Опубликовано в журнале Волга, номер 4, 2008
Морфий. Фильм Алексея Балабанова
Начало нового фильма Алексея Балабанова напоминает его ранний фильм “Замок”, снятый по роману Кафки. Молодой человек приезжает в какую-то дыру, где с ним начинают происходить странные вещи. Там живут странные люди, цивилизация где-то далеко. Собственно, этот сюжет наиболее мощно воплощен еще и в разнообразных “Дракулах”. Только роль всесильного графа-вампира здесь играет морфий. Болезненное пристрастие трактуется режиссером тоже в слегка вампирическом ключе – первый укол доктор Поляков сделал после осложнений, вызванных прививкой от дифтерии. Ему, естественно, полегчало и потом, подумывая о возобновлении приятных ощущений, он закатывает рукав и то и дело трогает место неудачной прививки, приведшей его к знакомству с морфием.
Впрочем, только ли с морфием? В юнгианской системе координат и Дракула у Копполы, и морфий у Балабанова – это встреча с Тенью. Которая, увы, не ведет к спасительному восхождению к Самости – во всяком случае, у героя фильма (в отличие, заметим, от самого Булгакова). Доктор Поляков обречен уже с первых кадров. Сестры милосердия, встречающие его повозку, похожи на каких-то инфернальных босховских монахинь, а деревянное здание больницы – типичное “гиблое место”.
Разумеется, “Морфий” напоминает и другой ранний фильм Балабанова “Про уродов и людей”. Тщательная стилизация, детальная проработка эпохи, идеальный музыкальный ряд (первый укол сопровождает задушевная песенка из репертуара Вари Паниной со словами “Предо мною открылась могила”).
Балабанов продолжает поддерживать имидж “темного” и “жестокого” режиссера. Абсолютная безвыходность лишь усугубляется травестированием религиозных символов – персонажи то и дело плещутся в переносной ванне, которая напоминает купель, в конце фильма священник чуть ли не машинально кладет епитрахиль на голову Полякова, только что проставившегося очередной дозой в опустевшем храме. Проходится Балабанов и по киношным штампам – встреча разлученных возлюбленных в конце фильма сопровождается отнюдь не поцелуем, герой делится с бывшей медсестрой самым дорогим – баночкой “стаффа”.
Революция в начале фильма демонстративно существует где-то “там”, за пределами замкнутого сугробами пространства, да и в конце она проявляется лишь для того, чтобы позволить герою в последний раз поживиться морфием, как заправскому “аптечному ковбою”. В последних кадрах он пускает себе пулю в башку в кинематографе, где крутят какой-то дикий трэш, которому аккомпанирует издевательски стилизованный под оперетку “Варяг”.
Кстати, странно, что Балабанов не противопоставил “медленные темы” – релаксанты, к которым относится и морфий – стимуляторам (кокаину, в том числе). Последние в мягком своем варианте (кофе) вполне социально приемлемы и даже поощряемы. Глобальные преобразования вполне адекватны массовому употреблению революционерами мощных стимуляторов вроде кокаина. Релаксанты же традиционно ассоциируются с сугубо частной жизнью, закрытостью от социальной активности. Губит, впрочем, и то, и другое.
Балабанов не стал осовременивать тему, в интервью он заявил: “Я не хочу делать ничего нравоучительного. Я хочу просто сделать красивое кино”. Это еще и дань памяти Сергею Бодрову-младшему, когда-то написавшему сценарий, по которому Балабанов и сделал свой фильм.
Бумажный солдат. Фильм Алексея Германа-младшего
Третий фильм Алексея Германа-младшего получил на Венецианском фестивале Серебряного льва – за лучшую режиссуру. Еще одна премия на том же фестивале – за операторскую работу. Фильм, действительно, снят так, что глаз не оторвать, его можно смотреть без звука.
Зрителям предлагается история о враче, который работает в составе отряда, готовящего первый полет человека в космос. Доктор Покровский запутался в себе, в своих отношениях с женщинами, он безудержно рефлексирует, как и положено русскому интеллигенту, и его сердце, в конце концов, не выдерживает, и он умирает в день полета Гагарина.
“Бумажный солдат” то ли вызывающе наивен, то ли циничен в своей постмодернистской изощренности. Невозможно всерьез после десятков – хороших и не очень – советских фильмов о честных и совестливых интеллигентах делать такое кино. Мы все это видели – и героический моральный выбор, и “сдачу и гибель”, и “лишних людей”, и различные вариации на тему девяти дней одного года. Тем не менее, гости снова съезжаются на дачу и говорят о том, как жить и как построить справедливое общество, о том, применимы ли к науке нормы морали и так далее. Но у Германа народ тусуется подобным образом и в 1961-м, и в 1971-м, что, в одно и то же время, и забавно, и грустно.
