Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2009
Мария Галина. Малая Глуша. / Серия “Лучшая современная женская проза”.
– М.: Эксмо, 2009. – 480 c.
Книга “Малая Глуша” выпущена издательством “Эксмо” в серии “Лучшая современная женская проза”. И хотя на презентации Мария Галина говорила, что более органичной содержанию книги была бы серия, посвященная фантастике, тематический выбор редактора, безусловно, не случаен. Об этом же, кстати, свидетельствует и то, что книга вошла в лонг-листы премий Букер и “Большая книга”. Интересно поэтому будет рассмотреть “Малую Глушу” именно как соединение самых разных семантических пластов и направлений современной литературы.
Роман состоит из двух частей – “СЭС-2” и собственно “Малая Глуша”. В критике встречается определение “роман-двойчатка”, впрочем, вполне возможно назвать эти части также двумя повестями с отдельными пересекающимися персонажами. Ведь несмотря на некоторые сюжетные переклички, выстроены эти произведения по совершенно разным принципам: “СЭС-2” скорее относится к психологической прозе, “Малая Глуша” – к фантастике с философским уклоном. Различия связаны с мотивацией действий персонажей и с главным определяющим моментом построения сюжета. В первой части события мотивированы психологически, во второй – герой выбирает модель действия, после чего события с ним случаются независимо от его воли и желания. Говоря проще, поступки героев “СЭС-2” почти всегда связаны с их характерами и личным выбором, герои “Малой Глуши” вовлечены в череду каких-то непонятных им действий и событий, на ход которых их личные качества оказывают минимальное влияние. Именно по признаку связи сюжета с психологической обрисовкой персонажей как раз и проходит, по-моему, граница между различными видами современной литературы. Эта принципиальная разница двух текстов, помещенных под одной обложкой, свидетельствует о том, что книга Марии Галиной оказалась в точке пересечения основных проблем современной прозы.
В критике уже отмечали сходство “СЭС-2” и советского производственного романа (Лев Данилкин). И это действительно так – если убрать фантастическую составляющую, мы получим описание самого обычного производственного конфликта. Есть небольшой трудовой коллектив со своими интригами и разнонаправленными интересами, начальница которого допускает невольную оплошность – вернее, это даже не оплошность, а чужая халатность и неудачное стечение обстоятельств. Есть более высокое начальство, которому выгодно замолчать случившееся. Чрезвычайное происшествие, тем не менее, выходит на государственный уровень. Приезжает специалист из Москвы, которому, несмотря на все его высокомерие и якобы высокую квалификацию, не удается справиться с возникшей проблемой. Наиболее ответственные члены коллектива обращаются к “старому специалисту” (в раннем советском производственном романе им, к примеру, мог быть отошедший от дел дореволюционный инженер), который, рискуя собой из общих гуманистических побуждений, устраняет чрезвычайную ситуацию. Персонажи по своему типу тоже вполне узнаваемы: Елена Сергеевна Петрищенко, искренне болеющая за свое дело начальница СЭС-2, женщина с несложившейся личной судьбой и постоянными семейными неурядицами; карьеристка и эгоистка Катюша; молодой специалист Вася, несколько неустойчивый в моральном плане, но в целом ответственный и очень способный; поглощенная своими собственными переживаниями юная стажерка Роза Белкина. Концовка повести у Галиной, впрочем, прямо противоположна нормативному для советского романа радостному финалу: в “СЭС-2” побеждают эгоисты и карьеристы, в личных целях пользующиеся чужими оплошностями. Но и тут можно найти определенные переклички с литературой времен оттепели, пытавшейся хотя бы в таком полускрытом виде критиковать советскую систему. Складывается впечатление, что, обратившись к эпохе конца 1970-х, Галина сознательно использовала сложившиеся к тому времени литературные штампы. Как ни странно, благодаря удивительному капризу истории, на фоне современной литературы эти штампы смотрятся на редкость свежо.
Галина прописывает обстоятельства советского быта настолько тщательно и подробно, что “СЭС-2” временами превращается чуть ли не в документальное повествование. Тут и вечные очереди, и ругань в магазине, и дефицит, и покупка втридорога с рук модных тряпок, и давящее чувство какой-то вечной бытовой безысходности… Недаром Евгения Риц в своей рецензии самым страшным эпизодом книги назвала не какую-то из сцен со сверхъестественными силами, а простое посещение героиней самого обычного советского гастронома. И все-таки, несмотря на все ужасы советского быта, в “СЭС-2” есть, безусловно, еще и чувство ностальгии, которую только усиливает четко осознаваемая дистанция с современностью. В подробных воспоминаниях о тех временах есть нечто весьма привлекательное. Запах разбавленного кофе или жидкая манная каша, на которой блестит темно-желтая лужица подтаявшего сливочного масла, столовские тарелки с отбитыми краями, перекрученные скользкие алюминиевые вилки – все эти детали, непереносимые в момент непосредственного переживания, в памяти обретают совершенно другое значение, становясь своеобразным ключом к навсегда исчезнувшему прошлому. Мы не можем – да и, признаться честно, вряд ли хотим – туда вернуться, но нам нравится вспоминать этот исчезнувший мир, эту своеобразную Атлантиду, навсегда скрывшуюся в волнах истории.
