. Мне до автовокзала, потом поеду заправляться – сколько подкину к Арзамасу.
А вот нет! Прямо из центра Шатков удачно застопился, испытав дежавю удвоенной силы: во-первых, снова Нива, а во-вторых, дама за рулем. Впрочем, на сей раз ехала она не в одиночку. Две женщины почти вымершего вида мелких предпринимательниц, относительно честно ведущих нехитрый бизнес. Ехали они в Арзамас, причем весьма быстро, попутно рассказывая истории о страшных катастрофах.
Выкарабкавшись из Нивы, даже руки поднять не успел. Остановился Рафиз.
– Сколько ты раз сегодня меня обогнал? Садись давай.
Вез он вкуснейшие узбекские дыни. В Уфе, откуда шла фура, сходится довольно много железнодорожных путей из Средней Азии.
– Так-то я б раньше уехал, они долго дыни растамаживали.
Сюрреалистическая картинка прохождения дынями таможни заняла меня надолго, ровно до большого синего щита:
В АД – 40 км.
Не сразу вспомнил о наличии райцентра Вад. Ели дыню, пытались разобрать по телефону, чего хотят узбекские хозяева груза. Рафиз жил в какой-то сугубо башкирской деревушке, и русский в качестве средства межнационального общения с южными друзьями, владевшими им почти никак, использовали через мое посредство. На каждом посту обильно подкармливали бойцов ГИБДД: перегруз, неладный санитарный паспорт на фуру, маршрутный лист не в Нижний, но в Питер – долго ли докопаться.
Потом с дистанционной помощью Дениса Липатова и окрестных водил искали Бурнаковский рынок, спрятанный на другом конце города. Рафиз очень вежливо общал на дальнобойской волне автомобили, шедшие в прямой видимости:
– Брат, тридцать третий регион на МАЗе, подскажи, пожалуйста, где тут рынок, как его… буляковский, вроде?
Нашлись, попрощались. С Денисом я встретился уже близко к ночи и серьезной выпивки в тот день не произошло. Максимум литр в две каски.
Нижний Новгород. Снаряжение
Приводя в относительно справедливый вид поизносившиеся тогу и арму, вспомнил притчу:
“Однажды Тэнно, уже прошедший ученичество и ставший учителем, пришел в гости к Нан Ину. Шел дождь, поэтому Тэнно надел деревянные башмаки и взял зонтик.
Поздоровавшись, Нан Ин заметил:
– Ты, я полагаю, оставил башмаки в прихожей? Хотелось бы знать, где теперь твой зонтик – справа или слева от башмаков?
Замешкавшись, Тэнно не смог ответить. Он осознал, что не воплощает дзэн в каждом мгновении. Он проучился у Нан Ина еще шесть лет, чтобы достичь каждого мгновения дзэн”.
Катаясь, дзэн случается постигать быстрее. Не желая при выходе из машины охлопывать лихорадочно карманы, напоминая горящего танкиста, лучше запоминать, где лежит сотовый, где деньги и прочие радости вроде плейера. Карманов, понятное дело, должно быть много. В этом плане очень хороша одежка “Финн Флэйр”. В других отношениях к ней тоже претензий нет: крепко, нестрашно и хм-хм… вполне дешево.
Сотовый приобрел на Горбушке, специально к поездке:
– Какие у вас будут требования к телефону?
– Ну, вообще всего два: выдерживать прямое попадание ментовского ботинка и работать без подзарядки две недели.
Первое условие, слава Богу, не проверил, но простейший “Филипс 191” действительно не страдает особой энергопрожорливостью. Вот чего не хватило, так это нашитых на куртку светоотражающих полос. Без них ночью нехорошо.
Обувь – тема отдельная. Зеленые кеды “Конверс” это здорово и вечно. Но мудрый Алексей Евстратов уж слишком убедительно советовал мне:
– Андрюх, ну какие нафиг кеды? Ты ж на север поедешь. А пока до Саратова доберешься, там тоже будут дожди. Купи себе берцы.
