Итальянские поэты Возрождения в переводах Павла Алешина
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 50, 2018
Перевод Павел Алешин
Франческо Петрарка
VII покаянный псалом
И когда я упал, сам я всё ещё верил, что стою на ногах: о, горе мне! Каким
жестоким было моё падение!
Теперь, когда я думаю вновь о том, до чего я дошёл тогда, я ужасаюсь и весь
содрогаюсь.
Я верил в свои силы и обещал себе великие свершения.
И я радовался своим счастливым снам: а теперь я пробуждаюсь от них, рыдая.
Я жил беззаботно среди опасностей, среди несчастий я оставался радостным, я
гордился, что нашёл путь среди бурь.
И пока глаза мои вглядывались в туман, я следовал ошибочными, неверными
путями, что соблазняли меня своей ложной красотой.
Но я не забывал о Тебе, Господи, ибо ты всегда был моей последней целью;
но, надеясь прийти к Тебе, сопровождаемый своими обманчивыми чувствами, я
затерялся среди тропинок, ведущих в никуда, и я
возвратился назад!
Повсюду таятся опасности, и я сожалею о своём долгом заблуждении, о том,
что так долго оставался в месте своего отдохновения.
Я возненавидел самого себя, всё, что делал я, приводило меня в уныние; но,
совершив усилие, я нашёл способ освободиться.
Старая привычка подрезает крылья новым намерениям; когда лучшее манит меня,
я возвращаюсь к самому худшему в себе.
Но истинно, что не без печали я возвращался к своим мерзостям и часто к ним
возвращался; когда, разгневанный на самого себя, я говорил: Когда же я положу
конец своему безумству?
Я хорошо знаю, что дерзость души моей была причиной моего падения; и
заслуженное наказание настигло меня, ибо, будучи ничем, я высокомерно поднимал
голову.
Если бы я знал, что не должен человек полагаться ни на что, кроме Бога.
Если лишь малое я вижу, освети мне большее.
Усмири во мне, Господи, дух высокомерия и даруй мне смирение, что столь
угодно Тебе.
Потому что, когда я врал самому себе, я не мог не возгордиться в своём
безрассудстве, но будь терпелив в своей святой любви.
Я — грязь, и малая тень, и дым во власти ветров; и таким я исповедуюсь
Тебе.
Пусть всегда Ты видишь во мне эти чувства, и, упорствуя в них, я найду
защиту под крыльями Твоего прощения!
Я продолжил бы своё падение, если бы не Ты, и продолжал бы давать врагам
моим повод для издевательств.
Зная о своей былой слабости, я живу в постоянном страхе; ибо однажды я уже
был раздавлен столькими бедами.
И тогда я не знал ещё, как подняться; такой страшной была тяжесть моих
невыразимых несчастий.
Как долго я был погружён в свои мерзости и пригвождён к грязи своих
желаний.
Господи Иисусе, избави меня от стольких зол и
милосердно помоги мне, да не погибну я в вечности.
Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, как было в начале, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
Лионелло д’Эсте
***
Ударил Конь в вершину Геликона
Копытом — и источник вмиг пробился,
И тот, водою кто его омылся,
Свободен от любовных чар полона.
И я, попавший в сети Купидона,
К воде той чудотворной устремился.
Ему ж — смешно: он тут как тут явился
И странником вдруг вышел из-за склона.
Пока к воде тянулся я устами,
Он незаметно вылил яд мученья
В волну, ее тем сделав ядовитой.
Искал в заветной влаге я спасенье,
Но разжигалось только страсти пламя
С глотком все новым мной воды испитой.
***
Когда из-за любви ослеп я только,
Любовь меня отправила в дорогу
Нарочно одного, сказав мне строго:
«Теперь ступай, ты, кто хвалился столько».
Я, силы чувствовал в себе поскольку,
Пошел, еще надеясь на подмогу.
Но вскоре одолеть не мог тревогу,
Ведь где я был, не понимал нисколько.
Тогда Любовь, все больше издеваясь,
Неясные мне речи повторяя,
Усиливала муку многократно.
