Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2009
Родился в 1977 году. Окончил Уральскую медицинскую академию, работал детским врачом, затем в фармацевтическом бизнесе, журналистике, рекламе. Живет в Екатеринбурге. Публиковался в журналах “Воздух”, “Урал”, “Уральская новь”, “НЛО”, альманахе “Вавилон”, антологиях “Девять измерений”, “Нестоличная литература” и др.
Автор книги стихотворений “Любовь «Свердловская»” (2008). Шорт-лист премии “Дебют” в номинации “Поэзия” (2000). Организатор екатеринбургского поэтического фестиваля “ЛитератуРРентген”.
Вы жили в городе цвета замёрзших бутылок с кефиром,
Зелёные крышки, растрескавшееся стекло.
Вы жили в мире войны всего мира с миром,
И поперёк дороги всегда мело.
Заметало, мешало двигаться прямо,
В Сороковой гастроном и в магазин “Молоко”.
И лишь у киоска “Мороженое” каждый день стояла глухонемая,
Которой единственной было всегда легко.
И вот однажды, в обыкновенном марте –
По-прежнему падал снег и не таял лёд –
Один серьёзный такой, в белом халате,
Сказал, что ваш старший ребёнок через два дня умрёт.
Доктор стоял в коридоре, прикрывшись рентгеновским снимком,
Листал Историю, поправлял очки, перебирал ключи.
Подоконник, о который вы опирались, был белым и липким.
Из ординаторской ужинать шли врачи.
Так вместе с памятью умирает ваша любовь, и не бывало.
Стираются записи: “кто это здесь стоит?”.
Хотя вы стоите рядом и невпопад поправляете одеяло,
И не верите, и ещё ваш ребёнок спит.
Вы спорите долго – останется только один.
Второй на замёрзшем трамвае едет домой.
Выпивает чекушку, потом ещё, идёт в магазин,
А потом совсем не думает головой.
Утром, условно-досрочно, всё происходит.
Телефона нет, но беспокоят соседей.
Второй из вас младшего идёт и в школу отводит,
А потом, всё ещё пьяный, снова в трамвае едет.
А дальше похороны, но бесконечно долго.
Младший путается под ногами, молчит и не плачет.
Незнакомая девочка на могилу кладёт плюшевого то ли щенка, то ли волка.
И всё это что-то значит.
Один из вас думает: “Лучше бы ядерная война,
Чем умерла она”.
Второй из вас шепчет: “Лучше бы умер другой” –
И по черенку лопаты незаметно стучит рукой.
***
жи-ши стесняйся через и
снимай транскрипции и буквы
но ничего не голоси
не отрекаются на звук
выносят на мороз друг друга
гусиной кожей покрывать
смеются долго от испуга
пьют чай и спать
чтобы молчал любой совсем
лишь лифт людей перевозил
и отражался свет от стен
который ты не погасил
***
Но закуриваешь как обычно, как всё равно.
Сигареты на спинке дивана найдешь легко.
Как они так всё время курят в своём кино.
Зачем так быстро на губах сворачивается молоко.
Чем прикурить – зажигалка под боком, но под чужим.
Холодная зиппо, теплая кожа, парфюм, бензин.
И в ладоши уже хлопают за окном железные гаражи.
И ёбаный круглосуточный магазин.
И пепельница здесь, как дом – параллелограмм.
А может, как ограждение – параллелепипед.
И две сигареты лежат на диване в этой пепельнице по разным углам.
И дышат.
***
Не скажу кому
Слушай новый алфавит –
Ты хотел такие буквы и хотел такие руки,
В пропись черточки чертить,
Не откликнувшись на стуки.
Мимо радио летит.
Надо выпить. Надо пить.
Зуб болит не умолкая –
Ты хотел такие губы и подобную небритость,
И такой солпадеин.
Внуки вспомнят знаменитость.
Здесь учительница злая.
Не ходи сюда один.
Слушай новых эсэмэсок –
Ты хотел такой команды раз два три четыре пять
Одинаковых футболок
Перепереодевать.
Новых глаз и окон блеск.
Поезд едет очень долог.
***
Это неинтересно, причем совсем.
Пока варится кофе и хлопья в молоке
Разбухают, думаешь: зачем ты вставал в семь?
Телефон в руке, зубная щетка в другой руке.
“Честер” и “Фолджерс”. Запах и тишина.
Кофейный напиток и “Беломор”.
Кажется, это важно. Как сутки сна
Или птица, севшая на забор.
За забором дорога, осенняя как в кино.
Пятнадцать минут – дорога пуста как дом,
В котором живёшь и в котором хотел жить давно,
И лужи на ней нетронуты подёрнутые льдом.
Пока едешь, совсем уже рассветёт.
Торопиться некуда, и слышен прекрасный звук:
Шипы разбивают лёд.
И время негромко идёт на одной из рук.
Выйдешь у кладбища, станешь курить опять.
Никого не хоронят так рано, в восемь часов.
Похоронный оркестр потому что не будет ему играть:
Похоронный оркестр не будет еще готов.
Может быть лишь если водитель, негр-толстяк,
Допив капучино, стекающий по усам,
Решит поразмяться и выйдет, закроет свой катафалк,
Тот мальчик на тубе подыграет его шагам.