Наивысшие достижения ГДР в производственно-технической области
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 48, 2017
Райнер Карлш (род. в
1957 г.), профессор, историк-экономист и публицист; с 2008 г. участник исследовательского
проекта на кафедре экономической и социальной истории Технического университета
в Хемнице. Автор книг по истории экономики и предпринимательства
XIX–XX веков и по недолгой
истории СОЗ/ГДР.
Предваряя тему
Cреди студентов-экономистов
в ГДР сатирический журнал «Ойленшпигель» (Eulenspiegel) пользовался особым спросом, поскольку они
нередко узнавали из него больше о действительном положении на предприятиях и комбинатах,
нежели из других источников, не говоря уж о газетных репортажах, на тему выполнения
производственного плана. Сегодня, бросая взгляд в прошлое, можно высоко оценить
уровень немалого числа публикаций в «Ойле», как и бесчисленных
анекдотов про «узкие места в системе снабжения».
Совсем иначе обстояло дело с пресловутым «мировым
уровнем» в научно-технической и производственной областях. Исчезновением в октябре
1990-го ГДР в немалой степени была связана именно с провалом ее экономической политики.
В общественном восприятии этот факт ассоциировался главным образом с «Трабантом»,
технически допотопным и одновременно притягательно-бесхитростным
автомобилем, на десятилетия отставшим от технического уровня и объемов производства
ведущих автопроизводителей. После 1990-го «Траби» в качестве знакового символа перекочевал в мир искусств
и медиакоммуникаций, при том
что этот автомобиль неизменно воспринимался как явление по преимуществу трогательно-курьезное.
От десятилетий напряженных усилий автомобилестроителей из Цвиккау,
похоже, не осталось ничего, кроме иронии1.
В отличие от автомобилей, микрочипы никак не подходят
на роль культовых объектов. И поскольку построить государство на автомобилях уже
давно и никак не получалось, руководство СЕПГ в сентябре 1988 г. предприняло пропагандистскую
попытку раскрутить факт создания прототипа компьютерного чипа емкостью в 1 мегабит,
представив его как высшее достижение. Большинство граждан ГДР, годами стоявших в
очереди на домашний телефон, такого рода сообщениям не верили. Одномегабитный чип оказался пустышкой в красивой обертке2. Причина
в том, что электронная промышленность ГДР к тому моменту достигла пределов своих
возможностей в «повторном изобретении» микрочипов, отставая от уровня развития мировой
отрасли лет эдак на восемь.
Иногда ход событий, по иронии истории, принимает
неожиданный оборот: спустя двадцать лет после исчезновения ГДР и ликвидации автозавода
«Заксенринг» в Цвиккау и Дрезденского
комбината по производству электронной техники «Роботрон»
именно автомобилестроение и производство чипов по численности занятых и обороту
превратились в две наиболее важные промышленные отрасли в Саксонии. Последнее было
бы невозможным без квалифицированных кадров специалистов, подготовленных в ГДР.
Поначалу зададимся вопросом о стартовых условиях экономического развития в восточной
части Германии.
Экономика и техника в
послевоенное время
О «мировом уровне» в послевоенное время не могло
быть и речи. Восстанавливать хозяйство приходилось с использованием оставшейся после
войны техники. Такое положение не было специфической чертой Советской зоны оккупации
(СОЗ)/ГДР, оно было типичным для восстановительной фазы практически во всех национальных
экономиках Европы. Несмотря на военные потери, предпосылки для восстановления хозяйства
были неплохими. Достаточно сказать, что Саксония, Тюрингия и провинция Саксония
(с марта 1947 г. Саксония-Ангальт) относились к наиболее
индустриализованным территориям Германии, в то время как провинции Бранденбург и
Мекленбург-Передняя Померания были преимущественно аграрными. Промышленность Средней
Германии (здесь в смысле экономического комплекса на территории будущей ГДР), в
общем, отличалась высоким техническим и технологическим уровнем производства и готовой
продукции. Станки из Хемница, самолеты из Дессау, объективы
из Йены, фотоаппараты из Дрездена, фото- и кинопленка из Вольфена,
конторское оборудование из Зёммерда, текстиль из Плауэна — вот далеко не полный перечень изделий, до войны пользовавшихся
повышенным спросом во всем мире. Характерным для экономической структуры Средней
Германии было наличие большого числа малых и средних предприятий, глубоко интегрированных
в систему внутригерманского разделения труда.
Часть
этих преимуществ была утрачена как следствие экономической политики национал-социалистского
режима и войны. В частности, проводимая нацистами политика автаркии привела к тому,
что химическая промышленность Германии сошла с магистрального пути мирового технологического
развития. Так, в больших масштабах производилось синтетическое моторное топливо
из угля, хотя специалисты концерна «ИГ Фарбениндустри»
еще в начале 1930-х годов пришли к выводу, что используемые в этом производстве
технологии были неконкурентоспособны из-за их высокой стоимости. Некоторые из крупнейших
гидрогенизационных заводов в городах Лойна-Мерзебург, Бёлен, Магдебург, Цайц,
Шварцхайде находились на территории будущей СОЗ3.
Аналогичным результатом политики автаркии было и создание новых либо расширение
существующих мощностей по производству ацетилена и хлора (химические заводы «Буна»
в Шкопау, электрохимические заводы в Биттерфельде). То же относится и к производству вискозного штапельного
волокна в городах Вольфен и Шварца4.
Но даже с учетом этих фактов не следовало бы излишне активно ссылаться на чрезмерную
затратность и экологическую вредность крупного химического
производства, доставшегося в качестве проблемного наследства5. Подобные
предприятия имелись и в Западной Германии, причем некоторые из них эксплуатировались
вплоть до 1960-х годов (в этом, попутно заметим, важную роль сыграло продолжение
практики господдержки, унаследованной от 1930-х годов). Тем не менее химической отрасли Западной Германии удалось заключить
стратегические союзы с крупными нефтяными концернами и в течение нескольких лет
полностью отказаться от угля, переориентировавшись на нефтегазовое сырье. В ГДР
же переход на нефтехимию по причинам, которые рассмотрим далее, так и не был доведен
до конца.
В аспекте долговременных экономических последствий
нельзя недооценивать такое явление, как отток из восточных территорий в период с
1945 по 1961 г. более 2,7 млн
человек и вывод бизнеса. За всю историю своего существования немецкая промышленность
не сталкивалась с трансфером технологий столь крупных
масштабов, как после Второй мировой войны. В западногерманской
статистике предприятия, которые перенесли свое местонахождение из СОЗ/ГДР в Федеративную
республику, учитывались как «предприятия-иммигранты». Согласно этой статистике,
в сентябре 1953 г. их насчитывалось 3436 (с численностью занятых около 190 тыс.
человек)6. И это при том, что официальной статистикой фиксировалась лишь небольшая
часть случаев.
«Ауди», «Вандерер», «Агфа», «Тееканне», «Велла» и немало других громких названий навсегда исчезли из экономической
действительности Средней Германии. Вместе с ними ушел и самый ценный капитал — люди:
инженеры, рабочие-специалисты, коммерсанты. Эту потерю невозможно оценить даже приблизительно.
Усугублялось положение еще одним феноменом, известным по довоенным временам: большинство
научно-исследовательских и конструкторских отделов крупных предприятий находились
на западе Германии или в Берлине. Важным исключением был завод «Карл Цейс» в Йене,
но именно он в 1945—1946 гг. понес двойной урон в результате демонтажа и вывоза
оборудования американцами и русскими либо вывоза научных работников7.