Купил, блин. Я Лешу всегда слушаюсь. Ни разу, повторю: Ни Ра Зу не попал даже под самый маленький дождик. Зато берцы составляли треть массы нагруженного рюкзака и занимали ровно половину его объема. В общем, я по всем друзьям очень скучал, но Алексея Илларионовича вспоминал ежедневно. А когда перекладывал мешок, Леха, наверное, икал на весь Индустриальный район города Перми.
Рюкзак, кстати, был проще некуда. Сначала на нем болталась серебристая пряжечка с названием фирмы, но потом отвалилась. И хорошо. Зато больше ничего не отпало и не порвалось.
Фотоаппарат оказался плохим. Не буду называть модель, ибо она того не стоит. Вот до этого был вполне нормальный “Кодак”. Мыльница, конечно. Честно говоря, фотограф из меня никакой. Мне стыдно фотографировать людей. Это ж покушение на частную жизнь получается. Оттого снимаю действительность украдкой и второпях. И никогда не обижаюсь на запреты. Личное имущество, индивидуальные судьбы – зачем для них еще и я?
Нижний Новгород. Ошибка резидентов
Придя с работы, Денис достал бутылку водки:
– Нас сегодня ждут Артем с Саней. Они ведь слабенько пьют. Нам с тобой надо разогнаться.
Разогнались, конечно. Это мы всегда…
Решение оказалось самонадеянным. Замечательные нижегородские культурологи Александр Курицын и Артем Филатоф пить научились. Они, наверное, вместе весят столько, сколько каждый из нас с Денисом, но водочный дискурс освоили неплохо. Начали пьянство в кафе “Кино”, а продолжали повсеместно. Лично помню только момент временного перехода Знамени во вражеские руки гопниц, сопровождавших настоящих черных и крупных негров. Девачкам хотелось драки интеррасовых мальчиков. Желание их чуть-чуть не сбылось.
Вряд ли Денис успел поработать в “Фотошопе”, поэтому кадрам на фотоаппарате можно доверять. Я совал голову в фонтан с разнообразной подсветкой, Саша обрел где-то большую пластиковую машинку и катался на ней, все вместе тоже чего-то доставляли. Кажется, от указателя на улицу Пермякова (да-да, а в Закамске наоборот, протекает Липатов-стрит) до Денисова дома не осталось ни одной прямо стоящей урны.
Вопреки крепкому сдвигу точки концентрации, обратил внимание на безобразный городской транспорт столицы округа. Среди правильно подсвеченных домов по широким улицам с удобными развязками бегает идиотическое количество ПАЗиков, заслуженно именуемых скотовозами. По-моему, это неправильные машины.
Утром Денис Липатов без опоздания ушел на работу. Я потрясен моральными устоями этого человека.
Нижний Новгород. Владимир Безденежных
Родись Исаак Бабель веком позже и не в Одессе, он не написал бы, конечно, за Беню Крика, но без героя б не остался. Его главным персонажем бы стал невысокий, однако заметный житель Нижнего Новгорода Вова Безденежных. Говорит Володя смачно, зато немало:
– Здравствуй. Я тут слышал, будто ты у себя в Москве влюбился в очень худую девушку? Андрюш, не делай этого: ты в нее кончишь, а она лопнет.
Да, про кончишь и лопнет писал Сергей Довлатов, но он писал, а Вова — говорит. Голосом, похожим на крымский закат в августе.
Мой похмельный организм желал терапии и зрелищ. Лечение Владимир осуществлял в виде дневного стационара. Первой точкой пути была избрана Капельница Верхнего Мира – заведение, спрятанное за креслом Максима Горького, разглядывающего Стрелку. Очень давно не встречал в барах водки по 80 рублей за 500 граммов. Нет-нет, количество нулей после цифры пять правильное – их два. И картошка жареная хороша. С мяском.
Победив бодуна, Владимир повел меня смотреть город. В Нижнем я был далеко не в первый раз, однако лишь теперь убедился, сколь отлична местность, исследуемая с помощью гражданского путеводителя, от той же локации, проходимой в сопровождении историка.
