Перевод Ольги Зондберг
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 52, 2019
Перевод Ольга Зондберг
Ольга Зондберг (род. 1972 г.) — поэт, писатель. Публиковалась в журналах «Арион», «Воздух», «Урал», «©оюз Писателей», сетевом журнале TextOnly, альманахе «Вавилон», сборниках «Зондберг. Нугатов. Соколовский» (1999), «По непрочному воздуху. По следам XI Московского Фестиваля верлибра» (2004). Автор стихотворных сборников «Книга признаний» (1997), «Семь часов одна минута» (2007), «Вопреки нежеланию и занятости» (2017), сборников прозы «Зимняя кампания нулевого года» (2000), «Очень спокойный рассказ» (2003), «Сообщения: Imerologio (2003–2008)» (2010). «Сообщения: Граффити» (2014). Стихи переводились на английский, итальянский и чешский языки, иногда она сама переводит созвучные ей стихи. Живёт в Москве.
Адрианна Кальфопулу
Поэт, эссеист, преподаватель. Живет в Афинах.
Этот город
По К. Кавафису
Руины гонят тебя «найти другой город»,
искать иной берег. Даже обломанный палец
недвижной белой статуи в парке указывает
на запад. И ты мог бы внять совету,
путешествовать, уйти далеко от голодных,
обесточенных магазинов, надеяться жить иначе.
Но ты зачарован воспламенённым народом,
и этот священник или епископ в парке,
лишённый полпальца (кто знает, как было дело,
камень ли, целивший статуе в лицо,
угодил в простертую руку?) — они не оставят тебя,
покорёженный мрамор, каракули граффити,
воплощённый в статуе гнев
напомнят: и ты, столь жаждавший жизни иной,
надеждой помечен и ты.
Яна Букова
Родилась в 1968 г. в Софии, с 1994-го живет в Греции. Поэт, прозаик, переводчик, составитель нескольких антологий современной греческой поэзии.
Мильтосу Сахтурису
Давай любить наше безумие
оно танцует для нас
под непрозрачную музыку
как облако
прилипающее к зубам
давай любить наше безумие
сгоревшую пищу астронавтов
бок о бок с абсолютным солнцем
бок о бок с внезапным солнцем
давай уважать наше безумие
просыпаясь с широко раскрытыми глазами
посреди самой черной ночи
и различая все оттенки
черного
давай любить наше безумие
как пастух любит свою трость
когда втыкает ее в землю
и говорит: здесь я остановлюсь
и она ломается в его руках
Стаматис Поленакис
Родился в 1970 г. в Афинах, жил в Испании и Ирландии. Поэт, переводчик, драматург.
Маяковскому исполняется девяносто
Лето прошло быстро,
последние отпускники
уже разъехались.
Годами мы спали в каютах,
в ветхих одеялах мёртвых моряков.
Завтра мы отчалим в неизвестность,
завтра нас нежно разбудит
играющий напоследок оркестр,
будто бы на огромном,
залитом светом тонущем корабле.
Прощай, юность, прощай, счастье, прощай, жизнь.
Белая тьма
опускается на Сахалин, на лепрозорий,
на мёрзлый архипелаг.
В заснеженных парках
больные поэты закрывают лица
экземплярами «Правды».
Томас Цалапатис
Родился в 1984 г. Поэт, прозаик, переводчик. Лауреат национальной литературной премии «Лучший новый автор» (2012).
Коробка
У меня есть маленькая коробочка, внутри которой всё время кого-то убивают.
Чуть больше, чем коробка для обуви. Немного изящней, чем коробка для сигар. Я не знаю кто, не знаю кого, но кого-то в ней убивают. И ни звука не слышно (кроме тех моментов, когда слышно). Я храню её в библиотеке, на столе, когда мне хочется часами глядеть на неё, подальше от окон, чтобы она не пожелтела от солнца, под кроватью, когда хочется побыть этаким озорником. Внутри неё кого-то убивают, даже когда у нас в доме праздник, даже по воскресеньям, даже в дождь.
Когда я нашёл коробку — не скажу как, не скажу где — я принёс её домой довольный. Тогда я думал, что слышал шум моря. На самом же деле там имеет место быть резня.
Меня начало тошнить от шумной возни, от того, что происходило там, в коробке, от знания об этом. Мне было нехорошо от её присутствия. Я должен был принять меры, освободить себя, успокоиться, принять ванну. Нужно было что-то решать.
И вот я отправил её по почте другу; другу, который нужен мне только для того, чтобы дарить подарки. Обернул коробку невинной разноцветной бумагой, обвязал невинной красочной лентой. Внутри коробки с надписью другая коробка, а в той коробке кого-то убивают. В почтовом ящике ждет она, когда попадёт в руки друга. Дружба, которую я поддерживаю, только чтобы делать подарки.
Ставрос Куюмдзис (1932−2005)
Один из самых значительных греческих композиторов XX века, поэт, автор многих популярных песен.
Пять часов, шесть часов
Было пять, и было восемь, время шло и шло.
Стало грустно, я заплакал горько, тяжело,
Оттого, что я несчастный, жалкий человек
И часов продолжается бег.
Я в газете сплетни в свете, новости прочел
О политике, убийствах и игре в футбол.
Те же в Азии волненья, голод и разброд.
Девять минуло, время идет.
Вот соседка вышла вешать чистое белье.
Порошок новейший белый в доме у нее.
Я для песен про изгнанье, горестный удел
Снял мансарду вдали от людей.