Индустриализационный рывок в промежутке между 1934 и 1944 годами, обусловленный военно-экономическими
соображениями, обернулся для территории будущей ГДР лишь кажущимся преимуществом.
Вновь созданные мощности в авиа-, машино-,
автомобилестроительной отраслях и в химической промышленности после окончания войны
в большинстве были демонтированы8.
Однако же неким «скрытым благословением» в смысле ликвидации избыточных мощностей
и устаревшей техники — как в черной металлургии и химической промышленности Западной
Германии — демонтаж в СОЗ так и не стал. Напротив, репарации лишь ослабляли на перспективу
экономику СОЗ/ГДР. На долю СОЗ/ГДР пришлись самые крупные в ХХ веке репарационные
платежи, в совокупности превышавшие объем репарационных требований Советского Союза,
которые СССР первоначально предъявлял ко всей Германии. Общая сумма выплаченных
СОЗ репараций составляла всего лишь 4,3 млрд
долл. США, фактическая же сумма репарационных выплат превосходила ее предположительно
минимум в три раза9.
Резюмируем: технологический уровень в СОЗ серьезно
уступал таковому в западных зонах, что было обусловлено особенностями структурного
развития территории в довоенное время, уходом бизнеса, но прежде всего репарационной
политикой Советского Союза. Однако даже в этих условиях формировавшаяся в течение
многих десятилетий инновационная культура, высокий уровень квалификации работников,
а также традиционно высокое качество продукции сделали возможным восстановить экономику
ГДР темпами, в которые современники поначалу отказывались верить. И все же «чудо
восстановления на Востоке» (оснований называть это явление именно так имеется более
чем достаточно) не идет ни в какое сравнение с западногерманским «экономическим
чудом». Следовательно, стоит задаться вопросом о причинах регрессивного развития
экономики ГДР10.
Дефицит производительности
К началу Второй мировой
войны экономика среднегерманского региона была весьма эффективной, хотя и не столь
современной, как западногерманская, что выражалось прежде всего в превалировании
«старых» отраслей (в частности, текстильной промышленности). Эти структурные различия
явились причиной ее более низкой, в сравнении с западногерманской экономикой, продуктивности:
так, в 1936 г. отставание составило около 9 –12%11. В завершающий период существования
ГДР продуктивность ее экономики составляла уже лишь около трети западногерманского
уровня.
Большинство экономистов видят решающее препятствие
для роста экономики ГДР в дефиците инновационности плановой
системы хозяйствования12. Эксперты
в области истории экономических учений, не подвергая сомнению это утверждение в
целом, делают упор на конкретные исторические условия13. Однако аргументация в стилистике чисто
государственного регулирования экономики перестает работать, лишь стоит обратиться
к статистическому анализу показателей экономического роста на востоке и западе Германии14. В частности, сегодня существует широкий
консенсус в отношении того, что в 1950 г. производительность в ГДР составляла
в лучшем случае около двух третей западногерманского уровня. То есть в большей части
это отставание сформировалось уже в период между 1936 и 1950 годами, точнее
— с середины 1948 по 1950 год. Решающую роль в этом сыграли два фактора: сокращение
основных фондов вследствие демонтажа оборудования и дезинтеграция среднегерманской
экономики. Именно с потерей своих основных рынков на западе Германии и в Западной
Европе она стала уступать по темпам роста западногерманским землям15. Традиционно более чем высокая внешнеторговая
интенсивность экономики Саксонии и Тюрингии, выражавшаяся в экспорте готовых изделий,
прежде всего товаров потребительского спроса и продукции машиностроения, а также
в импорте сырья и полуфабрикатов, в изменившихся общих геополитических условиях
превратилась в тормоз роста.
«Репарационные отрасли»
Cтруктура промышленности СОЗ/ГДР
претерпела серьезные изменения, вызванные репарационными требованиями Советского
Союза, и последствия этих изменений еще долго ощущались даже после 1953 года — последнего
года выплаты репараций. Упомянем в этом контексте уранодобывающую промышленность,
судостроение, тяжелое машино— и вагоностроение, т.е. отрасли
промышленности с ярко выраженной репарационной направленностью16. На первом месте в этом ряду стоит
акционерное общество «Висмут». Учреждаемое согласно первоначальным замыслам лишь
на короткий срок, АО «Висмут» (до 1953 г. являвшаяся собственностью
Советского государства) выросло в комбинат с практически самодостаточными
структурами и за несколько лет вышло на третье место среди мировых производителей
урана, насчитывая в начале 1950-х годов более 200 тысяч человек, занятых в
Висмуте»17.
Создание этого комбината, контролируемого советскими
спецслужбами, было сопряжено с колоссальными социальными и экологическими издержками.
Технологический уровень на начальном этапе разработки урановых руд был крайне низким18, отсутствие техники компенсировалось
дополнительной нагрузкой на рабочих. Такое положение, однако, изменилось очень скоро.
Техническое оснащение за счет поставок изо всей СОЗ/ГДР и из СССР, а позднее и за
счет единичных поставок по импорту было выведено на современный для Восточного блока
уровень. И все же конкурировать с техническим уровнем крупных горнодобывающих предприятий
Запада «Висмут», в 1954 г. преобразованный в Советско-Германское АО (СДАГ), ставший
к тому моменту показательным предприятием с высокомотивированным коллективом, не
мог даже в лучшие свои времена.
Вторая крупная репарационная отрасль сформировалась
на базе судостроительных верфей на балтийском побережье19. Если к началу Второй
мировой войны в судостроении будущей СОЗ/ГДР насчитывалось всего 5 тысяч занятых,
то в 1953 г. их было уже более 56 тысяч20.
На конец 1953 г. для «мировой державы без флота», т.е.
для Советского Союза, было построено либо отремонтировано 1160 судов. В долговременной
сравнительно-исторической перспективе расширение судостроительной отрасли следует
оценить по преимуществу положительно. Приводимый порою аргумент затратности не учитывает того обстоятельства, что в то время
в мире практически отсутствовали примеры успешного создания крупных судостроительных
мощностей без солидной поддержки со стороны государства.
К «репарационным отраслям»
следует отнести и важнейшие предприятия вагоно— и тяжелого
машиностроения. Крупносерийное производство для «удобного» рынка с СССР в качестве
главного потребителя продукции создавало для вагоностроительной
отрасли и тяжелого машиностроения, как и для многих других предприятий ГДР, идеальные
условия в плане экономики и организации производства, но, с другой стороны, приводило
к ослаблению их инновационной активности. В этом смысле уместно говорить о германо-советской
«общности судеб».
С крушением Восточного блока рухнули и эти структуры:
тяжелое машиностроение и вагоностроение исчезли практически полностью, судостроительные
верфи — вопреки всем мерам господдержки — все еще доживают свой «закат в рассрочку»,
добыча урана в 1991-м была прекращена вовсе, а ее экологические последствия были
ликвидированы с очень большими затратами.
