Перевод Владимира Гандельсмана
Льюис Кэрролл
Опубликовано в журнале Волга, номер 4, 2000
Льюис Кэрролл
Охота на Снарка
Бред в восьми пароксизмах, или Свершение в восьми песнях Перевод Владимира Гандельсмана Песнь 1. Высадка "Здесь водятся Снарки!" - так Беллман в запале воскликнул и личный состав за патлы сгрузил, в свою очередь, патлы пред этим на перст намотав. "Здесь водятся Снарки! Кому не понятно? Здесь водятся Снарки! Теперь я эти слова произнёс троекратно. Всему троекратному верь!" Команда сгрузилась в составе: Портняги, что шил им портянки и стяг, Юриста на случай судебной бодяги, Бухгалтера с кипой бумаг, Бильярдного Аса, что мог между делом выигрывать больше, чем мог (однако Банкир, что в копейку влетел им, все деньги убрал под замок), Бобра, что был занят плетением бредня, на самом носу примостясь, - как Беллман твердил, он спасал их обедню посредством недремлющих глаз. Средь прочих был Некто с изрядною суммой забытых на суше вещей: часы, драгоценности, зонтик, костюмы (как раз для поездки своей), сто ящиков шмоток, на крышках которых он имя своё написал (но вслух не представился!), - весь этот ворох остался лежать, где лежал. Когда бы одни только шмотки - Бог с ними! (На нём было восемь пальто!) Но он вместе с ними забыл своё имя, И тут не спасало ничто. "Эй ты! - к нему браво взывала орава. - Повёрнутый, трам-тарарам!" "Такой-растакой!" или "Экий ты, право, разэдакий, как тебя там!" Однако тому, в ком иронии бездна, жаргон этот был не с руки - друзья его "Супчиком" звали любезно и "Манною кашей" враги. "Хоть он некрасив да и глуп совершенно, - так Беллман изволил сказать, - в нём доблесть и мужество столь совершенны, что грех его было б не взять". Он ладил с гиенами, славился этим, а также любил говорить, что лапа об лапу прошёлся с медведем, чтоб только его подбодрить. Он нанят был пекарем. Беллман постфактум узнал, что как пекарь сей фрукт мог спечь только торт, для которого как-то отсутствовал всякий продукт. Последний в команде был туп и подарком не мог показаться, но он был так одержим упомянутым Снарком, что Беллман им был покорён! Зачислен он был мясником. "Между нами, - он позже изрёк, - как мясник, могу расправляться с одними бобрами". И Беллман от ужаса сник. Однако сказал, что среди плавсостава Бобёр, как ни горько, - один, к тому же ручной и спокойного нрава, и он ему дорог, как сын. Бобёр всё подслушал. Страдая безмерно, Бобёр разрыдался: "Ей-ей, но даже охота на дьявола меркнет на фоне таких новостей! В отдельной посуде и в спецснаряженье Мясник должен плыть, коли так!" Но Беллман вздохнул и сказал: "К сожаленью, сие невозможно никак. Морское искусство достаточно сложно. Таких же, как Беллман, отнюдь не двое. И, значит, едва ли возможно двум суднам отправиться в путь". Советовал Пекарь: "Спасенье, нет спора, в покупке кольчуги". "И в том, чтоб, всё рассчитав, страховая контора контракт заключила с Бобром, - Банкир добавлял. - Мелочиться не надо. В двух полисах - пользы вдвойне. Один, предлагаю, "ОТ ГРУБОСТИ ГРАДА", второй "ОТ АГОНИЙ В ОГНЕ"". Но впредь обнаружиться стоило рядом Бобру с Мясником, как Бобёр блуждать начинал неосмысленным взглядом и плёл. Но не бредень, а вздор. Песнь 2. Речь Беллмана О Беллман! Он всеми любим беззаветно! Изысканность! Глаз мудреца! Да что там размазывать - это заметно в любом повороте лица. Он карту купил превосходного сорта: без суши - сплошной океан. Не зря экипаж был на грани восторга - всё ясно: и карта и план! "Какой там Экватор! Какой там Меркатор! Что толку от зон и широт?" Все были согласны и рявкали кратко: "Условность - на кой она чёрт! Бывают же карты с их мать-ериками!.. Хвала капитану! Он лист купил без помарок. Не тронешь руками - настолько он девственно чист". Прекрасно!.. но странно: в борьбе с