С
Опубликовано в журнале Волга, номер 9, 1998
С. П. Синельников
Народный апокалипсис:
смесь языческих и христианских представлений в связи с неурожаем
и голодом 1891 — 1892 гг.
Неурожай и голод 1891 — 1892 гг., поразивший многие губернии России и Малороссии, оставил в народном сознании своеобразный и глубокий след. В гуще народа слагались самые невероятные рассказы о якобы бывших и происходивших событиях, объясняющих причины несчастья. Самые невообразимые слухи и толки ходили в народе, нередко выливавшиеся в беспорядки и погромы. Было бы слишком простым делом объяснять этот феномен народного сознания обыкновенным невежеством, дикостью и некультурностью крестьян, поставленных в жесточайшие условия выживания. Попытаемся, если не решить эту проблему, то хотя бы обозначить её.
Теория: жанр, символ и образ;
смешение язычества и христианства; слухи и толки
Трудно определить жанр приводимых ниже историй, родившихся в сознании народа, но думается, что они попадают в класс легенд-быличек.
Современный исследователь мифологического сознания прошлого и настоящего В. М. Найдыш писал, что одной из распространённейших в России вплоть до первой трети XX века жанровых форм устной народной несказочной прозы является быличка — устный народный рассказ с установкой на полную достоверность, но с элементами фантастических, нереальных и сверхъестественных событий, сопровождаемых, как правило, существами — действующими лицами из пантеона “низших” богов языческих верований или имеющих дело с людьми, обладающими надчеловеческой силой (черти, ведьмы, колдуны) и другими персонажами (привидениями, оборотнями, вампирами и т.д.).
В данной форме народного рассказа достоверность достигается приуроченностью его к действительным событиям российской истории со всей конкретной временной и географической привязкой; в быличках указывается время, место действия и даже имена очевидцев-свидетелей произошедшего.
В. М. Найдыш точно отмечал: “Былички — это органически включённые в повседневную жизнь, в духовную культуру патриархального крестьянства <…>, остатки древнего мифологического сознания, значительно преобразованные, модифицированные под влиянием православия”. И здесь же указывал на одну интересную особенность: пантеон языческих богов очень кардинально переосмысляется — забываются высшие боги и появляются новые толкования “низших” богов. Последним теперь уже принадлежит область нечистого, сатанинского, бесовского, а следовательно, они и являются исключительными носителями зла. Причём происходит смешение этих демонов с представителями сил зла христианской религии. И порой неискушённому читателю трудно разобрать: где в легенде христианские “падшие ангелы”, совращающие человека, а где — языческие духи. В быличке сохранялось всё правдоподобие жизненных обстоятельств, но акцентировалось внимание на сверхъестественном и необычном. Тем самым служа напоминанием человеку о его зависимости от стихий мира: людей повсюду подстерегают бездны и ужасы1.
О том же писал автор предисловия к двенадцатому тому “Библиотеки русского фольклора”: “Легенда всегда отражает действительность сквозь призму того или иного верования <…>”2.
Таким образом, “формула” легенды-былички следующая: отражение действительности с большой степенью достоверности, точная географическая и временная привязка, элементы чудесного — вымысла (деяния сил Божественных или колдовство злых духов), смешение верований языческих с их демонологическими персонажами и христианских (сильное, но не абсолютное влияние Библии и православия).
Разумеется, в рассматриваемых быличках-легендах события представлены в символах-образах. Сознание, “работающее” с каким-либо объектом реальности, переводит этот объект на свой собственный язык — язык сознания, в символических формах связи человека и мира. Символ опосредует человека и окружающий его мир. Он есть обозначение реальности, но не сама реальность. По символу нельзя судить ни об объекте, ни о субъекте, а только о способе их отношения, — через мифологические образы сознания. Итак, символ есть посредник или инструмент объективно-субъективных взаимодействий мира и реальности с человеком и его сознанием3. Такие самые неожиданные символы мы находим в нижеприводимых историях!
Что же касается более глубокого понимания соотношения языческих и христианских верований, то замечательный русский философ и знаток языка А. А. Потебня высказал интересную и глубокую мысль: “Христианство принесло только веру в единого Бога и Христа, пострадавшего за грехи человечества <…>. Но оно, вообще исключающее природу, не дало объяснения многим чудесным явлениям природы, которые язычник объяснил, связавши со своею верою. <…> Христианство могло лишь несколько ограничить, но не могло вполне устранить той части язычества, которая обращена к природе. Далее, христианство оставляло много незаполненного пространства вокруг событий семейной жизни, рождения, брака, смерти, вокруг занятий, например — охоты, земледелия (к месту добавлю: засухи, неурожая, голода. — С. С.), скотоводства, прядения”.