В тупике «социалистической
индустриализации»
1950-е годы оказались для классических отраслей
«индустрии дымовых труб» еще одним периодом «великих свершений». Не случайно символом
послевоенного восстановления был шахтер, причем не только в ГДР, где забойщик Адольф
Хеннеке стал культовой фигурой Героя Соцтруда, но и во многих западно—
и восточноевропейских странах. Уголь, чугун, сталь в первое десятилетие существования
ГДР находились в фокусе ее экономической политики. При жизни Сталина, но прежде
всего ускоренными темпами во время Корейской войны (1950—1953 гг.) все страны Восточного
блока начали создавать собственную тяжелую промышленность. Реализуя «железную концепцию»,
иначе называемую «социалистической индустриализацией», все они без исключения руководствовались
как теоретическими догмами (из Марксовой теории воспроизводства
выводилась необходимость приоритетного развития производственной сферы и производства
средств производства), так и в большей степени соображениями
военного порядка. В то время как в Западной Европе центр тяжести народнохозяйственных
структур все больше смещался в направлении производства потребительских товаров
и сектора услуг, государства Восточного блока делали ставку на модель индустриализации
позднего XIX либо раннего XX столетия.
В дискуссии о просчетах планирования
и государственного регулирования промышленной политики часто указывается на неоправданное
копирование руководством СЕПГ в 1950-е годы советской модели индустриализации, что,
в свою очередь, обусловило ошибочное приложение народнохозяйственных ресурсов21. Низкая отдача от капиталовложений
в тяжелую промышленность — факт неоспоримый. Вопрос в другом: имела ли место историческая
ситуация вынужденного (вос)создания
тяжелой промышленности и существовала ли этому какая-либо альтернатива? На территорию
ГДР приходилось лишь около 7% мощностей германской железоделательной отрасли, около
3% общегерманской добычи каменного угля и порядка 5% добычи железной руды. Для характеристики
такого положения использовалось понятие «диспропорция разделения»22. Соответственно, приоритетные направления
двухлетнего плана (1949—1950 гг.) и первой пятилетки (1951—1955 гг.) закладывались
исходя из внутренней логики. При этом экономисты первоначально отдавали предпочтение
продолжению внутригерманских поставок стали либо ее импорту
из других стран. Запрет на поставки чугуна и стали фирмами ФРГ, введенный распоряжением
западных держав в начале 1950-х годов, усилил позиции тех лиц в хозяйственной администрации,
которые требовали независимости от поставок из Западной Германии.
Необходимо также учитывать, что спустя всего несколько
лет после окончания войны ГДР не была для других государств Восточного блока предпочтительным
торговым партнером. Советский Союз и Польша, с их собственными потребностями и понятной
неприязнью к немцам, не спешили поставлять сталь в Восточную Германию. Сложность
создавшейся ситуации оттеснила на задний план вопрос о затратах. Вот почему важнейшим
инвестиционным проектом первого пятилетнего плана стало строительство металлургического
комбината «Ост» (МКО) в городе Айзенхюттенштадт. В
контексте «холодной войны» «антиимпортное производство»
чугуна и стали на МКО могло вполне расцениваться как успех: в период с 1950 по
1955 г. ГДР уменьшила долю импортного чугуна с 42 до 15%23. Не случайно МКО в глазах формирующейся
восточногерманской экономической элиты стал символом «созидания стали собственными
силами»24. Конечный продукт
из советской железной руды, добытой в Криворожье, и из польского каменного угля,
добытого в Верхней Силезии, торжественно именовался «сталью мира», объединяющей
народы. Сооружение МКО демонстрирует как возможности, так и пределы государственной
промышленной политики. Благодаря реализации этого амбициозного проекта, сравнимого
с металлургическим заводом того же поколения в Фос—Сюр—Мер
(Франция)25, обеспечивалась
живучесть экономики ГДР. С другой стороны, множество ошибок на стадии проектирования
привело к существенному удорожанию строительства.
Вплоть до конца существования
ГДР объект оставался незавершенным. Замкнутый металлургический цикл, включая прокатное
производство, так и не был реализован. Именно по этой причине себестоимость проката
в ГДР существенно превышала его себестоимость на предприятиях Федеративной республики.
К тому же однажды созданная технологическая схема — более 75% производимой в ГДР
стали выплавлялось вплоть до середины 1970-х гг. в мартеновских печах, т.е. по технологии,
разработанной еще в XIX веке, — отличалась неимоверной
инерционностью26. ГДР вкупе
с Канадой и Венгрией были единственными в мире промышленно развитыми странами, которые
к описываемому моменту еще не перешли на кислородное дутье — новую технологию в
производстве стали. <…>Речь идет прежде всего о внедрении
новых технологий, расширении второго передела, сокращении избыточных мощностей при
одновременном увеличении импорта стали. Наряду со сталью промышленность ГДР остро
нуждалась в коксе. <…> Возможное решение виделось в переходе на высокотемпературный
кокс из бурого угля (ВТБ-кокс). Профессоры Эрих Раммлер и Георг Билькенрот из Фрайбергской горной академии продолжили начатые
еще во время войны исследования по получению высокотемпературного металлургического
кокса из бурого угля. ВТБ-кокс стал одним из немногих
инновационных достижений ГДР. Государственная плановая комиссия (Госплан) непривычно
оперативно отреагировала на изобретение фрайбергских ученых.
Испытания нового кокса еще не завершились, а уже было получено «добро» на его промышленное
применение. В октябре 1951 г. Совет министров ГДР принял постановление о строительстве
коксохимического комбината в Лаухаммере, а менее чем через
год на нем были введены в эксплуатацию первые коксовые батареи. Построенный с нуля
металлургический завод в Кальбе, оборудованный низкошахтными печами, работал исключительно на ВТБ-коксе из Лаухаммера.
Самым важным и бесспорно самым дорогим проектом
в рамках энергетической политики приоритетного использования отечественного буроугольного
сырья стало строительство комбината «Шварце Пумпе»
по переработке бурого угля с получением в качестве основной продукции ВТБ-кокса, электроэнергии, смол и сетевого газа. <…>На
сооружение комбината выделялись 2,7 млрд
марок, на вскрытие карьеров — 1,2 млрд марок, итого —
3,9 млрд марок27.
«Шварце Пумпе» был крупнейшим
инвестиционным проектом второго пятилетнего плана (1956—1960 гг.). Эта «энергетическая
брешь» образовалась, с одной стороны, в силу исторических причин и как результат
разделения Германии, а с другой — как следствие советских репарационных изъятий,
а также отсутствия стимулов к бережливому обращению с энергией28.
«Шварце Пумпе» стал символом энергетической политики приоритетного использования
бурого угля. На комбинате было установлено оборудование, разработанное в 1930-е
годы, которое вследствие затянувшегося почти на 15 лет строительства на момент ввода
в эксплуатацию уже не соответствовало последнему слову техники. <…>
Технологический прорыв
Ульбрихта
Когда как послевоенное восстановление в основном
было завершено (весомым исключением оставалось лишь железнодорожное хозяйство),
руководство СЕПГ сделало ставку на ускоренный технический прогресс, следуя тем самым
замыслам нового партийно-государственного руководства Советского Союза во главе
с Хрущевым. Главным лозунгом этого периода стала «научно-техническая революция».