Владимир в самом деле историк. А еще директор киностудии, поэт и много кто. Однако, встретив его ночью на малоосвещенной улице с фонарями, зыбко отраженными в лужах, вы все равно убежите. Ибо Володя выглядит. Он красивый, но выглядит.
Виды на Оку и Волгу с Федоровской набережной это всякому доступно, а вот послушать рассказ о Федоре Литвиче, стоя непосредственно у места события, и вправду надо. Дело было давненько уже. Тогда у Нижнего Новгорода крепость была, но гарнизон набрать еще не успели. Воевода командовал десятком стрельцов да сотней ополченцев, карауливших литовских пленных. Неожиданно под стенами крепости появилось много ногайцев и татар. Им просто хотелось оказаться внутри, а их держали снаружи. Вообще, ногайцы воевать не хотели и числились у Москвы в союзниках, но их мурза, женившись на дочке татарского хана, решил помочь хозяйственному тестю.
Шатер мурза самонадеянно поставил почти у стен Кремля, ибо с огнестрельным оружием у оборонявшихся было небогато, а камушком все ж не каждый бы смог докинуть. Воевода с горя обратился к жолнеру огненному, тому самому Феде Литвичу, пообещав свободу и всякий почет. Федя выкатил пушечку и первым выстрелом поразил шатер мурзы. Мурзу он тоже поразил: то ли в лобешник, то ли в грудь, умножив мужика на нуль. Дальше пусть летопись скажет, ибо я так не умею, а Володя скромничает: “и бысь меж ногаи и татары сеча велика и много пало у граде с обеих сторон» «и отступили, возмутившись аки птичьи стада». На месте мурзиного шатра возвели церковь Ильи Пророка с предсказуемо шатровым приделом.
Еще Владимир показал дивные мостики над оврагами, откуда до земли лететь не менее трех минут, я думаю. А потом повел к узбекам. Он вообще в городе всех знает, кого надо. Ели национальные нижегородские манты и лагманы, сидя в скрытном зальчике на два стола, ждали Дениса. Дождались. Знаете, чем потом занялись? Правильно. Вы угадали. Скажу честно, до Капельницы Нижнего Мира мы не добрались, и до Капельницы Мира Потустороннего тоже, но эти заведения были мне обещаны на другой раз. А то вдруг бы заболел от чрезмерного восхищения.
Нижний Новгород – Гороховец – Владимир
Начиная предпоследний день дороги, главное избегать чувства предпоследнего дня дороги. Мир-то остался прежним, интересным, чужим. Надо никуда не спешить и ничего не пропускать. Ведь могло ж путешествие закончиться, скажем, в Устюге. Или даже в Иваново: обокрали б, например, или гвоздь под ногой случился. Никогда не знаешь, чего будет завтра и оттого никакой день не может быть предпоследним. Он последний всегда.
Дорога от Нижнего на Москву предсказуемо начинается с Московского вокзала или с укрытого им Московского проспекта. Смотря на чем ехать. Вообще, даже на проспекте, почти в центре города, можно застопить фуру, двинув на ней прямо до столицы – такие случаи мудрым людям известны.
Район вокзала и шоссе, кстати, имеет вид среднемосковской недальней окраины. Нечто вроде Южного Тушина, может быть. Заметим: сам по себе Нижний Новгород крайне индивидуален, его ни с кем не спутаешь. Наверное, дело в правильном повороте города к реке. Вот в Ярославле тоже Волга, но там можно неделю гулять или работать, а большой воды не увидеть. В Нижнем так не получится. Я долго не мог понять местных переживаний, озвученных, например, отличным поэтом Игорем Чурдалевым: “Вот вы на Урале все-таки сами по себе, а Нижний Новгород – пригород Москвы”. Это не так. Точнее, во всем городе не так, но вот около вокзала – так. Еще не нравятся мемориальные доски на сером здании. Ленин, видите ли, к ним два раза приезжал. Ха. Я вот девять раз тут был, а никто не увековечил.
