Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 53, 2020
Вадим Ольшевский родился в Кишиневе. В разное время работал в университетах Тель-Авива, Стэнфорда, Атланты и Мадрида. Сейчас живет в Бостоне, работает профессором математики в университете Коннектикута (UConn). Член редколлегий нескольких американских математических журналов. Рассказы и повести публиковались в журналах «Знамя», «Кольцо А», «Этажи», «Квадрига Аполлона», «Эмигрантская Лира».
Жребий
1
— Мне очень, очень нравится у вас в Китае, — весело произнес я, радостно глядя в глаза Аи, моей новой тайваньской начальнице. Аи руководила нашей программой, занималась всей логистикой.
— Месяц я был в Шанхае, а теперь месяц проведу у вас в Тайбэе! – развивал я свою мысль. – Удивительный для меня опыт! Столько мыслей, впечатлений!
Вечеринка была в самом разгаре, мы с Аи стояли с бокалами шампанского в центре огромной залы в отеле Гранд Хайт в центре Тайбэя. Точно так же было и месяц назад, в Шанхае. Перед началом летней месячной школы наша компания устраивала в каждом городе прием в роскошном отеле для профессоров, студентов и их родителей. Ice breaking party.
— Давай выпьем за вашу замечательную страну! – весело предложил я и радостно чокнулся своим бокалом с бокалом Аи. – Мне очень, очень нравится Китай!
— Давай, – улыбнулась Аи. – Выпьем за Тайвань!
Мы отпили по глоточку вдовы Клико.
— Тайвань – удивительная страна, — продолжала улыбаться Аи. — Свобода слова, рыночная экономика и гуманистические ценности. Через неделю ты почувствуешь, что мы и Китай – это две совершенно разные культуры. Просто люди здесь иные совершенно, ты это быстро поймешь.
— Ну да, — сразу вежливо оговорился я. – Это я, конечно, ляпнул. Это же как приехать в Канаду, и сказать им, — давайте выпьем за Америку.
— Или приехать в Киев и предложить тост за Россию, — развила мою мысль Аи.
— Так выпьем же за Тайвань! – исправил я свою бестактность.
Мы весело чокнулись еще раз.
2
На переменках я стал заходить к Аи в офис, налить себе кофе и поболтать. А по выходным она стала показывать мне Тайбэй. Национальный музей, музей современного искусства… Действительно, Тайвань — это Тайвань! Люди тут и правда совершенно иные.
— Мои дедушка и бабушка, — рассказывала Аи, — были богатыми землевладельцами в Китае. У дедушки было огромное количество земли в провинции Хэйлунцзян.
— А когда Мао пришел к власти, — продолжает Аи, — дедушка сбежал сначала на Тайвань, а потом сразу в Таиланд. Я дедушку люблю, конечно, но иногда у меня проскальзывает одна мысль. Зачем он уехал? Почему не остался в Китае?
— О дедушке своем я толком и не знаю ничего, — рассказывает Аи. – Знаю только, что в Таиланде он заработал несметные богатства. В Таиланде у нас было все, огромный дворец, прислуга в белых перчатках, роллс-ройс. Папа потом все это потерял. В ноль потерял, все спустил в казино до ниточки!
— Я училась в таиландской школе, — рассказывает Аи. – В британской, международной. Была лучшей ученицей за всю ее историю. Изучала историю, философию, языки. Кроме английского и французского говорю на таиландском, мандарине, японском, корейском, латыни и по-древнегречески. А как я любила нашего короля! Как я его обожала!
— Потом я училась год в университете в Сингапуре, — продолжает Аи. – Там все было по-другому. Все чужое! Все вокруг стерильное, люди далекие. Как я тосковала по родному Таиланду! Как тосковала! Фотографию короля нашего повесила у себя в комнате…
— А через год я перевелась в Оксфорд, — рассказывает Аи. – И там в библиотеке мне попалась на глаза книжка о Таиланде. И узнала всю правду о нашем короле. О его культе личности.
— У нас же в Таиланде как? – рассказывает Аи. – У нас, если ты верующий, ты должен делать пожертвования. На храмы. И половина автоматически идет в королевский бюджет. Грабеж! Половина – Будде, половина королю! И везде, везде, его портреты. И если ты скажешь хотя бы одно о нем критическое слово – 15 лет тюрьмы по 112-й статье. А в газетах везде рассказы о том, как бедная крестьянка продала все крохи, которые у нее были, осталась нищей, но отдала все королю. И как это по-таиландски, по-буддийски. Какая она святая…
— А я? – продолжала Аи. – Чем я лучше? Я же по-таиландски говорю с китайским акцентом. Автоматически белая косточка, высший класс. Привилегии. Слуги, роллс-ройс. Таиландское же общество очень сословное. Так что чем я лучше нашего короля? Какое у меня моральное право его судить?
— У меня в Англии как пелена с глаз упала! – рассказывает Аи. – И я поняла, что не хочу домой. Таиланд – ужасная, ужасная страна. Ведь если ты девушка, то никто тебя там на руководящую работу не наймет. Будь ты хоть семи пядей во лбу! Сексизм! Твой удел – постель и забота о доме!
— Через три года я окончила Оксфорд, — рассказывала Аи. — А тут — телеграмма. У папы инфаркт и инсульт. Он проиграл половину дедушкиного богатства в рулетку, а вторую половину отобрала таиландская мафия. И папа лежит сейчас в больнице в Тайбэе.
— В Оксфорд я уезжала из Таиланда, — рассказывала Аи. – А возвращалась на Тайвань. Летела в самолете, слушала Рахманинова в наушниках, и плакала. Но ничего, папа же жив. Нужно судьбе спасибо сказать за это. И у него инвалидность, нам дали субсидированную квартиру. Мама сидит с ним 24 часа в сутки. А мне надо работать и содержать всю семью.
— Мы все, все потеряли в один день, — рассказывала Аи. – Из принцев в нищие! Но тем не менее я сразу почувствовала, что я здесь – дома. Это моя страна! Моя древняя культура. Моя история. Мой язык. Мои люди. И свобода слова! И равенство полов! Вот где надо жить! Не в Англии же! Люди в Англии у меня до сих пор ассоциируются с картинами Магритта почему-то. Вычищенные ботинки, костюм, галстук. А вместо головы – шар почему-то. Совсем они чужие, из другого теста. Нет, по Англии я совсем не скучаю.
