Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 53, 2020
Борис Юхананов — среди самых значительных театральных режиссёров современности. На сцене возглавляемого им Электротеатра Станиславский в Москве идут спектакли крупнейших европейских постановщиков. Премьера одной из ранних работ самого Юхананова – спектакля «Наблюдатель» – прошла в 1988-м в Западном Берлине на фестивале Berlin Festspiele. Другой этапный опыт Юхананова – «Недоросль» по пьесе Дениса Фонвизина и спектаклю 1911 года – был осуществлен в 1999-м в Русском драматическом театре Вильнюса. Но в последние годы в биографии Юхананова значится только один международный проект – политическая опера «Октавия. Трепанация», поставленная совместно с Holland Festival в 2017-м году для большой сцены амстердамского зала Muziekgebouw. В чём уникальность и величие Юхананова и почему экспорт и его искусство – вещи почти несовместные?
Чтобы по-настоящему узнать театр Юхананова, надо жить в Москве. Или приезжать сюда – но не на считанные дни, алчно желая захватить максимум важных спектаклей в минимальный срок. Просмотра тех редких работ Юхананова, что не подвержены метаморфозам (вроде той же «Октавии» или беспрецедентного оперного цикла «Сверлийцы», основанного на одноименном романе-опере и музыке современных композиторов, передающих друг другу эстафету от действия к действию), недостаточно. Юхананов называет своё искусство новопроцессуальным – и эта концепция подразумевает бесконечное развитие, в котором точка не ставится официальной премьерой. Дело даже не в том, что многие спектакли Юхананова длятся часами и играются на протяжении нескольких дней – как «Синяя птица», занимающая три вечера, или «Орфические игры», захватывающие без малого неделю. И не в том, что сколь тщательно бы ни была выстроена структура спектакля, в нём всегда допускается актерская импровизация – и потому, например, не может быть двух одинаковых «Пиноккио» (так называется грандиозная дилогия Юхананова, выпущенная осенью 2019-го). Дело во взаимодействии режиссёра с временем и жизнью: в любом другом театре, хоть архаичном и консервативном, хоть радикально-новаторском, ставка всегда делается на финальный результат, Юхананов же отменяет само понятие финала; результат – это процесс, магическое движение, существование спектакля в бесконечности, вбирающее и жизни создателей, и жизни зрителей; сделанное и явленное столь же важно, как то, что ещё не воплощено; застывшая форма невозможна.
Юхананов практически всё может превратить в искусство, даже годы, которые для большинства людей оказались бы вычеркнутыми из жизни. В конце 1970-х он после окончания Воронежского института искусств (где получил диплом по специальности «актер театра и кино») угодил в армию; бессмысленный травматичный опыт, но у Юхананова постылая служба вылилась в отличную прозу – смешной, порывистый, меланхоличный и яростный роман «Моментальные записки сентиментального солдатика». Впрочем, после армии Юхананов хотел из страны уехать, «куда-нибудь в Америку», но вместо эмиграции поступил в 1982-м на уникальный курс в ГИТИС – к Анатолию Васильеву и Анатолию Эфросу. Годы учений и отношения с мастерами – тема для отдельного большого романа; о некоторых главах этого этапа жизни Юхананова много сказано в книге «От «Театра Театра» до «Сада». Название сборника, выпущенного в рамках затеянной Юханановым издательской программы «Театр и его дневник», не просто прочерчивает траекторию ранних лет в профессии, но называет два ключевых юханановских создания, по сути, два живых организма: «Театр Театр», возможно, первый независимый театральный коллектив в СССР, рожденный в 1986-м с премьерой «Мизантропа», сыгранного не на сцене, а в арбатском дворе. И «Сад», инспирированный чеховским «Вишневым садом», странным и хрупким утопическим миром, в который Юхананов удалился в 1990-е: «Сад» воплощался в восьми генерациях, площадками которых становились дача в Кратове и арт-галерея, построенный Анатолием Васильевым театр «Школа драматического искусства» и новорожденный экспериментальный Центр им. Мейерхольда. Последнюю, восьмую регенерацию «Сада» там сыграли в 2001-м в рамках Театральной Олимпиады. Наверное, этот факт можно расценивать как признание режиссёра-авангардиста театральным истеблишментом; но Юхананов всегда, и в годы почти партизанских театральных акций, и сегодня, возглавляя вполне респектабельную институцию, остается человеком вне всяких сообществ. Он – особенный, и он – особняком, не подвержен чужим влияниям, сохраняет дистанцию и независимость. От политики и власти в том числе. Вот говорящий о многом факт его биографии: во время путча 1991-го Борис был на своих «баррикадах» – в подвальном репетиционном зале; видео, снятое в те августовские дни, стало основой фильма ученика Юхананова Клима Козинского «Жанр», показанного на фестивале DocLisboa в 2017-м.
