Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 58, 2022
Есть много фантастических фильмов про космических путешественников, нечаянно сквозь некий портал попавших туда, где время остановилось или где его просто уже больше не существует. Еще есть старый анекдот про сорвавшегося в пропасть альпиниста, у которого друзья спрашивают: «Ты цел?» — «Цел!» — «Руки-ноги не сломал?» — «Нет!» — «Тогда поднимайся к нам!»- «Не могу. я все еще лечу!»
Кажется, что все мы сейчас провалились в какую-то временную прореху, оказались в ситуации, когда история прекратила течение свое. Есть лишь четкое ощущение, что мы по-прежнему куда-то летим, но рано или поздно плюхнемся уже в новую реальность, и приземление окажется очень жестким. Участники очередного, четвертого форума «СловоНово» очень много размышляли о том, какой будет постковидный мир, который все не наступит, потому что продолжается ковидный, мы застряли в нем, как муха в варенье и никак не можем выбраться. (Форум начался с того, что из-за карантинных ограничений в полном составе не смогла прибыть делегация из Великобритании, а закончился информацией о рекордном росте заболеваемости в России). Лучше всего это вязкое ощущение остановившегося времени сформулировала журналист и режиссер Юлия Вишневецкая. Она заметила, что жизнь людей в период переломных моментов истории состоит большей частью именно из унылого, томительного ожидания. «Что мы сейчас делаем? Ждем. Что делали люди во время Первой Мировой войны, во время революции 1917 года? Скорее всего они ждали. И это на самом деле очень скучно — ждать. Именно эта скука нам напоминает, что мы живем в историческое время больших перемен, которые неизвестно к чему приведут». Высказывание, которое сразу вызывает в памяти столетней давности фразу, произнесенную, кажется, Зинаидой Гиппиус о том, что самое скучное занятие на свете — жить во время революции.
Юлия Вишневецкая поделилась своим наблюдением во время круглого стола, названного “Пандемия во время жизни”, где шла речь о том, как коронавирус изменил наше повседневное существование, и насколько драматичны эти изменения. Особенно много рассуждали о переходе учебы и работы в онлайн-режим и о том, насколько такой образ жизни сохранится после того, как эпидемия все-таки схлынет. Многие из выступавших были настроены довольно оптимистично и на основании своего опыта объясняли, что жить, проводя большую часть времени в собственной комнате, вполне можно. В этом есть даже свои плюсы — меньше суеты, остаётся время подумать, поразмышлять. Но одним из последних высказался Андрей Бильжо, художник, писатель и психиатр. Обычно остроумный, на этот раз он вовсе не был расположен веселить публику. Он объяснил, что все собравшиеся здесь — творческие люди, которым естественно находить удовольствие от погружения в собственный внутренний мир. Но у обыкновенного, среднестатистического человека, при переходе работы в онлайн-режим его дом превращается, по сути, в тюрьму. «Раньше он утром вставал, шел на работу, вечером приходил, ужинал, брал пиво, смотрел футбол. И вдруг ничего этого нет. Привычный круг общения распался, с женой или мужем разговаривать, выясняется, не о чем. В соседней комнате ребенок сидит в интернете. Утром он сидел в на уроках, вечером он играет. И таких людей тьма, просто масса. И что с ними будет происходить, я не знаю», — добавил Андрей Бильжо. В данном случае он как врач ставил диагноз, но не давал никаких лекарств и рецептов.