— И вот я уже здесь, на Тайване, десять лет, — рассказывает Аи. – Зарплаты маленькие. Но это ничего. Мы же за квартиру нашу субсидированную ничего не платим. И медицина практически бесплатная. Слуг у нас здесь нет, но мама сама готовит и убирает. Так что ничего… И свобода слова. И люди, люди замечательные. Я счастлива!
3
— Вот только по-китайски я говорю с сильным акцентом, — вздыхает Аи. – С таиландским. И поэтому мне хорошая зарплата здесь не светит.
— Да вы посмотрите в мое удостоверение личности! – восклицает Аи. – Посмотрите мой ID! Я же китаянка в четырехсотом поколении! Я гражданка Тайваня! Я же окончила один из лучших в мире университетов! А они нанимают не меня, а каких-то местных выпускников всего лишь какого-то NTU!
— До сих пор злюсь на папу, — улыбается Аи. – Как он мог спустить такое богатство за каких-то 5 лет?
— А Тайвань? – улыбается Аи. – Разве это нормальное государство? Вот если бы я была полукровкой, наполовину англичанкой, скажем, то никакой акцент не был бы помехой. Они бы все передо мной стелились… Но я чистокровная китаянка. Но говорю с акцентом второсортной страны. И что? И чем я хуже вас, спрашивается?
— А климат здесь какой? – спрашивает Аи. – Тайфуны же каждый месяц! Влажность дикая! И у меня из-за нее все время аллергии!
— А солнце? — продолжает Аи. — Надо все время с зонтиком ходить и половину зарплаты на кремы для кожи тратить!
— Главное, что меня не устраивает на Тайване, — улыбается Аи, — это таиландские рестораны. Да разве это еда? Да вы что, с пальмы упали? Да вы почитайте хотя бы книжки рецептов!
— Когда я захожу здесь в таиландский ресторан, — рассказывает Аи. – Я вначале заказываю один только салат из папайи. Это мой тест такой. Если они даже простой салат не могут приготовить, отсюда надо бежать! Бежать!
— Папайя должна быть нарезана ломтиками вот такой длины, — показывает Аи. – А они всегда торопятся и режут в два раза -длиннее. Потом, сахар. Сахар должен быть обязательно пальмовый, и обязательно или из Таиланда или из Малайзии. А они сахар всегда с Филиппин добавляют, так им, видите ли, дешевле.
— Ужасная страна! — смеется Аи. – Зачем дедушка уехал из Китая?
4
После месяца на Тайване мы все полетели на совещание в Пекине. Компания собирала на столичную конференцию всех своих профессоров из всех своих городов. Брендон летел из Токио, Брюс и Росс из Сеула. Полетели и мы с Асланом из Тайбэя. Аи летела с нами.
— Я ни разу не была в континентальном Китае, — призналась мне Аи в самолете. – Первый раз. И я сейчас лечу и как-то некомфортно себя чувствую. Не жду ничего хорошего.
— Люди там другие, — говорила Аи. – Чужие. Там же социализм…
— Перед поездкой, — рассказывала Аи, — я еще пересмотрела фильм Бертолуччи «Последний император». Чтобы освежить в памяти историю запретного города, пойду туда завтра. Какой-то у меня даже когнитивный диссонанс, столько всего хочу там увидеть, но не хочу общаться с людьми там совершенно…
— Да знаешь, — успокаивал я ее. – Не так все страшно. По большому счету, люди-то везде одинаковые. По большому-то счету…
— Да о чем ты говоришь! – воскликнула Аи. – Там же социализм! Там же рабы!
5
Самолет приземлился, и мы пошли долгими путаными коридорами к паспортному контролю.
— Видишь, — улыбнулся я Аи. – Все точно то же самое. Ничем аэропорт в Пекине от Тайбейского не отличается.
— Да что ты такое говоришь! – воскликнула Аи. – Да здесь же все чужое! Вся реклама не на традиционном китайском, а на упрощенном. Тут же иероглифы все другие! Я ничего толком прочитать не могу! А лица людей на рекламах? Это же не тайваньцы, сразу видно! Я их эмоции не могу по их лицам читать!
— А посмотри, как эти китайцы вокруг нас идут к паспортному контролю! – продолжала Аи. – У них же даже походка другая, медленная. Подневольная! И они идут и друг на друга даже не смотрят. Каждый за себя! Рабы!
Мы подошли к очереди, достали паспорта. К Аи подошла девушка в военной форме.
— Вам не сюда, — сказала она, глядя на ее тайваньский паспорт. – Вам в другую очередь, для граждан Китая. Добро пожаловать домой!
— Они не признают Тайвань отдельной страной, — улыбнулась Аи, и пошла в другую, короткую очередь.
Мы же с Асланом отстояли длинную очередь для иностранцев. Аи дожидалась нас уже на китайской земле.
— Удивительное дело, — сказала она нам. – Я вдруг поняла, что у меня нигде нет дома. Ни в одной стране! Меня везде считают чужой. А они здесь, оказывается, воспринимают меня своей… Удивительное дело!
— Надо же, — улыбалась Аи. – Одна фраза всего «Welcome home», а как она все сразу меняет…
6
На следующий день, на конференции, мы с Аи пошли вместе на ланч. Взяли на раздаче шашлык по-уйгурски, какие-то овощи. Сели за столик.
— Китай – удивительная страна, — радостно делилась со мной Аи. – И люди здесь замечательные! В Тайване все как услышат мой акцент – сразу интересуются, — а откуда ты?
— А здесь, — продолжала Аи, — здесь в Китае у них сотня языков. И половина страны говорит с акцентом. И меня никто здесь ни о чем не спрашивает. Здесь я своя!
— У нас в Тайване официанты быстро принимают заказ и убегают, — делилась Аи. – По две минуты на посетителя. А здесь – они будут с тобой говорить сколько угодно, отвечать на вопросы, советовать. Очень все тут очень умные и доброжелательные.
— И девушка в гостинице, — продолжала Аи. – Она вчера быстро меня зарегистрировала, дала ключи от номера. А потом еще полчаса со мной говорила, советовала куда пойти, что посмотреть. Кучу аппликаций мне на телефон установила. Didi, wechat, Alipay… Просто удивительная какая-то атмосфера всеобщей помощи и доброжелательности. Мне тут хорошо! Я здесь дома!
— Одной книжки из библиотеки мне хватило, чтобы избавиться от таиландской пропаганды, — счастливо улыбалась Аи, – это десять лет назад. А сейчас – хватило одного дня в Пекине, чтобы избавиться от пропаганды тайваньской.
