Письма Вячеслава Петрова Валерию Белохову. Предисловие Олега Рогова
Опубликовано в журнале Волга, номер 1, 2008
Вниманию читателей предлагаются письма Вячеслава Петрова, адресованные Валерию Белохову. Это очень своеобразный эпистолярий – переписка двух диссидентов второго, так скажем, эшелона, давно отсидевших свои срока, живущих как частные лица. Они предпочли – каждый по своим причинам – остановиться в своей диссидентской активности и вести обычное существование. Впрочем, обычным оно уже не могло быть по определению – неизбежное внимание «органов», круг общения, хотя бы с солагерниками (личный и эпистолярный), от которого они не могли и не хотели отказаться.
О Вячеславе Петрове. Его имя стало известным благодаря политическому процессу – «делу Давыдова и Петрова». Вот некоторые выдержки из 29 номера «Хроники текущих событий» (от 31 июля 1973 года):
«Георгий Валентинович ДАВЫДОВ,
Вячеслав Валентинович ПЕТРОВ,
ДАВЫДОВ был арестован органами КГБ 22
сентября
В.В.ПЕТРОВА,
на квартире которого в Ленинграде 22 сентября
Следствие по делу ДАВЫДОВА и ПЕТРОВА велось более 9 месяцев. Свидетелями проходило более 50 человек. Следствие велось Ленинградским УКГБ (старший следователь майор ГЛУШКОВ, следователи: ГОРДЕЕВ, ПОСПЕЛОВ, ЕГЕРЕВ и др.). <…>
В.В.ПЕТРОВ обвиняется в том, что в марте
ДАВЫДОВ, в ходе следствия не признавший себя виновным, на суде полностью признал вину. ПЕТРОВ, как на следствии, так и на суде, признал себя виновным частично.
Подтверждая фактическую сторону обвинения, ДАВЫДОВ на суде подчеркивал самую незначительную роль ПЕТРОВА в их совместной работе. Как и на предварительном следствии, ДАВЫДОВ отказался назвать ленинградский источник получения литературы.
ПЕТРОВ, излагая суду свою позицию, сказал, что может с некоторыми оговорками признать лишь фактическую сторону дела, но категорически отверг обвинение в наличии у него целей подрыва и ослабления советской власти.<…>
Свидетель М.ПРИМА, член КПСС, начальник заводского научно-технического отдела, бывший школьный товарищ ПЕТРОВА, дал показания об антисоветских настроениях последнего в период их знакомства в конце 50-х годов. Он вспомнил, что ПЕТРОВ приветствовал венгерские события 1956г. Подсудимому пришлось уточнить, что в это время он служил в армии и не мог обсуждать события со свидетелем.
Свидетель
Валерий Иванович БАЛАКИРЕВ (
Свидетельница Г.СЕМЕНОВА (старший лаборант института «Механобр»), бывшая жена подсудимого ПЕТРОВА, подтвердила на суде свои показания о том, что в 1964-68 гг. ПЕТРОВ неоднократно выражал недовольство Октябрьской революцией, обвинял коммунистическое руководство в гибели его отца во время войны, а однажды знакомил ее с двумя самиздатовскими работами. Свидетельница признала, однако, что свое недовольство ПЕТРОВ высказывал, главным образом, по бытовым вопросам и, как правило, в пьяном виде.
Государственный обвинитель ПОНОМАРЕВ пересказал фактическую сторону дела, в основном, повторив текст обвинительного заключения, и потребовал для ДАВЫДОВА лишения свободы сроком на 6 лет с последующей ссылкой на 3 года, для ПЕТРОВА – лишения свободы сроком на 4 года с последующей ссылкой на 3 года. <…>
Защитник ПЕТРОВА адвокат ХЕЙФЕЦ, никоим образом не оспаривая выводы следствия, подробно остановился на мотивах, побудивших ПЕТРОВА встать на ложный путь, нарисовав портрет неудачника, недоучки, человека, не нашедшего своего места в жизни. Адвокат напомнил, что за последние 10 лет ПЕТРОВ 45 раз менял место работы «в поисках самого себя». Говоря об изготовлении ПЕТРОВЫМ совместно с ДАВЫДОВЫМ на мимеографе 40 экз. «Тактики ДДСС», ХЕЙФЕЦ подчеркнул, что решающим моментом здесь было наличие у подзащитного отдельной квартиры, что сам ДАВЫДОВ не считал ПЕТРОВА единомышленником, не доверял ему, из-за чего просил БАЛАКИРЕВА, обучавшего их работе с мимеографом, назваться для ПЕТРОВА другим именем. Адвокат говорил о несерьезности провозглашения клочка бумаги под названием «Российский социал-демократический трудовой союз» программным документом борьбы с советской властью, подчеркнул, что нет доказательств распространения ПЕТРОВЫМ этого своего наброска. Защитник просил для ПЕТРОВА минимальный срок по ст.70 ч.1 (6 месяцев лишения свободы). <…>
ПЕТРОВ в последнем слове выразил недоумение
сроком, потребованным для него прокурором. Он вспомнил, как в период следствия
и следователь, и сам прокурор говорили, что его главная и единственная вина в
недоносительстве. («Сел бы на стул, написал все, как РУДОЙ, и шел бы на процесс
в качестве свидетеля»). Но, что-что, а Иудин грех взять на душу он никак не мог
и не возьмет. ПЕТРОВ еще раз отметил, что ни в какой форме не распространял
антисоветскую литературу, а о своем недовольстве режимом говорил всегда открыто
вплоть до
В приговоре вновь повторены все пункты обвинительного заключения, а вина Г.В.ДАВЫДОВА и В.В. ПЕТРОВА в совершении особо опасного государственного преступления по статье 70 ч.1 УК РСФСР сочтена полностью доказанной. Приговор: ДАВЫДОВУ – 5 лет ИТЛ строго режима с последующей ссылкой на 2 года: ПЕТРОВУ – 3 года ИТЛ строгого режима с последующей ссылкой на 2 года».