У окна цветы не пахнут, ярки и мертвы.
Жизнь прошла, лишился друга, не сберег любви.
Кто-то там бежит по лужам, я остался тут.
На часы посмотрел — не идут.
Михалис Ганас
Родился в 1944 г., живет в Афинах. Поэт, прозаик, автор текстов песен. Лауреат государственной премии в области поэзии (1994), премии Кавафиса (2009) и премии Афинской Академии (2011).
Серебряная табакерка
Табакерки серебро
Из отцовского бюро.
Табак Лами́и крепким был и злым,
Вдыхали мы чужбины синий дым.
Таинственная жизнь, куда летишь?
Желаний сердца ты не утолишь.
Золотом часы блестят,
Рядом четки шелестят.
Стук бусин, тихий голос янтаря,
А в чашке кофе бурные моря.
Таинственная жизнь, куда летишь?
Желаний сердца ты не утолишь.
Отмеченный любовью
Как море маленькое, взбурли ты,
Как ветер, взвейся и закружись,
И укачай, и развей в пыли ты,
Не дай пощады, сгуби мне жизнь.
Прохладой пламени опали ты,
Слепящим полднем ты напои,
Меня, отмеченного любовью,
Как бездна, манят глаза твои.
Как дом пустой меня отвори ты,
И немоты моей не страшись,
Свое мне имя проговори ты
В моей прохладе ты спать ложись.
Пускай я древом взметнусь крылатым,
Иссякну, словно поток воды,
Меня, отмеченного любовью,
Как бездна, манят глаза твои.
Айвали
Я во сне увидел Айвали опять,
Как стекло меж нами всюду моря гладь,
И Христу подобно шел я над водой,
Преклонил колени, возвратясь домой.
Во дворе под тутой, мамочка, в тиши
Двое незнакомцев спят, как малыши.
Я в дороге долгой ночи был и дни,
А пришел — и негде отдохнуть в тени.
Я во сне увидел Айвали опять,
Как стекло меж нами всюду моря гладь,
Словно на ладони, чуть дрожат на ней
Отраженья гор, домов и кораблей.
Незнакомка в белом, мамочка, прошла,
Базилик она кудрявый полила.
Шел я дни и ночи, долгим был мой путь,
Мне бы хоть листочек — о тебе всплакнуть.
Я во сне увидел домик во дворе,
Между нами дали, полные морей.
Я приду, мой берег, хоть вода темна,
Обернусь драконом, выпью всю до дна.
Зои Панайотопулу
Пальто
Я в том же пальто ступаю в поток.
Цвет пыли и пепла — могилы и пекла.
Я в том же пальто ступаю в поток.
Все швы на износе, горька моя осень.
Все умоляют: брось эту ветошь,
В нем пропадешь ты, и не заметишь.
Все умоляют, но бесполезно —
В старом пальто я тихо исчезну.
Я в том же пальто ступаю в поток.
Дневные пылинки, ночные снежинки.
Я в том же пальто ступаю в поток.
Прорехи, заплаты, разлуки, утраты.
Все умоляют: брось эту ветошь,
В нем пропадешь ты, и не заметишь.
Все умоляют, но бесполезно —
В старом пальто я тихо исчезну.
Примечание
1 Рембетико (или ребетико) — жанр городской авторской песни, изначально — криминальный романс, аналог русской «блатной» песни. Название происходит от «рембетикис» — жаргонизма, означающего человека вне закона, неприкаянного бродягу. Музыкальные истоки жанра лежат в народных песнях различных регионов Греции, византийских православных песнопениях, а так же турецкой народной музыке. Для рембетико характерно использование танцевальных ритмов — зеибекикос, сиртос, хасапикос, карсиламас и др. Песни могли исполняться под аккомпанемент различных инструментов, но ведущим стал бузуки (греческая лютня).
Расцвет жанра пришелся на период с 1922 до 1936 годов и был напрямую связан с потоком беженцев, хлынувших в крупные города Греции после поражения в войне с Турцией. Язык большинства рембетико того периода — криминальное арго, а сюжеты песен обычно связаны с воровской жизнью; гашиш играл в них примерно ту же роль, что алкогольные напитки в русском «блатняке». Да и исполнялись песни преимущественно в теке — специализированных кофейнях, в которых курили гашиш.
Жанр набирал популярность, и в начале 30- х годов рембетико стало звучать уже и в легальных тавернах и кофейных, активно выходили пластинки с записями. С установлением в 1936 г. профашистской диктатуры Метаксаса рембетико было объявлено упадочнической музыкой, многие авторы-исполнители подверглись репрессиям (прежде всего из-за наркотической тематики). Аналогичный процесс наблюдался и в период диктатуры «черных полковников»: так, собиратель рембетико Илиас Петропулос в конце 1960-х гг. был посажен в тюрьму за издание книги «Ребетология», а впоследствии эмигрировал.
Тем не менее жанр не утратил своей популярности: в послевоенный период (1950–1960 гг.) рембетико стало восприниматься как своего рода греческий городской блюз. Эти песни слушала уже и вполне буржуазная публика. Соответственно и характер текстов рембетико претерпел изменения — Расширялась и тематика песен: они стали отражать жизнь не только уголовного мира, но и других слоев общества, а уголовная тематика постепенно сходила на нет. В этом виде рембетико благополучно существует и по настоящий день.
В последние годы ведется активная работа по сбору и исследованию «классической» рембетики, ее реконструкции. В 2017 году песни рембетико были внесены в список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО.