Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2008
***
Нынче здесь, завтра там, а потом в никуда, в никуда
пропадают друзья, пропадают враги, пропадают,
только черные птицы садятся на провода,
и как капли вечерние, медленно тают.
Только белые тени идут сквозь замерзшую речь,
полосатые робы скатав за усталой спиною,
посмотри, как привычно висит золотой щит и меч
над страной, безнадежно больною.
Вчк, кпб, поиграй мне побудку на ржавой трубе,
проиграй мне победку, помадку, пустую похлебку,
нынче здесь, а потом ты не мне, да и я не тебе,
да из Африки твердую пробку.
Только ночь на дворе, на глазах, на замерзших устах,
только польку, а то молдаванку, родную до боли,
замирают намеренно метрах немеряно в стах,
жернова на веселом помоле.
Подари мне циновку и бледную ткань января
опусти мне на плечи, размокшие розовой манной,
покури на заре, поднимая навзрыд якоря
над водой безымянной.
***
Бежит вода, незримое верстая, торопит солнце грозовую муть,
история, поверите, простая, летишь, и никуда не отвернуть,
бетонен лоб, гранитны рукавицы, солдата тень на ветреном плацу,
в пустых слеза старается налиться, но пыль бежит по страшному лицу.
Друзей осталась траченная сотня, горит приклад, и бронза наголо,
такое время ловкое сегодня, что спать пора, пока не рассвело.
Прилежен ты, а стоило бояться чужую речь на остренький зубок,
несите дружно золотые яйца, такая жизнь настала без забот,
бежит вода, хрустальная такая, теряет рыба звонкую слюду,
хрустит фарфор усталого Китая, стою по щиколотку, глубже не войду.
***
утро избы в землю ушли по пояс
отсырев верхнею половиной
стрелки часов указывают на полюс
крепкое облако над овином
того гляди расплачется отвернувшись
чтобы не видели трезвеющие сельчане
даже корабль и тот пропадет в минувшем
позабыв о причале
колесо смеха
Мы поднимаемся наверняка, мы становимся выше, чем ожидали,
женщины улыбаются сквозь облака, погонщик работает на педали,
его веселый велосипед косит оранжевым, быстрым глазом,
и на еще более чудовищной высоте, чей разворот замечен, но не указан,
висит сверкающий аэроплан, головою сед, крыльями весь распахнут,
и солнце, испугавшись собственного тепла, морем вчерашним пахнет.
Смеемся тебе, говорили пьяные дети, в теплых мохнатках, местного говорка,
игрок на трубе играл на вечернем свете, пальцами в сладких музыках старика.
В улыбке холодной, от снега еще кривее, зубы белыми камушками блестели,
и стволы деревьев, пробитые до червей, отвечали вслух пляске сырой метели.
Мы поднимемся наверняка, оказавшись неба на сгибе тайном,
мы увидим рассыпанный, как мука, летящий сквозь воду лайнер,
он идет на север, но его отражение хочет уйти на юг,
прихватив капитана за крик холостой команды,
и волны ловят и пьют хрусталь голубых кают,
и матросы поют и играют в нарды.
спелая луна
Отдохни еще немного, звезды над тобой,
и пустынную дорогу вечером любой
по асфальту свет рисует, этот уголь станет сурик,
белые ветра, холод до утра.
Отдохни еще, подумай, месяца луна
уплывет холодной туной голубого дна,
свет раскачивает люльку, а еще позвал июль ту,
что болела зря, на губах заря.
Можно я тебя забуду, гордое твое,
плавит лунную полуду, ловкое копье
ветра в горло залетело, на пороге только тело,
остальное там, дорогим местам.
Отдохни, короче ночи верная печаль,
мамка льет усталой доче колченогий чай,
на губах налет немот лишь, почему в глаза не смотришь,
горячо дышать, не тебе решать.
Над глубокими горами неба высота,
по дороге догорали, досчитав до ста,
тишина проходит мимо, говоришь, на именины
петь тебе идти, больше не хоти.
Малыши, как паровозы, пылью хороши,
и лозы поспели слезы, собирать спеши,
время весело гуляло, пей еще, когда халява,
сладко, говоришь, да не повторишь.