Александр Романов, тоже политический сиделец, саратовский знакомый Петрова, так вспоминает о нем: «Особый интерес представляют его письма. Он издавал журнал «Слово»; но если ему попадались какие-нибудь западные издания, «тамиздат», так называемый, или местный самиздат, он старался знакомить <с ним> окружающих. Были у него всякие католические журналы и православная самиздатская литература…» (Альманах «Василиск», N 4). В этом отрывке описывается жизнь Петрова в то время, когда стал возможен «легальный» самиздат, имеется в виду конец 80-х. Слава Петров, по-видимому, всегда обладал какой-то особой магнетической притягательностью, которая, наряду с надежностью и порядочностью, несмотря на разгульный, подчас, образ жизни, притягивала к этому человеку самых разных людей из самых разных социальных групп. На излете советской эпохи он немного воспрял, жизнь стала наполняться не только разговорами и известями о том, кого посадили и кого выпустили. Стала возможной некараемая – в определенных пределах, разумеется – социальная активность. Слава, полагаю, был умеренным почвенником, такого же направления придерживалось и машинописное «Слово», которое он одно время редактировал.
К сожалению, ему было отпущено мало времени – в 1989 году Вячеслав Петров скончался. Он ненамного пережил своего адресата и сумел, несмотря на стесненное материальное положение и неизменные проблемы со здоровьем, приехать в Саратов на похороны Валерия Белохова.
О Валерии Белохове: родился в 1947 году, работал в СКБ сейсмического приборостроения, арестован в сентябре 1972 года, в декабре осужден по 70-й статье на пять лет. Рассказ о нем и публикация его лагерных стихов – в № 4 альманаха «Василиск».
Саратовский историк Виктор Селезнев так описывает историю «группы Белохова»: «В те дни, когда в Саратове узнали о суде над Александром Романовым и его друзьями, двадцатитрехлетний Валерий Белохов, первокурсник-заочник исторического факультета, решил создать подпольный кружок. Валерий и десять его единомышленников объединились в «Союз прогрессивного социализма». Они разделяли позиции правой социал-демократии, были сторонниками шведской модели социализма.
Союз выпустил первый номер (он же оказался и последним) журнала «Время перемен». На обложке – профиль Ленина. Белохов надеялся таким способом увлечь более широкий круг читателей, тех, кто сверял новые веяния с ленинским учением: им легче было бы воспринять иные идеи, иной взгляд на советскую действительность.
Подпольщики задумали создать первую в Саратове свободную радиостанцию; она должна была действовать в пределах города, рассказывать правду о положении в стране, о противозаконных действиях местных и центральных властей. <…>
Учредительную конференцию «Союза
прогрессивного социализма» провести не удалось. Осенью 1972 года участники
Союза были арестованы. Но инсценировать в Саратове еще один громкий
политический процесс партначальство не отважилось. Валерия Белохова судили
одного и приговорили к 5 годам заключения» («Мемориал. Информационный бюллетень».
№ 16. Март-апрель
Белохов был освобожден в сентябре 1974 года досрочно, по помилованию. Это, пожалуй, всё, что можно сказать с полной определенностью. Остальное либо требует уточнения (обстоятельства дела), либо фантастично (А.Романов: «Он просидел меньше пяти лет, которые получил по приговору. По его словам, его отец дал взятку председателю Верховного Суда Николаю Подгорному, после чего Подгорный его выпустил». Альманах «Василиск», № 4), либо упречно: диссидентская репутация Белохова в заключении была испорчена.
«Хроника текущих событий» № 32 от 17 июля 1974 г: «заключенные добились от
БЕЛОХОВА признания в том, что он сотрудничает с КГБ». № 40 от 20 мая
Об этом есть и в переписке Петрова с Белоховым – как об эпизоде несомненном, но оставшемся далеко в прошлом.
Атмосфера этой переписки (конец 1985 – начало 1986 года) – душноватая и безысходная. «Бойцы вспоминают минувшие дни», но иносказательно, намеками. Рассказывают друг другу о бытовых неурядицах и болезнях. Скептически относятся к новому лидеру – на их веку это уже не первый соблазн перемен, впрочем, еще толком и не озвученных.
Слава Петров жил на Заневском проспекте в однокомнатной квартире типового советского дома вместе с парализованной мамой, за которой он ухаживал (ей было суждено пережить сына). Переписка для него – как и для многих в ту эпоху – окно в мир. К письмам он относился очень тщательно, пользовался исключительно чернилами, презирая авторучки. Изъяснялся кудряво, но всегда точно и ясно, выработал своеобразный стиль, вполне адекватный его владельцу.
Подстать ему был и адресат. Белохов и Петров педантично нумеровали отправляемые друг другу письма, все эти «№ 17» и тому подобное – указание на номер письма, которое было отослано, уведомление о том, что оно было получено. Или не получено (цензура, мать ее), и в этом случае нумерация была оправдана сугубо утилитарно.
Олег Рогов
№ 9
СПб – Ленинград
А 17-ый объявился. После 19-го N-ра. Однако, ты сыплешь.
N-17. Брюзжишь? Все мы лепим схемы. Все. Например: вот закончу 10-ый, поступлю в МГУ, курса с 3-его начну писать, а там печататься… ну, и т.д. и т.п. А встретил через 20 лет, ничем там из схемы и не пахло.
Но есть допуски, эти самые + – , за которые выходить нельзя и которые определяются сущностью, природой человечка.
Какая уж тут категоричность!
И вот тут-то вся собачка и зарыта: «…Да никому я ничего не должен…»
Добавочка же «…и мне никто ничего не должен» вовсе не спасительна. И потому, что это не очень правда (ты совсем не так и беспамятен на долги), и потому, что наше собственное невзыскивание с должников не избавляет нас от обязанностей перед взаимодавцами.
А с Ольги[1] что спрашивать-то? И баба, и лет-то… Что же до подарка Жанке[2], то прикинь, каков был бы подарок, если не него потратить половину хоть только за последний год прожитых денег. Сегодня вот пришла записочка от Романова, где он вспомнил, что если бы во время вашей последней встречи он «не выдал бы 6 рублей, то они (вы) бы померли-с». Хорош, значит, был! И тогда Жанкино 16-летие было не за горами. Что виноватых-то искать?! У нормальных людей все нормально и проходит.
Фрукты Олькину маму – увы! – тоже не спасут. Олька могла б иметь и миллион рэ, и он не помог бы тоже… Ну, ей извинительно по полу и малолетству. Ах, в прошлом она не думала о матери! А кто о родителях в 20 лет думает, особенно, ежели родителям самим по 44? Дети всегда меньше думают о родителях, нежели те о них. Ты вот и о детях не шибко-то издумался, а на 16-летие вдруг всполошился.
Да всё это оттенки. Главное, – и тебе писал я, и говорили другие, наверное, – не хрена браки эти лепить! Жил бы себе на два дома (родительский и Вовикова[3] халупа). И все было бы хоть внешне прилично. А так опять срам! И всё от того, что ничего не должен! Да перед собственным именем должен! Про совесть, чей один край «плюс», другой – «минус», уж молчу! Бедное имя! Кто 100 раз женится эффектно и со срамом расходится? – Белохов! Кто из политзоны исчез, оставив темное недоумение[4]? – Белохов. Кто на бытовой у цириков окопался[5]? – Белохов! Всего уж перебирать неохота. Другому бы я не написал бы этого. А тут волею случая да сроком времени мое имя вплотную упоминается рядом с Белоховым, тем самым получаю право и потребность.
Т<ак> что полковнику Белохову[6] не позавидуешь. Помолодеешь тут… Ну, не вышел из тебя хор. сов. человек с карьерой, то пусть бы просто милый человек вышел. Я не думаю, что я зрячей К.Г. Он, может быть, видит и знает побольше моего, включая лагерно-технократическую историйку.
11. 06
День четвертый беспрерывно идет дождь. Разный. Серым-серо. И сыро. Только сюда бы тебе. С начинающейся чахоткой. У вас, конечно, не фонтан, но все-таки, думаю, менее вредно. В прошлом веке, судя по лит<ерату>ре, СПб числился в России одним из самых распрочахоточных мест. Теперь это как-то не бросается в глаза. Правильно замечено, что всякий век, может, период в два века, но каждый имеет свою болезнь. Вот и 19-тый всё чахоткой и отличался. И СПб в этом смысле подобрел теперь.
Новостей, повторяю, никаких. Кроме писульки Саши Р<оманова>[7], из которой знаю, что Огурец[8] сменил адрес. Сам он меня покамест об этом не уведомлял, т<ак> что адресишко Иг<оря> Вяч<еславови>ча тебе придется подождать или взять у Саши Р.
Пиши Кр<ониду> Аркад<ьевичу>[9]. Тем более, что я теперь несколько вооружен на предмет исчезновения писем за кордон. И ежели сгинет писулька твоя, попробуем взыскать положенную сумму. Всё на глоток-другой тебе в санатории с какой-нибудь тубичкой хватит.
Почему тянут с больничкой? Про какие боли в легких ты пишешь? Легкие сами, точнее, ткань самого легкого не болит и болеть не может. А то мучительнее туберкулеза и болезнь найти трудно было бы. Тубики кровью плюют, а ничего не болит. Повторяю, три материна брата и ее мать (бабушка) умерли от туберкулеза.
Ну, ладно. Опять мы про болезни… Мне в отношении их нужны ответы на вопросы, заданные в № 8-ом. А то у тебя все эмоции. Еврейского, к сожалению, образца. Действительно, откуда бы такое?…
* * *
Вчерась вдруг принесли бандероль. Из Мюнхена. Непонятное содержание, непонятный отправитель. Четыре сборника И. Бунина, причем одинаковых (?). Книжечки (две), одна – прозы, другая – стихов, Солоухина. Я и в Совдепии Солоухиных, Абрамовых и проч. хор. сов. литераторов не особенно читаю, чтобы еще получать их из Баварии. Изд-ва советские.
Чудеса! Может бандероль «со значением»? Может только через меня? Разъяснений нет. Подождем… Отправитель – J. Woznessenskaja (Ю. Вознесенская?)[10]. Никогда не знавал этой писательницы. И, конечно, не читывал. Чудеса!
За бандероль не платил ни копеечки, они б за джинсики так-то… Чудеса!
* * *
Значит, говоришь, папаше вручили I степени. Я уж как-то забыл отличие I-ой от II-ой. Кажется, I-ая на висюльке, а не на винте. И выходит у твоего папаши 3 ордена (а не 4), т.е. два ордена Кр<асной>. Звезды и две степени ордена Отечественной Войны.
Кр<асную>. Звезду я, грешный человек, не люблю. Он какой-то общий. Всем. И ментам. В действующей армии типично советский – где солдатику медаль, там офицеру – Кр<асную>. Звезду. Вот «За отвагу» – славная медаль! И для офицера, и для нижнего чина. Единственная в Совдепии чисто серебряная медаль. Правда, ее, смотрю, и в Афганистане дают. Жаль… Медали же типа «За оборону…», «За взятие…» хороши только своей неповторимостью. Теперь если только немцы отчеканят «За освобождение Кенигсберга».
И Обороны Л<енингра>да не будет. Последняя мне особенно мила на груди урожденных л<енингра>дцев. Тетке II-ю степень пожаловали, но пока не дали. Сказали, что нижние чины будут «охвачены в течение 2-х лет». Тетка смеется, напоминая, что ей уже 77 – рискует и не получить.
Да! У Кузюкина[11] тоже была Кр<асная>.Звезда. За усердие. И за Чехословакию… Отобрал трибунал. Вместе с капитанским чином. Он теперь рядовой запаса.
Что-то, кстати говоря, примолк… Здоров ли… Забавная страна Совдепия! У Капитана вот чин отняли, а ребятам, что получили чин в институте на кафедре, кое-кому за срок отсидки повышение вышло: сел лейтенантом, вышел – старшим. Мы очень смеялись, помню…
Ну, вот и всё. Дела стоят, а не могу выйти в магазин – должны прийти сестра (укол) и участковый врач.
Завтра же – будет происходить ВТЭК на дому. Воткнут матери инвалидность. Теоретически должны прибавку сделать к пенсии. Ежели б так, то не помешало бы нам… Хоть и червонец.
Вот и совсем всё.
Жду серьезного письма.
И начинай выздоравливать. И не скули о больничке. Там, у тубиков, прилично. Да и ходячий ты. Потом в санаторий поедешь. Тоже хорошо!
В.Петров
№12
27.06.1985 г. по Р.Х.
СПб – Ленинград
Милостивый государь!
Получил № 24. На 7 страницах. И весьма человеческое письмо. Правильно же я тебе говорил, что болезнь будет не без приятности. Первые, я смотрю, обретаешь – разборка хлама, отсутствие висения над душой всяческих служебных необходимостей… И дальше будет, полагаю, не хуже, только болезнь бы не прогрессировала!
Ты вот выразил опасение, что в ответ на твои «сентименты» я тебя «непременно огорошу. Этак селёдкой по морде!» (А почему именно селедкой? Это что, неприятней, чем чем-либо иным?)