Пригородные кассы выходят как раз на Московский проспект. Через пятнадцать минут отправлялась электричка на Гороховец, поэтому метод передвижения на сегодня был определен. Билет купил до ближайшей станции: совсем зайцем бы не получилось, там турникеты. Тоже признак московитости, наверное. И во Владимире турникеты. Между Нижним и Владимиром их пока нет, выходить из поезда можно невозбранно, но вдруг и там все испортят?
Контролеры появились почти сразу, за дальнейший путь можно было не переживать. Они проходили еще много раз, после каждой более-менее крупной станции, и тогда едва не полвагона поднималось со своих мест, торопливо передвигаясь через тамбуры назад. Оттуда, дождавшись остановки, население бежало в первый вагон. Аки птичьи стада, точно. Давно такого не видел. Сам же я принял вид чрезвычайно важный и на спрос билета отвечал: дескать, уже показывал. Правду говорил.
Гороховец встретил тишиной и граффити на остановке: “Фанаты Амкара были здесь. ЦСКА, 2005 г”. Какой-никакой, а привет с малой родины. Станция Гороховец от одноименного города расположена непристойно далеко, в деревушке Великово. Вопреки названию, велосипедов напрокат там не дают. Пешком придется пройти не менее пяти перетекающих одно в другое селений с резными наличниками и буйными псами. Общего расстояния не мерил, но на ощупь километров десять будет. Лучше часть дороги преодолеть на автобусе – там все хорошо, по расписанию. Впрочем, Красная Горка уже район собственно Гороховца, там проходит трасса М-7 на Владимир и Москву.
В путеводителях содержатся взаимоисключающие параграфы: город основан в 1239 году, а первое упоминание о нем относится к году 1158. Так бывает, точнее случается: монголы город нарушили сильно, поэтому отсчет годов был начат заново. В последний раз волостному городу случилось повоевать уже в шестнадцатом веке. Казанские татары, сильно пожегши посад, были напуганы гигантской фигурою небесного воина, возникшего над высокой горой. Враги разбежались, а гору назвали Пужаловой. Теперь на ней расположена отменная горнолыжная трасса, вопреки здравому смыслу работающая даже летом. Следов же царя Гороха в Гороховце найти не удалось.
Когда-то поселение было большим: в войну 17 тысяч горожан ушли на фронт. При нынешнем населении в 14 тысяч всего, обстоятельство это как бы намекает. Город потрясающе цельный: от расцвета, пережитого им в
XVII—XVIII веках строений осталось едва ли не больше, нежели от советских лет, такого больше нигде не встретил, может быть только в Кунгуре пара улиц в центре похожа. В Гороховец, вопреки его малым размерам, надо ехать на целый день, да и того, пожалуй, не хватит, ну, может, только в середине июня.Уехать случилось мгновенно: десятка с московскими номерами и грузинским мальчиком Мишей внутри. Миша очень удивлялся возможности бесплатного передвижения по нынешним временам. Пытался развести меня на заправку, но я к тому времени вправду остался почти без денег.
Подкинул меня Михаил километров сорок, высадив у Вязников. Дальше удалось комфортнейшее место рядом с водителем автобуса Нижний – Москва до ближайшей остановки, МАН до Владимирской объездной и ударная кода: таксист, возвращавшийся с особенно дивного заказа. С ним ехал километров тридцать. Денег последние три шофера не желали. Коротенький финишный участок автостопа вместил в себя легковушку, автобус, дальнобоя и такси. Правда, здорово?
Владимир
От Владимира до Казанского вокзала предстояла поездка плацкартом. У меня ж московской регистрации нет. У таджиков в нашем цехе есть, а у меня нет. На работу без регистрации по нашим законам россиянину устроиться можно, но любой неверный мент вправе несчастного сильно оштрафовать. А вот с железнодорожным билетом в кармане целых девяносто дней можно никого не бояться. Сидячий вагон, конечно, дешевле, лучше, и чувствуешь себя в нем автономнее, потому как не жмешься ни на чьей полке, но поездов с таковыми на ближайшие сутки не предвиделось.