— Слушай, ну какие же замечательные эти китайцы! – рассказывала Аи. – Как они любят своих детей! Когда девочек выводят на улицу, это не так, как у нас на Тайване. У нас же как — надели на нее джинсы и футболку, и все. А здесь они и в платье кружевное ее оденут, и яркие ленточки в косички вплетут. А отцы? Какие здесь замечательные отцы! Они же своих детей через пешеходный переход на руках переносят. На руках переносят! Где вы такое во всем мире увидите?
— А какие здесь таиландские рестораны! – воскликнула Аи. – Замечательные! Не хуже чем у нас в Бангкоке! А о чем люди за столиками беседуют? У нас же на Тайване они всегда о выборах, о политике. Волнуются, руками машут! А здесь они такие все расслабленные! Такие счастливые! Улыбаются, о детях говорят, об образовании, о попсе какой-то своей…
— Может и не так-то он уж и плох, этот социализм-то? — улыбнулась Аи. – Может он и имеет какой-то смысл?
7
Улетали мы с Аи из одного терминала. Я – в Бостон, она – назад в Тайбэй. Сдали багаж, получили посадочные талоны, и пошли посидеть полчаса в чайной. Аи заказала чай пуэр, я – улонг. В дополнение нам принесли кучу каких-то фруктов, пряников.
— Классическая китайская традиция, — объяснила мне Аи. – У нас в Азии всегда именно такое печенье к чаю подают.
— Ну, как? – спросил я. – Какие планы? Когда ты переезжаешь в Китай на жительство?
— Никогда, — вздохнула Аи. – Я разочаровалась в этой стране.
— Понимаешь, — продолжала она. – По совету Аслана я вчера пошла на шелковый рынок. Silk market называется. Это такой целый молл многоэтажный, где можно все за полцены купить. Но там нужно торговаться, меня Аслан предупредил. А я не умею. И они все в молле, они по моей одежде сразу понимают, что я из Тайваня – и сразу цену мне втридорога заламывают. Я для них – чужая. Богатая туристка, меня надо надуть. Надуть!
— Да не умею я торговаться! – воскликнула Аи. – Не могу! И не хочу! У нас же на Тайване все цены в моллах всегда окончательные. И люди у нас все в моллах вежливые, не то, что эти на этом их пекинском шелковом рынке.
— Я ушла оттуда, ничего не купив, — рассказывала Аи. – Села в такси. А у водителя на панели два флажка маленьких. Один – Китая со звездами. А второй – с серпом и молотом, партийный. Он – член коммунистической партии, стало быть.
— Сколько до моей гостиницы? – спрашиваю его. Договорились за 80 юаней.
— А он не к дверям гостиницы меня подвез, — рассказывала Аи. – Он остановился за 20 метров от входа. И закрыл двери.
— Давай 100 юаней, — говорит угрожающе. – А то я тебя не выпущу!
— Ты представляешь, что чувствует в таких случаях девушка? – воскликнула Аи. – Одна в машине с таксистом, в чужой стране? Темно уже на улице, десять вечера. Ну, дала ему то, что он просил. И вернулась в номер вся в слезах.
— Да не жалко мне 20 ваших юаней! – воскликнула Аи. – Вообще, не в деньгах дело! Но где у вас в вашем социализме нормальное отношение людей друг к другу? Ужасная страна! Ужасные люди! Я таких раньше только в фильмах Кустурицы видела!
— Вот почему, скажи, — говорила Аи. – Почему черт догадал меня родиться в Таиланде, с душою и талантом? Почему?
— Вот скажи, Вадим, — воскликнула Аи. – Ты же много ездишь, скажи. Почему в мире нет ни одной нормальной страны? И почему бы нормальным людям со всего света не скинуться бы и не купить себе остров? Мы бы построили бы себе там дороги, школы, больницы. А Эппл и Майкрософ сразу бы открыли у нас свои отделения.. Мы бы там университет основали бы, лучший в мире. И везде были бы библиотеки, кинотеатры, бутики с красивой одеждой… Почему этого нет?
— Помнишь песню Леннона? – спросила меня Aи. — Imagine there’s no countries. It isn’t hard to do. Nothing to kill or die for. And no religion, too. Imagine all the people. Living life in peace…
— А ты помнишь этот видеоклип? – спросила Аи. – Где Леннон играет на белом рояле в белой темной пустой комнате? Так медленно играет и звук рояля такой красивый? Как бы Европа. А Йоко Оно, она как бы Азия, она медленно открывает окна одно за другим? И комната становится все светлее и светлее? А там, за окнами, там такой зеленый дивный сад… И гуляют там животные невиданной красы… Imagine there’s no heaven. It’s easy if you try. No hell below us. Above us only sky…
Что нас ждет в будущем, Запад, Восток или Западовосток?
Введение
Мы живем во время идеологического вакуума. Последние десятилетия люди уже гораздо меньше одержимы борьбой добра и зла. Идеологические войны между фашизмом и коммунизмом, между демократией и тоталитаризмом уже не владеют умами людей в прежней степени. Чем будет заполнен этот вакуум? Куда мы движемся? Придет ли, в конце концов, на смену традиционному двуполярному миру новый, однополярный? Или наоборот, старая битва добра и зла возобновится опять? Об этом я попытаюсь написать во второй части этого текста, а первую начну с избранных исторических фактов и классификации.
1. Однопараметрический редукционизм
«История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов», — написали Маркс и Энгельс в 1848 году. В своем манифесте коммунистической партии. Редукционизм в чистом виде, когда вся бесконечномерная полифония причин, направлений и нюансов редуцируется, сводится к одному лишь параметру – классовой борьбе. Подобный одномерный подход по своей природе довольно непродуктивен, он никогда не был долговременной моделью для описываемых им феноменов. Но, тем не менее, он все же вполне имеет право на существование и даже вполне полезен для классификаций. К примеру, деление животных на млекопитающих и остальных – тут мы видим лишь один параметр, редукционизм. И хотя он и небесполезен для классификации видов, но, конечно же, сводить жизнь дельфинов и жизнь жирафов к одному лишь способу вскармливания не стоит.
2. Два центральных вопроса
Тем не менее, вопреки сказанному, можно хотя и примитивно, редукционно, но все же заметить, что история всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы Востока и Запада. Причем, времена меняются, а с ними географически перемещаются и запад с востоком. Одно время западом была Греция, а востоком – Персия. Потом были Рим и Константинополь, США и СССР. Это как в хоккее, когда по ходу игры происходит смена игроков.
