Роман. Окончание
Журнальный зал, "Волга" 8'99 / "ИнфоАрт"
Опубликовано в журнале Волга, номер 8, 1999
Покушение на зеркало
Эдуард Кондратов
Роман
Убийца
Помиловать нельзя казнить
Вера Петровна с трудом сдерживала негодование. Краснота под глазами, раздувающиеся тонкие ноздри, губы, сжатые в морщинистую гузку, — всё выдавало недавно пережитый стресс.
— Ты забыла, что ты прежде всего — мать! Что мешало тебе позвонить, пока ребёнок не лёг спать?! Вернее, к т о ? Только не надо мне сказки рассказывать, что, мол, — ах, ах! — такая проклятая работа, преступность наглеет, ни минуты для отдыха!.. Скажи честно, что обрадовалась до умопомрачения, что выскочила в город, где у тебя милый друг наклюнулся. Я не против, ради Бога, выходи снова замуж, если есть за кого. Но ребёнка щади! Он не только твой, это моя внучка Машенька! Моя! Я не позволю, чтобы семилетнее дитя чуть не до полуночи исходило слезами. И только потому, что её мамочке, видите ли, опять кровь в голову ударила!.. Ты уж извини меня, Анна, но если ты лишила девочку отца — правильно сделала, не спорю! — так будь хотя бы полноценной матерью…
— Мама, остановись! — закусив до боли губу, Анна с такой силой хлопнула по кухонному столу ладонью, что Вера Петровна в растерянности остановилась на полуслове. — Только одно меня сейчас интересует: Машка здорова, не температурила? Нет? Тогда всё, никаких разглагольствований на сегодня, слышишь? Не до тебя, пойми, мне не до те–бя!
Анна опомнилась: повышать голос на мать, тем более кричать — распоследнее дело. Давно она так не срывалась. Вслед за Верой Петровной прошла в большую комнату, обняла её сзади за худенькие плечи.
— Прости, мама, я ведь и вправду как лошадь загнанная.
Сели на диван. Анна поставила на колени телефонный аппарат, набрала номер Турищевых. Трубку взяла Мила.
— Милка, хорошо, что ты дома!
— Будто я где–то ещё могу обитать… Что так поздно? Случилось что?
— Мила, мне нужен домашний телефон твоего брата… Дмитрия.
— Да–а? — слышно было, как она озадаченно присвистнула. — Ты что, сейчас звонить собираешься? Не сходи с ума! Ты не знаешь его супружницу, Анюта!
— Мне нужно с ним поговорить.
— Это же Отелло в юбке! — в голосе Милы слышалась мягкая просьба. Она искренне сочувствовала подружке, и в то же время… Эх!
— Мне наплевать на его жену, я по работе… Номер! Я жду!
Мила неохотно пробормотала номер домашнего телефона Иваненко. Не удержалась, чтобы не добавить:
— Я не думала, что у тебя настолько серьёзно… Только верить ему, Ань, нельзя… Пофлиртовать–то он готов, а когда доходит…
Ларина с размаху опустила трубку на рычаг. Вера Петровна осуждающе покосилась на неё, но промолчала и принялась убирать с журнального столика разбросанные Машей книжки.
В Самаре трубку долго не брали. Анна с облегчением перевела дух, когда услышала сочный мужской голос:
— Слушаю! Что?! Аня, ты?!
— Дмитрий, тысячу раз извини, что я домой и так поздно… Но больше некому, другому слишком долго объяснять пришлось бы, а ты в курсе. Прошу тебя: свяжись сегодня же с дежурным по райотделу. Пусть даст задание оперативному пункту, лучше даже двум — привокзальному и тому, что ближе к “Раздолью”…
— То есть Железнодорожный район?.. Соня, перестань! — услышала Анна в трубке раздражённый возглас Иваненко. — Не превращайся… Это работа, пойми…
Голос что–то заглушило — не иначе зажал трубку ладонью. Примерно через минуту он прорезался снова:
— Продолжай, Анна Сергеевна! Слушаю… Так, так… Предположительно в сторону Оренбурга? Сориентируемся.
Дмитрий Иваненко не стал заверять Ларину, что беспокоиться теперь ей, дескать, нечего. Сказал коротко: сделаем, что будет возможно. Другой вопрос — получится или нет?
Уже в постели Анна приняла две таблетки нозепама. И всё–таки проворочалась недопустимо долго. Завтра ответственный день, свежая голова как никогда необходима.
* * * Поскольку эксперты областного УВД заверили Анну, что биохимический анализ оставленных ею кровяных соскобов будет сделан на следующий же день, но не раньше половины четвёртого, первую половину дня она решила целиком посвятить разгребанию своих бумажных завалов. Накопился целый воз незавершёнки — главным образом, недооформленной писанины. Около трёх она отправится на электричке в Самару, где–то в половине пятого возьмёт у экспертов заключение по крови, а в информцентре управления — официальное подтверждение идентичности сравниваемых отпечатков. Примерно в шесть пятнадцать она уже вернётся в Кинель и, не заходя в райотдел, посетит изолятор, чтобы, быть может, в последний уже раз допросить Рудакова. Протокол с его вчерашним признанием она так и не успела вынуть из сумки и, естественно, подшить к делу, поскольку из редакции поехала сразу в Самару. Всё упорядочить она, конечно, не успеет, но самые горячие бумажки, по крайней мере, перестанут жечь её совесть.