Особенно в этой связи примечателен образ стажерки Розы Белкиной: эта юная девушка – со всеми своими комплексами, мечтами, юными надеждами и полудетскими обидами – изображена Галиной просто блистательно. Роза одновременно и наивна, и практична, она, естественно, мечтает о любви и о красивой яркой жизни, которая, как ей кажется, ждет ее впереди. Видимо, именно из-за этой своей мечты она и решилась поступать на иняз – ведь в советское время заграница представлялась чем-то совершенно чудесным и почти недостижимым. На всем протяжении повествования Роза читает книгу “Анжелика в Новом свете” и мечтает об ее героях, мысленно погружаясь в эту лубочную, но для нее – вполне реальную атмосферу. И по странному капризу судьбы или, скорее, благодаря ироническому складу ума автора книги Роза Белкина получает желаемое – она на самом деле становится предметом неземной любви. Но, как оно всегда бывает в нашей жизни, желаемое на самом-то деле оказывается вовсе не таким, каким оно являлось в мечтах.
Сюжетная линия, связанная с Розой Белкиной, фактически представляет нам нечто вроде обряда инициации, который обстоятельства вынуждают пройти героиню. Впрочем, разве не напоминает примерно такую же инициацию и обычное “испытание любовью”, через которое обязательно проводят своих героев авторы русских классических романов? Как бы там ни было, подробная психологическая прописанность образа придает какую-то особую достоверность и происходящим в книге фантастическим событиям. Именно будничность и обыденность фона, на котором они случаются, делает их особенно убедительными и, если так можно выразиться, реальными. И в то же время складывается впечатление, что при всей увлекательности фантастической интриги главным для автора все-таки является не это. При помощи фантастики, как мне кажется, Галина пытается решать чисто психологические задачи, и все чудесные события повести “СЭС-2” лишь призваны помочь раскрыть то, что заложено в характерах ее героев. И потому самое страшное, позволим себе не согласиться с Евгений Риц, в книге Марии Галиной – это не советский быт и не деструктивные проявления сверхъестественных сил, а та глубина подлости и мерзости, которая при малейшем неблагополучии с обескураживающей легкостью обнаруживается в человеческой душе. Впрочем, Галина не осуждает никого из своих героев, скорее, она их жалеет, справедливо предполагая, что за каждым некрасивым поступком непременно последует возмездие.
Концовка повести с этой точки зрения, впрочем, остается открытой. Да и вообще в ней вполне завершена только линия Розы Белкиной, необратимо взрослеющей после всех своих испытаний. Все остальное немного повисает в воздухе. С точки зрения массовой литературы тут, на мой взгляд, не хватает четко обозначенной победы добра над злом, без которой ожидания читателя невольно оказываются обманутыми. С точки зрения “серьезной” литературы остаются нерешенными многие психологические проблемы – вроде наметившихся изменений в характере Елены Петрищенко, наконец-то позволившей себе испытывать тщательно подавляемые чувства. Но что именно дало столкновение с неизведанным всем остальным героям, как оно повлияло на их жизнь? Все эти вопросы, к сожалению, остаются без ответа, и это заставляет надеяться на продолжение повести. Вторая часть – “Малая Глуша” – дает отчасти какие-то сведения о дальнейшей судьбе героев “СЭС-2”, но, как уже было сказано выше, представляет по своей структуре совершенно другой тип повествования.
Лев Данилкин увидел сюжетные истоки “Малой Глуши” в мифе об Орфее и достаточно распространенных в фольклоре разных народов описаниях путешествий в страну мертвых. Это, безусловно, так, однако есть у этого произведения и более близкий по времени аналог – это литература абсурда, в свою очередь, конечно, тоже не пренебрегавшая обращениями к этому мифу. Выпавшие из своей обыденной жизни персонажи, бредущие неизвестно куда по незнакомой местности, пытающиеся приспособиться к постоянно меняющимся правилам игры и вообще не понимающие того, что с ними происходит, встречаются и у Андрея Платонова, и у Сэмюэла Беккета. Но в отличие от этих писателей, Галина очень подробно описывает не только то, что случается с героями, но и то, что они при этом чувствуют. Эта психологическая дотошность сразу же выводит произведение за рамки мифа, и потому, дочитав повесть до конца, ничуть не удивляешься тому, что автор при помощи фантастических средств снова ставит и решает чисто психологические задачи. В результате своего пути главный герой обретает не утраченную возлюбленную и не какую-то высшую силу, а “всего лишь” знание о самом себе. И это снова возвращает нас к русской классической литературе XIX века, искавшей решения внешних проблем внутри человеческой души.
Впрочем, однозначно приписывать книгу “Малая Глуша” к классической традиции все-таки нельзя – слишком много в ней намешано разновременных литературных пластов. Кроме советского производственного романа, тут можно найти и какие-то элементы авантюрной прозы, и типические ситуации литературы абсурда, и психологическую глубину русской классики, и сюжетные схемы современной массовой литературы. Ключ к пониманию творческого метода прозаика Марии Галиной можно, на мой взгляд, обнаружить в ее известном стихотворении о докторе Ватсоне (“Доктор Ватсон вернулся с афганской войны…”). Здесь доктор Ватсон оказывается ни много ни мало как самим Джеком-потрошителем. Если учесть, что рассказы Артура Конан Дойла построены на вульгарной интерпретации романтической концепции исключительной личности и что обычный человек доктор Ватсон является одновременно противопоставлением и необходимым дополнением к “сверхчеловеку” Шерлоку Холмсу, то в этом стихотворении Галина производит некую операцию, которую условно можно назвать “растождествлением” романтического героя. Галина как бы уравнивает этих персонажей – в ходе поэтического повествования вдруг оказывается, что и доктор Ватсон, мягко говоря, совсем не так прост, да и Шерлок Холмс, увы, вовсе не так уж исключителен. И вполне возможно, что в этом поэтическом жесте можно увидеть некий подсознательный протест против эстетики и поэтики литературы романтизма.
Как видим, произведения Марии Галиной представляют собой интереснейшее смешение тенденций массовой и “серьезной” литературы. Более того, пристальное чтение разных ее романов заставляет даже предположить, что сделать большего в этой пограничной позиции просто невозможно.