Кризисы, вызовы и ответы
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 48, 2017
В книге, которую я написал для немцев, поставлен вопрос —
как в условиях демократии защищать эту демократию? Я убежден, что хотя Германия
является государством, где демократия счастливо утвердилась, об этом все время нужно
напоминать моим согражданам.
Мигранты
…Ясно, что в ближайшие десятилетия мы будем иметь дело со всевозрастающим, огромным числом беженцев, если не начнем
действовать адекватно. Эта опасность прежде всего идет
с Ближнего Востока, из разрушенных государств в этом регионе, но и из Африканского
континента тоже. Терроризм в африканских государствах распространяется подобно вирусу.
Это недооценивается, хотя в Африке есть мощные террористические организации, например,
в Нигерии, в Сомали, есть они и в других африканских странах. Демографические прогнозы
показывают, что африканское население через 35 лет удвоится. Средний возраст в Нигерии
15 лет, и, если им не будет предложена перспектива Европейским Союзом, богатыми
странами Европейского континента, тогда еще больше беженцев выйдут на дорогу в наши
страны. И мы знаем, климат изменяется, наступает пустыня, африканским странам остро
не хватает питьевой воды, не хватает продовольствия. В начале ХХ века 25% населения
Земли были европейцами, а к началу XXI столетия уже только 11% составляли европейцы, а к концу этого
века останется едва ли только 4%. Мир давно уже не европоцентричен, и мы должны
это понимать<…>
Что для этого делается в Германии? Глава правительства фрау
Меркель заявила, что мы примем беженцев, потому что это гуманитарная катастрофа,
и мы должны дать ответ на нее. Никто ведь не расстается без серьезных причин со
своей семьей, со своим окружением, со своим рабочим местом, со своим языком, со
своей родиной. В Сирии падают бомбы, уничтожается население. Это Асад, это оппозиция
из его противников, это русские, это американцы. В первую очередь страдает мирное
население, жертвами становятся простые люди, а не только боевики. Люди из Сирии
едут к нам. Немцы сказали им: «Добро пожаловать», но затем многие обеспокоились
и задались вопросом: а когда все это кончится? Чем это завершится? Миллион беженцев
было принято, но это не столь уж много. Мы большая страна, у нас 80 миллионов
человек населения; у нас, безусловно, процветающая экономика, практически нет безработицы,
нет никакой задолженности госбюджета, несмотря на эти расходы на беженцев. Но с
самого начала было и остается сложным решение этой проблемы. Мы не могли ее предвидеть,
что этот спонтанный миграционный процесс неуправляемый.<…>Мы справимся, потому
что наше гражданское общество участвует в этом… Есть очень
большая степень готовности помочь людям, которые искали убежища. Но существует и
очень большая доля скепсиса в отношении политики федерального правительства, есть
другие мнения, и эти мнения легитимны в демократии. Но нельзя не видеть, что в Германии
набирает силу тенденция, направленная на формирование нового расизма и враждебности
по отношению к иностранцам, к их религии и культуре. Эта позиция направлена против
наших представлений, нашей оценки. Те люди, которые участвовали в демонстрациях
против нынешней миграционной политики, полагают, что они защищают западный мир,
но они нарушают фундаментальные ценностные установки нашего западного мира. Германия
— христианская страна, а христианство — это прежде всего
любовь к своему ближнему. Да, мы часть христианского мира, но у нас государство,
которое разделено с религией, то есть религия не определяет наше совместное бытие.
Конечно, наши законы должны соблюдаться мигрантами, должны соблюдаться беженцами.
Но многие из них полагают, что они не должны жить согласно тем ценностным представлениям,
на которых основана наша конституция. И это очень непростая,
ситуация.
Мы живем в Европе, однако она все еще не является солидарной.
Мы принимаем беженцев, а в Венгрии господин Орбан отклонил квоту в 1100 человек.
В 1956 году, вы знаете, более 50 тысяч венгерских беженцев были приняты у
нас, была построена церковь Святого Стефана для того чтобы венгры могли отправлять
свои религиозные обряды… Но вот господин Орбан отказывается
принять 1100 беженцев. Это неприемлемо и несправедливо. <…>
Если же следовать международному праву, мы считаем, что политическим
беженцам каждая демократическая страна обязана предоставить убежище. Даже те, кто
бежит от гражданской войны, они тоже имеют право на пребывание у нас на период войны.