Но, как известно, человек предполагает, а… Человеком на государственной службе располагает начальство. Ларина только–только успела разложить на столе папки, как её позвали к начальству. Она уже знала, что вчера после полудня подполковника Синотко увезла “скорая” — прижала почечная колика. Сколько он пробудет в больнице, никто не ведает, а пока что обязанности главы райотдела внутренних дел перешли к его заму, начальнику криминальной милиции майору Михалычеву. И это никак не могло радовать следователей, которых матёрый розыскник в глубине души считал волынщиками, бездельниками и бумажными душами. Поскольку начальник следственного отдела из отпуска ещё не вышел, прикрывать грудью самые молодые по возрасту и, увы, наименее квалифицированные кадры в райотделе было некому.
Даже Ларина, самая опытная и самостоятельная сотрудница отдела, чувствовала себя сейчас не совсем уверенно, поднимаясь на второй этаж. Женя, секретарша начальника, сообщила ей, что Михалычев ждёт её с материалами по Тургаевке. Что было совсем некстати. Заключение по делу Ларина намеревалась писать сегодня вечером, вернувшись из Самары. “Я подслушал в приёмной, что область на нас жмёт по Ходорову”, — на ходу сообщил ей рыженький коллега Жуколев, торопившийся с дежурной бригадой на выезд. Анна недоумевала: то своё начальство подгоняло с завершением следствия, теперь уж и область жмёт. Того гляди, министр позвонит. С какой стати такой ажиотаж? Неужели уже задействованы тайные рычаги? Какие? Чьи?.. Тем не менее, решила она, до завтра никому ничего объяснять не стану. Только после Самары!
Михалычев не поздоровался и не предложил ей сесть. Он был не один в кабинете: симпатичный подполковник, плотный, русоволосый, приветливо кивнул ей из кресла.
— Принесла? — Михалычев кинул короткую руку через стол и буквально выдернул папку из пальцев Анны. — Оставь, я просмотрю. Тут всё?
Вопрос, в общем–то, дурацкий. Отчего только это злорадство?
— Разумеется, всё. Сегодня добавятся ещё две экспертизы.
— Экспертизы, говоришь? — с ехидцей повторил Михалычев, листая папку и словно обнюхивая её. — А где же протокол с признанием убийцы?
Надо же!.. Листы протокола остались в сумке!
— Извините, я через минуту…
Она выскочила из кабинета и, провожаемая сочувственным взглядом Жени, ринулась к себе. Возвращаясь, на лестнице сняла скрепку, расправила свёрнутые в трубочку страницы.
— Вот, пожалуйста, протокол последнего допроса… — Анна тяжело дышала, но вовсе не от волнения — взбежала вверх по лестнице, оттого лишь.
— А почему, спрашивается, не подшит к делу? Почему таскаете с собой? Вы что, и в Самару его брали вчера? Только не врать!!
Анна почувствовала, что бледнеет. От обиды? От злости на разоравшегося хама? От раздражения на саму себя?
— Прошу на меня не кричать, — сказала она жёстко, без интонаций. — Да, не успела подшить… Машина подвернулась неожиданно. Завтра я намерена…
— Плевать мне на то, что вы там завтра намерены напридумывать, — уже сдержаннее, но ничуть не менее жёстко проговорил врио начальника, сжимая картонную обложку “Дела”. — Чем вы объясните дебош, который в изоляторе устроил после вашего отъезда подследственный Рудаков? Пришлось меры физического воздействия применить к этому гаду… А если газетчики прицепятся — в изоляторе, мол, бьют?!
— Я ничего не слышала об этом, — с неохотой призналась Анна, чувствуя поднимающуюся в груди злость на друзей–товарищей, не поставивших её в известность о ЧП, которое впрямую её касалось.
— Жаль! А вот другие слышали! Что следователь отговаривает его сказать всю правду!! Что вы, следователь Ларина, мешаете ему облегчить наказание чистосердечным признанием!
— Что за бред! — на лбу Анны мгновенно выступила испарина. — Я должна быть уверена не на девяносто девять, а на все сто процентов, что подозреваемый виновен! Пока такой уверенности у меня нет, я не сяду за обвинительное заключение… Это мой принцип, и изменять ему…
— Отставить! — Михалычев покосился на подполковника и шлёпнул папкой о стол. — Я отстраняю вас от этого дела. Пока — временно, кому передать — скажу. Там видно будет. Идите! У вас есть чем заняться… Всё!