Несколько огорошил ты меня:
Сотня моих писем, копии твоих собственных. Внимательно, значит, относитесь к собственному эпистолярному наследию. Вообще себя очень цените. Любите, хоть и браните. А уж что жалеете-то… Твоя мысль, что мои письма с копиями твоих, собранные воедино, – это небезынтересно, мысль есть неплохая. Но если этот «сборник» отдать в руки третьему лицу. Желательно литератору глубокому, искреннему… Что-нибудь типа Исаича, пусть покамест и вовсе неизвестному. А у нас с тобой – у тебя ли, у меня ли – в руках, или в руках какого-нибудь нашего знакомца нашего же пошиба этот «сборник» – хлам, макулатура.
Или эту подборку надо отдавать талантливому негодяю, типа литератора (или, как говорят, представляют его по телевизору) писателя Генриха Боровика. Тут к сборничку надо еще кратенькие биографические справочки приложить. Он бы в двух местах заработал – частью на политическую, антидиссидентскую публицистику бы потратил в нужный момент, а частью во что-нибудь художественное ввернул. Желательно в пьесу, сценарий. Подоходней!
Дело в общем твое, но мне не хотелось бы быть читаемым кем-то от просто так. Ведь писано и по поводу, и в связи, и конкретному лицу. И конкретно.
Хотя тут же и плевать…
Оказывается, ты уже успел писнуть Болонкину[12]. Вы бесспорно старые приятели, вместе в Барашево на сомнительных основаниях (Ваша милость особенно) обретались[13], но вообще-то можно было бы и со мной посоветоваться, а время ли сейчас писать в Улан-Удэ? Я ведь все-таки адресочек дал. И не спросясь. Обильная переписка сейчас Болонкину вредна, а он ее тоже любит. И в письмах излишне старомоден, словно и не прошло 15-ти лет, – нет-нет да и обличнёт порядки в прямо-таки классическом стиле самиздата конца 60-х – начала 70-х гг. Это ему сейчас ни к чему-с. За ним грешки многие….
Зачем тебе эта переписка? Что ждешь? Писал бы мне да девочкам, если есть подходящие. Мне – отдушина. Девочкам – авось пожалеют при случае. А так бы читал себе Зюссов[14] да прочее. Чем не жизнь? Но вообще-то вы с Сан Санычем несколько родственники – в 1-ю очередь озабочены собственной персоной. Сан Саныч даже политику воспринимает сугубо через свои удачи и неудачи, успехи и проч. Ты-то хоть в быту (не должен никому ничего, да и все тут!), когда же в общие рассуждения уходишь, то тут, грешить не буду, о себе забываешь. Тут – Белохов. Но не о Белохове, а о предмете рассуждения. Саныч же все также о себе посредством предмета разговора.
29.06
Только что покалякали. Я не очень жалую телефонные разговоры (они продуктивны, когда очень спешно очень конкретно. Или же, когда они ну, хоть бы через день минут по 10), но все-таки разнообразие.
Еще о Болонкине. Он меня в письме спрашивал о достоверности мордовского слушка о том, что Белохов расплатился за помиловку выступлением в Саратовском ун<иверситете>те. Я ответил, что ни от Белохова, ни от кого другого из саратовцев ничего о таком выступлении не слышал. Да и кто, собственно, Белохов для эффективности такого выступления? Профессор, доцент Ун<иверситете>та? Иль хотя бы популярный студент-отличник выпускного курса, впавший в диссидентство, а потом «осознавший ошибочность своих действий»?
Ты про эту мою откровенность Сашке не пиши. Пусть сам спросит, коли я его не убедил. Мужик большой путаник и несчастный в общем-то человек. Бог ему судья…
* * *
Закрытый процесс – это, конечно, лучше, чем открытый… Но носителем, так сказать, инфекции, ты всё же являешься. И квартирка необходима! 1-ой бабе тоже бы уместно в этом плане почесаться. Пусть Ирка[15] за нее напишет, а та подмахнет. Тем более, что время есть – твои лечения годик сожрут. Чесаться, чесаться надо, милостисдарь! Термин же, столь нелюбимый мной термин «распадание» я слышу уже от второго человека. То же говорили и о Борисе Быстрове до последнего обострения болезни, из-за которой и вылез всё решивший рачок.
Может наука теперь находит этот термин наиболее соответствующим действительности? Хрен тогда с ними… Пусть тогда «распадение», но растянутое еще лет на 25-30. Распадаться можно по-разному.
И повторяю вопрос: Какие лекарства дают тебе от сердца?!
От Огурца не имею до сей поры ничегошеньки. А значит, и нового адреса. Я им вообще-то не шибко балуем. Сашка в большой чести. Или на более официальной ноге? Не знаю… Не уязвлен. Я, смотрю, становлюсь с годами все менее и менее уязвим. И тебе рекомендую. Очень облегчает жизнь.
2.07 (Уже июль!)
А Иг<орь> Вяч<еславович>ч, даст Бог, поживет – легок на помине, 30 открыточку прислал. Весьма кратенькую. Сильно хворал, пишет. О причине смены адреса (собственно, только улица и № дома изменились) ни слова. Причины могут быть разными… и «хитрыми»… По-разному «хитрыми».
Адресок-то я мог бы и вложить, но надо ли, старина? У Иг<оря> Вяч<еславович>ча и своей кислости хватает. А тут еще туберкулез твой! Человек он вежливый, так что будет силиться, но ответит. А надобны ли ему сейчас усилия на некоторое лицемерие, ибо вы не так и близки, да и «мнение общественное» о тебе? И опять же Александр Иванович, надо думать, не похвалил… Так что ты, В<алерий>.К<онстантинович>, покамест воздержись. Я тебе адресок в самое время «подошлю», как теперь говорят…
* * *
Пришел №25. А ничего письмецо! Гладко, братец, пишешь: и «аккумулируется» там что-то у тебя, и все такое прочее… Никаких ироний не усматривай! Я на полном серьезе. Я вот так не сумею, даже если захочу специально. Не умею. Или не дано. Мысли мне твои не удивительны. Подобное может осенить и меня, но вот изложить именно так, я – увы! – не могу.
Хотя, может, тут и не нужно этого «увы»?, т<ак>к<ак>. это, может, и хорошо, что я неисправимый Петров. Надо же кому-то безнадежно быть самим собою. Я могу написать на эту тему, но понесу это образно. Образ – вот моя стихия. Наверное, не надо было бросать стихи. Или маленькие поэтические рассказики. Верх объемности – повестушка. Хотя бывает, что и поэты пишут толстые романы. Ну, хоть бы «Доктор Живаго». Я тут перечитал не так давно. Очень красиво написано. Порою описание чего-либо – нерифмованные и неритмические стихи. Зорок старик Пастернак был.