Океаном (пусть Беллман и сведущ в делах) он в качестве плана имел постоянно бить в рынду. До звона в ушах. Задумчивый Беллман! Любую ораву приказ его мог бы смутить: "Клади руль налево, вращая направо!" Не к чёрту ль прикажете плыть?! Порою корабль испытывал вывих - бушприт становился рулём (как Беллман сказал, на тропических нивах ему этот фортель знаком). Но ветер был главной помехой восторга (сам Беллман и то занемог) - кто знал, что когда он задует с востока, корабль и пойдёт на восток? И всё-таки - берег! Сомненья и страхи, казалось бы, прочь… Но пахал ту местность не пахарь. Короче - не сахар: где пропасть, а где пропасть скал. И Беллман почуял: команда ослабла, и ящик открыл, где берёг пятьсот каламбуров, сто два канделябра и шесть гарпунов. Но не впрок. Тогда он по щедрости налил им грогу, прилечь указуя на брег, и тут все признали: их Беллман, ей-богу, огромной души человек. "Сограждане, римляне, слух обратите! - (цитаты любили взапой; "ура" проорав, незамедлили выпить, и Беллман налил по второй) - Мы месяцы плыли. Четыре недели на каждый ушло. Но контакт со Снарком отсутствует. Мы не при деле. Всё это печально, но факт. Мы плыли недели. А в каждой неделе семь дней. Я берусь утверждать - не пять и не шесть. Но хоть раз лицезрели мы Снарка? Ведь стыдно сказать… Матросы, сограждане, други, внемлите! Есть пять характернейших черт - по ним вы его без труда отличите, как самый завзятый эксперт. Теперь по порядку. Хрустящий - нет спасу, - как платье, которое жмёт, - на вкус он безмозглый и снарково мясо пропитано тленом болот. К привычке вставать спозаранок настолько привычки у оного нет, что в полдник он завтрак съедает и только на завтра съедает обед. Касательно шуток: он в них без понятья, и если отважитесь вы, - вздохнёт огорчённо; кроссворды - занятье, но не для его головы. Он вешалку носит с собою, наивно считая, что горный пейзаж она украшает. Нам в корне противна и чужда подобная блажь. Все Снарки тщеславны. Теперь буду краток. О видах и с ними в связи: условно их можно делить на пернатых и тех, у которых усы. Есть Снарки-Злодюки, что внешне невинны…" - оратор осёкся в пылу и в страхе, их Пекарь тому был причиной, упавший без чувств на скалу. Песнь 3. Рассказ Пекаря Его отходили. Горячие пышки и лёд были пущены в ход, крапива, компот и духовная пища, которой явился кроссворд. Лишь Пекарь, очнувшись, откашлялся кратко, желая начать свой рассказ, как Беллман призвал свою банду к порядку и рындой окрестность потряс. И следом небесная тишь воцарилась. Ни звука. Всё было мертво, пока его песня загробная длилась, загробная песня его. "Отец мой батрачил, мамаша - кухарка…" Но Беллман взорвался: "К чертям! Стемнеет - насмарку охота на Снарка! Нам некогда. Некогда нам". И Пекарь в слезах: "Сорок лет опуская без сносок на длительный срок, рассказ с поступленья на борт начинаю, где был вам полезен, чем мог. Мой дядя дражайший (в честь дядюшки, к слову, мне имя дано), он сказал…" Но Беллман не вынес: "К чертям дорогого!" - и вновь свою рынду достал. "Дражайший сказал: "Если Снарк ему имя-с, то ладно, племяшек… Не лень - вези! и - на примус, он с зеленью - цимес, и очень хорош как кремень. Ищи и с надеждой и с вилами, кадкой и пяткою левой ноги, на пушку бери его штрафом и взяткой и ласкою пудри мозги…"" "Вот истинный метод! Пардон за ремарку, - вскричал капитан, - но - судьба! Мы именно этим и вынудим Снарка признать: его дело - труба!" ""Но ах! светозарный племяшек мой, бойся Злодюк среди них. Точно тля, ты тихо исчезнешь, как будто и вовсе тебя не рождала Земля…" Мне тошно от дядиных слов в этом плане, и в горле поэтому ком, и сердце моё вроде старой лохани с прокисшим на дне молоком. Мне тошно! Мне всюду мерещится образ…" "К чертям!" - его Беллман прервал. Но Пекарь ему