Стихи
Владимир Яськов
Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 1999
Владимир Яськов В тени гения 1 ...Снова вечер настиг и в словесные дебри уводит... Нет бы - начерно стих, а потом уж мечтать о свободе, нет бы лживому раю простить нищету и неволю... Над ручьём умираю, а над океаном - тем боле. Эти строки в печать не годятся, наверно; отсюда до тебя не достать никакими словами - лишь чудо может тонкую нить протянуть над Атлантикой синей, - но её не сравнить с ариадниной: тает, как иней. От невстречи с тобой, как от тяжких телесных увечий, нанесённых судьбой, доморощенный стих не излечит, не взовьётся в зенит, не взорвётся, на солнце блистая... Пребываю в тени, в тишине твои книги листаю. Что тебе до меня? Ты не Бог, да и я - не апостол. Но судьбе не отнять стих, который нечаянно создал из подручных словес, из любого, как сказано, сора праздных мыслей ловец и певец тавтологии, вздора. Медь, пергамент, гранит сохранят только букв очертанья. Кто, скажи, сохранит шёпот, крик, перебои дыханья - там, где русская речь, открестившаяся от крамолы, тщится в книгах сберечь потерявшие голос глаголы? 30 марта 1986 4. В колхозной столовой Смешно в грядущее тащиться строем, в народной гуще выглядеть героем... Наедине - верней, вдвоём - с тобою я привыкаю к воле и покою. Я мыслями, как жерновами, движу. Ты далеко - и я тебя не вижу. Я вижу стол с объедками, я слышу - на ощупь воздух тополи колышут: невнятный, точно знамение свыше, дождём простёган и звездами вышит, мир за окном шевелится и дышит, следя, как дождь во тьме рифмует крыши. Приемля всё, я ем холодный ужин, стыжусь того, что никому не нужен, - и с этой мыслью, злой и неуклюжей, борюсь, как пьяный с миргородской лужей. И дело вовсе не в ночном ненастье: не ливень - слёзы взор усталый застят, не позволяя разглядеть несчастье ни целиком, ни даже в малой части. Поэзия безмолвствует - и всё же, обезголосев, молча сердце гложет, - и дождь, идущий под окном столовой, ещё последнее бормочет слово. 28 июня 1986 8 Приобретая с возрастом багаж ошибок (или, в просторечье, опыт), увидев свет, изъездив пол-Европы, ты всё равно не переменишь наш родной расейский взгляд на вещи, ибо не может посуху передвигаться рыба: тут либо фокус, либо камуфляж. И понимая, что гроша не дашь за время, что убить ещё осталось, вдруг чувствуешь смертельную усталость, на старости впадая в детство. Блажь сей мысли в том, что ты ещё живёшь, хрустишь хребтом, потягиваешь пиво, по временам испытываешь дрожь, но в общем - не страшишься перспективы. Сводя на нет кубический объём пространства, ограниченного ночью, ты длишь своё существованье в нём, приобретая форму многоточья. Изрезанный, заштопанный, больной, ты как дурак один за всё в ответе, всем миражам причиной и виной один лишь ты. Да, много есть на свете такого, что присниться не могло ни нашим мудрецам, ни забугорным... Строчи стихи, картавый полиглот, сшивай дерюгу дней пером проворным, стучись во тьму, как ласточка в стекло, глотай свой бром, не выходи наружу, шепчи нам что-то изо всех углов, приветствуй наступающую стужу. 10 мая 1987 9. Happy New Year Обращаюсь к тебе со словами любви. И пусть не услышишь опять, - это неважно, ибо глас вопиющего, в сущности, - просто узник собственной страсти; она ж - не имеет цели. Древние греки предпочитали мрамор. Что изваять, интересно, они смогли бы из фторопласта?.. Эоловы арфы камер издают по заявкам милицейские трели. Новый год - как новый пиджак на старом, отродясь не носившем костюмов, теле. Всё на свете нам достаётся даром, незаслуженно, за спасибо. Будь же счастлив! Я помолюсь сегодня, как сумею, - как мы бы с тобой сумели, доведись нам столкнуться где-нибудь в преисподней, - за прошедшее. Но без его ошибок. 31 декабря 1987 10. Акростих Источая слова, извергая семя, обожая немногих, простясь со всеми, сочетая слова нерушимым браком и в молчанье грядущее пятясь раком, - фанфаронствуй, покуда ещё есть время. Боль, по Павлову, - первопричина плача; речь течёт изо рта, ничего не знача; отвергая страданье как свойство тела, дух сливается с вечностью неумело; сколько б ни было пролито слёз и крови, - кистепёрая страсть затвердела в слове - и, как возглас в ночи, не нашедший слуха, йеллоу ривер на чёрном бормочет глухо. 3 мая 1988 11 Мне из тебя не вырваться. Слова, блуждая ощупью в пределах сходства, всё время натыкаются на стих, исчёрканный тобою. Голова полна цитат, чьё громкое сиротство мы равнодушно делим на двоих. Мы не боимся Страшного суда, зане у нас давно уж на приколе речь (то есть страсть) и мысли на мели. И всё равно, откуда и куда мы движемся: на всё Господня воля, - не верь, емеля, и, фома, мели. И только ночью, изредка, вдвоём, разделены судьбой и океаном, а более - тоскою вековой, мы песни сиротливые поём на языке почти что богоданном: ты - для меня, а я - для никого. Но пусть мой голос немощен и тих, а сам я - глух и немотой измучен и славы мне с тобой не разделить, - мы всё-таки разделим на двоих блужданья Леты в тупиках излучин и Ариадны рвущуюся нить. 19 июня 1988