Религия единобожия ставит Божество как конечную причину вне мира и даёт возможность объяснять явления природы механическими взаимодействиями частей: она облегчает познание природы, но не заключает его в себе. И в этом нет никакой “вины” христианства. Многих людей не устраивало объяснение случившегося причинами вроде: “так Богу угодно”, “плохое событие — Божье наказание, хорошее — благодать от Бога идущая”. Такая упрощённая схема, по-своему объясняющая бедствие, не удовлетворяла немалую часть крестьянства: народ искал, на его взгляд, более глубоких объяснений случившегося и находил их в старом, не забытом ещё язычестве. Дело ещё и в том, что “языческий пантеон помещал богов внутри природы, ближе к человеку”4.
Христианский Бог был выше и дальше и не обязан был разъяснять подробно действие сил природы. Конечно же, утверждение это во многом спорное, но очень глубокое.
И может быть, самой жизнестойкой разновидностью народной прозы стала наиболее чуткая к общественным настроениям форма, как СЛУХИ и ТОЛКИ, очень часто служившие поводом ко всякого рода беспорядкам5.
Во все времена официальная церковь сурово осуждала все эти околополухристианские легенды, в разной степени наполненные язычеством. Но народная фантазия не из праздных побуждений, вопреки всяким запретам — переиначивала и ассимилировала христианский материал6.
Народ, не спрашивая разрешения, творил, вопреки церковным канонам и идеологическим запретам. Взлёт народного мифотворчества, замешанного на язычестве и христианстве, приходился на неспокойные, трагические времена.
“Апокалиптические петухи”: крестьянское прочтение апокалипсиса в связи с неурожаем и голодом
Следующий рассказ служил для народа основанием ожидать необычайно-обильного урожая и чрезвычайно кровопролитной войны.
В одном из сёл Новосильского уезда Черниговской губернии однажды ночью церковный сторож, обходя церковь, услышал, что когда на селе пели петухи, в церкви тоже “кричали петухи”. Так было в ночь до трёх раз. “Что такое? — недоумевал сторож, — какой петух мог очутиться в храме?” На другую ночь, опять, как только запели в первый раз петухи на селе, из церкви также послышался крик петуха. Тогда сторож побежал к священнику, разбудил его и рассказал ему, что, мол, в храме неблагополучно, что вот другую ночь кричит там какой-то петух. Оделся священник и отправился с караульщиком к церкви, и они оба услышали, что в ней два раза вместе с сельскими петухами кричали петухи. Наутро священник собрал сходку, поведал всем прихожанам о странном и неуместном петушином крике и в заключение спросил их: “Кто из вас, православные, выищется такой, который бы согласился переночевать в церкви, дабы узнать, что значит этот петушиный крик?”. Один парень из того же села говорит: “Я согласен на это”. На ночь заперли этого парня в церковь. Здесь он взял Евангелие и стал читать. Читал, читал он; вот уже полночь, поют петухи на селе; глядь, — царские двери, неизвестно кем, как будто сами собою, растворяются, и выходит из них БЕЛЫЙ ПЕТУХ: прокричал с амвона: “ку-ка-ре-ку!” и опять в алтарь ушёл. Царские двери за петухом затворились. Запели на деревне петухи второй раз, — опять из растворённых невидимой рукою царских дверей вышел на амвон и пропел оттуда петух, но только КРАСНЫЙ, и также скрылся в алтаре. Когда третий раз на деревне кричали петухи, на амвон выходил и кричал ЧЁРНЫЙ петух. После него явился из алтаря монах в чёрной одежде и спрашивает парня: “Разумеешь ли ты, что предвещают петухи сии?”. — “Не разумею”, — отвечал парень. “Ну, так слушай: БЕЛЫЙ ПЕТУХ означает в скором будущем необычайно-изобильный УРОЖАЙ, КРАСНЫЙ — беспримерно-ужасное КРОВОПРОЛИТИЕ, а ЧЁРНЫЙ — СМЕРТЕЙ, ГРОБОВ и МОГИЛ множество, так что хлеб некому будет есть”7.