Неожиданным было выступление Виталия Манского, посвященное кинофестивалям эпохи пандемии. Казалось бы, в этой сфере отказ от режима офлайн не должен быть особо травматичным — фильмы прекрасно можно смотреть на собственном компьютере, а от того, что не будет красных дорожек, переполненных залов и очередей за автографами, принципиально ничего не должно измениться. Но по мнению Манского, при этом исчезает сама суть, весь смысл этого мероприятия. Во время последнего международного фестиваля документальных фильмов «Артдокфест», проходившего в Латвии, в период, когда был запрещены любые массовые сборища, вдруг в какой-то момент произошло послабление — у людей появилось право собираться в рамках одного домохозяйства. «И мы провели просмотры в таких “пузырях” — рассказывал Виталий Манский. — Например, мы картину “Гунда” Виктора Косаковского привезли и показали на животноводческой ферме, где живет местный пастор, который усыновил множество детей. Все его семья посмотрела картину на ферме, мы натянули простыню буквально в курятнике. Был показ в женской тюрьме, потому что это тоже одно домохозяйство. Но удивительным образом это работало значительно сильнее, чем если бы мы пробили разрешение и показали в центральном кинотеатре. Имидж сильнее факта». Манский также рассказал, что многие фестивали пытались в период жестких локдаунов провести хотя бы символические просмотры «вживую». Например, в шведском Гетеборге, где проходит один из самых известных в Северной Европе кинофорумов, объявили всемирный конкурс на вакансию единственного зрителя. Победителя на катере отправили в затерянный в Северном море крошечный островок Патер Ностер, где в здании маяка он смотрел всю программу — примерно 60 фильмов. «И кинематографический мир жил этим событием, это было необходимо», — рассказал Манский и добавил, что хорошо бы все локдауны наконец закончились, и мы бы вернулись в наш живой прекрасный мир. Кроме того он заявил, что свой последний фильм — “Горбачев Рай” он решил показывать только там, где возможна демонстрация офлайн.
Показали его и на «СловоНово»». Фильм этот многие оценивают как одну из лучших документальных работ Виталия Манского. Горбачеву — 90 лет. Он еле ходит, тяжело опираясь на ходунки. Но у него, как в таких случаях говорят медики, “сохранный интеллект”, причем очень незаурядный. Михаил Сергеевич до сих пор — фигура таинственная. Мы толком не знаем, к чему он на самом деле стремился, на что рассчитывал, как представлял будущее страны, какова его подлинная роль в событиях августа 1991 года. Фильм на эти вопросы не дает ответов, но зато мы начинаем лучше представлять себе первого и последнего Президента СССР. Это человек лукавый как дьявол и хитрый как змей, и очень понятно, почему он так быстро смог сделать такую карьеру — от ставропольского помощника комбайнера до Генерального секретаря ЦК КПСС. При этом он сентиментальный и добрый — сочетание почти неправдоподобное.
Еще один очень яркий документальный фильм из показанных на форуме — “Катя и Вася идут в школу”, первая полнометражная работа уже упоминавшейся Юлии Вишневецкой. Двое молодых москвичей идут работать в провинциальную школу, это благое намерение приводит их в настоящий ад. Место действия — не сибирская тайга, а небольшой городок в полутора часах от столицы, многие москвичи ездят туда на дачу или за грибами. Тем не менее Катя и Вася оказываются в совершенно другом мире, который отказывается их принимать. Камера внимательно следит за всеми стадиями их неудачного начинания. Когда они рассказывают старшеклассникам, почти своим ровесникам, про толерантность или читают Гумилева, те равнодушно смотрят в телефоны. На те же телефоны школьники охотно фотографируются с Катей и Васей, когда они навсегда покидают школу — Катя уходит сама, Васю увольняют. Никакой трагедии, в общем, не происходит. Неудавшиеся учителя находят себе новую работу, не связанную с педагогикой. Их ученики теперь — кто-то в институте, большинство — в ПТУ. И все равно не оставляет чувство досады от того, что эти две России не только не могут услышать и понять друг друга, но даже не в состоянии найти общий язык, на котором можно разговаривать.
Художественный фильм был показан только один, это «MINSK» режиссера Бориса Гуца о событиях в Беларуси, снят он был, как нетрудно, догадаться вовсе не в Минске, а в современных кварталах Таллинна. Фильм демонстрирует удивительное мастерство оператора, он был снят одним кадром, без единой монтажной склейки. Что касается сюжета, его можно было бы назвать: «Юля и Паша вышли погулять». Семейная пара, выехавшая по своим делам, оказывается в центре Минска во время разгона демонстрации, их выволакивают из машины, над ними долго и страшно издеваются в тюрьме, Эта лента вызвала очень сильные споры, и у многих — глубокое отторжение. Можно ли показывать подробно и крупным планом, как избивали людей, если их действительно избивали, и это происходило совсем недавно? Кроме того, в какой-то момент все превращается в мелодраму, а реальный Минск, где происходили всем известные события — в некий условный город, где после целого ряда странных, нелогичных, скорее символических, чем реальных событий Паша погибает. С одной стороны, авторы хотя показать, что любовь, смерть, насилие существуют везде и всегда. Но из-за этого теряется ощущение исключительности именно белорусской трагедии, которая, как и эпидемия ковида, все длится и никак не хочет заканчиваться.