«Театр Театр» 1980-х был революционным театром, впервые заявившим о возможности длительного эволюционного существования спектаклей. Сегодня, читая о «Монрепо», «Парке», «Хохоронах» и «Лабиринте», пересматривая сохранившиеся видеодокументации тех проектов, удивляешься, насколько Юхананов предвосхитил современные театральные тренды: и иммерсивный театр существовал задолго до изобретений британцев PunchDrunk, и постдраматический театр за железным занавесом был не менее парадоксален и могуч, чем в Европе. В 1988-м, в эпоху «Театра Театра», Юхананов вместе с режиссёрами «параллельного» кино братьями Алейниковыми, критиком Ольгой Хрусталёвой, хореографом Андреем Кузнецовым-Вечесловым и художником Юрием Хариковым создал Мастерскую Индивидуальной Режиссуры – МИР (сегодня в МИРе стажируется шестой набор студентов). Можно, конечно, по старинке назвать её школой, но более интересным выглядит определение «универсальная саморазвивающаяся структура». Вместо привычной системы образования – практика, создающая универсального режиссера, способного генерировать собственные миры в любой визуальной сфере – в театре, кино, на ТВ. Юхананов – автор, запредельно далёкий от мейнстрима, но, как ни смешно, без него бы не было главного развлекательного телеканала России «ТНТ», сделанного его товарищами и учениками. Тут уместно сказать, что и в биографии Юхананова видеоискусство, первопроходцем которого он стал в 1980-е, занимает место, не менее важное, чем театр. В сети можно найти несколько серий видеоромана «Сумасшедший принц», событием 2017-го стала премьера фильма «Назидание» на кинофестивале в Локарно, «доме независимого кино». «Назидание» – фильм, существующий в пограничной с видеоартом зоне; коллаж телетрансляций футбольных матчей, теленовостей и телескетчей в сопровождении массивного авторского текста, произносимого самим режиссёром. Отправная точка – столкновение Зидана и Матерацци в финале Чемпионата мира по футболу-2006. Звезды спорта – подлинные супергерои современности; их конфликт становится поводом для античного детектива; изучая линии судеб Зидана и Матерацци, «Назидание» приближается к механизмам, которыми высшие силы играют людьми – и играют с людьми. Такое сплетение мистики и практицизма, мифологии и поп-культуры возможно только у БЮ (так, БэЮ, Бориса Юрьевича часто называют люди, которые с ним работают).
Упомянуть всё сделанное им до Электротеатра невозможно даже в телеграфном стиле; среди основных проектов – эволюционный «Фауст», социокультурный эксперимент «Дауны комментируют мир» с участием людей с синдромом Дауна, выпущенная Лабораторией Ангелической Режиссуры «Повесть о прямостоящем человеке». Только в 2013-м у Юхананова появился свой театр, который открылся для зрителей в январе 2015-го премьерой спектакля «Вакханки» в постановке греческого мэтра Теодороса Терзопулоса – Электротеатр Станиславский. Не на пустом месте – долгие годы здесь был Московский драматический театр им. К.С. Станиславского, не самый передовой, но и не самый затрапезный. В нём в конце 1970-х Анатолий Васильев поставил легендарные спектакли «Первый вариант «Вассы Железновой» и «Взрослая дочь молодого человека». Но в нулевые годы нового тысячелетия ничем подобным театр похвастать не мог: худруки сменялись с болезненной частотой, никакой осмысленной репертуарной политики не проводилось, а самым популярным спектаклем оставался непритязательный бульварный фарс «Мужской род, единственное число». Прошло всего пять лет – и воспоминания о временах, когда это пространство было обычным (если не сказать заурядным) репертуарным театром, кажутся выдумкой. Название объясняется просто – в начале ХХ века по этому адресу размещался кинотеатр, точнее, «синематографический дворец» или «электротеатр» «Арс». Юхананов сохранил труппу, принявшую его новации с завидным энтузиазмом, но кардинально изменил пространство. Здание подверглось основательной реконструкции, зал из классической итальянской коробки превратился в трансформер, способный изменяться до неузнаваемости по воле постановщика – в «Вакханках», например, к сценическому квадрату спускается амфитеатр, а в спектакле Ромео Кастеллуччи «Человеческое использование человеческих существ» кресел нет вообще, действие поочередно проходит через несколько пространств, для кульминационного эпизода зрители рассаживаются на полу. Летом играть можно и в Электродворе – именно в нём Юхананов представил своего «Галилея», «оперу для скрипки и ученого», где вместо арий звучит прозаический монолог Галилея, исполненный учёным-физиком Григорием Амосовым. Науку и философию БЮ обращает в искусство с той же виртуозностью, что и тягостные армейские будни – в роман.