Следует заметить, что указанная цветовая символика “апокалиптических петухов” несколько расходится с “первоисточником” — Откровением Иоанна Богослова, в котором апокалиптические всадники означают: на белом коне — победу некоего венценосного, на красном-рыжем — братоубийственную войну, на чёрном-вороном коне — обман и голод, на бледном — смерть и гробов множество8.
Ведьма, разгонявшая дождевые тучи
— виновница неурожая
Среди крестьян Черниговской губернии ходило несколько рассказов по поводу неурожая, холеры и войны. Виновницей неурожая, как толковали крестьяне Чернского уезда, была одна ведьма. Она ночами на осиновом лучке (дугообразной палке) разъезжала по деревням и дёргала у петухов перья из хвостов и крыльев — штук по пяти из каждого петуха. Вот почему летом 1891 и 1892 гг. по ночам будто бы часто слыхали крик перепуганной птицы на дворах. Спасались от ведьмы только те петухи, которые садились на борону, потому что борона, составленная из крестообразных связанных частей, не подпускала к себе “бесова отродья”. Из надёрганных перьев ведьма вязала пучки и, летая на своём лучке по поднебесью над “матушкой Русью”, РАЗГОНЯЛА ИМИ ДОЖДЕВЫЕ ТУЧИ и, таким образом, не давала плодотворному дождю проливаться на засохшую землю. Много зла причинила православным эта ведьма… После смерти ведьмы пошли дожди, да было поздно.
Итак, рассуждали мужики, в настоящее время причин к неурожаю нет: ведьма умерла, холеры бояться нечего. И всё-таки нельзя чувствовать себя спокойным: в скором времени начнётся небывалая по своим ужасам ВОЙНА с тем самым царём, который через своих агентов якобы производил в России холеру9.
Иродовы сёстры — спутницы голода
Действительно, если только в известной местности при хроническом или остром голодании появится какая-либо инфекционная болезнь, то эпидемическая зараза сыпного, возвратного тифа и пр. обнаруживает нередко безграничный, никем не обузданный произвол. Образным подтверждением этих научных наблюдений является известная русская пословица: “изнимет брюхо голодуша, придёт и боль, и варогуша”. Под именем Варогуши народная легенда, весьма распространённая в России, разумеет одну из сестёр Иродовых, посылаемых сатаною мучить людей. Именно, когда сёстры Ирода — число которых определяется то сорока, то двенадцатью братьями и двенадцатью сёстрами, причём у каждого члена этой семьи по 300 любовников и любовниц, — пришли на могилу Иоанна Крестителя, то внезапно земля разверзлась под ними и они поступили в услужение сатане. Одну из таких сестёр Варогушу народное поверье, по Далю, изображает в виде белого ночного мотылька, который, садясь сонным на губы, производит лихорадку.
А в Пошехонском уезде Ярославской губернии каждая из 12 сестёр Ирода имеет чрезвычайно характерное прозвище, а именно: Голодея, Пухлея, Желтея, Трясея, Огнея, Ледея, Гнетея, Хрипея, Глухея, Ломлея, Корикорта и, наконец, Навсея. Насколько трудно бывает бороться со всеми этими Голодеями и пр., с их братьями и целым сонмом любовников и любовниц, излишне было бы напоминать.
Кроме того, голодовка обусловливает ряд болезненных расстройств среди населения: малокровие, золотуху, скорбут, чахотку, бледную немочь и всевозможные нервные болезни.
По общему отзыву врачей и юристов, голодовка произвела страшные потрясения в обществе и в отдельных личностях: люди, которые не ели досыта, страдали видениями, галлюцинациями, впадали в отчаяние и т.п. Голод побуждал обычно мирное и добродушное население к самым ужасным поступкам: к самоубийству, к преступлениям, к пороку, к неповиновению властям, к ослаблению и расторжению семейных уз и к самой страшной социальной анархии10.
Крестьянский разговор
Толки народа о скорой кончине мира в связи с трагическими голодными событиями 1891 — 1892 гг. наиболее ярко дают представление о грядущем апокалипсисе.