Немного погулял по городу. Самым-самым среднетуристическим маршрутом: Венички Ерофеевский спуск, Рождественский монастырь, Дмитриевский собор – в сумерках завораживающая лепнина на его стенах была не видна, а кто разгадает ее смысл, получит власть над Россией и миром, я это точно знаю, улица Гагарина, Княгининский монастырь, Никитская церковь, Золотые ворота. Все-таки в конце долгого пути хотелось чего-то уютного и знакомого: никогда ж не знаешь, чем встретит дом. Выпивал, конечно, но умеренно: без димедрола и фанатизму.
Ужинал в корчме. Увы, тихое место с добрыми варениками захватили караоки. Так было написано при входе: Здесь караоки. Сами оккупанты сидели на втором этаже и, судя по звукам, мучали посетителей под музыку. Пытаемые подвывали и взвизгивали. Начинался дождик. Первый за всю поездку. Мне везет на дожди во Владимире.
Сидел в зале ожидания и, глядя на Сигурни Уивер, убивающую двуротых, печатал историю поездки. Потом начал смотреть драку между двумя прайдами бичей, незаконно проникших в зал для благородной публики. На мордобойные зрелища во Владимире мне тоже везет: прошлым летом возле самых Золотых ворот мужик, съездив жене или подруге по подбородку, пытался таскать ее за волосы. Довольно быстро приехали мальчики из ППС и всех победили. Помню, липы тогда пахли яблоками. Так бывает перед самым их цветением.
Ехал в одном загончике (некоторые их ошибочно называют “купе”) с офицером и везомым им из дисциплинарного батальона солдатиком. За штрафной год парень совершенно разучился модулировать голос, лязгая на весь вагон и тревожа сон младенцев.
Лирика. Немного фактов
На вокзале города Киров за оплату мобильной связи автоматы берут 0%. Хуже всего в этом отношении Пермь и Саранск – 8 и 8,5%, соответственно.
В Вологде грибы делят на солянину и жарянину, а татары юга Пермского Края почти не собирают груздей и волнушек.
Названия улиц Саранска написаны на трех языках: русском, мокшанском и эрзянском. А единого мордовского нет и не было никогда.
Завершенность суицида у мужчин при использовании огнестрельного оружия составляет 92%.
Клюква и морошка растут к северу от Лузы и Соликамска, но в пятистах километрах южнее, в районе города Оса, есть небольшой, примерно 20 на 20 километров участок, где эти ягоды произрастают даже в некотором избытке.
Название города Арзамас происходит от Эрзя Мас – родина Эрзя.
<Фрагмент об особенностях употребления в различных регионах России матерных слов, означающих движение, цензурирован автором. Могу дать личные консультации>.
Памятник основателям города Екатеринбурга в народе именуют “Бивис и Батхед”. Ибо воистину.
Стоимость проезда в городском транспорте: Саратов – 7 рублей, Кострома – 8, Лукоянов – 10, Пермь – 12. Корреляции между ценой, дальностью расстояний и доходами населения не просматривается.
В Свердловской области и в Башкирии протекает река Арийка. Там продают “Арийский мед”. Зарегистрированная торговая марка.
Перевозку пассажиров между городами Екатеринбург и Дегтярск осуществляет ООО “Немезида”.
Кострома совсем не похожа на родину Снегурочки, но город очень старается.
В Ижевске трамваи ходят круглосуточно. Рады все, особенно жители прилежащих пятиэтажек.
Торговля домашними соленьями и котлетками на станциях Данилов и Балезино почти прервалась, но на Сенной Саратовской области еще теплится.
Город Энгельс раньше назывался Покровском.
В поселках Ува и Ильинский долго процветали народные театры.
Лучше всего машины останавливаются, когда в плейере играет “Алиса”. Особенно два последних альбома.
