Опубликовано в журнале Волга, номер 4, 2008
Родился в 1972 году в городе Кунгуре. Закончил Пермскую государственную медицинскую академию. Лауреат поэтических конкурсов “А-либитум” (Пермь, 2007), “Свезар” (Екатеринбург, 2007). Стихи печатались в журналах “Урал”, “Волга – XXI век”, “Дети Ра”.
На вокзалах они виноградные:
семафоры, вагоны, пальто.
“Эти в кепках – такие занятные!”
Почему мы всегда не про то?
“Провожающих просим…” как скажете.
“Позвоню. Не теряйте билет”.
Вы в окошко тихонько помашете,
я вам рожицу скорчу в ответ.
Эти в кепочках тоже прощаются:
угловатые, как домино.
обнимаемый отстраняется,
обнимающему смешно.
Заводные, холодные, быстрые,
как по серому камню вода.
Закурить и смотреть в золотистое.
Жаль, сейчас не дымят поезда.
Гусарское
Стихи – это карты: весёлый мухлёж,
отменная память, вино.
Обычная ставка – луна или грош
и небо на прикупе, но…
Отменная память отнюдь не музей –
скорее скамья подсудимых.
Стихи – это то, что крадешь у друзей,
у мёртвых и самых любимых.
И даришь, как дарят ворованный хлам:
за ради спасения чести.
Сдавайте, полковник. В стволах девять грамм.
Поехали. Козыри – крести.
Дачное
Так и надо – чтобы холодина,
в белом небе белая заря.
Виноград краснее, чем рябина
только в первых числах октября.
В чайнике последняя мелисса.
Тонкий лист, похожий на билет,
прилетел из песенки про лица,
тех, кого сегодня рядом нет.
Осень дышит, как больной ребенок.
Дождик или очень мелкий снег.
На качелях серый медвежонок.
Кали-Юга. Двадцать первый век.
* * *
Так на Северном полюсе – только на юг,
так на Северном кладбище – только о птицах,
так уходят последними, целясь на звук,
так всегда умирает на первых страницах
тот, о ком на blurb jacket написано “ждал”,
или, если в кино — кто увидел котёнка.
Так, войдя в атмосферу, сгорает металл,
так (я помню ещё) проявляется плёнка.
Изумрудный Airbus заворчит словно тролль,
кучевые и город внизу станут пенкой.
Расставание так-то ведь вовсе не боль,
ерунда. Будто в детстве о гравий коленкой.
* * *
Нет-нет, не спать. Ну, разве полчаса,
я правда позвоню. Такие планы
свободно конвертируются в сны.
В чужие сны, где правят голоса,
и ждут Они, а комнаты длинны,
как похороны бывших звёзд экрана.
Неправильно проснуться на рассвете,
припомнить, где балкон, захлопнуть дверь,
тихонько дотянуться до задвижки.
Вот так. Почти тепло, когда б не эти –
счастливые билетики из книжки.
Подаренной? Забытой? Что теперь…
* * *
Отпустило потом, после сосен.
Незнакомый бухтел невпопад.
Здесь такая же вздутая осень,
но хотя бы не видно оград.
Больше света? Да нет, больше бреда:
сосны, водка, машина, другой…
И не то чтобы вечный, но этот,
как его, безнадёжный покой
* * *
На Полежаевской, на Курском, в остальных
местах, несообразных человеку,
сбиваясь, отражаясь в ледяных,
мешая одинаковому бегу
успешных, своевременных плащей,
цепляя злоумышленные плечи,
взыскать не света, но смешных вещей:
большой реки и окающей речи.
* * *
Город позорных фасадов, но правильных линий
осенью кажется чем-то навроде кроссворда;
каждый четвёртый троллейбус по-прежнему синий,
долгий маршрут до вокзала всё так же четвёртый.
Выжить в эпоху комфорта значительно проще:
что им до нрава и прочих ошибок природы?
Выйди у мэрии, сядь на автобус до рощи.
Пусто в салоне? Похоже такая погода.
Между последней и пивом пристало подумать о мести.
Urbi et orbi: Стоять! Нифига я не сдался!
А просыпаешься в поезде или в подъезде
и паучку на плече: “Ну, чего, дурачок, привязался”?