ВАЛЕРИЙ ОСТРЫЙ
Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 1999
ВАЛЕРИЙ Острый. Грязное и сладкое. Чистое и горькое: Сборник прозы. — Самара: Самарское отделение Литературного Фонда России, 1998.
…когда-то в молодости мне довелось услышать такое мнение — “не понимающий, не любящий симфоническую музыку не обладает и половиной ценностей жизни”. Берусь утверждать — не познавший радостей, горестей, сложностей спорта теряет не менее, если не больше.
В. Острый
…если автор прав, то я с ужасом поверю, что статус моих (человека, равнодушного к симфонической музыке и не испытавшего соответствующих трудностей в спорте) жизненных ценностей находится на нуле, а то и ниже.
Читатель
Сложно определить точные границы “самого широкого круга читателей”, которому автор адресует свои новеллы, тем не менее я столкнулся здесь с некоторым неизвестным ранее видом эзотеризма — “эзотеризмом широких масс”… Весьма неожиданно было почувствовать некий налёт “сектантства” в книге о футболе, к тому же изданной городской администрацией Самары (последнее — смакуемый в предисловии факт).
Проза В. Острого — новая мифология: в центре вселенной здесь — грязный индифферентный футбольный мяч — вокруг него всё вращается. Герои женятся, болеют, рождаются и работают только для того, чтобы где-то в нужный момент свершилось таинство, по традиции отмечаемое интерязыковым “ГОЛ!”. Главное в этой системе — постичь мерцание сложных цепей обстоятельств и следствий, мистическим образом определяющих возможности промаха или попадания.
Попытка разобраться в метафизической сущности футбола приводит к выводу: решающий показатель есть “неорудийность” этого занятия, отсутствие специальных дополнений и устройств (типа ракетки или клюшки), усиливающее основной внутренний конфликт футбола — человеку не разрешается делать то, что ему наиболее свойственно (работать руками). Вся оставшаяся (нефутбольная) жизнь героев книги оказывается чистой воды сублимацией продуктов жестокого спортивного запрета.
“Практически 15 лет изо дня в день он жил футболом. Как пианист к роялю, артист к театру — не путами… нет… ум, страсти, помыслы, желания — всё во имя футбола” (“На выезде”).
В игре проблескивает оттенок религиозности, конфессиональности, сектантства. “В игре он вынырнул из тоски, отчаянья, беспросветности, перед ним замаячил отблеск той жизни, которая то ли ещё возможна, то ли уже…” (“НЕ-В-МО-ГО-ТУ”).
В мире героев В. Острого возведено в культ вещество спортивного пота, оно преподносится с положительной маркировкой, с умилением и где-то даже любовью. Футбольный катарсис — искупление потом. Отсюда понятно почти мистическое поклонение персонажей рассказов перед парилкой. Паровая камера в системе футбольных ценностей заменяет традиционный храм, в неё стремятся, к ней тяготеют как к исповеди; “…пришлось отказаться от парной, хотя без неё в спорте, и особенно в футболе, просто тоска. А уж в те времена, когда играл сам, парилки составляли часть жизни. Сладкую часть. Это же такая услада, после двухчасовой “физики”, после грязи, налипшей снаружи, и пота, залившего всё внутри, очутиться в оазисе жара, достающего до самой последней, самой крохотной косточки” (“Аут”).
Несмотря на интернациональную специфику данной игры (или стиля жизни), автор сумел подчеркнуть невольно пробивающийся наружу менталитет отечественного спортивного “сектантства”. От мирового аналога его отличает пресловутая русская соборность, диктующая свои условия даже в футболе. Закономерно, что крах здесь терпят те герои, которые, нарушив табу, переступили грань, за которой одиночество, беспамятство. Одна квазиавангардистская деталь художественной структуры текста (эстетизированные пустоты) символизирует экзистенциальные разломы после вторжения в русское соборное чуждого индивидуального, и в этом трагедия всей отечественной “спортивной религии”.
В прозе В. Острого футбол — игра, которая не исчерпывается принадлежностью к несерьёзной сфере человеческой деятельности. Игра здесь понимается как феномен на границе общественной и природной (народной, низовой культуры) сфер, не совпадая ни с одной из них.
В. Китляр