И слушал шепот я, не разбирая
Ни слова, но в ответ сказать пытаясь:
«Хотя бы путь мне укажи обратно».
Тито Веспасиано Строцци
Пизанелло,
выдающемуся художнику
Кто, Пизанелло, сумеет прославить достойно и с
честью
Твой выдающийся гений, в работе умелую руку?
Ни Апеллес, ни Зевксис
не сравнится в искусстве с тобою,
Нарисовать если ты пожелаешь людей иль животных.
Как рассказать мне о птицах живых и о реках текущих
С их берегами, о глади безбрежной могучего моря?
Кажется мне, что я слышу тот звучный поток, когда рыбы
Стаей чешуйчатой воды лазурные вдруг прорывают.
Слышу, лягушка как квакает в илистой темной
пучине.
Ты укрываешь медведей в горах, кабанов на равнинах,
Ты окружаешь источники чистые нежно садами,
Их украшая цветами. И травы вокруг зеленеют.
Видим мы, нимфы в лесах как тенистых, охотясь, блуждают,
Сети несет на плечах одна, острые стрелы — вторая.
Видим мы в месте другом: выбегают из зарослей
серны,
С лаем собаки зверей загоняют в расщелину диких.
Так вот умбрийская гончая зайцу погибель готовит.
Ржет и кусает узду свою конь, бьет копытом о землю.
Не восхитится кто позам мужей и телам безупречным,
Тех, никогда про которых не скажешь: они не живые?
Лику Юпитера изображенному не поклонится
Кто, полагая, что лик настоящего бога представлен?
Что бы ты не рисовал, доказательство
то, что с природой
Может всевластной сравнится божественный ум
человека.
И не одна тебя живопись дивная так прославляет,
И не один этот дар твой дает тебе славное имя,
Но также то, что в искусстве другом Поликлета ты
выше,
Фидия что и Лисиппа работы твоим
уступают.
Славу великую ты заслужил, по заслугам молвою
Славится имя твое безупречной на всем белом свете.
Счастлив же будь! Долго Лахесис
в этом тебе пусть послужит.
С нами же вместе, коль будет возможно, почти Каллиопу!
Леон Баттиста Альберти
Я видел, воин как неустрашимый
сидел, дрожа от страха и бледнея,
и видел, слезы как текут сильнее,
когда в груди — огонь неугасимый.
И видел, как в тоске невыразимой
без слез томится любящий, немея,
и видел часто, пищу как имея,
не ест страдалец, голодом душимый.
И видел парус над волной безмерной,
что страшный ветер опрокинул в воды,
и видел, как борзая не поймала
добычу, хоть быстрей ее бежала.
Так силы, что даны нам от природы,
желаньям могут быть не соразмерны.
Улисс Алеотти
Сонет о соревновании Пизанелло
и Якопо Беллини в Ферраре
Когда соревноваться Пизанелло
С природою решил и образ в цвете
Явить, как настоящий, на портрете
Маркиза молодого Леонелло,
Когда шесть месяцев уж пролетело
Труда, он думал уж о паритете,
Тогда фортуна гневная, что сети
Плетет, коль кто противиться ей смело,
Так сделала, что из другого края
К отцу маркиза мастер превосходный,
Беллини, вдруг приехал, новый Фидий
И что, меж двух портретов выбирая,
Отец второй портрет, столь благородный,
Счел лучшим и Беллини — даровитей.
Лудовико Ариосто
XIII
Меня в темнице сладостной и нежной
не из обиды и ожесточенья
моя врагиня держит в
заточенье,
но из любви и милости безбрежной.
В иной тюрьме страданье — неизбежно,
но счастлив я: не боль, а облегченье
от боли, жизнь, не долгие мученья
душой я ожидаю безмятежной,
но радостные встречи, сладострастье
объятий долгих, жар ночных признаний,
улыбки, ласки, игры, смех любимой,
но сердцем всем желаемое счастье
и тысячи и тысячи лобзаний —
любви взаимной дар неисчислимый.
XX
Укрыто было солнце покрывалом,
что распростерлось надо всей землёю.
шумели ветры лиственною мглою,
и гром гремел в азарте небывалом.