6.07
Одначе, смотрю, ты что-то раззвонился. Деньги завелись? Так ты их лучше в больничку, а лучше – в санаторий прижми. Пропить с какой-нибудь девочкой. Не исключено, что и там попадется тебе евреечка (они, слава, Богу, тоже чахотствуют).
Да! А я вот потерял №-р твоего телефона!!
7.07
Получил и №27. И время вроде бы было, чтоб написать тебе, да вот что-то не идет… Дух смят, здоровье сниклое (следствие возлияний). Хотелось бы встряхнуться, но нет ни здоровья, ни зубов, ни денег, ни досуга, ни квартиры. А что, собственно, есть-то? Хорошую б бабу. Молодую, смазливенькую, незалёжанную. Целочку-соплюшечку совсем бы хорошо. Казалось бы, старческое желание. Но я всегда их любил. Даже когда сам был почти сопляк. Сейчас же попробую лечь спать. Один. Без столь желанной, не побоюсь сказать, необходимой сопливочки. А в балде вдруг завертелось нечто, подобное частушке:
Эх, да сопливочки!
Вы словно сливочки!
Если, усесться, плотно, то многое еще можно было бы присочинить в таком же духе. Я умел писать «на заказ». И если бы не бросил, то был бы как Роберт Рождественский. Хи-хи!
8.07
Мне вообще-то хотелось бы написать Вашей милости относительно твоих вкругеврейских рассуждений. Эко нагорожено! Их, оказывается, даже нужно «изучать»! Да они давно изучены. Никаких секретов в общем-то нет. Кроме разве точно организованной структуры руководства масонами. Ну, и естественно – списков с адресами. Я как-нибудь выскажусь… Покудова что-то лень. Да и висит несколько очень нужных писем. Не в струе.
Это письмо получишь, надо думать, в больничке. Так что затыкаюсь.
Выздоравливай. Пописывай.
В. Петров
№13
14.07.1985 года по Р.Х.
Милостивый Государь!
Получил сразу три письма. В том числе и избольничное (№31). А что? Начало, ей-ей, терпимое. Мне так увиделось из твоего первого впечатления. Пристроишься, думаю. Ты и в тюрьме, брат, – особенно в последней, – приспосабливался. Тебе ли скисать, старик? Да ты и не скисаешь. Это я для порядка. На всякий случай. Что нам больничка…
А вот сердечной бойся. Там такого шику, как пьяные, не узришь. Там будут все трезвы (и ты!), хоть на каждый столик будет поставлен графин со спиртом. Занудно там! Ходят люди и шаги, и удары пульса, слушая, подсчитывают. Я вообще-то уже тебе пишу. Не с особой охотой, если признаться. Но посчитал необходимым закруглить ту темку. Там нам не столковаться. Но там, в том разговоре (письме), ужасно много слов. Когда их побуквенно вырисуешь ещё… Так что делаю без №-ра. Занумерую по изготовлении.
Как противно так вот писать – урывками, случаем и т.п.. Не вкусно. Хоть не пиши.
15.07
Вот наступила и половина июля. Уведомления же нет и нет о моем заказном письме Болонкину (на имя Шаромовой Т.Н. от 27.06). Люди генерала ГБ Верещагина бдят (надо думать, что, кроме спецобъектов, и делать-то в общем нечего. Особенно по диссидентской линии). А тебя черт корчит с «воспоминаниями» о Твердохлебовской истории и т.п.! Кому это надо?! Уж сам Твердохлебов[16] забыл, как оно и жилось-то в Совдепии, а у тебя всё ещё отрыгивается… Ты всё от дерьма никак не оботрешься, а люди Верещагина при случае ткнут Болонкину в нос, что он-де опять что-то собирает, обобщает и т.д. и т.п.
Думаешь, ему моя «сообразительность» не повредит? Дай Господи, чтоб Сашка догадался отпереться – знать, мол, ни хрена не знаю! Кто сказал? Кто просил? Ах, Петров? Ну, и спрашивайте у Петрова!!
Писал бы о каком-нибудь солидном «вообще», о «Ней» и прочее… Тебе вредно адреса давать стало, Валерий Константинович!
Письма копишь. Как-то их там кастрируешь при этом. Нет, брат, копить так уж копить! Без кастраций. Тем более, что Брежневы, Черненки, Сусловы и Андроповы – это уже не очень правильное былое теперь…
16.07.
Пришло письмо от Сашки Б<олонкина>. Даю копию кусочка (даже не цитату – со всеми знаками и т.п.):
«Сегодня, 8.07, получил письмо от Белохова (обширное). Прислал твоё и своё фото. Пишет, что нигде не выступал и даже не писал помиловку (!?), а написал «отказ от оппозиционной политической деятельности», т.е. от марксизма, т.к. садился как марксист. Пишет, написал насчет меня Любарскому (!) и хочет написать Вагину. Советует меняться на Саратов, т<ак>к<ак> от Саратова 18 часов езды до Москвы».
Как это прикажешь понимать?!
Ну, от собственного дерьма, повторяю, которым ты, обгадившись, измарался, ты волен в общем-то обтираться как, где и перед кем угодно.
Но вот зачем гадить другим людям?! Впечатление, что у тебя обнаружили затемнение не в легких, а в мозгу! За коим хреном ты полез с Болонкиным к Любарскому?!! Ты подумал перед этим, что такое ты, Болонкин и кто теперь Любарский? Вообще-то, наверное, подумал. Как и понимал, что лепишь глупость, если не заведомую гадость, иначе в своем письмообилии ко мне ты непременно сообщил бы об этом. Ты же ни гу-гу.
Ходатай выискался!
Любарский и его евреи, столь любимые тобою евреи, очень зорки и памятливы на чужие грехи, слабости и ошибки. Тем более, что сам-то Кр<онид> Арк<адьевич> официально чист и даже благодаря лагерной возне – герой. Образец диссидента. Фигура и там.
А Сан Саныч – это грехи, слабости и ошибки и как раз те, о которых помнят. И вдруг радетелем за него из забвения выныривает… Белохов! Есть диссидентские штампы, и на наш с тобой век они незыблемы, несменяемы, несмываемы. Ты что, забыл, что у тебя за клеймишко?! Зачем Болонкину такие фигуры рядом? Дай Бог, чтобы ему помогли благосклонные к нему тени Давыдова[17] и Петрова… На хрен тут Белохов и подобные? Вот обормоту Вагину[18] можешь писать, что тебе угодно! Хотя и о Вагине подумать недурно… Он не в особой чести, и можешь ли ты поручиться, что его переписка не перлюстрируется? Там!
