Ольга Лещёва
Опубликовано в журнале Волга, номер 8, 1998
Ольга Лещёва
* * *
Нашим поздним огорченьям не судьба сойти на нет.
Станешь каяться: зачем я разглядела дальний свет,
станешь вдумчивой и ловкой ближе к вечеру, когда
нанесут татуировки равнодушные года.
И тогда вступает слово в оправдательную речь:
можно сердце за основу взять — и этим уберечь,
даже если всю планету запугает чёрный дым —
никакой крамолы нету в непризнании беды.
Но пока играет соло ненаглядная свирель,
ты под облаком свинцовым в неподверженное верь.
Верь, крепясь и обессилев, утешаясь и скорбя:
есть и плаха у России, и опора для тебя,
и дорога с жёлтой пылью, и железное кольцо,
и размах тяжёлых крыльев, задевающих лицо.
* * *
Заслоняется рукою дальнозоркая беда:
за весеннею рекою есть высокая вода.
Там не вянут от разлуки и не старятся от слёз
незатопленные руки частоколов и берёз.
Там видней, какие даты до краёв погружены,
и известны результаты неудавшейся весны.
Там портной годами копит на игле змеиный яд
и, ужаленный, торопит срочный свадебный наряд,
и над вытачками бьётся, и разглаживает шов,
чтоб у тех, кто остаётся, жизнь сложилась хорошо.
А вода всё прибывает, и, отчётливо видна,
вновь душа моя всплывает с недостигнутого дна.
Выходи ж, тоска-погибель, на дорожный перекрёст;
я не помню, кто обидел, я забуду, кто донёс,
но, не жалуясь на время, буду чистой до конца,
не скрывая перед всеми неповинного лица.