Боялся я, но и под снежным шквалом
готовился бороться с быстриною
что сына солнца погребла волною,
сражённого молниеносным жалом.
Но вдруг мне засиял с другого брега
очей прекрасных ваших свет, слова я,
Леандром словно став тогда, услышал.
И из-за туч лик солнца светлый вышел,
смирила гнев стихия роковая,
и в небе разлилась благая нега.
Бальдассаре Кастильоне
Сонет о портрете Елизаветы Гонзага кисти Рафаэля
Вот дивный лик, очей взор безмятежный,
Пучок волос, рот, в небе сотворенный,
И подбородок, нежно разделенный
Рукой Амура, с ямочкою нежной.
Мое светило, нежностью безбрежной
Любуюсь я твоей. Пусть озаренный,
Но, сладостных речей твоих лишенный,
Вдали тоской томлюсь я неизбежной.
Сияньем нежные и дорогие,
Вы, светочи, меня сопровождали
В пути и помогали мне, благие,
Так здесь, куда я изгнан был, в печали
Меня не оставляйте, чтоб глухие
Рыданья дни мои не наполняли.
Антонио Тебальдео
Коль совершенства я б достиг того же,
Что в живописи вы, в искусстве слова,
Не только, Рафаэль, вас как живого
Изобразил бы я, как вы меня, похоже,
Но образ долговечней был бы — строже
К картинам время, чем к словам: иного
Свидетельства величия былого
Зевксиса нет и Апеллеса —
тоже.
О, как же редок дар стихосложенья:
Забвенью часто предают быстрее
Написанное, чем изображенье.
Но, все ж, скажу (стихи мои, смелее!):
Вы нанесли Зевксису пораженье,
Да и душою вы его щедрее.
Лудовико Дольче
Ты, кто искусством победил Природу,
О, Рафаэль божественный, такою
Живою сделал живопись, какою
Та и в мечтах стать не желала сроду,
Как ангел нареченный тот, невзгоду
Что отвращал любую лишь одною
Рукой своей, рукою ты земною
Являл то, что присуще небосводу.
Творения твои столь совершенны!
Немеркнущими будут образцами
Они художникам, и каждый скажет,
Что только дар твой, богом вдохновенный,
Затмивший славу древних, им укажет
Какими надо следовать путями.
Микеланджело
Надеждой истинной способно пламя
моей любви сиять, ведь если Богу
внушали б наши чувства лишь тревогу,
то что бы стало с этим миром, с нами?
Не преклоненье ль перед небесами
моя любовь? Ведь к вечному чертогу
душа твоя являет всем дорогу —
как сердцу к небу вознестись
мечтами.
Тогда, когда любовь — лишь ослепленье
изменчивою внешней красотою,
надежда, что питает сердце, ложна.
Но той нежны надежды проявленья,
что неизменною сияет чистотою,
и рай постигнуть с нею нам возможно
Аньоло Бронзино
Не только жизнью что — воображеньем
Искусства выше дивная Природа,
Превосходя его любые всходы,
Тот ведает, кто внял ее ученьям.
Хоть обращается за утешеньем
Искусство к ней, в одном его свобода —
Цвет изменять вещей себе в угоду
И выбирать, что будет украшеньем.
Но красоты такой иль недостатка
Такого не явить ему примеры,
Каких была бы у нее нехватка.
Без норм ее и правил нет манеры,
Ведь, словно мед пчела, ему что сладко,
С ее цветов берет оно без меры.
***
Сонет о Микеланджело
Природы чудо, ангел несравненный,
твоя недостижима добродетель.
Ты мудр и добр, и есть ли благодетель
тебе подобный, столь же совершенный?
И с ранних лет с любовью неизменной
и с чистым сердцем (небо мне свидетель)
тебе я посвятил, о, наш радетель,
мою простую руку, ум смиренный.
Побеждены, в своем искусстве каждый,
Витрувий, Фидий, Апеллес
тобою,
тобою, слава Феба и Паллады.
И в жизни также превосходишь дважды
ты мудростью своей и добротою
всех тех, кого нам чтить за святость надо.
© Перевод Павла Алешина