И что же обнаруживают твои горячо чтимые евреи, очень помнящие и Вагина-лагерника и «великодержавность» его?
Письма Белохова,хорошо оплачиваемой тёмной лошадки (3 из 5 – роскошная плата! И «экспертон» выскажется, тот же Кронид), по поводу А.А. Болонкина.
Вопрос один – что это Белохов завертелся вокруг Болонкина? Что ловит этот «человек так и не проявившихся нигде технократов»? «Технократов», скорее всего, с Лубянки, т.к. Саратовскому УКГБ отстегивать по трюнделю из пятёрки не по рылу.
Тебе такой примерно ход мыслей в тыкву не пришел?
Нет, братец мой, отныне ни единого адреса от меня ты не получишь. Увольте-с! А всё чрезмерная озабоченность собственной персоной (с полной беззаботностью о том, что должочки-то взыщут, считай там ты себя должником или не считай!): очень хотелось спать с Ишутиной[19] и совсем не хотелось на шконке в зоне, БУРе, а то и во Владимире (5-ти годов на всё бы хватило) и поэтому позволил создаться помиловочной ситуации. Как и чем, знать не могу-с! Да, признаться, и не интересуюсь особенно. Но вот удивляюсь непониманию, что за это надо платить. В этом плане в «общественно-мненийной валюте» платить. Например, и после Гумилева с Санькой Романовым тебе вровень всё равно никогда не стаивать. Хоть 10 Гумилевых и 5 Клюевых! Хочешь писнуть Вагину? – Валяй, но без людей. И уж тем более Любарскому. Тем, что ли, кроме Саныча, нет? А мне всегда казалось (с твоих престранно-неконкретных слов), что у вас с К<ронидом> А<ркадьевичем> всегда есть общая кучка общего грязного белья, где можно всласть покопаться… Коль охота пришла.
Огорчил ты меня. Более, чем зародышами чахотки. От болезней серьезных люди обычно умнеют…
Я просто вижу и слышу, как Кронид умничает в ответ на хлопоты Жорки о добывании подходящей кандидатуры в Болонкинские папы – а, мол, стоит ли? И тот ли человек теперь Болонкин? Ну, и твоё славное имячко там витает…
Болонкинские «сделки» – на виду. На прилавке: товар – выступление по телевизору, гонорар – Улан-Удэ вместо спеца[20].
У тебя же всё – «технократическая» тайна. И знай я тебя столь же мало, как, к примеру, Жорж Давылов; не будь я столь и многообразно искушен в твоей почти патологической озабоченности собственной персоной, я бы тоже мог подумать, а, дескать, случайно ли появление Белохова? Не попросили ли паренька осложнить делишки Болонкина?
Политики херовы…
19.07
Господи Иисусе Христе! Час от часу не легче! Получил записочку от неугомонного Сан Саныча. Получил, значит, и прочитал этакое (подчеркнуто мною):
«Новостей у меня по-прежнему нет. Получил ещё одно письмо от Белохова. Он задублировал твоё сообщение. Скоро ложится в больницу»
Что ты там «дублируешь»? Куда?!
Признаться, мне захотелось (первый порыв! В беседе б я воскликнул) начать письмо Болонкину фразой: «О, если бы Белохов ложился скоро в гроб, то тогда бы мы с тобой были бы спасены от всяческих неожиданных возможных последствий Белоховского эпистолярно-политического зуда! Но увы! Эта зануда ещё весьма и весьма поживет. И попишет…»
Да! Я получил и твое письмо №32. Чем бы не письмо и для Сан Саныча?
Что ты пыжишься, во что-то тужишься?! Болеешь и болей. Повкуснее по возможности. Писал бы ты свои уже почти постоянные вкруг-еврейские глупости, высосанные из Фейхтвангера, а вскоре из Ш. Алейхема. Да из воспоминаний о семействе Абраши Карасика[21]… Как же мама и пап исчерпали всё о евреях! Он и она – это «в сущности – две основные популяции среди евреев».
Как же, выкуси-ка!
А мордовских евреев ты вспомнил?! Я их очень хорошо посмотрел, всласть и послушал… Бутман, Ягман, Хнох, Глезер, Каминский, Школьник[22]… Все такие разные и в сути монолитные, неразделимые. А ты с каким-то Абрашей и его половиной лезешь! С Ш. Алейхемом как с меркой, пробиром… Кого теперь интересует этот Рабинович?! Что он там отображает 1,5 минуты из еврейских суток? А впрочем, я напишу не на эту тему. Чтоб (повторю лист №1) «закруглить ту темку».
А покамест прошу тебя (прошу еще!) угомониться и не совать нос не в свои дела. Я-то, старый дурак, наивно полагал, что ты повзрослел, изжил страсть принимать значительный вид и т.д., поделился, так, мыслишкой и прочее. Для осведомления, для раздумий… От себя и о себе ты волен писать, что угодно и кому угодно! Доказывать, что ты совсем не то, за кого тебя принимают. Дело твоё, если ты не хочешь понять, что никто тебе никогда не поверит. Не идиоты же вокруг!! Это мне наплевать на многие вокругтебяшные мордовские непонятности! Это я могу перешагнуть через твои теперешние увереньица, что тебя-де за «отказ от марксизма» к Ишутиной под бок пустили (Сан Саныча пощади! Он эти торги и горечь платы по их ценам, ох!, как знает!).
Короче, эту тему закончим, но чтоб я больше о тебе как о действователе не слышал. А то нам придется раззнакомиться (я себе ведь тоже гадить не шибко хочу). Тебе вообще лучше забыть о себе в качестве активного диссика и, тем более, зека мордовского лагеря. Живи себе просто Белоховым. Чем не жизнь? Я вот, например, почти так и живу. А коли встрял в заботы Сан Саныча, так только из некоторой близости дел, подельников, мест заключения.
Уведомляю тебя, что напишу Сан Санычу, чтоб он не потакал твоим излияниям на диссотемы. Уши б не развешивал… Толкуйте о перемене на Саратов, о туберкулезе и проч.
Саратов, конечно, не Улан-Удэ. Саратов – это, без сомнения, неплохо. Да вот ты будешь Болонкину не в радость, хоть он сразу это не поймет…
Ну, ладно. Лечись. И что же там с сердцем все-таки? Точно надо сказать. Как вот о затемнениях.
У меня ничего нового. Да и откуда быть? Пописывай
В.Петров
Да! А каков медперсонал? Это тоже кадры и кадры… ведь больничка, надо думать, не так и мала.
№ 14
3.08.1985 г. По Р.Х.