Весной
1956 г. Ульбрихт обозначил отрасли, с которыми отныне СЕПГ в первостепенном порядке
связывала свои ожидания: техника полупроводников, авиастроение, ядерная энергетика,
машиностроение. Через два года к ним добавилась и химическая промышленность. Такая
расстановка приоритетов покоилась на убеждении в том, что плановая экономика открывает
более широкие возможности для ускорения темпов научно—технического
прогресса и реализации крупных проектов («big science»), чем это может позволить себе рыночная
экономика. Министр внешней и внутригерманской торговли
Генрих Рау говорил о необходимости «в техническом плане
догнать и перегнать капиталистические страны»29. Дополнительный обнадеживающий
импульс эти ожидания получили в октябре 1957 г., после того как в Советском Союзе
был запущен первый искусственный спутник Земли, который рассматривался как символ
технического превосходства социалистической системы. Хрущев провозгласил начало
экономического соревнования с США, и все страны Восточного блока одобрили перспективу
построения социализма и достижения благосостояния. В качестве «главной экономической
задачи» ГДР поставила перед собой к концу 1961 г. достичь по всем важным продовольственным
и потребительским товарам западногерманского уровня душевого потребления (1957 г.).
Авиастроение
Особые
надежды руководство СЕПГ связывало с возобновлением производства авиационной техники.
Первые соображения на этот счет датируются 1952-м годом. Причем на начальном этапе
мотивы носили исключительно военный характер. Однако с идеей организации производства
истребителей и бомбардировщиков плановикам (под впечатлением июньского кризиса 1953
г.) пришлось распрощаться; было отныне предпочтение идее производства гражданских
самолетов по советским лицензиям, а также разработке собственных моделей. Важную роль в этих планах сыграл факт возвращения авиационных инженеров
и техников из Советского Союза30, куда они были вывезены на работу в
рамках «интеллектуальных репараций» (1945—1946 гг.) Группа специалистов во главе
с главным конструктором Брунольфом Бааде, возвратившаяся в 1953—1954 гг., привезла в ГДР разработанный
еще в СССР эскизный проект реактивного пассажирского самолета типа «152».
Самолет представлял собой модификацию бомбардировщика средней дальности «150», спроектированную
конструкторами фирмы «Юнкерс» в Советском Союзе. Иными словами, применительно к
первому пассажирскому самолету ГДР речь шла о «побочном продукте» бывших военных
разработок.
Экономически
этот проект оправдывал себя, учитывая хорошие перспективы экспорта продукции — прежде
всего в Советский Союз и Китай. На создание авиационной промышленности в период
с 1955 по 1960 г. было выделено около 1,6 млрд марок, и за какие-нибудь два года в ГДР возникла
полноценная самолетостроительная отрасль с числом занятых в ней 25 тысяч человек31.
На пути
реализации проекта стояли колоссальные технологические вызовы. Лишь немногие государства
в 1950-е годы могли позволить себе реактивное самолетостроение для гражданских нужд
и регулярные пассажирские авиаперевозки реактивными самолетами: Великобритания (1952),
Советский Союз (1956), США (1958) и Франция (1959). ГДР отнюдь не желала отставать
от них.
Первый
немецкий реактивный пассажирский самолет типа «152» взлетел в небо 4 декабря 1958
года. А на чертежных досках уже прорабатывалась его последующая модификация — «153
A», должная стать конкурентоспособной на
международном рынке. Кардинальной технической проблемой оказались постоянные обращения
к концепции бомбардировщика «152» и отсутствие либо запоздалый ввод в эксплуатацию
испытательных стендов. Во время второго испытательного полета 4 марта 1959 г. самолет
«152» потерпел катастрофу. Однако подлинные причины прекращения работы над проектом
в феврале 1961 г. крылись в резко ухудшившихся перспективах сбыта продукции и слишком
высоких затратах32.
В 1959
году Советский Союз начал реорганизацию своего авиастроения, расширяя производство
гражданских самолетов. Без советского же рынка восточногерманский проект был обречен
на провал.
В создании
и ликвидации самолетостроительной отрасли проявилась двойственная суть ГДР: чувство
восхищения техникой и сознание причастности к давним промышленным традициям побуждали
к тому, чтобы померяться силами с ведущими мировыми производителями, в том числе
в сфере самых что ни на есть высоких технологий. Тем не менее
инженерно-технические достижения ГДР, тем более при ограниченности ресурсов этой
небольшой страны, заслуживают всяческого признания. С другой стороны, сотрясаемая политическим и экономическим кризисом 1960—1961 гг.,
в попытке реализовать проект ракетного самолетостроения просто перенапрягла свои
силы.
«Химия — это хлеб, благосостояние,
красота».
В ноябре
1958 г. была принята Программа развития химической промышленности («Химия — это
хлеб, благосостояние, красота»). Цель программы — удвоение объемов химического производства
до 1965 г., при опережающих темпах роста производства пластмасс и синтетического
волокна, и переход на нефтехимические технологии. Были определены важнейшие проекты:
строительство нефтепровода «Дружба» и нефтеперерабатывающего завода в Шведте-на-Одере, разработка собственной технологии
более глубокого крекинга нефти, строительство современного нефтехимического производственного
комплекса («Лойна—II»), строительство комбината химического волокна в Губене. <…>
Но более
или менее значимые поставки сырой нефти стали возможными лишь с середины 1960-х
годов — после завершения строительства нефтепровода «Дружба». Чрезвычайно дорогостоящие
геологоразведочные работы по выявлению собственных нефтяных залежей не увенчались
успехом, так же как и усилия ГДР заключить договоры на поставку сырой нефти с арабскими государствами33. Единственным крупным поставщиком
нефти в конечном итоге оставался Советский Союз. Соответственно именно возможность
доступа к нефтегазовым ресурсам устанавливала пределы структурным преобразованиям
в химической промышлен— ности ГДР.
<…>Однако
уже в марте 1961 г. отдел тяжелой промышленности ЦК СЕПГ был вынужден констатировать:
«Программа развития химической промышленности при нынешнем планировании более не
существует. <…> Наше отставание от Западной Германии будет больше, чем к
началу реализации программы»34.
<…>На
сокращение поставок советской нефти в ГДР после второго нефтяного кризиса 1979—1980 гг.
хозяйственная бюрократия ГДР отреагировала принятием программы, предусматривавшей
отказ от использования нефти в качестве жидкого топлива и увеличение доли угля в топливном балансе35. Лозунг «выбор в пользу нефти»
эпохи Ульбрихта превратился в лозунг «назад к углю» эпохи Хонеккера.
Сохранение углехимии в конечном
счете потеплело в фиаско всей энергетической и экологической политики.
Атомные электростанции
От строительства
атомных электростанций в 1960-е годы восточные немцы были вынуждены отказаться в
пользу традиционных источников получения электроэнергии на базе бурого угля. Причины
отказа носили как экономический, так и политический характер. Планы Ульбрихта по созданию атомных электростанций вплоть до независимого
топливного цикла (важнейшим аргументом в пользу такого выбора являлись крупные инвестиции
в развитие добычи урановой руды на комбинате «Висмут») были отвергнуты ответственными
товарищами в Советском Союзе: восточные немцы ни в коем случае не должны были
получить автономию в области изготовления ядерных установок36.
Программа
создания полупроводниковой промышленности (завод элементной базы для техники связи
в Тельтове, производство полупроводников во Франкфурте-на-Одере,
центр молекулярных технологий в Дрездене) хотя и не была отменена, однако ее реализация
была сдвинута на годы вперед. При этом у ГДР, которая довольно рано начала разработки
в этой новой области, были хорошие шансы стать одним из важнейших производителей
полупроводниковой продукции, (сравнимым, например, с Южной Кореей). Руководство
Академии наук и Совета по научным исследованиям, однако, не рассматривало создание
полупроводников, а позднее микроэлектронных компонентов в качестве приоритетного
направления37. Все еще свежи были грустные впечатления после провала
программы создания гражданского авиастроения; никто не хотел вновь слышать в свой
адрес критику по поводу ненадлежащего использования ресурсов.