Но принадлежат ли эти сменяющиеся игроки двум конкретным командам? С их общими флагами, эмблемами, лозунгами? Ведь что общего у западных Древней Греции и США в ХХ веке? Или у восточных древней Персии и СССР? Где та лакмусовая бумажка, тот один параметр, который поможет нам определить, восточная ли страна или западная? Это – первый вопрос, который я хочу рассмотреть.
(Замечание в скобках: На возможность найти этот пресловутый один параметр указывает то, что в истории всех этих противостояний всегда почему-то побеждал Запад. То есть, что-то общее у игроков каждой из двух команд все же есть. Не в военном плане побеждал, и даже не всегда в экономическом, а в том смысле, что всемирная история – это в значительной степени история именно вышеперечисленных Древних Греции и Рима, Западной Римской империи, Англии и США. Если собрать воедино все написанное, изобретенное Западом за два тысячелетия, то получится огромная библиотека, миллионы томов. А весь Восток для потомков уместится в десяток-другой книжных шкафов. Историческая победа. Почему же Запад всегда побеждал? В этом поможет разобраться тот один (впрочем, хорошо известный) параметр, о котором я напишу в следующем пункте 4.)
Второй, главный вопрос для рассмотрения – продлится ли дихотомия Восток/Запад и дальше? Как в ближней перспективе, так и в дальней. Если да, продлится, то где будущие новые Запад и Восток? Ниже будет рассмотрен один вариант такого противостояния: США и Китай. А если нет, если не будет ни нового Востока, ни нового Запада, то что придет на смену?
На эти два вопроса я попытаюсь ответить ниже, но начну не непосредственно с ответа, а с некоторых или забавных или полезных исторических замечаний.
3. Как все началось?
Начну с курьезного. Первым обратил внимание на эту дихотомию, кажется, еще Геродот, который начинает свою Историю с анализа главного, по его мнению, источника этого противостояния. Причина эта, по Геродоту, одна – шерше ля фам. Восток ворует на нашем Западе, в Элладе, женщин. Ну и мы у них тоже, но чисто в ответ. Потому что они же первые начали. Вначале же финикияне умыкнули у нас в Аргосе Ию, дочь Инаха. А в ответ, а что еще нам оставалось делать, наши эллины поехали в Тир Финикийский и похитили там царскую дочь Европу. И пошло-поехало.
Причем, если люди Востока относились к умыкание своих женщин хотя и с искренним возмущением, но без оргвыводов, то западные люди были устроены иначе. В ответ на похищение своих Елен, они зачастую собирали огромную армию, и стирали их восточную Трою с лица земли.
4. Что важнее? 1) Личность и ее свобода или 2) Общество, порядок и эффективность?
Уже в противостоянии древних Греции и Персии можно увидеть первый кристаллик идеологической разницы между Востоком и Западом. Если на востоке мы видим нежелание воевать из-за каких-то мелочей, из-за каких-то там спорадических женщин, то на Западе судьба одной отдельной женщины, той же Елены, является универсальной ценностью. И умыкание ее – вопиющая несправедливость. В центре общественного сознания – человеческая личность.
Если вы зайдете в любой храм в Италии, то вы всегда точно узнаете, кто, в каком году, писал фрески. А иконы Византии почти всегда безымянны. На Востоке личность – это обычно лишь винтик огромного государственного механизма, и ее мысли и чувства – ничто по сравнению с первостепенным всеобщим благом, с установленным порядком. И поэтому и особой-то литературы на Востоке толком нет — нет близких нам персонажей. Зачем писать о каком-то второстепенном духовном мире каких-то там второстепенных людей? Если в Западной литературе и истории мы знаем десятки, если не сотни тысяч действующих лиц, то на Востоке их кот наплакал. Все наши Д’Артаньяны, Дон Жуаны, Манон Леско, все Джордано Бруно и Галилео Галилеи, все короли Лиры и Жульены Сорели, о которых мы читаем, понимая их чувства, сопереживая, все они жили на Западе. И они очень хорошо выписаны в нашей истории, противоречиво, глубоко, потому что они, люди, первостепенны. Со всеми их достоинствами и недостатками. А на Востоке не очень-то и важно, что они, люди, там себе при этом переживают.
Еще пример, в ХХ веке Западом стала Америка, а Востоком – СССР. Когда я перебрался из второй из только что упомянутых стран в первую, меня поразило то, что многие американцы часто и с удовольствием цитируют слова Кеннеди «Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас, спрашивайте, что вы можете сделать для своей страны.» Произносившие это свободолюбивые американцы всегда делали многозначительную паузу, и воздевали палец в небо. Им, на своем индивидуалистском Западе, это казалось очень глубокой и неожиданной мыслью. Но я-то, выросший в СССР, я слышал всю эту восточную идеологию по 100 раз на дню. И в школе изучал «Как закалялась сталь», «Молодую Гвардию» и «Повесть о Настоящем Человеке». Гвозди бы делать из наших людей. Для меня мысль о том, что всеобщее благо является приоритетом была общим местом, восточным кредом моего предыдущего идеологического общества. Таким образом, мы приходим к следующему.
КРИТЕРИЙ. Что является приоритетом, 1) свобода личности, ее права или 2) интересы общества?
1) Human rights or 2) common good? Если первое – страна западная. Если второе – восточная.
5. Оговорка
Только что сформулированный критерий – это черновик, краткая формулировка, нуждающаяся в ряде пояснений. Первое, чистых Востока и Запада, конечно же, нигде нет, не было, и быть не может. Не может же существовать, к примеру, чисто западное общество, где вообще нет никакого механизма учета общественных интересов. Это было не общество, а множество никак между собой не связанных индивидуумов. И наоборот, стопроцентно восточное общество состоящее из бездумных и бесчувственных манкуртов тоже не может существовать.
Таким образом, неискушенный читатель, особенно с техническим образованием, сразу спросит, если каждая страна является некоей комбинацией восточных и западных тенденций, то где та формула, которая поможет нам ее классифицировать? К примеру, если страна на 75% западная и на 25% восточная, то было бы логично отнести ее к западным. Но как измерить эти проценты, где формула?
Ну, это не очень сильное возражение, потому что страны восточные и западные зачастую существовали тандемами, скажем, США и СССР. И на фоне друг друга различие их идеологий становилось все более и более контрастным. Более того, они сами открыто относили и себя и оппонента к этим двум идеологическим категориям. Америка – свободный мир, права человека. СССР – декларированный приоритет общественных социалистических интересов.