СПб-Ленинград
Привет, старина!
Письма твои получаю, но вот отвечаю, к.видишь, через пень-колоду. Что-то всё вокруг и, наверное, сам (главное, пожалуй) как-то неказисто. Нельзя сказать, чтоб был занят – делаю только необходимое, неизбежное, остальное же в удручающем запустении… Т<ак> что время на письмо выгадал бы, но не пишу. Никому не пишу. Не пишу даже сверхнужные письма. Читать тоже, можно сказать, не читаю. Так, урывками. Например, сглотнул Исаича 10-летней давности. Интересно. Полезно. Но от всё-таки злой сыч. Всё очень понятно, справедливо, но лучше б злости поменьше. Никогда не пошутит. Слишком серьезно всегда. Может от безулыбчивости этой, от отсутствия шутки такое впечатление многой злости? Возможно… С бабой бы его поговорить. С нынешней. С Алей.
Новостей, разумеется, никаких. И письмовных.
Мама тухнет. Я, кажется, начал терять надежду.
Жаль маму. Как это без мамы? Пусть даже самой пребеспомощной?
А ты правильно поступил, отказавшись от операции. Ишь, моду взяли! Пусть лечат. Пусть бы и сердце было здоровым!!
Ну, ладно. Лечись. Пописывай.
В.Петров
№ 16
23.08.1985 г. По Р.Х.
СПб-Ленинград
Валерий Константинович!
Пришло твоё письмо. Скорее записочка. № 37. Грустная, надо сказать, записочка. Т<ак> что какие уж тут в жопе комментарии!
Не понимаю потери тобою веса. Может это, наоборот, какая-то нормализация? Что эскулапы-то, сучье племя, рекут? Ты не дитя. Тебе вот 38 исполнилось. Ты мужик, а не девица 17-лет. Т. что ты уж вытряси из них правду. Без прикрас. Даже если очень паршиво. Расскажи, разумеется, узнанное мне. Я, признаться, рассчитывал, что выздоровление твоё пойдёт веселее и резвее… Господь взыскивает! Несомненно, что заслуженно, но легче ли от понимания этого?.. Нам нет, т<ак> к<ак> христиане говённые!
Мать что-то вдруг вникла в мой рассказ о твоей болезни. Просила кланяться тебе. Сказала, что пусть, мол, Белохов не сердится на неё за ругания в наш адрес. В твой, в частности. В воспитательных целях бранилась, сам понимаешь. Теперь же вот прощения у всех просит в той или иной форме. Очень понимает, что хворь ее, как там не рассуждай, конец. Сколько он протянется, Бог весть… Но 74 года исключают всякие «а вдруг» да «а вот если». Не думаю, что ей весело, хоть она и всем и поминутно долдонит, что, дескать, не боится смерти, а в часы резких ухудшений так почти богохульствует, торопя, призывая смерть.
Поэтому, полагаю, очень понимает паскудность твоего положения – ведь 38 совсем не 74. Да и память о братьях, один из которых умер буквально у неё на руках…
Ну, я, кажется, завёл свою шарманку! Надо, пожалуй, на время подзаткнуться.
24.08
Суббота. В час пойду в механическую прачечную (по предварит<ельной> записи). Занятьица! Т.что сейчас надо что-нибудь «запиздопарить» старушке на обед (Я кормлю ее в 14.00) и поставить уже готовым на стол, чтоб она по однорукости смогла «поштефкать» («поесть» из жаргона мужских школ конца 40 – начала 50-х). Распишешься тут, как же!!
10.09
Вот, брат, паузы… Даже чернила высохли (разводил). И перо заржавело.
И твоя записочка за № 38 успела придти. И забавная, но, пожалуй, и трогательная открыточка от Сашки Р<оманова>.
А я всё отмалчиваюсь… Даже Огурцу не выдавил писульки (ему ведь где-то в конце августа 48 уже шандарахнуло…) Ну хорошо-с.
По привычке заглядываю, правда, в ящичек, но ты «в отказе». Слабое недоумение (всё-таки привычка!) и даже тревогу (ты же как-никак серьезно хвор) удобно прогоняю мыслью, – мол, рассердился, хрыч! Коли так, то не беда – надо же и тебе малость посердиться. Новостей, конечно, нет. Каких-нибудь бытовых приятностей тоже.
Сан Саныч, правда, недавно напоминал о себе звонком из Москвы – чуть ли не извинялся, что не осталось времени заехать в СПб. Ну, и традиционные вопросы, конечно… Отмемекался в ответ. Получленораздельно. Да и что бы я мог, В<алерий> К<онстантинович>, вразумительного сказать? Сам понимаешь…
Мой бытик также угрюм. Хуже, что подъиссяк в рвении ухаживать за маманей. Не выдерживаю Божьего испытания. Скверно, старина. Нет, я всё в общем-то делаю. Но с какой-то сверхкислостью. Зачастил было с допинг-глоточками. И на свои (буквально) медяки, и на халяву, конечно. Самочувствие упало. Последняя кардиограмма признана ухудшившейся в сравнении с прежней (что именно, чёрт разберёт в этих «пучках Гисса» и т.п.).
19 сентября кончается год инвалидности, а переосвидетельствование назначено на… 1 ноября (очередь, в которую поздно встал. А кто бы мне объяснил ситуацию?).
В общем суетень и мутота всяческие.
Маманя тоже оставляет желать лучшего. Несчастная старушка. Для меня является загадкой не то, как она переваливает через вспышки хворей, а то, как она не умрёт от тосчищи своего существования (не может смотреть даже телевизор, не то, чтоб хоть что-то читать). А что за беседы со мной? Я или в каких-то (т<ак>сказать) «мысялх», или раздражен, или последнее + занят каким-нибудь домашнедельным дерьмом (не люблю и никак не привыкну!). Несчастная, повторяю, старуха!
Вот каковы дела, В<алерий> К<онстантинович>.… Что там у Вас, милостисдарь?
Да! Капитан, действительно, пропал. Я писал и ни гу-гу.
То же самое и Ив. Шахов.
Ой, надо бы обоим бы продублировать записочки! Чего, брат, не бывает…
Ты, к сожалению, не слушаешь теперь радио, а то вьется слушок, что на спецу умер Василий Стус[23]. Помнишь Стуса? Я-то и сталкивался с ним то у вас на 19, на киче, то тогда в Барашево.
А вот Супер[24], помнится, мне говаривал уже после отсидок и проч., что Стус – гениальный украинский поэт. И не по «национально-патриотическому» счету.