И это очень сложная, комплексная, многоплановая ситуация, которую в своих целях
используют право-популистские силы, экстремисты <…>
В перспективе мы должны превратить беженцев в иммигрантов,
интегрировать их в германское общество, и такой опыт у нас уже есть. После того,
как возникла Берлинская стена, в 60-у годы, мы приглашали мигрантов из Туниса, Италии,
Марокко, Турции. Тогда действительно мы привозили рабочую силу для строительства
нашего благосостояния. Сначала приехали мужчины, а потом мы вдруг удивились: оказывается,
у этих мужчин есть жены, дети, и они приехали семьями, и все остались. Затем все
они интегрировались в наше общество. Берлин — это второй по размерам «турецкий город»
— вне Турции. Вот такая у нас ситуация с чужестранцами.
Мигранты и терроризм
В Германию приехал миллион беженцев. Ну и сколько же среди
них террористов? Ничтожное число. Вы знаете: те, кто совершил теракты в Париже и
Брюсселе, были соответственно французы и бельгийцы, они родились там и выросли там.
Конечно, они были связаны с ИГИЛ (организация, запрещенная в России.
— Ред.), но нет никакой серьезной связи между беженцами и террористами.
Да, безусловно, были теракты, но, я считаю, что абсолютно неверно связывать эти
два феномена — беженцев и террористов. Безусловно, у нас есть проблемы с терроризмом,
есть проблемы с безопасностью. В нашем демократическом обществе
всегда имелись проблемы с безопасностью. В Германии в 1960–1970-е годы демократия
была поставлено под угрозу терроризмом так называемых «Красных бригад», терроризмом
«слева». Я тогда был госсекретарем федерального правительства — и мы тогда не знали,
что делать с этим вдруг явившимся феноменом. Думаю, мы реагировали слишком бурно,
слишком активно… Террористов было всего 30–35 человек, и они взяли на мушку представителей
государства и экономики, бизнеса. Террор не был направлен против населения, тогда
не шла речь об аэропортах, о метро, но все равно у нас возникли серьезные проблемы
безопасностью.
Вы знаете, что еще в ХIХ веке, задолго до Первой мировой войны, политический терроризм практиковался в
России. Террористами был убит император Александр Второй,
освободитель крестьян. В начале XX века русские социалисты-революционеры развернули терроризм.
<…> Так что как таковой это отнюдь не новый феномен. Но это был не массовый
террор. В обществе как будто таится, тлеет потенциал терроризма… Но сейчас мы видим, что терроризм принял форму исламистского
терроризма и принимает огромные, опасные масштабы. Но, в первую очередь, он опасен
для самих арабов. Мы постоянно слышим о массовых убийствах и терактах смертников
в Сирии, Ираке, Афганистане, африканских странах. Только в Сирии погибли сотни тысяч
человек. Если же говорить о жертвах, которые были в Европе, — они несопоставимы.
Надо думать в целом об этой ситуации, а не только о наших жертвах. Мы должны создать
коалицию с теми людьми, которые думают разумно, которые мирно мыслят. И так мы дадим
понять, как мы будем бороться с этим терроризмом. Сейчас это происходит военным
путем… Но не стоит говорить, что мы скоро справимся с этой
проблемой. Нет, путь этот будет долгим… Я думаю, этот терроризм
просто перейдет в Африку с Ближнего Востока. И однажды мы поймем, что историческая
ответственность лежала на нас, цивилизованных
европейцев.
…Война в Ираке (Германия, кстати сказать, не принимала участия
в этой войне) была грубейшей ошибкой. Но что это была ошибка
мы поняли лишь тогда, когда эта война закончилась. Там и курды, и шииты, и сунниты,
это деление не позволило ситуации мирно развиваться. Мы совершили ошибки. Мы должны
бороться и политическими, и военными средствами. Нужно понять, что те, кто совершил
теракты в Париже и Брюсселе, просто убийцы, это криминалитет. Однако объявлять войну
в ответ на это нельзя. Олланд, например, сказал: всё, мы начинаем войну, — и война
началась. После 11-го сентября 2001 года американцы тоже объявили войну терроризму.
И эта реакция была слишком сильной, хотя принесла не очень-то много плодов. Что
это значит — «объявить войну»? Мы в наших странах не можем применять военные средства.
В Германии опять, в сотый раз уже, началась дискуссия, можно ли использовать Бундесвер
для решения внутренних вопросов. Но что реально будет Бундесвер-то делать? Разведку
какую-то вести, оценивать информацию, анализировать данные? Улицы патрулировать?
Выполнять задачи полиции? Нет, это путь неправильный, мы должны использовать соответствующие
инструменты, которые у нас есть, чтобы бороться с преступлениями. И мы должны разумно
использовать эти инструменты.
Свобода и безопасность
И опять же мы задаем себе вопрос: когда мы защищаем нашу свободу, разве ее мы не ставим под угрозу? Да, мы постоянно это делаем
и не знаем меры. Мы слишком сильно, ярко-выраженно реагируем на нынешнюю ситуацию.
Наше правительство недавно приняло решение, что мы будем экипировать службу безопасности,
давать им новые инструменты. Я спрашиваю: а почему только сейчас? Как правило, после
какого-то страшного события принимаются спонтанные решения, и самое плохое — то,
что эти решения не борются с преступлениями, а все глубже проникают в личное пространство
каждого человека — вот в чем заключается проблема.
Сейчас наши коммуникационные возможности просто колоссальны,
можно собирать огромное количество информации и делать это превентивно. И все это
под таким объяснением, что когда-нибудь нам это понадобится. Знаете, это уже произошло
с американским агентством безопасности. Представьте себе, десятки тысяч людей имеют
миллиарды бюджета и все коммуникации просто зондируют,
они проникают даже в мой компьютер, представьте себе. Это просто нарушает все правила.
И эти бесчисленные сотрудники собирают, собирают, собирают информацию, и когда-нибудь
они начнут ее анализировать, если сочтут, что она им вдруг пригодится. Я не хочу
говорить, что другие страны ничего такого не делают, американцы ведь наши союзники и они имеют те же ценности, что и мы. Декларация независимости
США — это пример для нашей конституции, европейской конституции, и, по сути, когда
американцы согласились это делать, мы просто разрушили дамбу. И сейчас у нас есть
специальный комитет Бундестага, который расследует вопрос MSA, а на самом
деле, это должен быть комитет по расследованию дела Сноудена. Действительно, произошло
что-то странное, в Америке есть Конгресс, который не знает, что происходит в их
спецслужбах, где работают 30 тысяч сотрудников. 29-летний парень осмелился
напомнить нам о наших ценностях, и он очень дорого заплатил за это.
Что же мы узнали? Что наши службы безопасности слишком чрезмерно
реагируют. Надо сказать, что новые коммуникационные технологии — это большое искушение
для служб безопасности, и таким образом мирных граждан тоже берут на прицел. А это
как раз ограничение нашей личной, приватной сферы и это вопрос прав человека.
Эту тему уже подняли в ООН, в том числе обсуждали на Генеральной
ассамблее, в Европейском Союзе. Мы должны защищать себя, и не только от излишнего
рвения служб безопасности, мы должны защищаться от монстров Больших Данных. Ну,
например, Google, представьте
себе, никто не был в истории человечества настолько силен, настолько проинформирован,
настолько влиятелен. Вы знаете, чем это очень опасно, вот это объединение «Большого
брата», я имею в виду службы безопасности и больших баз данных. Это Google и Facebook. Они обмениваются
данными с властями, в Америке есть закон, что они обязаны обмениваться данными!
Смотрите, Big date, большие данные:
агрегаторы противятся любым ограничениям сбора и использования наших данных, они
говорят, что таким образом будет затронута их бизнес-модель. Но, давайте спросим:
а в чем ваш бизнес-модель заключается? Оказывается, они делают бизнес вокруг наших
личных, частных данных. У каждого из нас есть мобильный телефон, это компьютер,
который всегда с нами. Он постоянно фиксирует где мы, куда
мы едем, что мы делаем, с кем мы разговариваем и т.д. Даже в домашнем хозяйстве
есть предметы, которые собирают о нас информацию. Например, в Германии новые счетчики
электричества даже показывают, какую телепрограмму вы смотрели. Мы приходим к обществу
тотального надзора, обществу тотального постоянного наблюдения, и мы должны защищать
нашу приватную сферу. Мы должны говорить о защите наших базовых прав. Парламент,
например, в Германии противится этой тенденции; недавно было принято решение, что
спецслужбы, должны контролироваться более жестко. Полиция должна контролироваться,
но она получает все больше полномочий. Мы, кстати, с моими друзьями подали в Конституционный
суд, и он должен будет принять решение против новых полномочий полиции. Потому что
полиция это не спецслужбы, мы разделили эти структуры. Нужно защитить частную сферу,
нужно создать такие зоны, где вы могли бы быть в одиночестве, чтобы государство
не совалось туда, куда не следует…
Мы говорим о федеральном Конституционном суде и его решениях,
потому что это и есть инструмент. Мы провалили, предположим, закон о сохранении
данных телефонных разговоров. Говорили, что речь идет только о связи, а не накоплении
информации. Нет, нет, нет, сами коммуникационные каналы весьма интересуются, с кем
вы говорили. С врачом, да? А с каким врачом? А почему так часто? С женщиной? С мужчиной?