М. Дикарёв в “Этнографическом обозрении” (1891. № 2) опубликовал записанный им разговор между крестьянами-малороссами:
“Собрались <…> несколько человек и стали говорить про голодный год. Вот один и спрашивает: “Отчего это у нас теперь хлеба не стало родиться? Вот уж годов десять подряд всё нет и нет хорошего урожая. Может, в те годы люди лучше были и не так гневили Бога, как теперь?”. А другой ему отвечает: “Нет, кум, не в том дело. Тогда, люди сказывают, ещё хуже было, чем теперь; люди умнее стали, а тогда, сказывают, много было еретиков и разных колдуний — и то Бог хлеб родил”. Тогда третий, сосед первого, и говорит: “Вот что, люди добрые, послушайте, что я скажу вам: люди, я думаю, одинаковы были, что тогда, так теперь, а только я слышал вот что. Теперь год Касьяна, так вот он и голодный год; потому что этот год вредный для всего… На высокосный год, говорят, ничего благополучно не обходится: если люди не мрут, то скотина или птица, или бывает страшный голод”. “А то ещё вот что: может быть, справедливо в Евангелии сказано, что ПЕРЕД СТРАШНЫМ СУДОМ БУДУТ ЧАСТО ГОЛОДНЫЕ ЛЕТА, И ЛЮДИ БУДУТ УМИРАТЬ, И ЦАРИ БУДУТ ЧАСТО ВОЕВАТЬ. Вот, может, это оно и есть. Посмотрите, добрые люди: уже в мире всё делается так, как сказано в Евангелии, что будет перед светопредставлением”. Другой отвечал: “Нет, добрые люди, нечего нам рассуждать, что скоро будет конец света; про то никто не может сказать, кроме Бога. А теперь, надо полагать, что Бог нас наказует, что мы Его чем-нибудь прогневали. Теперь нам больше ничего не остаётся, как просить Бога, чтобы Он нас помиловал и уродил нам хлеба. А то, я думаю, всё враки, что на высокосный год ничего не обходится благополучно, а всегда оно так бывает <…>”11.
Слухи и беспорядки
“Законными” спутниками голода являлись холера и страх перед ней, холерные бунты и пьянство.
Так, в слободе Покровской Новоузенского уезда Самарской губернии известие о появлении холеры произвело какое-то особое впечатление. Эту весть все принимали с каким-то особым страхом. Очевидец рассказывал: “<…> Я навидался столько пьяных, как никогда раньше. Пили затем, чтобы заглушить в себе страх холеры и чтобы побороть её водкой, и чтобы умирать было легче в пьяном состоянии; пили и затем, чтобы помянуть умершего, и затем, чтобы весело дожить последние дни, пили и Бог знает зачем — лишь бы быть пьяными”.
Вспыхнувший в слободе Покровской бунт был поднят пришлыми на заработки людьми, ими же распространена была легенда об отравлении народа врачами: будто за каждого отравленного русского доктор получает 30 руб., а за хохла 40 руб. Невероятные слухи, но доведённая до отчаяния масса, испытывая голод, нужду и страх, рождает самые чудовищные фантазии и охотно им верит.
Поэтому, в Покровской мятеж принял самые большие размеры, так, что больница была разрушена до основания (“дотла”). Студенты-медики, приехавшие помочь больным, еле спаслись от разъярённой, дикой и неуправляемой толпы.
Корреспондент “Мира Божьего”, анализируя события, писал: “Поводом к бунту послужили фантастические рассказы, пущенные в обращение неизвестно кем и когда, но с глубокой верой подхваченные всеми”. И далее преинтереснейший рассказ, который можно привести только полностью:
“За зиму, когда голод постиг приволжские губернии, царь много посылал и хлеба, и денег для раздачи народу, но эта помощь не доходила до назначения, оставаясь в руках чиновников, грабивших и казну и народ. Проведав стороною об этом, царь послал наследника инкогнито разузнать дело на месте. Наследник приехал, разузнал, долго уговаривал чиновников отдать всё награбленное народу, но, не сладив с ними, “поехал за отцом”. Чиновники же, узнав об этом и испугавшись расправы, ПОДКУПИЛИ ДОКТОРОВ, чтобы те распустили холеру и не допустили бы этим царя к Поволжью. Царь, действительно, не приехал, но НАСЛЕДНИК УЧАСТВОВАЛ С НАРОДОМ И В БУНТАХ, И В РАЗГРОМАХ БОЛЬНИЦ! В Покровском народ ТРИ РАЗА ПОДНИМАЛ НА “УРА” ПОРТРЕТ ГОСУДАРЯ, висевший на стене в земской больнице, И СНОВА ПОВЕСИЛИ ЕГО НА МЕСТО. Он и икона были единственными уцелевшими там вещами.