Пермь – не Урал! Урал – не Сибирь!
Объездная дорога вокруг Владимира при движении из Нижнего Новгорода проходит в 30 км от города.
Улица Свободы в городе Кунгуре начинается в колонии усиленного режима, а заканчивается в Ледяной пещере.
Первым из города Перми в поселок Ильинский на велосипеде приехал граф Строганов. Заметим: асфальтированная дорога там появилась в 50-х годах
XX века. Маунтинбайки еще позже.Кафе Каспий в городе Кунгуре одной своей стеной примыкает к тюрьме.
В Ульяновской области есть села Верхние Бесовки и Нижние Бесовки, а в Самарской – поселок Жареный Бугор.
Москва
Казанский вокзал встретил меня лужей. Вот так проехал большой кусок России с деревнями и ног не промочил, а в столице сразу. Бывает.
Год назад, переехав из Перми, культурного шока не испытал: там шумный город и тут шумный город. Даже очень быстро влюбился в столицу, дойдя до большого каменного моста с табличкой “Большой Каменный Мост”. Я люблю порядок во всем. А вот после страны Москва в свои пять утра напугала. Всех много, подозрительные какие-то, друг на друга неправильно глядят. Дойдя до платформы Каланчевская, забыл, куда ехать дальше. Я, честно говоря, редко ездил домой на электричках, но вообще случалось. А тут забыл. Ну и не поехал, решил сначала город вспомнить. Полсуток вспоминал. Даже сделал пару небольших открытий.
Вот, к примеру, все квазиэстеты и некоторые правильные ребята любят армянский коньяк. Ну, мне что водка, что пулемет – лишь бы с ног валило. Однако нашел правильное армянское пиво “Киликия”. Решительно рекомендую. Другое расовое армянское пиво, “Котайк” также рекомендую, но не столь решительно. Пил, по Ирине скучал. И по остальным друзьям тоже. Плохо, когда дорога заканчивается. Зато она цельная получилась, дорога эта: небольшой самостоятельный кусок жизни, без продолжений в сериалы.
А возле церкви Косьмы и Дамиана на Маросейке нищий человек в коричневом пальто убеждал напарника:
– Дурак ты, что вчера помылся. Кто ж тебе чистому подавать будет?
Вот эта уверенность в своей правоте – она прекрасна. Сколько дальнобоев в дороге хвасталось:
– Нахрен мне на дядю работать? Своя машина есть своя. Кредит выплачу и подымусь.
Соответственно, обратная лемма:
– Своя машина не нужна. Это геморрой. Еду, не спешу. Соляру могу сдать. Опять же, чо сломалось – не моя забота. Ни кредита, нифига. Щас вот из рейса приду, киоску открою.
Ну, или ближе к офисным реалиям, из жизни сисадминов:
– Ты чо, совсем ламер? У тебя почему раскладка на клавиатуре переключается через
Ctrl—Shift? Только Alt—Shift!Или:
– Какой баклан тебе комп настраивал? Это в девятьсот лохматом на деревне делали
Alt—Shiftом. Ты ващще чо-то в эргономике понимаешь?Ага, ламер. И не понимаю.
И еще:
– Силлаботоникой можно писать, если ты Гандлевский. Ты ж не Гандлевский? Вот и все. Когда используешь дежурные размеры, теряется индивидуальность.
Versus
:– Верлибр херня. Им девочек усыплять хорошо и славистам нравиться. Кроме того, так пишут пидарасы.
Примерно об этом есть рассказ у Леонида Костюкова “Васнецов и настоящие мужчины”, только там проблема самоуверенности слишком тесно увязана с гендером и финал сильно оптимистичный – главный мачо делается транссаксаулом.
В сущности, мы, в себя не верующие, ничем не лучше и не хуже. Среди нас столько же бездарей, гениев и журналистов, сколько и среди рыцарей воли. Да и живется нам не так уж плохо. Иногда, по крайней мере, утешают.
Зря я, наверное, съездил?
22 августа – 20 октября 2009 г.