возразил: "Я ещё раз напомню всё то, что сказал: мне тошно! Со Снарком, мне снилось, я в жарком столкнулся бою среди скал, потом я к столу подавал его шкварки и шкваркой огонь высекал. Но встретить Злодюку мне будет не сладко. Как дядя сказал мне: "Едва ль ты вмиг не исчезнешь", и эта догадка меня повергает в печаль". Песнь 4. Охота Насупленный Беллман смотрелся чревато. "Когда бы ты раньше сказал! Но Снарк - на пороге. Слегка поздновато, старик, я об этом узнал. Ты можешь поверить, все будут в печали, когда оборвётся твой путь… Но, право, старик, когда мы отплывали, ты мог обо всём намекнуть? Сейчас поздновато… я выше отметил, Что Снарк - на пороге как раз…" И тот, кого "Эй!" называли, ответил: "В тот день я уведомил вас. Вините меня в преступленье, в маразме - по мне это всё не беда, - но я перед вами юродствовал разве когда-нибудь? Нет, никогда! На ста двадцати языках (для престижа - и на суахили!) свой бзик в тот день описал я, забыв, что вам ближе, пожалуй, английский язык". "Печально, - сказал ему Беллман. - Не трудно, однако, понять, что теперь дальнейшие споры об этом абсурдны. И так я их долго терпел. Поэтому наш диалог прерываю. Снарк рядом. Возьмите же в толк, что Снарк где-то рядом (о чём повторяю). Искать его - доблестный долг. Ищите с надеждой и с вилами, кадкой и пяткою левой ноги, берите на пушку то штрафом, то взяткой и пудрите лаской мозги. Он - та ещё птица. Вы знаете сами, как надо подобных ловить. По мере возможности будьте творцами. Ура! И - да здравствует прыть! Вся Англия - ждёт! Воздержусь для порядка от прочих избитых словес. Короче: всё то приготовьте для схватки, чего вы не сможете без". И тотчас Банкир индоссировал вексель пустой, не известно на что, и Пекарь усы расчесал и развесил для чистки все восемь пальто. Бухгалтер с Портнягой, друг друга сменяя, точили какую-то жесть, Бобёр уплетал, ничему не внимая, свой бредень, забывши про честь. Юрист повзывал к его совести бедной и тщетно напомнил устав, в котором плетение якобы бредня равно нарушению прав. Портняга идею садистскую холил: бушприт превратить в самострел. Бильярдный же Ас, чуть дрожа, канифолил свой нос и исправно бледнел. Мясник был на взводе - поигрывал тростью, напялив перчатки и рюш. "Не правда ли, словно идём куда в гости?.." Но Беллман прервал его: "Чушь". "Меня не иначе как "душка" зовите, когда мы нагрянем к нему…" "Всё будет, мой друг, от погоды зависеть", - ответствовал Беллман ему. Бобёр, триумфируя, пел и смеялся - он видел, как трусил Мясник, и Пекарь в лице непрерывно менялся, подмигивая что ни миг. И Беллман сердясь: "Речь не мальчика - мужа уместна в устах мясника! Мужайся и бди! Здесь свирепствует Фьюжас, и твёрдой должна быть рука!" Песнь 5. Обучение Бобра Искали с надеждой и с вилами, кадкой и пяткою левой ноги, и брали на пушку то штрафом, то взяткой, и пудрили лаской мозги. Затем Мясника осенило затеять локальный военный поход в долине, где можно что-либо посеять, но вряд ли что-либо взойдёт. На это же место имел свои виды Бобёр. Ни один своего, однако, презренья к другому не выдал, хоть оба питали его. И оба считали, что мыслят о Снарке (кляня свой удел втихаря), и двигались как бы гуляючи в парке и спутника как бы не зря. Шли долго и врозь по болотистой почве, вдали от команды, одни, пока не пошли на нервической почве друг к другу вплотную они. И в этот момент наверху содрогнулось, раздался отчаянный крик - здоровье Бобра в тот же миг пошатнулось и насторожился Мясник. Невинное детство! Сколь поздно он понял, что годы промчались как миг. Скрип мела о доску! - его и напомнил внезапно раздавшийся крик. "Да это ведь Фьюжас! - воскликнул Тупица (его называли и так), - любой подтвердит, я об этой же птице не раз говорил как-никак! Да это ведь Фьюжас! - любому