Театр можно строить по-разному; многие режиссёры-демиурги не склонны пускать к себе других постановщиков. Но Юхананов – противоположность диктатора: даже открылся Электротеатр работой приглашенного Терзопулоса. И только в афише Электротеатра имена Кастеллуччи и Хайнера Гёббельса (он поставил здесь спектакль «Макс Блэк, или 62 способа подпереть голову рукой») стоят рядом с именами абсолютных новичков – выпускников МИРа, которым отдан отдельный проект «Золотой осёл». «Золотой осёл» – это ещё и самый изменчивый спектакль самого Юхананова, «разомкнутое пространство работы», открывающее зрителю нутро постановочного процесса. Пятидневная сессия, тотальный театр, многочасовая рефлексия самой его природы, диалог, обрывающийся в бесконечность. Если по-простому, то цикл «Золотой осел» состоит из двух – дневного и вечернего – представлений; каждое длится около четырех часов. В основе всего проекта – текст Апулея, и днём мы видим эскизы и скетчи, так называемые «модули», придуманные слушателями МИРа и актерами Электротеатра. Юхананов комментирует их, играя богиню Изиду (и лишь отчасти – самого себя, то благодушного, то гневливого судью). Модули могут включаться в вечерние композиции – уже готовые и как бы «нормальные» спектакли, с декорациями и постоянной световой партитурой. Смысл кажется очевидным – Юхананов обнажает механизм сотворения; сначала репетиционный процесс, потом – готовая работа. Но на самом деле всё здесь – от модулей до самого Юхананова – начинает жить своей жизнью, непредсказуемой и, в конце концов, неуправляемой; здесь не люди вершат театр, а наоборот.
Следующий шаг в сторону разомкнутости – шестидневный колосс «Орфические игры», единый поток из 12 спектаклей, «панк-макраме» (так звучит второе название проекта), коллективное плетение причудливого мифологического узора, которым заняты сто человек: участники художественной программы МИР-5. Исходные эскизы студентов-режиссеров по мотивам пьес «Орфей» Жана Кокто и «Эвридика» Жана Ануя Юхананов переплавил в каскад спектаклей. Модули в «Орфических играх» – «разомкнутом пространстве мифа» – превращены в завершенные спектакли, но внутри них бесконечным трансформациям подвергается миф. И формируется портал в другую реальность, пройти сквозь который сможет тот, кто отважится выпасть из привычной жизни на все орфические дни и ночи. Заглянув сюда ненадолго, можно увидеть всего лишь фантазию по мотивам Ануя/Кокто, сыгранную в фантастически красивых пространствах. Если же остаться на всё игровое время, станешь гражданином потустороннего мира, получишь возможность прожить бессчетное количество жизней и испытать всё, что угодно, от восторга до безумия.
Электротеатр – это не только, собственно, театр. Точнее, так: здесь всё становится частью тотального действа. Спектакли, сохраняющиеся в репертуаре, и разовые экспериментальные представления (любой поиск достоин права быть показанным зрителю – и потому можно только позавидовать ученикам МИРа) – только часть того, что происходит в Электротеатре. Двери которого, кстати, открыты почти круглые сутки, а фойе может быть и местом экспозиций современного искусства, и пространством коворкингов. В построенной Юханановым вселенной не прекращаются лекции, концерты, мастер-классы и кинопоказы. В 2017-м здесь в присутствии Жан-Пьера Лео прошла российская премьера эпоса Жака Риветта «Out 1» (1971) – европейского шедевра продолжительностью 12 часов 53 минуты. Я вспоминаю об этом событии не только из-за его уникальности (все подобные показы можно пересчитать по пальцам), но и по причине неожиданного внутреннего родства авторских методов Риветта и Юхананова. Риветт говорил, что к началу съёмок традиционный способ работы в кино – придумать дельную историю, сочинить сценарий, собрать команду и снять фильм – ему наскучил; «Out 1» позволил уничтожить всякий контроль над замыслом и пуститься в поистине свободное плавание. Среди героев фильма – участники театральных трупп, которые репетируют трагедии Эсхила «Семеро против Фив» и «Прометей прикованный». Цель актеров, работающих над «Прометеем» – не конкретный спектакль, но безостановочные тренинги, ведущие к постижению себя и мира; конечной точки в таком пути быть не может. Если не считать за неё смерть, а она в спектаклях Юхананова отменяется.
Как в «Пиноккио», работе по мистериальной пьесе современного автора Андрея Вишневского, лишь отталкивающейся от сказки Коллоди. Это, пожалуй, самый зрелищный спектакль Бориса Юхананова,– с чудесными превращениями, приключениями и лазерным шоу. Возможно, и самый сложный, похожий на отдельную планету со своей географией, атмосферой, мифологией; играется в два вечера, длится в общей сложности около восьми часов, но создание его потребовало нескольких десятилетий (да, это снова к тому, что с временем у Юхананова особые отношения). Первый вечер диптиха, «Лес», – акт творения; и отец Пиноккио (которых играют сразу две актрисы), столяр Джеппетто – конечно, Отец, Создатель. В финале «Леса» неугомонные шалуны Пиноккио сгорают дотла, но смерть – это не конец. Возрождение приводит их в «Театр», наркотический и ангелический мир, существующий независимо от зрителей, которые тут предстают в чудовищных – буквально! – обличьях. Но и в магическом лесу, и в магическом театре шумит карнавал рождений и метаморфоз.