Когда вы вели разговор по телефону, эти данные, собственно, и дают возможность понять,
а кто вы есть на самом деле. Европейский суд уже работает в направлении защиты прав
наших граждан в Германии. Европейский суд потому, что есть Хартия прав человека
Европейского союза, и суды должны будут решать в соответствии с положениями этой
Хартии. К примеру, суд запретил, чтобы мы поставляли наши данные в США, как это
было раньше, потому что в Америке эти данные не защищены. Крупные собиратели этих
данных должны уважать наши желания, чтобы определенная информация была бы забыта,
чтобы она была просто ликвидирована. Мы должны знать, что о нас накапливается, почему
и кто это делает.
СВОБОДА И БЕЗОПАСНОСТЬ
Все это поле высокого напряжения: с одной стороны, свобода,
а с другой — обеспечение безопасности. Но есть только одно мерило всех мерил, и
это человеческое достоинство, а не «внутренняя безопасность». Конечно, все мы имеем
право на защиту. Поэтому мы дали государству право на монополию применения силы,
чтобы государство защищало нас. Но государство должно всегда убедительно оправдывать
свои действия. <…>Да, мы должны иметь защиту от посягательств государства
и поэтому обладаем свободой слова, свободу прессы и свободу выражать свое мнение,
чтобы мы могли бороться с определенными феноменами в нашем обществе, знать о том,
что у нас происходит. Мы очень многому учимся. Раньше нужно было много поездов,
чтоб вывезти все эти бумажные архивы, а сейчас достаточно одного компьютера, одной
флешки. Сейчас начинается борьба с налоговыми оазисами, с политикой сокрытия прибыли
от уплаты налогов, но должна быть создана соответствующая система для борьбы с коррупцией,
а общественное мнение должно быть информировано…
Я уже говорил о правах человека, о человеческом достоинстве.
После ужасов и преступлений Второй мировой войны у нас
был период, когда мы переосмысливали свое прошлое, и все это отразилось во Всеобщей
Декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН10 декабря 1948
года. Это документ мирового сообщества, равного которому никогда еще не было. И
если вы прочтете преамбулу к этому документу, то вы поймете, почему там это написано1.
Преамбула
Принимая во внимание, что признание достоинства, присущего
всем членам человеческой семьи, и равных и неотъемлемых прав их является основой
свободы, справедливости и всеобщего мира; и «принимая во внимание, что пренебрежение
и презрение к правам человека привели к варварским актам, которые возмущают совесть
человечества, и что создание такого мира, в котором люди будут иметь свободу слова
и убеждений и будут свободны от страха и нужды, провозглашено как высокое стремление
людей; и принимая во внимание, что необходимо, чтобы права человека охранялись властью
закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве
последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения; и
принимая во внимание, что необходимо содействовать развитию дружественных отношений
между народами; и принимая во внимание, что народы Объединенных Наций подтвердили
в Уставе свою веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой
личности и в равноправие мужчин и женщин и решили содействовать социальному прогрессу
и улучшению условий жизни при большей свободе; и принимая во внимание, что государства-члены
обязались содействовать, в сотрудничестве с Организацией Объединенных Наций, всеобщему
уважению и соблюдению прав человека и основных свобод; и принимая
во внимание, что всеобщее понимание характера этих прав и свобод имеет огромное
значение для полного выполнения этого обязательства, Генеральная Ассамблея, провозглашает
настоящую Всеобщую декларацию прав человека в качестве задачи, к выполнению которой
должны стремиться все народы и государства с тем, чтобы каждый человек и каждый
орган общества, постоянно имея в виду настоящую Декларацию, стремились путем просвещения
и образования содействовать уважению этих прав и свобод и обеспечению, путем
национальных и международных прогрессивных мероприятий, всеобщего и эффективного
признания и осуществления их как среди народов государств-членов Организации, так
и среди народов территорий, находящихся под их юрисдикцией2.