понятно. Да это ведь Фьюжас! - теперь считай! Я сие произнёс троекратно. Всему троекратному верь!" Бобёр вычислял скрупулёзно, степенно, но начал, дойдя до конца, чихать и посвистывать попеременно, утратив приятность лица. Он сбился со счёта! Он тщетно итожил! Лицо его стало как воск. Теперь для проверки итога он должен напрячь недоразвитый мозг. Один плюс один плюс один… это можно на пальцах… один к одному… Он вспомнил в слезах, что когда-то не сложным казалось сложенье ему. Мясник приступил: "Хоть и сложно, но можно. Возьмёмся ревниво и зло. Что должно - то можно! Что будет - не ложно! Бумагу! Чернила! Стило!" Бобёр притащил Мяснику всё, что надо: бумагу, чернильный прибор, в то время, как местные твари и гады за ними следили из нор. Тупица презрительным взглядом их смерил, взял в каждую длань по перу и в непринуждённо-доступной манере свой метод поведал Бобру: "Дано как исходное - три, предположим, - так будет удобней начать - прибавим семнадцать и сумму умножим на тысячу два минус пять. Затем результат мы разделим на эти пятьсот плюс пятьсот минус три, из частного вычтем семнадцать, в ответе - исходная цифра, смотри. Я больше бы мог посвятить этой теме (пока что задача груба), однако в нюансы вдаваться не время и мозг слабоват у тебя. Открылась чудес потаённая бездна моим удивлённым глазам, позволь я тебе (и заметь - безвозмездно!) урок зоологии дам". На авторство плюнув, в припадке доверья, Мясник его начал учить, забыв о манере, что светской карьере могло бы весьма повредить. "Характер у Фьюжаса труден. Обсудим: одно состоянье - экстаз - в нём преобладает. В одежде - абсурден и модою правит подчас. Однако друзей своих помнит и взора на взятку не бросит, о нет! И в благотворительном обществе сборы ему поручает Совет. Он устриц нежней, ароматней ванили, но вкус ублажает сполна в посуде из красного дерева или в посуде из кости слона. Его консервируют. Для маринада пригодны опилки и клей. При этом симметрию форм его надо блюсти. И как можно точней". Мясник мог втолковывать не запинаясь урок хоть до завтра, но вдруг умолк и заплакал, при этом пытаясь в любви объясниться Бобру. Бобёр же в тонах восхищённо-слезливых сказал, что сейчас, тет-а-тет, он больше узнал, чем из книжных архивов узнал бы за тысячу лет. Увидев, что оба от радости тают, им Беллман сказал: "Торжество союза, бывает, в момент окупает всё бывшее вплоть до него". Друг с другом отныне им не было скучно, и так повелось с этих пор: зимой или летом - всегда неразлучны бывали Мясник и Бобёр. Любая из ссор приводила их в ужас, но в этот критический миг друзьям вспоминался отчаянный Фьюжас, издавший отчаянный крик. Песнь 6. Сон Юриста Искали с надеждой и с вилами, кадкой и пяткою левой ноги, и брали на пушку то штрафом, то взяткой, и пудрили лаской мозги. Юрист, осуждая плетение бредня, устал, опустился в траву, уснул и увидел того, кто намедни дразнил его ум наяву. Он видел: судебная зала и слева - с моноклем и в мантии - Снарк, и далее слева - в побеге из хлева судом обвиняемый хряк. Свидетели (справа) рекли монотонно, что хлев к их приходу был пуст, судья объяснял уложенье Закона, исполненный праведных чувств. От велеречивости не было спасу, и в зале рассеялся мрак лишь после того, как не менее часа к суду апеллировал Снарк. Присяжные мненье составили, впрочем, задолго до всех этих дел и хором зашлись, ибо каждый не очень расслышать другого хотел. "Возмездия грозди…", Снарк крикнул: "Да бросьте! Есть право на землю. Вопрос как раз в этом праве. Ваш принцип коростой, любезные други, порос. В статье о побеге закон не карает того, кто к нему подстрекал. Хряк не был банкротом. Сие отпадает. Долгов за ним нет. Не влезал. Надеюсь, теперь нам ничто не мешает вину с него снять навсегда. Издержки на этот процесс превышают