Фото Хемингуэя на стене и песни Окуджавы под гитару стали уже настолько избитым знаком времени, что становится как-то не по себе (собственно, и название фильма, со всеми предсказуемыми ассоциациями по отношению к главному герою – оттуда же). Но в то же время герои пристально рассматривают нас, зрителей, в бинокль. Избитые фразы об интеллигенции и ее месте в отечественной истории соседствуют с вполне современными приемами организации звукового ряда – еле слышными шепотами, скороговорками, одновременным говорением, что, очевидно, должно создавать впечатление естественной обстановки (но при этом почему-то все время представляешь себе, как озвучивали эту – да и не только эту – картину). Впрочем, когда главный герой в тяжелый для себя период чуть не попадает под поезд и его ругает бабка-обходчица, звук бидона, дребезжащего в ее руках, звучит громче, чем ее крики. Звуковой ряд фильма – постоянное словесное копошение, обрывки фраз, с которыми то и дело обращаются на секунду мелькнувшие крупным планом персонажи: “Пальто краской испачкали”.
Само Дело – подготовка полета – показано очень буднично и как-то мельком. Будущие космонавты нехотя проходят регулярные обследования, несут какую-то ахинею, занимаются физкультурой. Даже Гагарин в фильме есть, ничего особенного, никакого трепета и осознания Миссии, во всяком случае, внешнего. Сплошная рутина, быт и обыденность. Даже внештатные ситуации – пожар в барокамере – не более, как несчастный случай на производстве. Собственно, так же был десакрализован Серебряный век в предыдущем фильме Германа-младшего “Гарпастум” (вспомним Гошу Куценко в небольшой роли какого-то резонера, который оказывается знакомым героини по имени Саша Блок).
Впрочем, в фильме хватает и сюра – ликвидируемый женский лагерь, в который забредает жена главного героя, солдаты, фарцующие сантехникой на Байконуре, безвылазная грязь Казахстана, по которой космонавты катаются в скафандрах на велосипедах. Безумно красивое кино, с которым не знаешь, что делать, как не знал и его герой, что ему делать со своей жизнью.
Пленный. Фильм Алексея Учителя
Пятая картина Алексея Учителя – экранизация повести Владимира Маканина, первоначально фильм планировался к выходу под названием “Кавказский пленный”, как и литературный первоисточник. Но если в случае с прозой работали неизбежные ассоциации с Львом Толстым, то кинематограф столь же неизбежно напоминал известную комедию Гайдая. Поэтому просто – “Пленный”.
Сюжет фильма буквально повторяет канву повести Маканина. Чеченская война, двое солдат берут пленного, которого предполагается обменять на нашего, которого держат у себя чеченцы. Обмен не состоялся, пленником пришлось пожертвовать, чтобы выжить. Проще и грубее – убить своими руками, задушить, несмотря на то, что за время совместных хождений по чужой и прекрасной земле оказалось, что враги могут по-человечески общаться между собой и даже помогать друг другу. Что за этим стоит – широта русской души или скрытая гомоэротика, (более четко прописанная в повести Маканина), в которой никогда не решится признаться себе герой фильма, не так уж и важно.
Кто же, собственно, пленный? Почему это слово вынесено в название? Чеченский юноша Джамал или солдат Рубахин, которого “держит в плену” долг, сиюминутная необходимость принимать страшные и гибельные – и для других, и для него самого, как духовного существа – решения?
Оказывается, эта ситуация вненациональна и не привязана к конкретному эпизоду нашей истории. Когда фильм “Пленный” получил приз за лучшую режиссеру на кинофестивале в Карловых Варах, к Алексею Учителю обратились американские кинематографисты с предложением сделать ремейк “Пленного”. Действие предполагаемого фильма будет происходить в Ираке и его героями будут американские солдаты.
Действительно, во время просмотра фильма возникают ассоциации – от противного, естественно, – с американским военным кинематографом. Смелые парни берут пленного и, рискуя жизнью, спасают своих. Кто-то, конечно, гибнет, но тем радостнее победа, тем дороже счастливый финал. В этом фильме его нет.
Как нет его, собственно, во всех фильмах Учителя. “Пленный” продолжает линию, заданную лентами “Прогулка” и “Космос как предчувствие”. Во всех этих фильмах герои сталкиваются с незнакомцами, которые круто меняют их жизнь, заставляя пересматривать привычную систему координат – и социальных, и внутренних. Эти встречи дают им новое знание о себе и мире. И знание это – печально.