6. Древняя Греция – восточное государство
Можно прибегнуть к математической метафоре на уровне элементарной школы, и рассмотреть отрезок [-1,1], где левый конец интервала «-1» – это Запад, а правый конец «1» – это Восток. Если бы у нас был идеальный инструмент, позволяющий определить для каждой культуры ее соответствующую точку, то мы бы заметили следующий феномен. В каждый момент времени соперничающая пара располагались бы соответствующим упорядоченным образом, скажем, США левее, a СССР — правее. Запад – западнее, а Восток – восточнее. Но мы бы сразу заметили, что с ходом истории такие соответствующие пары вместе дрейфуют влево, на Запад. Западные идеи приобретают с течением времени все больший и больший вес. В этом и заключается суть того, о чем я писал выше. Историческая победа Запада.
Таким образом, западность страны, культуры – дело относительное. Древняя Греция, к примеру, была отчетливым Западом в контексте своего времени. Но сегодня она, даже по сравнению с СССР, может рассматриваться уже как страна куда как более восточная.
Для дальнейшего изложения, для дальнейших аналогий и контрапунктов, будет полезно посвятить Древней Греции еще немного внимания. Древних путешественников Греция поражала тем, что приехавшие иностранцы видели на улицах людей, которые просто стояли группками, ничего не делали, и разговаривали. Разговаривали, разговаривали, разговаривали… Личность, ее мысли были в центре западной, по сравнению с приехавшими, греческой цивилизации, Греки были интересны друг другу, их мысли, их чувства, рассуждения были им важны, и важны их обществу. Восточных иностранцев это сильно поражало. У них самих важны были дела, а не второстепенные слова каких-то там отдельных индивидуумов, не стоящие того, чтобы их записывать. Результаты же греческих «разговоров» являются основанием современного знания. Вся наука идет из Греции. Сократ, Платон, Пифагор, Архимед, Евклид и сотни других имен, мы помним многих.
Уже здесь мы видим, что прогресс, который всегда сопутствовал Западу, но не Востоку, проистекает из разговоров, из поисков истины, а последнее невозможно без относительной личной свободы.
Но, хотя это и указывает со всей определенностью на западность Древней Греции по сравнению с ее соседями, все же зададим ключевой вопрос из пункта -4-. Что все же было для греков главным приоритетом, личность или общество? Несомненно, что общество. Одна история смерти Сократа показывает, что Греция была, с нашей сегодняшней точки зрения, совершенно восточной. В-первых, Сократ был осужден всего лишь за то, что он всего-навсего высказывал идеи, которые были сочтены вредными для молодежи. Во-вторых, когда после приговора ученики предложили ему бежать, Сократ отказался, сказав: «Если я соглашусь бежать, то нарушу законы моей страны, гражданином которой являюсь. Тем самым я покажу всем соотечественникам пример неуважения к закону и буду учить их пренебрежительно относиться к решениям государственной власти. Это есть зло, а злу я потворствовать не буду». То есть, он сам поставил интересы общества даже выше своего права на жизнь. Восток.
Еще важный пример, в своем учении об идеальном государстве Платон рисует совершенно восточное обустройство. Платон видел общество кастовым, последнее должно состоять из трех страт : а) землепашцы и ремесленники, 2) воины и 3) элита, состоящая из правящих философов. Нет западного равенства, восток. При этом важно, чтобы представители каждой касты занимались именно своим делом, и не вмешивались в дела других. Низы законодательно не должны думать и вмешиваться в управление государством и не задают лишних вопросов. Справедливость, по Платону, это когда каждый занимается своим делом.
Важнейшим элементом государственного строительства Платон считал не только сильные справедливые законы, но и воспитание низов. Целью которого было привить молодым людям законопослушание, законы должны выполняться не из-за страха, а потому что все должны понимать и чувствовать, что интересы общества превыше интересов отдельных индивидов. То есть, восток в чистом виде.
Далее, Платон рассматривал искусство как важнейший элемент воспитания. Поэтому, по его мнению, все произведения искусства, не способствующие интересам общества, правильному воспитанию, должны быть запрещены.
Жены, по Платону, должны быть общими, семьи нет, а заботу о детях берет на себя государство.
О важности, центральной роли воспитания в таком государстве говорит то, что Платон говорил, что мы придем к идеальному государству, если к власти когда-нибудь где-нибудь придет мудрый философ, который выгонит из страны всех старше 10 лет, а остальных воспитает в духе его теории. Неудивительно, что идеи Платона остались нереализованными.
В следующем пункте мы увидим, что идеи Конфуция во многом перекликаются с идеями Платона (что интересно, оба жили практически в одно и то же время, их разделяло всего лишь одно поколение), но были у них и фундаментальные отличия.
7. История Востока
Тысячелетия центром Азии был Китай, а основной философией Китая было конфуцианство. В то время как Платон говорил об идеальном государстве, Конфуций писал о государстве гармоничном.
Как и Платон, Конфуций подчинял понятие справедливости интересам общества, а не свободе отдельных личностей. Как и Платон, Конфуций говорил о справедливых законах (法; фа). И, как и Платон, он считал их недостаточными для построения гармоничного общества. Законы – лишь первый ингредиент государства, и он у обоих мыслителей общий. Отличаются они по второму, следующему ингредиенту.
Как уже упоминалось выше, Платон дополнял существование справедливых законов воспитанием (напомним, что дети были общими и воспитывались государством), то есть, идеология у него внедрялась в массы сверху. История показала, что эта антигуманная платоновская модель «сверху» оказалась невоплощаемой в жизнь.
Конфуций пошел другим путем, «снизу». По Конфуцию, наряду с законами, люди должны следовать ритуалам, социальным нормам поведения (禮, ли), которых нет в законе. Таким ритуалам как – улыбаться, здороваться, помогать в беде. Следование ритуалом позволяет людям выработать у себя человеколюбие, альтруизм (仁), жень), а следовательно и ощущение принадлежности, любовь к обществу. Вначале к семье, потом к своей деревне, Потом эмпатию к своему народу, стране.
Конфуцианцы так иллюстрируют свое гармоничное общество: для того чтобы суп получился вкусным, все ингредиенты должны быть в заданной пропорции. Суп должен быть вкусным, и поэтому интересы каждого отдельного перца или каждой отдельной петрушки второстепенны. И если каждый ингредиент будет соблюдать ли, и если у него будет жень к другим ингредиентам, то все они сольются в радостном и счастливом замечательном супе.