Каждый день на форуме начинался с открытия новых художественных выставок. В первый же день были показаны картины из знаменитой серии «Ностальгический соцреализм» Виталия Комара и Александра Меламида с музами, спустившимися с небес, чтобы принести свои дары Сталину. Кроме того, можно было увидеть работы Андрея Бильжо, Кати Марголис, Дмитрия Цветкова и других современных художников. По вечерам на пляже выступали Андрей Макаревич, Псой Короленко, Орлуша, а также Герберт Моралес с ансамблем Jah Division, демонстрировавший удивительный образец русского регги.
День был отдан круглым столам, дискуссиям, а также стихам. Марату Гельману*, создателю и арт-директору форума, удалось собрать исключительно сильную команду поэтов. Выступления Сергея Гандлевского, Бахыта Кенжеева, Татьяны Щербины, Дмитрия Веденяпина, Всеволода Емелина, Федора Сваровского — их выступления стали доказательством того, что российская поэзия не только жива, но и переживает, пожалуй, период расцвета.
Очень много говорилось о том, что будет дальше с поэзией, прозой, наукой, политикой, журналистикой — да и вообще со всем на свете. Все сейчас меняется. Все зыбко и непонятно. Неизвестно, какие институции выживут, какие исчезнут. Дальше будет то ли лучше (но с чего бы?), то ли хуже (но как именно?).
Поэты, культрегеры, издатели, публичные интеллектуалы, политологи, художники пытались если не предсказать с определенностью, каким будет этот мир, то хотя бы попытаться угадать его контуры.
Дмитрий Зимин, бизнесмен, основатель фонда «Династия» на вопрос, что будет дальше с учрежденной им премией «Просветитель», спокойно ответил: «Наверное, то же, что и с человеческим любопытством. Процветать, расширяться. Это совершенно неизбежно. Важнейшая функция, которая позволила человеку стать человеком — любопытство.” Выступавший в последний день Лев Рубинштейн поделился прекрасной историей, начав ее с рассуждений о том, что большинство художников либо опережают свое время, либо, наоборот, от своего времени фатально отстают. Дальше он рассказал, как в середине семидесятых ему из США доставили пластинку знаменитого музыкального авангардиста Джона Кейджа, где на протяжении сорокаминутного гробового молчания через равные промежутки времени хорошо поставленный голос четко произносил: «This is the music by John Cage». После этого Лев Семенович напомнил, как в конце 50-х годов была популярна “музыка на костях”. самопальные музыкальные записи на рентгеновских пленках. «Мой брат тогда купил Элвиса Пресли, ставит пластинку, и начинается характерное шипение, которое вовсе даже не собирается перерастать в музыку. После этого вдруг пластинка с мерзкой интонацией, с приблатненной оттяжечкой произносит: “Вам музыки? А х.. вам вместо музыки”. И все! Вот вам и Джон Кейдж! И хотя автор этой реплики вряд ли ставил перед собой какие-либо художественные задачи, это было, конечно же, искусство. Но искусство, трагически не понятое современниками, ибо слишком уж обогнало свою эпоху».
История эта, рассказанная прекрасным тёплым вечером на фоне средиземноморского заката, была призвана не только всех развеселить в наше сложное время, но и напомнить, что нам неведомо какие формы примет будущая культура и из какого сора вырастет. Как будут жить люди лет через пятнадцать, невозможно себе даже представить. (То есть представить как раз возможно, но это с большой вероятностью, окажется ложью). Но не может быть такого, чтобы ничего не было.
* На территории России признан иностранным агентом.
© Текст: Екатерина Шерга