По другому варианту, холеру напустила “англичанка”, пожелавшая погубить русский народ и подкупившая докторов”12.
Однако не всегда и не везде ставшие повсеместными слухи доводили до беспорядков — массового неповиновения, погромов, устраиваемых в больницах и т.д. Имеются факты, когда бурные события поворачивались в иное — мирное русло. И здесь положительную роль играло местное духовенство, принимая огонь дикой ярости и невежества на себя.
Сразу вслед за голодом пришла другая страшная гостья — холера. Замечательную роль в преодолении эпидемии сыграл местный священник — разъясняя тёмным и невежественным лицам из народа о вреде слухов и небылиц и о пользе применения лекарств, тем самым отводя от врачей и фельдшеров угрозу расправы. Священник Николаевской церкви с. Иловатый Ерик так писал о тех событиях:
“В первых числах июля начали появляться в приходе больные от холеры.
8 июля в праздник “Казанской Божией Матери” после утрени приходской священник, видя, что народу явилось к утрене менее, чем в прежние годы в этот праздник, очень уважаемый прихожанами, заметил последним, что ввиду нескольких лет неурожаев хлеба и появления в приходе холерной эпидемии следует быть усерднее к посещению праздничных богослужений и просить Господа Бога об избавлении от губительной болезни. На это замечание относительно появления в приходе холеры первый начал отвергать появление её крестьянин Никон С. К-н, а за ним крестьяне Сергий Н. Б-н и Алексей Г. Л-н и произвели такой шум в храме Божием, что приходской священник, сказавши им, что ему больше, чем им известно — кто и от чего заболел, и что ему нет никакой надобности выдумывать и сообщать им о таких бедствиях, коих не существует в приходе, просил прихожан прекратить шум в храме и разойтись по домам. После сего они, вышеупомянутые крестьяне, с громким говором удалились вместе с прочими из храма.
Во всю эту неделю настроение некоторых дерзких людей против появления в их селе врачей и фельдшеров было <…> мрачное. Но когда холера начала довольно сильно действовать в приходе, то прихожане, принимая от приходского священника лекарства против холеры, получаемые им от местного земского начальника, и видя в них пользу, начали по совету того же священника доверчиво обращаться к врачу (студенту Санкт-Петербургского университета), фельдшеру и сестре милосердия за лекарствами. Таким образом, дело обошлось без бунта, хотя один дерзкий солдатик К. Е. К-н, будучи нетрезв, и ударил небольшим камнем на улице вышеуказанного врача, за что был тотчас же арестован”13.
Суеверия
В той же церковно-приходской летописи священник отмечает один суеверный обычай своих прихожан — только подтверждающий мысль о том, что христианство у русского народа смешалось с прежними остатками язычества.
“Суеверия в немногих некоторых домах поддерживаются тем, что после утрени праздника Крещения Господня хозяин дома, положив несколько кусочков простого ладана в домашнюю ладаницу с горячими углями, идёт на скотный двор и там, собрав объедки соломы в одну кучу, выкладывает угли с ладаном на кучу соломы и зажигает её, наблюдая за тем, как бы не произвести пожара. Это называется у них “ПУРЫНОМ” и делается для того, чтобы домашний скот их был здоров” (Николаевская церковь, с. Иловатый Ерик Новоузенского уезда Самарской губернии)14.
На самом деле: ладан и ладаница — атрибуты православного богослужения; солома — вполне языческий материал. Соединение этих двух стихий в их совместном горении, по верованиям крестьян, должно предохранить их скот от болезней и падежа.
Без шуток: планы переселения
крестьян на Юпитер
Естественное переселенческое движение в ХIХ веке — из центральных губерний на юг и восток, в том числе и в Нижнее Поволжье, в голодные 1891 — 1892 гг. сменилось усиленным обратным потоком из неурожайных губерний в те, которые не пострадали от засухи. Мало того, по поводу переселений в крестьянской среде возникали самые невероятные планы и предприятия. “Например, в одной из деревень Саратовской губернии КРЕСТЬЯНЕ СОБРАЛИСЬ ПЕРЕСЕЛЯТЬСЯ НА ПЛАНЕТУ ЮПИТЕР”!