Причины
неудачи большинства крупных технологических проектов в эпоху правления Ульбрихта
были многоплановы. Назовем пять главных из них: неэффективность плановой экономики,
западное эмбарго на экспорт технологий, советские возражения по поводу идеи, выдвинутой
СЕПГ, о развитии ГДР как страны высоких технологий, недооценка возможностей ГДР,
а также непоследовательность ответственных функционеров в поддержке технологических
проектов. Напротив, значительные успехи отмечались в промышленных отраслях, на которые
экономическая политика руководства СЕПГ обращала не столь пристальное внимание.
Технологический прогресс
Примерно с середины 1950-х годов, с внедрением
программного управления, началась технологическая революция в станкостроении. Была
поставлена задача сохранять все необходимые команды по
обработке какой-либо детали таким образом, чтобы стало возможным любое количество
их повторов. В результате упрощалась переналадка оборудования
и сокращались издержки производства38.
В целях объединения имеющихся исследовательских
ресурсов в 1956 г. был создан Институт станкостроения (ИС) в городе Карл-Марксштадте, хотя на тот момент экономика ГДР не испытывала
потребности в станках с числовым управлением; интерес к ним был не слишком велик
и в других странах — членах СЭВ39.
<…>Ввиду недостатка валюты ИС не мог приобрести лицензии за рубежом и поэтому был вынужден рассчитывать
только на полупроводниковую промышленность ГДР, что сдерживало дальнейший ход работы.
<…>
Ситуация изменилась к лучшему в начале 1970-х
годов. Теперь ГДР располагала более мощными интегральными схемами памяти, а также
микропроцессорами емкостью 8 и 16 бит. Командные системы «Призма 2» и «Рота FZ-200» — гибкие производственные системы — по своей производительности соответствовали
высоким международным параметрам. Производители станков с числовым управлением из
ГДР не уступали изготовителям аналогичных изделий из Федеративной республики. С
конца 1990-х гг. они уже смогли существенно увеличить экспорт своей продукции в
Западную Европу.
* * *
Производство фото- и киносъемочного оборудования
также не входило в число отраслей промышленности, особенно заботливо курируемых
руководством СЕПГ. Его стабилизация стала возможной только в середине 1960-х гг.
на основе мер, предпринятых в целях преодоления затянувшегося на годы кризиса. В
результате впервые в Европе народному предприятию VEB Pentacon в Дрездене удалось наладить конвейерное производство
камеры с беспараллаксным визирным устройством Praktica Nova40. В период с 1964 по 1989 г. в страны западного
зарубежья было продано почти 63% произведенных изделий, т.е. более чем 4,9 млн фотоаппаратов. 19% продукции было
продано на внутреннем рынке, и около 18% — в страны Восточного блока. Такие высокие
показатели уровня продаж в «несоциалистическую валютную зону» (НВЗ) могли продемонстрировать
лишь очень немногие комбинаты ГДР. В целом же с 1964 по 1989 г. за счет экспорта
камер было заработано более 830 млн
немецких марок.
<…>В исторической ретроспективе конец 1960-х
и 1970-е годы можно назвать наиболее успешными для промышленного производства кинокамер.
Например, производство зеркалок было доведено со 100 тыс.
в 1968 г. до максимального показателя почти в 450 тыс. в 1984 г. В лучшие
годы 10% мирового производства такого рода аппаратов приходилось на комбинат в Дрездене41. Однако с началом «революции в микроэлектронике»
технологические основы изготовления традиционной аппаратуры утратили прежнюю устойчивость.
<…>
Попытки реформ
1963 год был ознаменован началом серии экономических
реформ, которые должны были быть завершены к 1971 году. Реформаторов возглавил сам
Ульбрихт. <…>Реформа, сначала получившая название «Новая Экономическая Система
планирования и управления народным хозяйством» (НЭС), преследовала цель модернизации
экономики42. Планирование оставалось
главным инструментом хозяйственного управления. Новация состояла лишь в том, чтобы
дополнить его «системой экономических рычагов» (цены, премии, проценты, кредиты
и т.д.). Наиболее важным показателем стала прибыль. Экономическая реформа ознаменовалась
определенными успехами. <…>. Слабыми же оставались стимулы инновационной деятельности.
Сворачивание реформ произошло постепенно. На всех уровнях хозяйственной иерархии
возобладали настроения усталости от реформ. В конечном счете
их крах наступил вследствие несовершенства изначального плана действий43. После перехода власти от Ульбрихта
к Хонеккеру, начиная с 1971 г., большие перспективы были
забыты. Новая линия была еще более консервативна по отношению к существующим хозяйственным
структурам, но обещала быстрый рост благосостояния и поэтому сначала снискала известную
популярность.
«Любой ценой»: создание
микроэлектроники
В середине 1970-х годов, в связи с возникшими
трудностями в сбыте изделий станкостроительной промышленности, стало очевидно, что
нельзя далее сдерживать развитие производства электронных элементов управления.<…>.
Кооперация в рамках СЭВ также не решала вопроса, поскольку военно-промышленный комплекс
Советского Союза отказывался от сотрудничества в области микроэлектроники. Таким
образом, у ГДР не оставалось другого выбора, кроме как сделать то, на что не решился
ни один западноевропейский концерн и ни одно западноевропейское государство, — создать
собственную микроэлектронику, отказавшись от лицензий.
Согласно различным оценкам, с 1981 по 1988 год
в микроэлектронику было инвестировано 20 млрд марок ГДР и 4 млрд валютных
марок44. Этот объем средств
сопоставим со всеми инвестициями, например, во все отрасли легкой промышленности
вместе взятые. Три комбината микроэлектроники — «Роботрон»
в Дрездене, «Карл-Цейс» в Йене и «Микроэлектроника» в Эрфурте — по числу занятых
входили в пятерку самых крупных предприятий ГДР. Этот факт также подчеркивает, какие
огромные ресурсы была направлены на то, чтобы практически с нуля создать новую отрасль
промышленности45.
Развитие микроэлектроники в ГДР в значительной
степени происходило за счет нелегального трансфера технологий,
организованного Министерством государственной безопасности (МГБ) и управлением коммерческой
координации (структурное подразделение в Министерстве внешней и внутригерманской торговли. — Перев.)46.
Только благодаря импорту сотен 16- и 32-битовых
счетных машин была создана база для развития компьютерного производства на комбинате
«Роботрон». Как бы ни был успешен «промышленный шпионаж»,
он одновременно высвечивал зависимость ГДР от трансфера
технологий с Запада. С помощью «шпионажа» удалось смягчить негативные последствия
эмбарго, но не удалось создать условия, равноценные тем, которые существуют при нормальном трансфере технологий.
Развивая микроэлектронику, ГДР просто переоценила свои
возможности47. Эта задача для
маленькой страны была неподъемной. <…>Главной причиной неудачи ГДР при создании
компьютерной промышленности, с самого начала интернациональной по своему характеру,
в конечном счете была глобализация. Самостоятельное развитие
таких технологий в одной отдельно взятой стране невозможно. Ни одна экономика мира,
за исключением США, не в состоянии мобилизовать ресурсы, необходимые для создания
самостоятельной и конкурентоспособной микроэлектроники.