Надо бы написать в Львов, там бы внесли ясность, да ты по почерку (по перу) можешь судить, сколь я письмовен. Как собраться?
Встряхнуться б, старик… Встретиться б где-нибудь на нейтральной почве (чтоб выскочить из т<ак> называемого «динамического стереотипа»)… При деньгах, конечно…
Несбыточно! Как оздоровление!!! Как омоложение!!!!
Ну, ладно, стари. Держись там. Надо б подлататься!
Привет народу.
Пописывай
В.Петров
№1
16.01. 1986 года по Р.Х.
СПб – Ленинград
Старина!
Спасибо за письма, на которые я не отвечаю. Разумеется, ты очень вправе и сердиться, и брюзжать, но попробуй и понять – не могу, хоть ты лопни! Я ведь никому не пишу. Никому! Я не могу даже выдавить полуофициальные, этакие рапортообразные отписочки родне о здоровье Лидии Ефремовны[25]. А уж это чистый сволочизм, сам понимаешь. Я как-то душевно захворал что ли… Правда, нельзя исключить и большую долю условий внешних.
Ты сам написал, что любишь писать письма «в условиях комфортных». Что в общем-то и подтвердилось с возвращением твоим на Огородную[26]. Мне особой комфортности не требуется, но привычное просто необходимо. А это привычное исчезло почти год назад с болезнью мамы. Даже вот пера с чернилами никак не соображу и, к<ак> видишь, пишу (с отвращением!) шариком…
По регистрационной книге последнее письмо (51-е) написано 11 сентября Белохову (№16). За август всего два – 49 и 50 – тому же Белохову.
Больше я не написал ни слова…
К тому же мешает попытка сократить курево (а это наинеобходимейше!). А коли брошу вовсе? Тогда полгода верного молчания! Кроме тебя мне тоже никто не пишет (все любили получать письма от Петрова). Я не в обиде. Я вообще какой-то отсутствующий, что ли…
Очень съеден домашними заботами, нищетой, нездоровьем и полной бесперспективностью!
Мать очень слаба. И неясно (то есть нельзя ничего даже тускло предугадать – может она скоро умрет, а может будет еще год-другой дотлевать).
Состояние очень неровно, психика на детский лад и т.п.
Я же мог бы быть получше, нежели есть. Причины – слабости стары: а) табак, б) глотки (в основном «на халяву»; есть еще парочка-другая старых знакомцев, почему-то оказавшихся верными).
Правда, ни пива, ни бормоты не пью. Думаю прижать и водочку, но покамест что-то хило вышло (с Нового года собирался очень прижать себя). Но, полагаю, выйдет. Мишка Горбачев очень поспособствует ценой. И прочими благоглупостями.
Вот и дождались ровесничка! Но в ужасе не столько от него (а он мне неприятен более всех последних вождей), сколько от Запада – мямлями были, мямлями и подохнут!
Новостями не располагаю совсем.
Твоими рассказами о Сашке Р<оманове>. не удивлен. Странный парень… И в этих странностях уже ничего нового.
Что-то нового ни в чем не видится… Да оно и должно быть так – мир так стар, и воистину: «…что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
Как-то тут прозвучал по телефону Валентин Кн<яженцев>[27]. И знаешь, во всей этой новизне тоже не увиделось нового.
Твоя вырезка о регенте цела[28]. Как-нибудь пришлю (ближайшая почта прихлопнулась по безлюдью (в смысле работников), и надо с заказным переться черти-куда…
Вот покамест и всё. Пописывай. Поклон Н.П., народу (теперь одному Сашке, кажется?).
Да поможет нам Господь!
Славка
№8
27.05.1986 г. По Р.Х.
СПб-Ленинград
А сегодня-то всё-таки 28, среда… Сбиваюсь в этом однообразии.
Привет!
Число меня заинтересовало тем, что только что вынул из ящика два N-ра – 39 и 40. В них меня волновали числа их написания. Это 20-е и 22-е. Однако!
Думаю, с Сашкой опять что-то приключилось. Если не физически, то физиологически. Мозгово. По всем моим припоминания оказия прибыла в Саратов 7 мая. А нынче вот 28, от Сашки же ни гу-гу. «Иов» Юнгерова[29] ему должен был бы угодить. Самое то, если верить Сашкиным же собственным заверениям о его сугубом интересе к текстам Св.Писания (библеист-текстолог новоявленный!).
Любочка[30], клизма, могла б тебе и позвонить. А ты, известно, тоже типус, чтоб зайти к приятелю. Всё, да и все у вас в Саратове не так, как бывает: Саша, ты, Черваков, Княженцев…
А я пишу в разумной нечастоте. Не о чем чаще-с. Увы!
Что ты там врешь о каком-то моем особом пристрастии к каким-то «винным суррогатам»? Это что еще имеется в виду? Я, разумеется, в трудный момент пью и одеколон, и гидролизный спирт, но это в трудный, тесный, повторяю, миг.
Бормотухи я никогда не любил и падал до оной либо из-за скудости рэ, либо из-за компании (пригласили), либо после 19-ти часов (бывало! Водка-то перестала продаваться…). Кто хорошо знает Петрова, тому ведомо, что любимое его – это «на троих». Водочку-с.
Этот стаканчик («порция») – моя слабость и мой основной разор (ведь теперь это 2 рэ 30 коп. Для меня – суммища! Да и институт «на троих» почти уничтожен ценой + ценой (стоимостью) кары, если «залетишь». Сволочи!!).
Нет и уведомления от Огурца. А уже дней 10 прошло. Ежели спёрли, то им будет неприятно читать – я был там желчен. А ну, как решат отомстить? Меня ведь легко лягнуть и внесудебно.
Улан-Удэ[31] молчит. Действует. Ох, надействует оно себе снова шишек!
Что до, к. ты выразился, «анонимных телефонных звонков», то нам с мамой также вот звонят уже год. Почти без интервалов. Неделя перерыва – это ЧП. И их я и трёх не вспомню.
Но ГБ не подозреваю. Зачем?
Думал об одной бабе. Мама склонялась туда же.
А у тебя не Олька ли?
Есть в этой молчаливой трубке что-то бабье.
Если до прибытия этого письма Сашка не появится, ты не сходишь к нему, то позвони по тел. 25-29-34 и спроси Олега Рогова[32], а у него узнай, отдавал ли он моё письмо для тебя Романову. Да и что с Его Величеством Александром IV?
Вот покамест и всё.
Всего наилучшего.
В.Петров
Комментарии Александра Романова и Олега Рогова.