Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 55, 2021
Беседа с Александром Гельманом (Youtube)
Мы открываем номер новой пьесой Александра Исааковича Гельмана об одном дне из жизни Альберта Эйнштейна. Альмар – это Альберт плюс Маргарита, его многолетняя любовница и жена скульптора Конёнкова. И это последний день их отношений, почему – читатель узнает из самой пьесы. Александр Исаакович много лет изучал материалы, касающиеся Эйнштейна, и пьеса документальна во всем, что касается фактов. Гельмана взволновала тема «часов судного дня», стрелка на которых стала опасно приближаться к полуночи. Эйнштейн чувствовал свою ответственность ученого, так или иначе причастного к созданию атомной бомбы. А из нацистской Германии он хотел переехать жить в СССР, но Сталин ему отказал, и тогда он поселился в США. Там и происходит действие пьесы.
Если определить Александра Исааковича одним словом, я бы сказала, что он – мудрец. Второе слово – талант. Третье – бесстрашный человек. Возможно, первое и третье качество – результат того, что он пережил в детстве. Более страшного не бывает, и тот, кто пережил такое ребенком и выжил, и не сошел с ума – становится мудрецом, а бояться ему уже и вовсе нечего.
Приведу фрагменты автобиографического очерка Александра Гельмана, чтоб было понятно, что произошло. Родился Александр Исаакович в 1933 году, в Румынии, в Бессарабии, которая в 1940-м году «была присоединена к СССР в соответствии с секретным соглашением, подписанным Риббентропом и Молотовым». Так что ребенок Гельман жил в окружении румын, потом русских, а вскоре немцев, когда туда пришли нацисты. В начале войны так называемым «маршем смерти» он был отправлен в гетто со всей многочисленной семьей, которая погибла либо в этом «марше», либо в самом гетто.
«До войны я видел только одну смерть, одного мертвого человека. Потом за одну зиму я увидел десятки, сотни мертвых людей, в том числе мою маму, моего брата, мою бабушку, мою тетю, ее мужа и их сына, моего дядю и его жену и их сына… Смерть не просто присутствовала в моем детстве – смерть гуляла по моему детству как полная хозяйка и делала с моей душой всё, что ей было угодно, я даже толком не знаю и никогда не узнаю, что она с ней сделала.
В пути выяснилось, что ведут нас в еврейское гетто куда-то на Украину.
Одной из первых в этом полуподвале умерла моя мама. Ей было тогда ровно в два раза меньше, чем мне сейчас, – тридцать один год. Я лежал на нарах рядом с ее мертвым телом, плечом к плечу, целую неделю. Я спал рядом, я что-то ел рядом с трупом матери. Пять дней. Или четыре дня. Или шесть дней. Как она лежала рядом со мной живая, так она продолжала лежать мертвая. Первую ночь она была еще теплая, я ее трогал. Потом она стала холодной, я перестал ее трогать. Пока не приехали и не убрали, но уже не только ее, а еще нескольких человек, успевших умереть за эту неделю в нашем полуподвале. Они убирали трупы иногда раз в неделю, иногда два раза в неделю – это зависело не от количества трупов, а неизвестно от чего.
Я скажу страшную вещь: если вы, взрослые, решите начать войну, поубивайте сначала всех детей. Потому что дети, которые останутся живыми после войны, будут сумасшедшими, они будут уродами. Потому что невозможно остаться, сохраниться нормальным человеком, если в то время, когда ты еще не понимал, что такое смерть, Библию, Тору в руках не держал, ты ел, чесался, сморкался рядом с телом мертвой матери, а чтобы выйти пописать за домом, должен был переступить через несколько трупов людей, которых ты день назад или час назад еще знал живыми».
Тем не менее, Александр Гельман «сохранился нормальным человеком», не просто нормальным, а выдающимся. В свои 87 лет он обладает невероятно ясным умом, и талант его, чаще всего явленный теперь в стихах, только преумножился. Когда его стала беспокоить вероятность новой, еще более смертоносной войны, страх этот – не за себя, а за всех, породил пьесу «Альмар».
© Текст: Татьяна Щербина