Отдохни еще, тебе же завтра не вставать,
на огни, что светят реже, разменяв кровать,
солона прохлада комнат, а она тебя не помнит,
все летит летьмя звездного плетня.
Ночь молчит, луны болтает серебро во рту,
холод глубже проникает за душу пальту,
звук забыл, когда, лиловый, он поймал тебя за слово,
подарил пятак, отпустил за так.
***
Вино длиною в год старается на совесть,
никто не узнает больного старика,
а он себе идет, судьбой не успокоясь,
и медленный киот, что молимся слегка,
и медленный кивок навстречу человеку,
когда он достает последние слова,
березовый завод закончился у века,
он на руки прилег, и вся его трава.
Крепи свою муку, неумолимый мельник,
и медом наливай растерянный сусек,
больному старику что день, что понедельник,
вези его, трамвай полуночных бесед,
спаси его, собес, когда, непобедимы,
уходят поезда в неистовое вне,
и, пасынок чудес, волнуется Гудини,
в руке его звезда, рожденная в вине.
***
Веревки, говорю, веревки, стропил совсем не различу,
и кто-то маленький и ловкий ползет по острому лучу,
он залезает прям на солнце и огнь ладонями берет,
и ослепительные кольца бросает вниз наоборот.
Сквозь облака мышиной статью звезды падучая пчела
и руки прижимая к платью, ты платишь взглядом за вчера,
а мне бы холмы и равнины читать, зайдя на перевал,
ручья звенящего стремнины, где сны смотрел и забывал.
Прощайте, говорю, прощайте, не стоит масти, если шесть,
и листья колкие печальте, гремя в безудержную жесть,
на то и дождь, что перестал и дрожит, как лошадь под вожжой,
и кто-то маленький, усталый, ложится навзничь, как большой.
***
кофе коричневым сном
рисунки пыльного солнца
за окном зеленый рассвет
уложи меня спать чтобы ровно дышал
музыка ждет
струны и стрелы и страны ее
за окном солнце встает
спать уложи чтобы ровно дышал
клен и медведь и кривая ольха
медь и смола и фарфоровый шар
за окном разговор королька
спать уложи чтобы ровно дышал
***
Забытый на подоконнике
плачевный платок,
мальчишки играют конники
на восток,
девчонки канючат пряники,
чтобы обременять
животики и кораблики.
Солнце поднимается на канатике,
роса костит ягоды перебой,
а ты научи меня математике,
от суеты рябой.
Бешенство ушек маленького
собачика на снегу,
дай валенки,
все равно убегу.
Платок, платочек,
положи мне его в карман,
а жизнь мою хочешь,
где фонари горят,
а смерть мою плачешь,
я сам себя поломал,
цеплял пальцами якорят.
Солнечное кочевое облако,
кучевая его гроза,
а я люблю своего ослика,
его апельсиновые глаза,
травы горсть,
а он яблоко был непрочь,
к тебе гость,
ночь.
о земле
Дышу, как волк, икаю над золой и ручью киваю седину свою,
меня поймал ночной гиперболоид на лунную, прохладную змею,
душа полна восторженных испарин, налей вина, неугасимый Гарин,
волна летит, вспеняя берега, и на пути ни друга, ни врага.
Просыпешь тальк на пролежни ленивых, ушастых, зазевавшихся равнин,
и уголь кальк мечтою анонимок становится последний гражданин,
перо по буквам, поминая лечь им, земля как будто пахнет человечьим,
напишешь сон, и голова цела, и ходит слон на цыпочках стола.
На черноземе пахота горит, и тракторишка тащится пластунским,
у бригадира верное болит, он навсегда останется под Курском,
светло в ночи, давно необратимо, зерно молчит, но помнит побратима,
его наган и алые слова, где луговая вечность узлова.
Когда и мне просиживать штаны, за годом год, а за два не давали,
но если говорить обречены, то замолчим, играя на кимвале,
едва ли сел, по голову прополот, лукавит серп, предсказывая молот,
дышу, как волк, над черною водой. Мне двести вольт, я умер молодой.