Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 49, 2017
Мой прадед Николай
Николаевич Голованов родился в 1867 году в Весьегонске, а умер в Москве в 1938 году.
Он был из купеческой семьи. В 1885—1891 годах он учился в Московском Коммерческом
училище. Именно там он прочитал перед студенческой аудиторией стихотворение о Кирилле
и Мефодии. Главным трудом прадеда явился перевод “Божественной
Комедии” Данте Алигьери. Этот поистине титанический труд был переведен и опубликован
в Москве в 1899–1902 и был одобрен профессором Федором Ивановичем Буслаевым. Вторая
часть перевода “Божественной Комедии” была посвящена Великому Князю Константину
Константиновичу Романову. Поскольку “Божественная Комедия” состоит из трех частей,
я думаю, что будет уместно привести отрывки из всех трех. Этот перевод мой прадед
снабдил следующим предисловием, в котором выражен его взгляд на Данте:
«В предлагаемом
переводе я поставил себе цель, принятую уже одним из переводчиков Данта: “одеть мысль Данта в ту же
самую одежду слов, в какую одел
ее сам Дант. Быть может, буквальность была часто в ущерб
русскому языку; да и от самой цели я был то ближе, то дальше: работа затянулась
на девять лет, а в этот период существенно менялось во мне и понимание Данта. Архаизмы и славянизмы я не стеснялся употреблять, частию памятуя, что Литтре даже умышленно
пробовал переводить Данта старинным французским языком
XIII столетия, частию и потому, что наш обыденный язык
слишком беден для красок и оттенков Данта. Порою я употреблял
былинные и песенные обороты; не стеснялся и низменными выражениями, хотя на фоне
общей торжественности тона”. Получилась известная пестрота языка;
но, быть может, она отражает пестроту той vulgaris eloquentiae («О народном красноречии» — лингвистический и стиховедческий
трактат Данте Алигьери, написанный им в 1303–1305 годах. — Прим. автора), первоздателем которой
явился сам Дант… Биографии Данта
не прилагаю, так как по-русски их имеется несколько».
На полпути земного бытия
Вступил я в лес угрюмый и унылый,
И затерялась в нем тропа моя.
Так страшно там и так пустынно было,
Что речь слаба пред скорбию такой,
И мысль одна ту скорбь возобновила.
Не горше скорбь пред смертию самой!
Лишь из-за благ, что в том пути я встретил,
О прочем всем рассказ веду я свой.
Как я в тот лес вошел, я не заметил;
Такой пал на меня глубокий сон
В тот миг, как ложный путь меня осетил.
Когда же я пришел на горный склон,
Близ коего кончался дол тот черный,
В котором так тоской я был смятен,
—
То, вверх взглянув, зубцы вершины
горной
Увидел я в лучах планеты той,
Что средь извилин путь нам кажет торный.
Это первая
часть “Божественной Комедии” — “Ад”. Теперь фрагмент из — “Чистилища”:
По тихим водам плыть готовясь вскоре,
Подъемлет парус челн духовный мой,
Жестокое оставив сзади море.
Об области я буду петь второй,
Где смертный очищается, да станет
Достойным он к вступленью в рай святой.
Пусть к жизни песня мертвая воспрянет!
Вам отдаюсь я, муз священный хор!
Встань, Каллиопа, вмале, и да грянет,
Мне вторя, состязательниц-сестер
Сразившая твоя столь грозно лира,
Что нет совсем прощенья им с тех пор!
Уже лазурь восточного сапфира
До высей тверди мягко разлилась
В пространствах безмятежного эфира;
И радость вновь в моих очах зажглась,
Едва лишь я поднялся в область света
Из темноты стеснявшей грудь и глаз.
И наконец третья часть — “Рай”:
Лучи того, в ком сила всех движений,
Все проникают, хоть в неравной доле:
Здесь ярче и светлее, там же меней.
Я в небе был, где слава та всех боле,
И видел, что ни передать понятно
Ни рассказать вернувшимся оттоле;
Зане сознанье к цели благодатной
Приблизясь, так спешит упиться светом,
Что память уж нейдет оттоль обратно.
Начало
1900-х годов были важным творческим периодом для моего прадеда. Были опубликованы его переводы Байрона, Гете, Шиллера; к ним он отнесся
более трепетно, чем к тем, над которыми он работал до этого периода. За свои
историко-философские сочинения: “Юлиан-отступник” (1904), “Иуда Искариот”, “Могаримы” (1908) прадед был отлучен от церкви. “Могаримы” — это исторические
перспективы из эпохи первого христианского поколения. Приведу небольшой отрывок:
«Солнце
только что озарило своими первыми утренними лучами древний город, основанный, по
преданию, тот час после потопа, когда на горизонте показалась подплывающая трирема.
