Владимир Казаков
Опубликовано в журнале Волга, номер 8, 1998
Владимир Казаков
Из книги “Продолжение воздуха”
Продолжение воздуха
Я сделал несколько жёстких глотков тишины. Справа и слева от меня темнели просторы воздуха с стремительными линиями, прочерченными железным полётом крыш.
Мгновения вспыхивали рядом со стеклянным полётом окон.
Холод остановился у набережной и туманно белел над чёрной водой.
Какая-то стремительная мысль перекинулась в виде моста на другой берег реки.
Суровость холода к себе самому, казалось, не знала предела: острые края железа так глубоко вошли в воздух, а чугунные перила так раскалились от ветра, что казалось невозможным не только следующее мгновение, но и следующая вечность невозможной казалась.
Я так и не смог избавиться от этого чувства, потому что оно было везде.
Наконец, в начале одной из минут мне стало ясно, что я никогда не выйду из холода, если не ускорю шаги.
Едва подумав, я бросился бежать по мостовой, вслед мне загрохотало булыжное железо воздуха.
Я бежал уже из последних сил, когда вдруг увидел перед собой набережную. Каменные дома и мосты бешено застучали в такт моему готовому вот-вот разорваться сердцу.
Едва отдышавшись, я снова почувствовал тот же холод, только здания на сей раз были гораздо выше, и звук железа доносился с крыш в виде слабых, едва уловимых стонов.
Воздух медленно сворачивал вправо — вместе с набережной. Оттуда открывалось далёкое городское пространство: белые крыши с резкой полосой неба.
Позже, придя в себя, я о своём путешествии мог понять не только по его продолжительности и скорости, но и по ответному безумию набережной с её бешено колотящимися мостами и с чёрной, жадно глотающей морозный воздух, водой.
Время лежало под моими ногами, подошвы стучали по булыжным мгновениям.
Геометрия воздуха всегда привлекала меня головокружительной скоростью своих линий и недоказуемостью всего остального.
Я хотел замолчать, но из застывшего сведённого горла не могло вырваться ни единого звука.
Со стены на меня смотрело высокое, наполненное светом окно.
Позже появились часы со старинным маятником и с резким морозным полднем.
Время, как пушистого дикого зверя, можно было погладить рукой, чтобы услышать, как потрескивает электричество его секунд.
Оглядевшись, я увидел стены, окно, тени и себя, сидящего в низком кресле.
Стены представляли собой каменное продолжение дня: их путь из неподвижности в неподвижность, казалось, был так же бесконечен и прост, как путь воздуха от простоты к бесконечности.
— Вы позволите мне предложить вам чаю? Я совсем не ожидала вашего прихода, и у меня не было никаких предчувствий. Только холод сегодня мне показался странно знакомым… Ах, как мир преображается, когда смотришь на него сквозь оконные стёкла!
— Да? Какие странные, должно быть, вы переживали мгновения!
— А вы? Вы их переживали?
— Я подбежал к набережной как раз в ту минуту, когда других минут там не было.
— Ваш голос похож на вас… Только вы — ещё тише.
Время от времени часы начинали бить, отмеривая равные количества неподвижности и молчания.
— Знаете, я вдруг вспомнила… Я вечером возле фонаря видела неподвижную тень ветра, которая сотрясалась, словно от беззвучного плача.
— Вы совсем дитя! И от нескольких секунд не станете старше.
— Нет, вы ещё не знаете, какой я умею быть. Повелевающей и надменной.
Я взглянул: мгновения вспыхнули на концах её тёмных ресниц… и погасли.
Нет более верной защиты от поступков, чем неподвижность. Впрочем, этот закон — иллюзия, и как таковая нравится мне ещё больше.
Серебристая дрожь охватила расстояния, отделявшие звёзды от крыш.
— Вы здесь? Всё ещё вдалеке от себя и других. Я чувствовала, что вас увижу… Знаете, эта наступившая темнота совпала с моей тревогой, я даже боюсь зажигать свет.
— По-моему, нужно сохранять хладнокровие. Пусть оно совпадёт с этим звёздным мерцанием.
— Бог мой, я ничего не помню!
— Сейчас зима, я ваш гость, а это сумрак и граничащее с ним пространство.
— Да, да. А вот и стена… Я спокойна.
Она хотела коснуться, но это была не стена, а продолжение воздуха.
1972 г.
Черёд немоты
— О чём вы думаете так тихо?
— Я? О грохочущем куске железа.
— Шутки, всегда шутки — как это вам удаётся?
— Очень просто: берётся воздух, и в него вгоняется до отказа слово.
— Как странно мне это слышать именно здесь!
— Суровость дня смягчается к горизонту.
В одном из углов пространства В. очнулся и впал в забытие.