Микропроцессоры для станкостроения
1960–1970-е годы были для станкостроения ГДР «золотым
временем». Под товарной маркой WMW более 70% изготовленных в объединении народных предприятий
станкостроительной и инструментальной промышленности уходило на экспорт. Спрос был
так велик, что за счет собственного производства не представлялось возможным удовлетворить
внутренние потребности.
Позиции этой ориентированной на экспорт отрасли
оказались под угрозой с конца 1970-х годов, когда на смену станков с числовым управлением
стало приходить оборудование с компьютерным цифровым управлением (Computerized Numerical Control).
<…>Технический переворот, вызванный внедрением
новой системы управления CNC, привел к изменению ситуации на мировом рынке48. На национальном уровне конфликт, связанный
с необходимостью принять решение в пользу либо преимущественного развития станкостроения,
либо микроэлектроники, разрешить было невозможно. <…>Без современных микропроцессоров
станки почти больше не пользовались спросом. Поскольку собственное производство
микропроцессоров было не в состоянии обеспечить их поставку станкостроению в необходимых
количествах, более 80% всех станков приходилось оснащать западными системами управления.
Валютные потери вследствие их закупок составляли от 30 до 40% общей выручки
от продажи каждого станка. <…>
К отраслям, изделия которых дольше всего оставались
на уровне международных стандартов, принадлежало производство оргтехники и полиграфического
оборудования49. Высокое качество
полиграфических машин во многом объяснялось сильно выраженным чувством ответственности
производителей за качество своей продукции. Благодаря прочным позициям на международных
рынках они находились в известном смысле на особом положении. <…>В частности,
народное предприятие VEB Planeta Radebeul сумело освоить важнейшую инновационную технологию в полиграфическом производстве
и наладить производство офсетных печатных машин.
Однако с конца 1970-х годов технологическое отставание
затронуло и производство печатных машин. Низкий технический уровень электроники
и микроэлектроники в ГДР все больше сказывался на их качестве. Еще одной причиной
технического отставания производителей ГДР были сравнительно невысокие требования
к их продукции со стороны потребителей в странах — членах СЭВ. Они не создавали
стимулов для разработки новых инновационных продуктов.
Торможение автомобилестроения
В начале
1960-х годов в городе Цвиккау стали разрабатывать новую
малолитражку с кузовом из дюропласта. Разработчики создали
«Трабант 603» — автомобиль с угловатыми линиями и с наклонной задней частью.
В чем-то он был похож на более поздний прототип «Гольфа» («Фольксвагена»-VW). Запуск
модели в производство был запланирован на 1967 год. Однако в 1966-м решением Политбюро
работа над автомобилем была приостановлена. Это был удар, от которого автомобилестроение
страны так и не смогло оправиться до самого распада ГДР. Эта отрасль так и осталась
на техническом уровне второй половины 1950-х годов50.
Повторная
попытка модернизировать автомобильное производство была предпринята в середине 1980-х
гг., в сотрудничестве с VW. Речь шла об эксплуатации оборудования
по производству четырехтактных двигателей, которое должен был поставить западногерманский
концерн. Мощность производственной линии составляла 430 тыс. бензиновых и
дизельных двигателей в год. Стоимость линии, включая лицензионные сборы, оценивалась
в 345 млн немецких марок. Предполагалось,
что ГДР оплатит оборудование ежегодными поставками VW 100 тыс. двигателей51.
<…>В ходе реализации проекта автомобилестроительная промышленность ГДР сделала
большой шаг вперед. Технологическое отставание в моторостроении, возникшее на протяжении
многих лет, было ликвидировано. Тем не менее ресурсов для
создания автомобиля, который целиком отвечал бы международным стандартам, оказалось
недостаточно. Модернизация производственного аппарата носила точечный характер.
Износ оборудования, предназначенного для изготовления автомобиля «Трабант», увеличился
с 40% в 1970 г. до почти 50% в 1989 году.
Кризис как финал
Руководство СЕПГ исходило из того, что потребительские
цены должны оставаться стабильными, поскольку в случае повышения цен «Политбюро,
а также правительство должны были бы немедленно уйти в отставку»52. В первое десятилетие эпохи правления
Эриха Хонеккера (1971—1980 гг.) стоимость израсходованного
социального продукта на 210,5 млрд
марок превысила стоимость, произведенную собственной экономикой. То есть социальная
политика Хонеккера с самого начала никак не соотносилась
с экономическим потенциалом ГДР.
Экономическая и социальная политика 1970-х и 1980-х
годов привела к стремительному росту внешней задолженности ГДР. В начале 1970-х
годов она составляла всего лишь 2 млрд
валютных марок, а в 1982-му достигла уже своего максимума, превысив 25 млрд валютных марок. Парадоксальность ситуации была в том, что
в этот же период международный авторитет ГДР был высок, как никогда53. Насколько к тому времени она уже исчерпала
свои экономические ресурсы, в полной мере стало ясно только к концу 80-х — началу
90-х годов. Усилия по снижению внешней задолженности все больше диктовали действия
руководства в экономике. На экспорт шло все, что могло быстро принести валюту: мясо,
произведения искусств, оружие, даже камни старых мостовых, которые продавали за
твердую валюту.
В последние десять лет существования ГДР произведенный
национальный доход превышал потребленный на 88,1 млрд марок. Благодаря этому неимоверному напряжению сил
страна смогла получить передышку, но коренного поворота в ситуации с задолженностью
не произошло. С начала 1980-х годов чистые инвестиции в производящие отрасли сокращались;
уменьшилась создаваемая стоимость-брутто и производительность54. Цену за эту политику
пришлось платить непрофильным для руководства страны отраслям экономики и потребителям:
в строительной промышленности, на транспорте и в сфере почтово-телеграфной связи
износ оборудования превысил 50%. Почти половина скоростных автотрасс требовала значительного
ремонта; участков пути «с ограниченной скоростью движения» на железной дороге было
уже не счесть, а качество связи не поддавалось описанию.
Не все на промышленных предприятиях было «металлоломом»,
некоторые производственные подразделения были оснащены современное оборудование.
Однако эти островки прогресса являлись именно островками в расширяющемся море экономически
несостоятельных предприятий55.
Тем не менее ГДР не была
государством-банкротом. В 1989 г. ее платежный баланс имел дефицит в 20 млрд валютных марок. Однако, чтобы обслуживать долг и одновременно поддерживать прежний
уровень жизни, требовалась более эффективная экономика. Меры по сокращению государственных
дотаций и повышению потребительских цен, квартирной платы и т.д., вновь и вновь
предлагаемые экономистами, привели бы к очевидному снижению жизненных стандартов,
чего руководство СЕПГ явно не желало. Его неспособность удовлетворить растущие потребительские
запросы населения была не единственной, хотя и довольно важной причиной общественно-политического
кризиса осенью 1989-го, который завершился объединением ГДР и ФРГ в 1990 году.
Примечания
1 Vgl. Sönke Friedreich: Autos bauen
im Sozialismus. Arbeit und Organisationsstruktur in der Zwickauer Automobilindustrie
nach 1945, Leipzig 2008, S. 530ff.