Появление ее тотчас породило гвалт, шум и суматоху двоякого рода: на берегу загалдели
полуголые, загорелые лодочники, торопясь взапуски подъехать к подходящему кораблю;
размахивая руками и крича во все горло, они старались обгонять друг друга, ловко
шныряя между грядами подводных камней на целую версту забаррикадировавших подъезд
к крутому берегу, и пользуясь нахлынувшей волной, чтобы
проскользнуть в чересчур узких промежутках…»
Согласно
семейным преданиям, прадед ездил к Толстому и несколько дней гостил в доме великого
писателя.
Брат
Александр Голованов пишет брату Николаю (1892): «Напиши, в чем собственно состоит
твое занятие и какие шипы и розы
в твоем новом отделении».
Каким
был прадед в жизни? Из письма Н.Н. Голованова церковному иерарху (митрополиту).
Предположительно, адресатом письма мог быть обновленческий митрополит Александр
Иванович Введенский (1889—1946):
«13 Окт. 1932
Преосвященный
Владыко! Получили ли Вы мое письмо месяц назад, во время
пребывания Вашего в Крыму? <…>
Я, нижеподписавшийся
Николай Николаевич Голованов, изложил русскими стихами 1) всю псалтирь; 2) службу
12 дванадесятых праздников (стихиры, тропари, ирмос канонов),
некоторых праздников (Покрова, Арх. Михаила и др.), первой, крестопоклонной, страстной
недели и Пасхи, Фоминой недели, Акафиста Б[ожьей] М[атери]; 3) постоянные песнопения
всенощной, литургии (и литургии верных) и т.д. Стихи рифмованные, а не греческие
размеры оригиналов, каковыми излагал их Григорий Алексеевич Рачинский, о чем Вы,
вероятно, знаете (печатались Рачинского, а не мои в сборнике «Свободная совесть»),
ибо я преследовал практические цели — дать русское богослужение.
Для ознакомления
могу доставить десяток псалмов. Был когда-то переводчиком обеих частей «Фауста»,
каковой когда-то преподнес Вам, но спасибо за них, по Вашему обыкновению, не получил,
— и всей поэмы Данте, каковая, по моему глубокому мнению, является более возвышенной
молитвой, чем ныне мною Вам предлагаемые<…> А теперь
принципиально. В школах ныне славянский не проходят, и
богослужение массе непонятно (вопреки мнению Вашего отца Игоря — «ихнее дело господское»). Кстати, последняя фраза очень метка
и привилась и соответствует фразе одного из действующих лиц моей пьесы «Попы´»: «Не вами, выходцами из дворянства,
православие держится, а нами, рядовыми попами<…> Практическая моя просьба
мала: разрешите мне прочесть по-русски в моем изложении в виде опыта [так] за одной
из Ваших всенощен шестопсалмие и кафизмы. Пока только.
В случае удачи опыта, можно бы и часы. Прошу мало. Как в “Эдипе”: «Он мало просит,
менее, чем просит, готов принять».
Прошу
извинения за настойчивость, но я считаю это дело делом церкви и достаточно необходимой
задачей текущего момента. Личных выгод не ищу и не ожидаю, а унижения и обид (?)
уже наглотался и, Бог даст, еще понаглотаюсь, покуда добьюсь. А добьюсь.
Ответа
от Вас теперь уже, правду сказать, почти не ожидаю (1% вероятности). Пишу только
на случай, если мое предыдущее письмо до Вас не дошло. Кстати — очень дурной обычай
представления формуляра — анкета (как у Островского: «какой на тебе чин, такой с
тобой и разговор будет») исполняю и сообщаю свой «чин». Корректор типографии «Крестьянская
газета» (Сущевская, 21) Николай Николаевич Голованов,
проживающий — Москва, 26, конец Шаболовки, 5 Верхне-Михайловский
проезд, дом 8 (свой). Выходные дни — кратные шести (6, 12, 18, 24, 30 числа общие).
На работе или с 7 до 2 3/4 или (вечерняя смена) с 3 ¾ до 11 ½ вечера.
Трамвай 11 и 42, остановка — конец Шаболовки (Шаболовская
площадь, угол Хавского бульвара). Имею 65 лет, а потому
и соответствующие физические немощи.
Итак,
с минимальной вероятностью Вашего отклика, все-таки не перестал его ждать.
Ник.
Голованов».
С кем
еще общался прадед? Тут и Вячеслав Иванов, Луначарский, актриса Яблочкина, художник
Василий Поленов, подаривший прадеду свои акварели с видами Иерусалима и многие другие.