Итак, мы видим, что хотя в теориях Платона и Конфуция немало общего (кастовое общество, послушание, приоритет государства над частными интересами), но есть в их построениях и фундаментальное отличие. Платон антигуманно уничтожал посредников между государством и личностью, жены общие, нет семьи, дети воспитываются в казармах. Уважение к порядку прививается воспитанием, насаждается сверху, Платон называл это внушением мифа.
У Конфуция – все наоборот. У него уважение к порядку рождается внизу, в семье. Поэтому учение Конфуция гуманно. Повторю его схему: вначале люди соблюдают ли, традиции, вежливость, взаимопомощь. Тогда у них вырабатывается друг к другу жень – эмпатия, прежде всего именно в рамках семьи, где это вполне естественно. И только потом это чувство единого целого переносится на свой народ. Таким образом, семья играет первостепенную роль у Конфуция. Уважение женой мужа (и ее подчинение), уважение детьми родителей (и их подчинение) – именно с этого и начинается уважение к государству и подчинение. Иерархичность уважения, любви, сотрудничества через эмпатию. Не случайно в Китае, как и во многих других культурах, употребляется термин «Родина-мать». По Конфуцию, любовь и эмпатия и подчинение общим интересам переносятся с семьи на государство.
Именно антигуманность учения Платона и гуманность учения Конфуция и привели к тому, что последнее оказалось реализованным в стране с миллиардным населением. А первое – практически нигде.
Еще до своего прихода к власти Mao Цзе Дун написал статью с резкой критикой конфуцианства. В детстве Мао был в сложных отношениях с отцом, но был очень близок к матери. (Позднее он шутил, что в его семье была ленинская диалектика.) Возможно и поэтому тоже одним из пунктов его марксистской статьи была критика конфуцианского подчиненного положения женщины. Другой аспект – Мао видел в конфуцианской идеологии причину в том числе и технологического отставания Востока от Запада.
Придя к власти, Мао со временем изъял любые упоминания о Конфуции из школьных учебников. Одна из вещей, которая почему-то никогда и нигде не устраивала коммунистов – это семейные ценности. Конфуцианство, как мы помним, рассматривало общество, как многоступенчатое, где семья (ячейка общества) находится в самом низу. Мао посчитал, что семья – помеха, и что для любви населения к компартии не нужны посредники. Эта любовь должна возникнуть напрямую. Учение Конфуция стало поэтому оппозиционным, ненужным.
Конечно, Мао был ленинистом, и во всех своих действиях он ориентировался на СССР. Где ранее ставился именно этот же эксперимент. Героями стали Павлики Морозовы и Павки Корчагины. Образ Павки Корчагина в этом плане любопытен – это идеальный гражданин Платоновского идеального государства. Вообще, коммунисты в России, а позже Мао, сами того не понимая, предприняли попытку построения идеального государства по кальке Платона. Воспитание Павликов Морозовых было целью государства, школьная программа была напичкана мифами, идеями о любви к Родине и следовательно, подчинения личных интересов общественным.
Наконец, искусство, как у Платону, в СССР должно было служить воспитанию идеальных граждан, и все вредное запрещалось. И, опять, эта антигуманная платоновская схема потерпела полное поражение со временем. В 80-е годы любовь к коммунистической родине и подчинение личного общественному стали вызывать у советских людей улыбку.
Вернемся к Китаю. Здесь было то же самое. Мао, следуя Советскому Союзу, строил не конфуцианское, а платоновское государство. Но его попытка не потерпела такого сокрушительного провала, как в России. Почему? Потому что конфуцианство было идеологией Китая тысячелетиями, и вытравить его за какие-то полвека было невозможно. Тысячелетиями одна династия в Китае сменяла другую, и когда к власти пришла династия коммунистов, ничего не изменилось. Традиционная, унаследованная из прошлого сопричастность народа своим правителям, никуда не исчезла. То есть, на бумаге Конфуций был отовсюду изгнан, но он не был изгнан не из жизни, из традиций, из мышления. Таким образом, Мао попытался реализовать платоновский проект государственного строительства, но не на пустом месте, как в СССР, а на базе уже существовавшей конфуцианской эмпатии народа к своему правительству.
Но и в Китае платоновский проект Мао долго не продержался. Си Цинпинь, продолжая экономический проект Дэн Сяо Пина, развивал контролируемую государством рыночную экономику, что ослабило коммунистическую идеологию, сделало ее неприменимой к сегодняшней реальности, неубедительной. И Си Циньпинь пытается сейчас заполнить образовавшийся вакуум старым добрым Конфуцием, проповедовавшим подчинение власти и эмпатию к обществу и его правителям. Сегодня Конфуция опять вовсю изучают в школах, в университетах появилась мощная многочисленная когорта философов-неоконфуцианцев. Китайское правительство финансирует открытие при американских университетах центров китайской культуры, которые Си Циньпинь решил называть институтами Конфуция.
8. История Запада
С одной стороны, может показаться, что Запад, в том смысле, в котором он определен выше, начался с древних Греции и Рима, с демократии. Действительно, такое изобилие художественных персонажей! Боролась равная Греция с равной Персией, а кто остался на наших книжных полках? Почитайте «Сравнительные Жизнеописания» Плутарха. Александр и Цезарь. Деметрий и Антоний. Демосфен и Цицерон. И сотни других. Люди, люди, люди. А кого мы помним из персиян?
Но, как было показано в пункте -6-, Греция была Западом в контексте своего времени, но для нас сегодняшних она выглядит скорее Востоком. Мы почерпнули идеи Запада из другого источника.
Идеи Запада берут свое начало из Библии и Евангелия. Количество родословных простых людей там зашкаливает. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его, и далее список еще из многих десятков имен. Все важны. Перечисляются все жены, наложницы, домочадцы. Даже раб Авраама Элиезер удостоился чести быть упомянутым. Родословная пастуха Давида так же важна, как и родословная царя Саула.
Вообще, уже история первого еврея Авраама уже имеет основные черты Запада. Во всех восточных системах (о чем больше – в следующем пункте) общественное благо имеет больший приоритет над личной свободой. В политической проекции это означает приоритет власти над интересами личности, власть священна. В истории же Авраама все власти, с которыми он имеет дело фигурируют как непосредственная или потенциальная опасность. Мысль о подчинении своих интересов интересам общества здесь вообще никак не рассматривается. Более того, Авраам родился в Уре Халдейском, центре цивилизации. Тут и лучшие врачи, тут и культура, тут водопровод, тут все жизненные удобства. Родиться здесь – счастье. Но Бог ведет Авраама в пустыню Ханаанскую, где вообще ничего нет. Заболеешь здесь – умрешь. Но прочь из Ура, прочь от этой ложной веры, от этих общества и государства. В Ханаан, туда, где будет личная свобода и где богостроительство станет его, Авраама, личной индивидуальной миссией. Аналогия – в наше время Авраам родился бы в Англии, и покинул бы Лондон с его интернетом, дантистами и башнями 5G, переселившись в дебри Амазонки. Выбрав личную свободу, а не удобство и участие в общественной жизни. Это — западная идея в ее чистом виде.