2 Vgl. Sönke
Friedreich: Autos bauen im Sozialismus. Arbeit und Organisationsstruktur in
der Zwickauer Automobilindustrie nach 1945, Leipzig 2008, S. 530ff.
3 Vgl. Rainer
Karlsch; Raymond G. Stokes: Faktor Öl. Geschichte
der Mineralölwirtschaft in Deutschland 1859—1974, München 2003, S. 171ff.
4 Vgl. Edgar
Fischer: Tradition und High-Chem. Eine chlorreiche Geschichte im Raum Bitterfeld-Wolfen,
Leipzig 2005.
5 Vgl. Raymond
G. Stokes: Von Trabbis und Acetylen — die Technikentwicklung, in: Andre Steiner
(Hg.): Überholen ohne einzuholen. Die DDR-Wirtschaft
als Fußnote in der deutschen Geschichte?, Berlin 2006, S. 107.
6 Vgl. Johannes
Bähr: Die Firmenabwanderung aus der SBZ/ DDRund
aus Berlin-Ost (1945—1953), in: Wolfram Fischer; Uwe Müller; Frank Zschaler (Hg.): Wirtschaft im Umbruch,
St. Katharinen 1997, S. 229—249; Peter Hefele: Die Verlagerung von Industrie- und Dienstleistungsunternehmen
aus der SBZ/ DDRnach Westdeutschland unter besonderer
Berücksichtigung Bayerns (1945—1961), Beiträge zur Unternehmensgeschichte
Bd. 4, Stuttgart 1998.
7 Vgl. Wolfgang
Mühlfriedel; Edith Hellmuth: Carl Zeiss in Jena
1945—1990, Köln u. a. 2004.
8 Vgl. Rainer
Karlsch; Jochen Laufer (Hg.):
Sowjetische Demontagen in Deutschland 1944—1949. Hintergründe, Ziele und Wirkungen,
Berlin 2002.
9 Vgl. Rainer
Karlsch: Allein bezahlt? Die Reparationsleistungen
der SBZ/ DDR 1945—53, Berlin 1993, S. 232ff.
10 Vgl. insbesondere
Albrecht Ritschl: Aufstieg und Niedergang der Wirtschaft der DDR: Ein Zahlenbild
1945—1989, in: Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte 1995, Heft 2, S. 11—46;
Hans-Jürgen Wagener: Zur Innovationsschwäche der DDR-Wirtschaft, in: Johannes
Bähr; Dietmar Petzina (Hg.):
Innovationsverhalten und Entscheidungsstrukturen. Vergleichende Studien zur wirtschaftlichen
Entwicklung im geteilten Deutsch land
1945—1990, Berlin 1996. S. 21—48(im Folgenden Bähr / Petzina: Innovationsverhalten); Oskar Schwarzer: Sozialistische
Zentralplanwirtschaft in der SBZ/ DDR. Ergebnisse eines ordnungspolitischen Experiments
(1945—1989), Stuttgart 1999; Jeffrey Kopstein: The Politics
of Economic Decline in East Germany, Chapel Hill,
London 1997; Andre Steiner: Von Plan zu Plan. Eine Wirtschaftsgeschichte der DDR,
München 2004(im Folgenden Steiner: Von Plan zu Plan).
11 Vgl. Jaap Sleifer:
Planning Ahead and Falling Behind. The East German Economy in
Comparison with West Germany 1936—2002. Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte, Beiheft 8, Akademie
Verlag, Berlin 2006, S. 69ff.
12 Vgl. Christoph
Buchheim: Die Wirtschaftsordnung als Barriere des
gesamtwirtschaftlichen Wachstums in der DDR, in: Vierteljahrsschrift für Sozial-
und Wirtschaftsgeschichte, 82, 1995, S. 194—210; ders.:
Kriegs folgen und Wirtschaftswachstum in der SBZ/ DDR, in: Geschichte und Gesellschaft
25, 1999, S. 515—529; Hans-Jürgen Wagener: Zur Innovationsschwäche
der DDR-Wirtschaft, in: Bähr / Petzina: Innovationsverhalten,
S. 21—48; Harry Nick: Zu den Ursachen für das Scheitern des sowjetischen
Wirtschaftsmodells, in: Camilla Warnke; Gerhard Huber (Hg.):
Kritik der deutsch-deutschen Ökonomie. Kon zeptionen, Positionen und Methoden wirtschaftswissenschaftlicher
Forschung in Ost und West, Berlin 1995.
13 Vgl. Jörg
Roesler: Alles nur systembedingt? Die Wirtschaftshistoriker
auf der Suche nach den Ursachen der Wirtschaftsschwäche der DDR, in: Heiner
Timmermann (Hg.): Die DDR—Politik und Ideologie als Instrument,
Berlin 1999, S. 213—232.
14 Vgl. Wilma
Merkel; Stefanie Wahl: Das geplünderte Deutschland. Die wirtschaftliche
Entwicklung im östlichen Teil Deutschlands von 1949bis 1989, Bonn 1991; Bart
van Ark: The Manufacturing Sector
in East Germany. A Reassessment of
Comparative Productivity Performance
1950—1988, in: Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte 1995, Teil 2, S. 75—100;
Jaap Sleifer: Planning Ahead and Falling
Behind.
15 Vgl. Gerd
R. Hackenberg: Wirtschaftlicher Wiederaufbau in Sachsen 1945—1949/ 50, Köln,
Weimar, Wien 2000.
16 Vgl. Rainer
Karlsch: Umfang und Struktur der Reparationslieferungen
aus der SBZ/ DDR 1945—1953. Stand und Probleme der Forschung, in: Christoph Buchheim (Hg.): Wirtschaftliche Folgelasten
des Zweiten Weltkrieges in der SBZ/ DDR, Baden-Baden 1995.
17 Vgl. Rainer
Karlsch; Harm Schröter (Hg.): «Strahlende Vergangenheit». Studien zur Geschichte der
Wismut, St. Katharinen 1996; Rainer Karlsch: Uran für Moskau. Die
Wismut — eine populäre Geschichte, Berlin 2007.
18 Die Technikgeschichte
der Wismut AGbzw. SDAGWismut ist umfänglich
in der Chronik der Wismut (1999, siehe Homepage der Wismut
GmbH) nachzulesen.
19 Vgl. Kathrin Möller: Wunder
an der Warnow. Zum Aufbau der Warnowwerft
und ihrer Belegschaft in Rostock-Warnemünde (1945bis 1961), Bremen 1998.
20 Vgl. Dietrich
Strobel; Günter Dame: Schiffbau zwischen Elbe und Oder, Herford
1993, S. 111.
21 Vgl. Helga
Schultz: Die sozialistische Industrialisierung — toter Hund oder Erkenntnismittel? [Diskussion], in: Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte
(JWG) 1999/ 2, S. 105—113; Hans-Ulrich Wehler: Deutsche
Gesellschaftsgeschichte 1949—1990, München 2008, S. 92.
22 Vgl. Horst
Barthel: Die wirtschaftlichen Ausgangsbedingungen der DDR, Berlin 1978.
23 Vgl. Jörg
Roesler: «Eisen für den Frieden». Das Eisenhüttenkombinat
Ost in der Wirtschaft der DDR, in: Aufbau West — Aufbau Ost. Die Planstädte
Wolfsburg und Eisenhüttenstadt in der Nachkriegszeit, Berlin 1997 (im Folgenden
Roesler: «Eisen für den Frieden»).
