Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 58, 2022
Cоветская идеология строилась на святости своего первого дня, «Великого Октября», праздновавшегося 7 ноября, 25 октября по старому стилю. Новая жизнь требует нового отсчета времени, нового календаря (он был, правда, временно, учрежден и французской революцией 1789 г.), точки в завершении предыдущего мира. На моей памяти еще говорили про некоторых людей — «из бывших», из дворян, их сменила новая высшая каста — партномерклатура. Сегодняшние «дворяне» называются «элита». И нынешняя власть тоже хочет иметь свой день рождения, священную дату, ею пытаются представить 9 мая 1945 г., День Победы. Всё, что до этого — история прежнего мира, революционного, это не «мы», а мы — это те, кто победили, уничтожили врага. Граница между советским и постсоветским постепенно ретушируется, просто «мы — страна победителей», как написано на многочисленных щитах вдоль шоссе. «Мы» (имеются в виду нынешние хозяева страны) идем от победы к победе, ставим на место, переставляем местами, потому что есть тот самый первый день в раю, в котором мы еще, правда, не были, но попадем туда, когда другие сдохнут.
Залп Авроры, взятие Зимнего, телеграфа и телефона — это «этапы большого пути», но свергнутая жизнь, сколько ни поубивали ее носителей, продолжает жить, пока живы ее символы — царь и его дети, царевичи и царевны. Кем они станут — простыми гражданами новой советской республики? Рабочими и крестьянами? Бегут за границу? Они — потенциальные конкуренты, в 1918 г. «молодая советская республика» чувствует себя еще неуверенно. А устроенная ею бойня превосходит во столько раз деяния «Николашки Кровавого», Ходынки, и Кровавого Воскресенья 9 января, что уже завтра некоторые могут задуматься: революция делалась для того, чтобы построить общество справедливости и равноправия. И где же оно, когда полстраны пустили под нож? Тут-то и вспомнится, что есть у нас царь, царевичи и царевны, и вдруг всё вернется? Их нужно физически уничтожить, как и во Франции отрезали головы королю и королеве. Во Франции, несмотря на это, монархия возвращалась в разных формах, и потребовался почти век, чтобы Франция стала действительно республикой («Третья Республика, с 1870-го г.) и еще почти век, когда она обрела форму той Франции, которая существует по сей день с 1958 г. («Пятая Республика»).
Но российские революционеры об истории не сильно задумывались, им нужно было удержать власть здесь и сейчас, и негласной, но завершающей точкой отсчета нового самодержавия, так никогда и не ставшего республикой, стало убийство царской семьи.
В отличие от демонстративного гильотинирования монаршей четы во Франции, в России это делалось тайно, ночью, эстетически и морально тошнотворно, подло, как бы с сознанием того, что свершается не правосудие, а преступление. Так оно пошло и дальше: ночные воронки, тайные расстрелы и концлагеря при Сталине, венгерская и новочеркасская бойни при Хрущеве, танки в Праге и аресты диссидентов при Брежневе — ну да все знают. А ключевое событие-инициация всего этого — именно убийство царской семьи.
В сегодняшней жизни такой реальной точки отсчета нет, она идет как гибрид советского и царского, то же самодержавие, близкое к самосознанию СССР времен «отца народов» и Российской Империи последнего императора: «Божиею милостию, Мы, Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая*», а кому не самодержец — те враги. Только география сузилась, хоть и зудит беспокойной памятью.
И вот отличие российского эха цареубийства исподтишка от французского провозглашенного: там оно не породило гражданской войны, противостояния в течение ста лет (и оно продолжается), как в России. И если там девиз свобода-равенство-братство худо-бедно реализовался (не будем о сегодняшнем дне, он везде заблудший), то в России демократия так никогда и не настала. Вождь, Генсек, Первый Секретарь, Президент — это все тот же Император.
В этой связи интересно, что в русской литературе к сюжету цареубийства возвращались постоянно, и Олег Лекманов проанализировал тексты, отметив, что «поделом» писали советские авторы совсем бесталанные, проклинали цареубийц тоже не самые выдающиеся антисоветские, а самые были внутренне раздираемы между этими двумя полюсами: заслужил, да, но нельзя же так. И детей жалко.
Позволю себе привести тут и собственный стишок на тему:
Царь Ни кола ни двора Второй
не услышал лязг и не слушал вой
по цехам, на фронте и под землей.
У него под контролем земля-земля,
он Император всея-всея,
за него… И всё оказалось зря.
© Текст: Татьяна Щербина
*полный титул: «Божиею поспе́шествующею милостию, Мы, Николай Вторы́й, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли́, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя страны́ Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли́ и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая»[