“Саратовский листок” объяснял это тем, что рассуждения астрономов о населённости планет проникли в довольно своеобразной форме и в саратовскую глушь:
“Явились какие-то выходцы с Юпитера, которые стали приглашать к себе на житьё добродушных крестьян. Земля, мол, хорошая, лесу, лугов — вдоволь, в реках — рыбы сколько хочешь, зверя и птицы в лесах такая тьма, что приди целая армия — и та их не искоренит, потому — железных дорог нету, пшеница родится — золото, и занимать те земли всякому свободно. Проведал об этом и пристав. Собрал урядников, сотников, десятников. Желание N-ских крестьян переселяться на Юпитер было обнаружено вполне. Кто подстрекатель? Привели и подстрекателя, казака с. Куковичи, Оверка Шкоду. “Ты что же, такой-сякой, народ подымаешь да бунтуешь, когда не последовало ещё распоряжения о переселении?!” Тот отпирается: я не грамотный! Люди говорят — земли хорошие. В результате — протокол за распространение ложных слухов о допущении переселений на Юпитер…”15.
Автор заметки комментирует указанный факт и объясняет его невозможностью крестьянам существовать на собственных наделах, а также глубоким невежеством народа. Хочется добавить, что и голод сыграл свою злую шутку с сознанием крестьян.
Комета и “конец света”
Кроме голода и холеры, возникновению в сознании простого крестьянского народа ожиданий страшного суда и конца света способствовали разные необычные и редкие природные явления. Отметим одну черту — это натурализм этих представлений, который понимался как вполне реальные природные катастрофы. Например, столкновение кометы с землёй.
1899 г.: “Некоторые из прихожан в силу ложных толкований о столкновении земли с кометой, получаемых из других местностей и приурочиваемых к 13 ноября, выразили страх и готовность (по их выражению: якобы к наступлению конца света); по прошествии же 13 ноября успокоились и вошли в обычное житейское настроение” (Тихоновская церковь хут. Беспалова Михайловской станицы Хопёрского округа)16.
1900 г.: “25 ноября в 7 ч. утра некоторые казаки видели падение аэролита, сопровождавшееся громом и молнией. Пред этим же временем в народе распространялась молва, что в конце ноября будет “Страшный суд” (Кресто-Воздвиженская церковь ст. Глазуновской Усть-Медведицкого округа)17.
И на самом деле, апокалипсис выражен на языке понимания людей, наступление которого осязается, чувствуется, и внешними проявлениями которого будут страшные — мыслимые и немыслимые бедствия. И народное сознание вполне адекватно представляло этот час наступающего суда — по-язычески, а объясняло бедствия — по-христиански и в духе веры —греховностью, пороками людей, забвением Бога.
Источники и литература
1 Н а й д ы ш В. М. Мифотворчество и народное сознание // Вопросы философии. 1994. N 2. С. 45 — 48.
2 А з б е л е в С. Н. Русская народная проза // Народная проза (Библиотека русского фольклора. Т. 12). М.: Русская книга, 1992. С. 19.
3 Л о с е в а И. Н. Миф и религия в отношении к рациональному познанию // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 66.
4 П о т е б н я А. А. Слово и миф. М.: Правда, 1989. С. 276 — 277.
5 А з б е л е в С. Н. Указ. соч. С. 20.
6 М и л ю к о в П. Н. Очерки по истории русской культуры. В 3-х тт. Т. 2. Ч. 1. М. 1994. С. 265 — 267.
7 Мир Божий. 1893. № 9. С. 180 — 181.
8 Откр. 6, 2 — (С и н е л ь н и к о в С. Апокалипсис и религиозное прочтение первых лет советской истории: четыре всадника — четыре казни // Православное слово. 1994. № 11. С. 11 — 12.
9 Мир Божий. 1893. № 9. С. 179 — 180.
10 П о г о ж а е в А. В. Апатия голодания и гигиена // Русское богатство. 1892. № 4 — 5. С. 26 — 27.
11 Мир Божий. 1894. № 11. С. 177 — 178.
12 Там же. № 9 — 10. С. 186 — 189.
13 ГАВО. Ф. И-163. Оп. 1. Д. 24. Л. 12 — 13.
14 Там же. Л. 4.
15 Мир Божий. 1894. № 7 — 8. С. 185.
16 ГАВО. Ф. И-35. Оп. 1. Д. 46. Л. 20.
17 ГАВО. Ф. И-53. Оп. 1. Д. 16. Л. 45.