* * * — Убедился? — подполковник многозначительно посмотрел на закрывшуюся за Лариной дверь и повернулся к Михалычеву. — Она сделала бы всё, только бы не доводить дело до суда. Позиция для следователя более чем странная, верно, майор? Наверняка рассчитывала уговорить подозреваемого отказаться от признания. Кому–то очень нужно, чтобы ни обвинительного не было, ни суда… Сколько же ей отвалили бы за такое, а?.. Видно, у писателя, которого этот гад прикончил, солидно было в заначке.
— Оттого он и не хочет на волю, — значительно поддакнул Михалычев. — Припрятал и делиться не собирается. А там, глядишь, помогли бы выбраться. У нас ведь то амнистия, то условно–досрочное… Мало ли.
— Ты, Владимир Петрович, абсолютно правильно решил забрать у неё дело! — подполковник озабоченно потёр подбородок. — Теперь присмотреть надо, чтобы вещдоки и прочие там улики не испарились. Если большие деньги задействованы, всякое возможно. Сам понимаешь, майор!
— Одного не понимаю! — Михалычев растянул толстые губы в ухмылке. — Всё же открой секрет, Валерий Николаевич, откуда в управлении прознали про эти наши дела?
— А всё просто. Убийство писателя на контроле у самого… Шеф наш, оказывается, что–то из его книг вроде бы читал. Вся информация поступает сразу туда… — подполковник указал пальцем в потолок. — Баня тебе будет, майор, если завалишь… Закругляй срочно — кровь из носу.
— Теперь уже пошло легче. Признался–таки, сволочь.
— Вот и куй, пока горячо… Я генералу так и передам, что готовите передать в суд. Надо ещё подумать, может, и этапируем его к себе в Самару. А то ещё, глядишь, даст от вас дёру.
— Да уж постараемся, чтоб не сбежал.
— Пёс его знает, что лучше… — задумчиво обронил подполковник. — Какие у нас сейчас суды, сам знаешь… Иногда думаешь: стоит ли нашим парням жизнью рисковать, хватая бандитов, когда большинство их тут же на волю отпускают?.. Юридически я не прав, конечно, но считаю, что отъявленных заморозков не страшно при задержании и того… кончать. А ещё лучше, когда при попытке к бегству… Короче, майор, есть над чем думать нашим правоохранительным органам. И думать не только в Москве и Самаре, в Кинеле тоже…
* * * Примерно через час, проводив до машины отбывшего в Самару подполковника Сергеенко, Михалычев вызвал к себе следователя Жуколева.
— Все прочие дела — побоку! — распорядился он. — Перебирайся на сегодня в мой кабинет, чтоб ни одна собака не мешала, и сиди хоть до завтрашнего утра. Вот с этим!
Он протянул папку Сергею и усмехнулся, встретив его недоумённый взгляд.
— Так это же Лариной… — растерянно пробормотал Жуколев.
— Я её отстранил… Изучи, и чтоб к утру было готово обвинительное заключение. Материала там больше, чем достаточно. И самое главное — есть это. — Михалычев вынул листки последнего протокола. — Исполняй!
* * * Анна пришла в себя на удивление быстро. Отстранение от дела она первоначально восприняла, как удар кулаком по лицу: ошеломление, боль, яростный гнев, растерянность… К счастью, жизнь научила следователя Ларину справляться со спонтанными эмоциями. Выйдя от Михалычева, она не пошла сразу к себе, а спустилась до цокольного этажа и через заднюю дверь вышла во двор райотдела к гаражам. На лавочке, где обычно перекуривали водители, сейчас никого не было. Закрыла глаза, положила руки на колени, расслабилась… Отсиделась, десяти минут ауторелаксации ей хватило. Вернувшись в кабинет к своим бумажкам, нашла служебный телефона Дмитрия, набрала номер.
— Майор Иваненко у аппарата!
— Дмитрий, это я, Ларина. Есть новости?
— Анечка, рад тебя слышать! Ты как в воду глядела! Опер от подъезда до железнодорожного вокзала проводил твою дамочку. А когда спросила в кассе насчёт билета на поезд Москва — Оренбург, предложил ей прогуляться до привокзального оперпункта. Там поинтересовались содержанием её баула, а в нём — эдакий брусочек, в целлофан завёрнутый. Сто пять тысяч “зелёных” как одна копеечка… Конфисковали, а саму Азарину отпустили домой, предупредив, чтоб в ближайшие дни из Самары — никуда…
— Если б ты знал, Дима, как я тебе благодарна!.. — Голос Анны дрогнул от волнения. — Да, кстати… Меня Михалычев отстранил от дела Ходорова. Он у нас за главного, Синотко заболел. Кажется, не обошлось без подсказки Сергеенко. Знаешь такого?
— Ещё бы не знать! — саркастически буркнул Дмитрий. — Но не для наших телефонов этот разговор, верно?
— Дима, нам надо увидеться! Буду сегодня в Самаре около четырёх.
— Жду звонка.
Она положила трубку и задумалась. Дверь распахнулась.
— Ты хоть знаешь, как твой смертоубивец набузил?!
Капитан Саврасов, влетевший в кабинет с этой фразой, осёкся: тяжёлый взгляд Анны исподлобья отбил у него всякую охоту шутить.
«Волга», №8, 1999