Нацистское варварство глубоко нарушило человеческое самосознание.
Оно ужаснуло мир, но и привело к тому, что люди сказали: никогда больше! Мы будем
действовать теперь на основе уважения человеческого достоинства. И Советский Союз
не проголосовал против <…> Права человека были подтверждены
в 1993 году в Вене, на Всемирной конференции по правам человека, это универсальные
права. И я там присутствовал, и нет и не может быть никакого
извинения тем, кто пытает, или тем, кто преследует человека по политическим убеждениям.
И нельзя лишать голоса человека, если он является политическим
противником. Это свобода на выражение мнений, это свобода на выживание в материальном
смысле этого слова. Все эти свободы прописаны, именно они создали, собственно говоря,
соответствующее международное право. Защита женщин, защита неправительственных организаций,
защита детей. Когда я работал в Женеве, мы с коллегами разработали резолюцию, которая
в 1998 году была принята Генеральной ассамблеей единогласно. Это резолюция о защите
адвокатов, работающих по правам человека. Там предусмотрено право финансирования
из-за рубежа тех, кто вступается за права человека. Мы исходили из того, что права
человека могут быть существенно развиты, поддержаны именно неправительственными
организациями. Речь в этой резолюции идет не об агентах, а о полезных организациях,
которые действуют на благо защиты прав человека.
Эти процессы в международном праве положительны, ну а что
касается прав человека, там есть рецидивы. Возьмите Камбоджу, Руанду, Сребреницу.
Да, потом появились суды — по косовской проблеме, по Сребренице, по Камбодже, по
Руанде. Были обвинительные приговоры; Многие из убийц осуждены, Вы знаете, что сорок
лет на Гаагском трибунале тот, кто руководил убийством людей в Сребренице <…> Есть соответствующий суд
в Женеве по уголовным делам.
После многих лет, когда мы пытались создать основы международных
законов по правам человека, отправной точкой остается борьба
против безнаказанности и ответственность каждого отдельного преступника. Он не может
и не должен прятаться за спиной государства, он несет ответственность, он был командиром,
он дал приказ солдатам убивать, бомбардировать деревни. Он преступник, тот, кто
этот приказ отдал, а мы — объекты, которые подлежат защите. Организация Объединенных
Наций несколько лет назад утвердила новые принципы международного права, и прежде
всего принцип ответственности за обеспечение защиты. В определенных обстоятельствах
речь идет о том, что Совет Безопасности получает мандат на защиту населения страны
от действий собственного правительства… И мы должны постоянно напоминать об этом,
сколь бы ни сложна была эта жизнь.
ПРАВОЗАЩИТНИКИ
Поэтому так важно, что многие люди защищают эти принципы,
работают в организациях, которые выступают за соблюдение прав человека, причем порой
они работают в диктаторских режимах, их убивают или они попадают в тюрьмы и отсиживают
долгий срок. Я с огромным чувством уважения отношусь к этим людям, выполняю свои
личные обязательства в борьбе за права человека, много лет я это делал, потому что
очень важно, если вы обращаете внимание на конкретного человека. Мы не можем изменить
любую ситуацию, тем более изменить ненасильственными методами; но мы стремимся решать
эти вопросы политическим путем, а поэтому мы вынуждены идти на компромиссы, естественно,
рискуя. <…> Сейчас Европейская Комиссия предполагает вести переговоры с африканскими
государствами для создания соответствующих предпосылок, чтобы не формировались такие
мощные потоки беженцев. Но в этих государствах господствуют жуткие диктаторы (возьмите,
к примеру, Судан), и как далеко можно идти в этом направлении, каким образом можно
идти на переговоры с диктатурами, с которыми лучше всего вообще не иметь никаких
дел?
И еще одно замечание. В 1975 году в Хельсинки был принят Заключительный
акт Совещания по безопасности в Европе. 32 европейских страны, а также США и Канада,
подписали эту Декларацию. Гельмут Шмидт и Эрих Хонеккер, то есть представители двух
германских государств, а также Леонид Брежнев подписали эту Декларацию. Мой большой
друг Дитрих Геншер был, собственно, одним из драйверов этого процесса. К сожалению,
этот человек не так давно скончался. И он сделал все, чтобы в Хельсинских соглашениях
была зафиксирована и статья о правах человека.