Итак, изначально в иудейской идеологии вопрос о том, что имеет приоритет, человеческая личность или общественные интересы, не ставился ввиду практически отсутствия упоминания последних. Но это далеко не вседозволенность, не индульгенция для личности делать все что ей захочется. Ценность человеческой личности в иудео-христианской системе основывается на том, что люди созданы по образу и подобию бога, что придает идее ценности личности мистический элемент. То есть, идея подчинения есть, но это не подчинение правителям, а подчинение богу. Отсюда и идея равенства людей, все созданы по одному и тому же образу и подобию.
Идея равенства всех без исключения людей проходит через весь Ветхий Завет и кристаллизуется в Новом. Блаженны нищие духом. Не случайно христианство считали в Риме религией рабов. Или в Индии, в христианство обращались в первую очередь неприкасаемые, и значительно реже брахманы. Таким образом, Запад в полной мере является иудео-христианским порождением. Именно в Библии пастух Давид становится помазанным на царство.
Иудео-христианская система поэтому отличается от платоновской и конфуцианской прежде всего отсутствием в ней сословности. Но есть и сходство. В отличие от платоновской модели, и подобно конфуцианству, она гуманна. Возлюби ближнего самого как самого себя. Ибо он тоже создан по тому же образу и подобию.
Каков механизм, способствующий появлению этой любви к ближнему? Иудео-христиане ходят вместе в храм, церковь, синагогу и молятся вместе. Это же в точности концепция ли (ритуалов) Конфуция. Следование ритуалам вырабатывает у людей жень (человеколюбие, эмпатию). И способствует появлению ощущения себя частью общества.
Идея подчинения власти присутствует в христианстве, Иисус сказал о том, надо ли платить налоги государству: «Богу – богово, а кесарю – кесарево». Существуют толкования (восходящие к Апостолу Павлу) о том, что всякая власть – от Бога. Но это все на периферии учения, а в центре – образ несправедливо распятого властью Христа. Идеи винтика в механизме, специи в супе, в центре христианского учения практически нет.
9. О справедливости и правах человека
Дальнейшее развитие идея приоритета личности на Западе получила в понятии прав человека. Это, а вовсе не демократия – суть Запада. На примере Древней Греции мы видели, что государство может быть и демократическим, и восточным одновременно.
Уже в американской Декларации Независимости мы видим следующие строки: «…все люди сотворены равными, им даны их Творцом некоторые неотъемлемые права, в числе которых находятся — жизнь, свобода и право на поиски счастья». Это чисто Западная фраза. Цель жизни человека – не быть винтиком в механизме, а жить в значительной степени независимо от государства, искать свое личное счастье. И это – право человека. Американский «Билль о Правах» закрепил многие из этих прав.
Авраам не должен был быть покорным рабом правителей Ура Халдейского. Он имел право человека покинуть последний в поисках счастья. Которое для Авраама заключалось в богостроительстве.
Мартин Лютер отрицал необходимость для верующих подчиняться священникам. «Каждый – сам себе священник» — это его фраза. Мысль западная, чуждая как для древних греков, так и для китайцев.
Таким образом, справедливость на Западе сегодня заключается в том числе и в неукоснительном соблюдении прав человека, при нарушении последних у нас возникает чувство горечи и желание что-то делать.
Но понятие о справедливости пронизывает и всю философию Конфуция (и Платона) тоже. Но термин справедливость имеет там совершенно иное значение. По Конфуцию, общество справедливо, если все добровольно сотрудничают для достижения общей цели. И права человека при этом второстепенны. К слову сказать, лингвистически даже китайский иероглиф 義 (йи) означает не только справедливость, но и лояльность, долг, что, опять же, западному человеку может показаться довольно неожиданным и странным синонимом.
Современные неоконфуцианцы приводят в пример игру оркестра. Если какой-нибудь скрипач вдруг задумается о своих личных правах человека и начнет играть вопреки мановениям дирижерской палочки, то справедливо будет такого хулигана из оркестра удалить. Справедливость, гармония – в музыке, которую может исполнить оркестр, но ни один из отдельных исполнителей.
Леви Строссу принадлежит мысль о культурном релятивизме, об отсутствии субординации среди разных культур. Если мы откажемся от личных симпатий и посмотрим на нынешний конфликт в Гонконге по-левистроссовски, то мы видим налицо непонимание между жителями Востока и Запада. Если для западного человека несправедливость заключается в том, что Китай не дает права жителям Гонконга жить независимо, иметь права человека и искать собственное счастье, то для жителя Китая несправедливость заключается в том, что, скажем, правая рука человека вдруг отказалась подчиняться командам головного мозга и начала свои хаотические движения. Вдруг один барабанщик в оркестре начал стучать в свои гонконговские барабаны и испортил всем китайцам всю их музыку и гармонию. Если вспомнить конфуцианскую связь между эмпатией и подчинением в семье и эмпатией и подчинением в обществе, то для многих китайцев Гонконг – это гоголевский предатель Андрий Бульба, который посягнул на святое – на их большую семью. Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?
10. Crazy rich asians
Я посмотрел этот фильм в самолете, рейс Бостон-Шанхай. Я заранее знал, что фильм легонький, но приятный, помогающий скоротать время перелета. Так оно и оказалось.
К своему удивлению, по прибытии в Китай оказалось, что фильм очень нравится практически всем, с кем я разговаривал. Очень нравится!
— Это же первый голливудский фильм о людях из Азии! – говорили мне.
Что совсем не объясняло мне, чем именно фильм там так сильно нравится.
Кратко перескажу сюжет. Современная Золушка. Рэйчел Чу, молодая и красивая профессор экономики, встречается с Ником Янгом. Бойфренд и герлфренд. Оба – китайцы. Они летят из Америки в Сингапур, на свадьбу друга Ника. В самолете их сажают в роскошный бизнес-класс, и тут выясняется, что Ник – вовсе не бедный студент в США, а наследник многомиллиардного имущества, и авиалиния принадлежит его семье. По прибытии в Сингапур также выясняется, что мать Ника, глава семьи, категорически против того, чтобы Ник женился на Рэйчел. И если он все же женится, то Ник потеряет наследство. Ник, конечно же, все равно делает предложение Рейчел.