От его полузакрытых глаз к стене каменного вдалеке стоящего дома протянулась мысль: оказывает ли холод влияние на качественный состав времени? А если оказывает, то в какую сторону — в сторону бесконечности или в противоположную?
Там, где эта мысль прикасалась к стене, ей передались мягкость и податливость камня, а там, где она касалась глаз В. — твёрдость и неумолимость голубизны.
В нескольких расстояниях от него стоял стол. Стеклянный стакан тяжело опирался о скатерть. Сумрак был громоздко сдвинут в один из углов комнаты.
Глаза женщины и окно обменялись холодными сверкающими расстояниями. Сквозь морозный туман пробился и вонзился в стёкла свет солнца.
Её локти тяжело и безмолвно опирались о стол. Светлые волосы массивными уступами опускались на плечи и грудь. Глаза медленно передвигали то стену, то сумрак, то какую-то тяжёлую мысль.
Она была пьяна. Стакан не слушался её пальцев.
Лучи с торжествующим хрустом вломились в её глаза. Молчание с хрипом вырвалось из её горла.
Расстояния гибли, оставляя в воздухе мерцающие следы.
В. молча наполнил стаканы, звук вина эхом отдался в одной из бесконечностей воздуха. Со стены на них смотрела стена. Сталь неба резко чиркнула по железу крыш.
Они подняли стаканы, мгновения судорожно обожглись об их губы.
— Вот… я смеюсь, — вымолвила она.
— Ты себя назвала на “ты”?
— Что ты там городишь? Ты пьян?
— Тихо! У меня глаз примёрз к небу.
— Тогда нужно ещё выпить… Поцелуй меня!
— Сейчас, отдеру глаз от крыш…
………………………………………………………… …………………………………………………………… ……………………………………………………………
Стеклянная глыба стакана тяжело мерцала в вечернем воздухе.
В. повторил вслед за собой:
— Что?
— Суровость воздуха заразительна.
— Да. У меня давно уже был готов утвердительный ответ.
Он подошёл к женщине и приблизился. Она подняла глаза: его лицо своими чертами касалось холода.
Когда В. и его спутница вошли, присутствующие были всецело поглощены своим присутствием, их никто не заметил.
1-й гость
Назначение часов: ставить восклицательный знак в конце каждой секунды.
2-й гость
Назначение окон: ранить небеса и сверкать.
3-й гость
Назначение зеркал: страдать всеми видами безумия.
4-й гость
Делаю отчаянный жест сердцем.
5-й гость
Я думаю о себе только в будущем времени, а о будущем времени — только в прошедшем. И ничего не понимаю.
6-й гость
Для таких случаев существует военная команда “кру-у-гом!”
7-й гость
Зачем мне сегодняшний день, если я завтра же всё забуду?!
1-й гость
Без восклицательных знаков жизнь превратилась бы в сплошной вопросительный знак.
2-й гость
Тихо! Теперь черёд немоты.
Ночь застала их в одной из далёких улиц. Булыжное тело мостовой мерцало на ледяном фонарном ветру. Всё звучало: даже смысл вывесок скрежетал, завывая под напорами ветра.
Он хотел сказать, но промолвил:
— Мы здесь.
— Да.
Высота холода, совпадая с высотой неба, беззвучно нависала над каждой мыслью, над каждым словом.
— О чём вы думаете?.. Коснитесь меня.
— На таком холоде поцелуй может оказаться смертельным.
— Я ничего не боюсь. Хотите знать тайну? Я уже сказала… Смотрите! люди вышли, чтобы образовать толпу…
Над толпой вспыхивали голоса:
1-й голос
Боже, не помню ни слова!
2-й голос
Счастливец! А я всё забыл, кроме слов.
3-й голос
Нас так много, что на каждого приходится только по ползвезды.
4-й голос
Зато холода хватит на всех.
5-й голос
Как много неба!
6-й голос
Осторожнее! Вы чуть не пронзили меня своим восклицанием.
7-й голос
Эта стена — каменная. Этот я — каменный.
8-й голос
Господи, где же ты?!
9-й голос
Он далеко, его голос скрыт за его молчанием.
10-й голос
Он дальше, чем небо, и ещё дальше, чем крыши.
11-й голос
Он такой же прозрачный и такой же железный.
12-й голос
Молчу. У меня горло болит от звёзд.
13-й голос
У меня всё лицо в шрамах от их лучей.
14-й голос
А у меня всё сердце на холоде!
15-й голос
Тише, тише! Нас много. Смерть одного мало что значит, смерть двоих — и того меньше.
16-й голос
Стиснули! стиснули! Дайте мне глоток воздуха!
17-й голос
Прислоните его к холоду!
18-й голос
Бог мой! Что это за провалы?!
19-й голос
Это для покойников и их звёзд.
1972 г.
Публикация Т. П. Авальян