Тогда сошлись на том, что совместными усилиями необходимо
обеспечивать мир, что необходимо развивать обмен в экономической области, поддерживать
его… В так называемой «третьей корзине» были заложены принципы
свободы обмена информацией, мнениями, защиты прав человека. Мы действительно были
очень заинтересованы, чтобы этот документ был реализован, но американцы почему-то
противились. Почему это удалось? Для Советского Союза в тот момент было важно обеспечить
признание ГДР, фиксацию границы между ГДР и ФРГ, что на тот момент не исключало,
что границы будут более прозрачными. И мы провели в жизнь Хельсинскую Декларацию.
Они стали очень важным элементом для развития движения «Солидарности» в Польше,
которая опиралась на этот документ. И постепенно был запущен процесс разрушения
тоталитарной системы. Принципы Хельсинки, в 1990 году были подтверждены и
Парижской хартией. Опять 32 европейских государства, США и Канада. Главы государств
и правительств стран-участниц, говорили о том, что завершен
раскол Европы, они приняли на себя обязательства исповедовать демократию как единственно
возможную форму правления и обеспечивать права человека и основные свободы.
Парижская хартия зафиксировала важный политический момент
окончания конфронтации; там было точно и недвусмысленно зафиксировано: границы Европы
являются неизменными и неприкосновенными. Эта Парижская декларация тоже многим обязана
покойному Гансу Дитриху Геншеру. Для него это был большой вызов, честно говоря,
потому, что он очень активно выступал за принятие этой Парижской хартии и она должна
стать ощутимой, в том числе, и в этой стране, потому что Россия подписалась под
этой Хартией, как и все остальные европейские страны.
В настоящий момент мы находимся в ситуации, когда нужно было
бы задуматься о российско-германских отношениях: что не в порядке, что нам мешает?
Мы должны попытаться, причем с обеих сторон, сделать все возможное для того, чтобы
повлиять на возможность процесса нормализации, использовать все возможности диалога,
который мы сегодня имеем, чтобы каким-то образом учитывать интересы другого, равенства
интересов. которые мы считаем архиважными… Иными словами,
нам нужно создавать, формировать такие взаимоотношения, которые высвечивали бы и
противоречия. Не надо прекращать диалога, ни одна из стран недолжна
идти на поводу у другой. Пока удавалось все-таки обеспечить какое-то соблюдение
Минских соглашений без участия американцев, что, по моему мнению, было вовсе не
так плохо. Это
сделали европейцы.
<…>
Мы все находимся в глобализационном процессе, как — говорится
все в одной лодке. Мы не можем уйти от ответственности за наш мир. Растет национальный
эгоизм. Это невыгодно ни отдельным странам, ни Евросоюзу. Мы, немцы, будем бороться
за то, чтобы Единая Европа была влиятельной и дееспособной, оставаясь партнером
России. В ЕС 500 миллионов человек, это гигантский потенциал, и нам нужно
совместно работать над решением проблем будущего. Мир изменился, он проходит резкий
поворот с ускорением, время ускорилось, даже, может быть, происходит некое изменение
временнóй шкалы. Мы должны пройти его без страха, но с мужеством и на основе
тех ценностей, которые вытекают из понятия человеческого достоинства… Ну, вот, собственно говоря, об этом я и писал в своей книге.
Лекция Герхарта Баума в Москве. Конспект. Москва,6 апреля 2016г. Фонд Фридриха Науманна.
Фонд Егора Гайдара. Публикуется с сокращениями.
Примечания
1. Всеобщая Декларация прав человека. Принята резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи
ООН от 10 декабря 1948 года.
2. Всеобщая Декларация прав человека в окончательной редакции
была поддержана 48 странами (из 58 тогдашних членов ООН) на 183-м пленарном заседании
Генеральной Ассамблеи Организации Объединённых Наций в Пале де Шайо (Париж) 10 декабря
1948 г. Белорусская ССР, Украинская ССР, СССР, Чехословакия, Польша, Югославия,
ЮАС и Саудовская Аравия воздержались при голосовании, а Гондурас и Йемен в нём не
участвовали.