возможный предел, господа! Решайте, присяжные! Время приспело!" - оратор, поправив парик, судью попросил резюмировать дело. Но тот к резюме не привык. И видя, что здесь дебатировать не с кем, спокойно, умно, без труда Снарк всё произвёл с подобающим блеском, затмив полсостава Суда. Насчёт приговора сказали, что, дескать, боятся его затруднить, но, может быть, Снарк снизойдёт не без блеска ещё полсостава затмить. Снарк вскинул монокль, несмотря на усталость: "Виновен…" (Присяжная рать частично упала, а та, что осталась сидеть, предпочла застонать). Затем все могли убедиться воочию, каков его риторский дар: когда он читал, было тихо, как ночью, и только резвился комар. "…к пожизненной каторге и - по отбытьи - к уплате ста фунтов…", и хор присяжных воспрял, хоть Судья необычным осмелился счесть приговор. "Хорош приговор, - разрыдался у входа тюремщик, - но тем только плох, что вот уже несколько более года, как ваш подсудимый подох". Всё стихло. Судья с отвращеньем глубоким ушёл из Суда. Почивать. И, вперившись в даль юридическим оком, Снарк начал свистеть и мычать… Так снилось Юристу, пока он не понял, что эти мычанье и свист за рамками сна и что Беллман трезвонил затем, чтоб проснулся Юрист. Песнь 7. Судьба Банкира Искали с надеждой и с вилами, кадкой И пяткою левой ноги, И брали на пушку то штрафом, то взяткой, и пудрили лаской мозги. И вот, одержим вдохновеньем подспудным (достойным специальных похвал), Банкир устремился вперёд с безрассудным стремленьем найти, что искал. Искал с осторожностью, но по наитью его отыскал Бармаглот, схватил и предпринял с известною прытью пробег и отчасти пролёт. Когда на четырнадцать фунтов и шиллинг Банкир предложил ему чек, он только причмокнул и, будучи взмылен, пустился в обратный пробег… Банкира влекли сверломящие жвачи, а он, в свою очередь, кис, болтался, терпел (но скорей - неудачу), пока не был выплюнут вниз. Словами, что, право, на слух непотребны, чудовище выгнали вон, и Беллман, взяв колокол, словно к молебну, исполнил торжественный звон. Банкир, с того света вернувшись с приветом, испытывал, видимо, страх: лицо стало цвета чернее жилета, который линял на глазах. При полном параде, печальный и кислый, он встал, чтобы тем, кто хотел, бессмысленной миной поведать о смысле того, что сказать не умел. Затем разжалейную песню сквозь слёзы пропел, объявив: "Для гостей", - слова были в пользу безумья, а поза как раз для бросанья костей. "Друзья мои! С миром оставим Банкира, возможно, он выживет сам. Потеряно время. Теперь не до жиру. Нам некогда. Некогда нам". Песнь 8. Исчезновение Искали с надеждой и с вилами, кадкой и пяткою левой ноги, и брали на пушку то штрафом, то взяткой, и пудрили лаской мозги. Вотще! Все дрожали в предчувствии краха. И сердце Бобра неспроста, хоть было лениво, забилось от страха, как минимум, в кончик хвоста. "Вон Этот исходит от дикого воя, - сказал капитан. - Ну и крик. Он машет руками, трясёт головою. Не Снарка ли видит старик?" И все обернулись. Хоть кто-то заметил, мол, "Манная каша", "Желе", все нежно смотрели, как, дьявольски светел, их Пекарь стоял на скале мгновенье! И в следующий миг этот Отпрыск, Племяшек и Как Его Там, отправился в пропасть на собственный розыск. И холод прошёл по рядам. Крик "Снарк!", что раздался, был слишком заветен - не верилось - им повезло! Последовал хохот, но следом за этим кошмарный зачин: "Это Зло…" Затем тишина. Ни единого звука. Лишь эхо вершило полёт, в котором кому-то послышалось "…дюка", кому-то же наоборот. Команда до ночи охотилась честно, но хоть бы какой-нибудь знак команде доказывал: вот оно, место, где встретились Пекарь и Снарк, где Пекарь на слове, которое с мукой пытался докончить - исчез, где Снарк был, конечно, той самой Злодюкой, имевшей к нему интерес.