Марина Бирюкова
Опубликовано в журнале Волга, номер 2, 2000
Марина Бирюкова
* * *
Горит луна за тёмным воробьём
в седых берёзах. Дым, взойдя, погас.
Что знает снег о возрасте моём?
Он первый снег. Он первый каждый раз.
Душа живёт одним своим трудом —
и получает чудо без труда:
я вижу двор, деревья, брёвна, дом
в сыром снегу. Таком же, как тогда —
таком же первом. Дыма больше нет,
труба черна — трубе и снег не мил…
И как мне только выпал этот свет —
мой первый мир и мой последний мир.
* * *
Крик о любви имеет свой предел:
изнемогает там, где не у дел —
кривая слива, спелыми плодами
усыпавшая гальку и траву…
Крик изнемог, и я теперь живу
у той кривой посильными трудами.
Какие же под силу мне труды?
Кузнечика увидеть у воды
на сизом корне сливы: что он гложет?
Он сотворён любовью. Вот любовь!
А крик мой слеп и, подступая вновь,
всего лишит, но сам же изнеможет.
И мне опять — кузнечиков искать