24 Vgl. Jochen
Czerny: Der Aufbau des Eisenhüttenkombinats Ost 1950/ 51, Dissertation
A, Universität Jena 1970; Helmut Wienert: Die Stahlindustrie
in der DDR, Berlin 1992; Helmut Kinne: Beitrag zur Geschichte der Eisen- und Stahlindustrie
der DDR. Bandstahlkombinat Eisenhüttenstadt, im Auftrag des Verbandes Deutscher
Eisenhüttenleute (Düsseldorf), Berlin 1995; Roesler:
«Eisen für den Frieden»; Stefan Unger: Eisen und Stahl für den Sozialismus.
Modernisierungs und Innovationsstrategien der Schwarzmetallurgie
in der DDRvon 1949bis 1971, Berlin 2000.
25 Vgl. Dorothée
Kohler: Der Stahlstandort Eisenhüttenstadt: ein «sozialistisches» Fos-sur—Mer?,
in: Comparativ, Heft 3/ 1999.
26 Vgl. Stefan
Unger: Innovationsprobleme in der Schwarzmetallurgie der DDR: Die Einführung
des Stranggießens, in: Lothar Baar; Dietmar Petzina
(Hg.): Deutsch-Deutsche Wirtschaft 1945bis 1990. Strukturveränderungen,
Innovationen und regionaler Wandel. Ein Vergleich, St. Katharinen,
1999, S. 224f. (im Folgenden Baar / Petzina: DeutschDeutsche
Wirtschaft).
27 Vgl. ESPAG. Geschichte eines Unternehmens. Vom Gaskombinat
zur Aktiengesellschaft, Bautzen 1993.
28 Vgl. Steiner:
Von Plan zu Plan, S. 88.
29 Vgl. Protokoll
der 3. Parteikonferenz
der SED 1956, Berlin 1956, S. 281.
30 Vgl. Burghard
Ciesla: Die Transferfalle: Zum DDR-Flugzeugbau in
den fünfziger Jahren, in: Dieter Hoffmann; Kristie Macrakis
(Hg.): Naturwissenschaft und Technik in der DDR, Berlin
1997, S. 194f. (im Folgenden Hoffmann / Macrakis:
Naturwissenschaft).
31 Vgl. Hans-Liudger
Dienel: «Das wahre Wirtschaftswunder» — Flugzeugproduktion, Fluggesellschaften
und innerdeutscher Flugverkehr im West-Ost-Vergleich 1955—1980, in: Bähr /
Petzina: Innovationsverhalten, S. 341—370.
32 Vgl. Gerhard
Barkleit; Heinz Hartlepp:
Zur Geschichte der Luftfahrtindustrie der DDR 1952—1961, Dresden 1995; Hans-Liudger
Dienel: Der Neuaufbau der zivilen Luftfahrt im deutsch-deutschen Vergleich, in:
Technikgeschichte 63(1996), S. 285—301.
33 Vgl. Rainer
Karlsch: Der Traum vom Öl — zu den Hintergründen
der Erdölsuche in der DDR. Vierteljahrsschrift für Sozial- und Wirtschaftsgeschichte,
80(1993), S. 63—87.
34 BArch, Berlin-Lichterfelde, SAPMO, IV 2/ 603/ 74.
35 Vgl. Harm
Schröter: Ölkrisen und Reaktionen in der chemischen Industrie beider
deutscher Staaten, Freiberger Arbeitspapiere Nr. 12, Freiberg 1995, S. 8.
36 Vgl. Dolores L. Augustine: Red Prometheus. Engineering
and Dictatorship in East Germany 1945—1990, Cambridge / London 2007, S. 115ff.
(im Folgenden Augustine: Red
Prometheus); Mike Reichert: Kernenergiewirtschaft in der DDR. Entwicklungsbedingungen,
konzeptioneller Anspruch und Realisierungsgrad (1955—1990), St. Katharinen 1999.
37 Vgl. Augustine:
Red Prometheus, S. 125ff.
38 Vgl. Günter
Spur: Vom Wandel der industriellen Welt durch Werkzeugmaschinen, München,
Wien 1991, S. 511.
39 Vgl. Jörg
Roesler: Im Wettlauf mit Siemens. Die Entwicklung
von numerischen Steuerungen für den DDR-Maschinenbau im deutsch-deutschen Vergleich,
in: Baar / Petzina: Deutsch-Deutsche Wirtschaft, S. 349–389.
40 Vgl. Gerhard
Jehmlich: Geschichte des VEBPentacon
Dresden, Manuskript 2008.
41 Vgl. ebd.
42 Vgl. Steiner:
Von Plan zu Plan, S. 129ff.
43 Vgl. André
Steiner: Die DDR-Wirtschaftsreform der sechziger Jahre. Konflikt zwischen Effizienz-
und Machtkalkül, Berlin 1999, S. 555.
44 Hans-Hermann Hertle: Diskussion der ökonomischen Krisen in der Führungsspitze der SED,
in: Theo Pirker (Hg.): Der Plan als
Befehl und Fiktion. Wirtschaftsführung in der DDR. Gespräche und Analysen,
Opladen 1995, S. 335f. (im Folgenden Pirker: Der Plan).
45 Vgl. Olaf
Klenke: Ist die DDRan der
Globalisierung gescheitert? Frankfurt a. M., 2001, S. 84.
46 Vgl. Jörg
Roesler: Industrieinnovation und Industriespionage
in der DDR, in: Deutschland Archiv, Jg. 27(1994), Heft 10.
47 Vgl. Friedrich
Naumann: Vom Tastenfeld zum Mikrochip — Computerindustrie und Informatik im
«Schrittmaß» des Sozialismus, in: Hoffmann / Macrakis:
Naturwissenschaft, S. 261—281.
48 Vgl. Roesler: Im Wettlauf mit Siemens, in: a. a. O., S. 367.
49 Vgl. Susanne
Franke; Rainer Klump: «Die stolzesten Grafen sind die Polygrafen». Über
Eigenbild und Fremdeinschätzung des ost— und westdeutschen
Druckmaschinenbaus, in: Baar / Petzina: Deutsch-Deutsche
Wirtschaft, S. 390—421.
50 Vgl. Reinhold
Bauer: PKW-Bau in der DDR. Zur Innovationsschwäche von Zentralverwaltungswirtschaften,
Frankfurt a. M., 1999; Peter Kirchberg: Plaste, Blech und Planwirtschaft. Die Geschichte
des Automobilbaus in der DDR, Berlin 2000(im Folgenden Kirchberg: Plaste).
51 Нет текста сноски
52 Zit. nach Hans-Hermann Hertle: Die Diskussion der
ökonomischen Krisen in der Führungsspitze der SED, in: Pirker: Der Plan,
S. 318.
53 Vgl. Steiner:
Von Plan zu Plan, S. 197.
54 Vgl. Gernot
Gutmann; Hannsjörg F. Buck: Die Zentralplanwirtschaft der DDR —
Funktionsweise, Funktionsschwächen und Konkursbilanz, in: Eberhard Kurth (Hg.): Die wirtschaftliche und ökologische Situation der
DDRin den 80er Jahren, Opladen 1996, S. 6ff.
55 Vgl. Günter
Kusch; Rolf Montag; Günter Specht; Konrad Wetzker:
Schlussbilanz — DDR. Fazit einer verfehlten Wirtschafts— und Sozialpolitik, Berlin 1991.
©
Текст: Райнер Карлш