Рейчел приглашает мать Ника на разговор, они играют в маджонг.
— Почему вы против? – спрашивает Рэйчел.
— Ты американка, — объясняет мать Ника. – Вы, американцы, заботитесь в первую очередь о своем личном счастье. А мы, китайцы, — о счастье семьи. Мы умеет строить вещи, которые длятся веками.
— Ник сделал мне предложение, — сообщает Рэйчел матери Ника. – Он готов отказаться от семьи ради меня.
— Не беспокойтесь, я ему отказала, — продолжает Рэйчел. – Я не хочу чтобы Ник потерял свою семью. Я решила пожертвовать собой ради его счастья.
В этот момент Рэйчел раскрывает свои карты, она победила в их игре в маджонг.
По возвращении домой мать меняет свое решение и разрешает Нику жениться на Рэйчел. Золушка Рэйчел становится миллиардершей.
Это – чистое столкновение Запада и Востока. Что важнее, личное счастье или подчинение своих чувств интересам семьи? В фильме Crazy Rich Asians побеждает Восток. Рэйчел, несмотря на то, что она американка, жертвует личным счастьем ради интересов семьи. Поступает по-конфуциански. И конфуцианка мать Ника, не могла этого не оценить.
Я думаю именно этим выводом фильм близок многим в сегодняшнем Китае, находящемся, как мы увидим ниже, на перепутье.
11. О сексе и физиологическом аспекте гуманизма
Я уже отмечал гуманность учений Конфуция и христианства, и писал о том, что они, в отличие от платоновской модели, начинаются снизу. Добавлю к этому несколько слов о физиологии.
Следование «ли», ритуалам, является важной частью обеих учений. Эти ритуалы начинаются с семьи. Совместные трапезы. Хождение в церковь. О важности следования ритуалам, к слову сказать, писал и Чаадаев в одном из своих писем.
В английском языке есть два близких понятия, having sex и making love. Они взаимосвязаны. Любовь – вот что появляется именно в семье. Любовь естественно ведет к эмпатии, к приоритету общих интересов над личными. Это и у животных так, когда члены одной семьи, одной стаи, заботятся друг о друге. Но у животных размер стаи никогда не превышает магического числа 50 особей. Потому что как можно любить кого-то, кого ты не знаешь? И если бы стая состояла из миллиона особей, ни один вожак не смог бы ею управлять, не было бы всеобщей заботы, подчинения общим целям.
Юваль Харари говорит об этом так, — я люблю Израиль, я являюсь его гражданином. Но близко знаю я от силы 50 израильтян. Так что же такое для меня Израиль, где он? Он здесь (Харари указывает на голову). Его не существует, он является мифом, одним из сотни мифов, придуманных человечеством (для тех, кто не знает, теория мифов – в центре системы Харари). Я люблю 50 человек и переношу эту любовь к ним на свой миф, на любовь к своей стране.
Здесь Харари очень точно иллюстрирует идею Конфуция. Многие живые существа, животные, человек, формируют семьи, где естественно, физиологически возникают любовь и эмпатия. А потом эти чувства у людей (но не у других существ) переносятся на общество. Мы ведь так и говорим, любовь к родине, то есть используем один и тот же термин – любовь.
В этой связи интересно следующее, что этот физиологический элемент, упущенный Платоном, просматривался и в ранние годы христианства. В те годы семью себе мог позволить только состоятельный человек, причем зачастую он имел не одну, а много жен. Это идет еще с каменного века. Ученые недавно проанализировали ДНК выяснили, что в каменном веке лишь очень маленький процент мужчин давал потомство, в то время как женщины – почти все. Объясняют они это тем, что была небольшая группа физически сильных и богатых мужских особей, которые отбирали себе всех женщин. Большая часть мужского населения никогда в жизни не занималась сексом.
Такая же ситуация была и две тысячи лет назад, бедные люди не могли позволить себе иметь жену. А христианство проповедовало моногамию, делавшую отбор себе малой частью богатых людей всех женщин невозможным. И приняв христианство, блаженные духом получали возможность завести семью. Любить ее и, как следствие, любить свои христианские общины. Не случайно у христиан вступление в брак является венчанием, таинством, освящается церковью.
12. История России
Только ленивый не отмечал двойственный характер России. Кто она, скифы или азиаты с раскосыми и жадными очами.
Началась эта русская дихотомия с Петра Первого, рядившего бояр в Западные кафтаны. Петр создал модель «западная власть / восточный народ», которая характеризовала Россию несколько веков после него. Вспомним поклонницу Вольтера императрицу Екатерину Вторую. В 19 веке ситуация поменялась. Появилась так называемая русская интеллигенция, формальное определение которой зачастую отсутствует в литературе. Почему в России она есть, а на Западе ее нет? Я думаю, что интеллигенцию можно определить как класс, как западную прослойку между восточным правительством и восточным народом. Потому ее и нет на Западе, что власть там западная.
Когда западная русская интеллигенция свергла в 1917 году восточную монархию, она, большевики, предприняли масштабный проект по построению все того же восточного государства, но не по кальке Конфуция, а по кальке Платона. Платоновское государство основанное на абстрактной идее «сверху» никогда в истории не существовало долго. Как только экономическое развитие СССР вошло в стадию застоя, антигуманное государство развалилось. Отметим, что и конфуцианская и христианская модели являются гуманными, и способны существовать веками, как при экономическом развитии, так и при спадах. В СССР же, в эпоху застоя мгновенно опять появилась русская интеллигенция, и брежневско-андроповское государство развалилось.
Я уже определял интеллигенцию, как западную прослойку между восточными правительством и народом. Сегодня ее нет, по той простой причине, что современная российская власть (не говоря уже о народе) не является в полной степени восточной. Деньги правят всем, и это соблазн для власти (которая не имеет философии государства, а живет сегодняшним днем). По существу, она не очень-то и властвует, народ является для неё скорее помехой, и интересует правителей меньше «пиления» бюджета. Это вообще глобальная черта современного мира, когда собственно власть над народом перестаёт быть единственным интересом правящих элит.
Для интеллигенции «пиление бюджета», доступ к дележке пирога, тоже, в отличие от прошлого, является сегодня искушающим соблазном. Словом, интеллигенции в старом понимании сегодня нет.