Помимо акварелей Поленова дома у прадеда были акварели Максимилиана Волошина. Картину
Поленова “Христос и грешница” обвиняли в оскорблении религиозных чувств. Может быть,
это сблизило Поленова с моим прадедом. Свои акварели Поленов подарил ему в 80-е
годы XIX века.
Прадед
был эрудитом, знал немецкий, английский, французский, итальянский, латынь. Помимо
своей литературной деятельности, он работал служащим в Купеческом банке на Ильинке.
Ведь для содержания семьи требовалось постоянное жалованье.
Именно
в годы своей работы в банке Николай Николаевич знакомится с Вячеславом Ивановым.
Вот как пишет об этом Иванов в своих воспоминаниях: «Зайдите вы
на Ильинке в Купеческий Банк и вызовите Голованова Николая Николаевича, скажите
ему мой сердечный привет и спросите, получил ли он мой сборник и hier liegtder Hund begraben (здесь зарыта собака
— нем.) — не перепутал ли я чего чисто механически в моей dédicace (надписи — фр.): мысль эта мучает меня
каким-то кошмаром, объясните ему, что я посылал зараз кучу книг в величайшем
спехе и был очень неответствен в движениях пера. Если что перепутано, отберите у него испорченный такой ошибкой экземпляр
(именно, я подозреваю, что переименовал его в “Ник. Ивановича”, что непростительно
при старинном нашем приятельстве — это от соседства с посвящением Влад. Ив. Беляеву). Итак, скажите ему mille amities (тысяча приветов — фр.) и спросите, как он поживает
и что пишет».
Заканчивая
эссе о прадеде, я хочу привести его стихотворение, написанное в 1932 году.
ОБЩЕСТВО
Все друг на друга так похожи;
Всяк порознь так похож на всех, —
Одежда та ж, приличье то же,
И та же речь и тот же смех;
Ложь на устах и ложь во взоре,
В движеньях, в чувствах, в разговоре
Нет мысли, нет души живой…
И это люди? Боже мой.
В истасканных бездушных лицах, —
Как на разрушенных гробницах, —
Давно ль их умер человек? —
Пытался я прочесть порою;
И чувство в их душе живое
Давно ль угаснуло навек?
Какие радости, печали
В сердце прежде бушевали,
И неужели навсегда
Они угасли без следа?
Напрасный труд? Среде послушный,
Стремится всякий позабыть,
Что не был куклой он бездушной,
Что мог и чувствовать и жить…
Вот несколько
названий его работ, которые хранятся в РГАЛИ:
1. «Дева Днесь» части I, II.
Посвящается Врубелю М.А.
2. «Живоначальная Троица»?
повесть. Начало — после 1917
3. «Церковь русской интеллигенции» — после 1917.
4. Переложения в стихах Минеи праздничной.
5. Переложения в стихах церковных служб на Рождество
Христово.
6. Переложения в стихах церковных служб трем святителям,
Сретению, Благовещению.
Пьеса
“Третий Рим” была написана в разгар антирелигиозной борьбы, в 1925 году и поэтому
нигде не была опубликована. Оригинал этой пьесы также хранится в РГАЛИ.
Вот как
написал о моем прадеде мой старший брат Василий:
«Прадеду
моему, Николаю Николаевичу Голованову, переводчику с семи европейских языков и книгоиздателю,
обязан я слишком многим, чтобы не чтить с почтением память о нем. Библиотека в пять
тысяч томов, им собранная, вскоре после революции была им отдана в Румянцевскую (ныне Российскую Государственную) библиотеку, и
с тех пор никто из Головановых не составил собрания
книг
более обширного и, смею даже думать, содержательного. Никто
не повторил подвига его титанического труда (о чем скажу ниже), хотя позывы на работу
кромешную и непосильную испытывали, конечно, все, в ком течет хоть капля фамильной
крови. И уж, конечно, по-человечески никто из потомков не был одарен более прадеда,
поднявшего на ноги пятерых детей и при этом не отступившего ни на шаг от той творческой
задачи, которая была ему предъявлена…»
Сейчас
в России не самые легкие времена. Расслоение общества, кризис. В свете этого мне
кажется, что темы, затронутые моим прадедом Николаем Николаевичем Головановым в его пьесе «Третий Рим», — любовь, верность, предательство,
поиски смысла жизни, — будут актуальны и сегодня. Людям, интересующимся историей
России, труд моего прадеда тоже будет интересен. Труды и рукописи Николая Николаевича
еще ждут своего исследователя. Я лелею надежду быть в их числе.
Голованов
Дмитрий Ярославич,
литератор, переводчик, журналист, правнук Николая Николаевича.
© Текст и фото: Дмитрий
Голованов