О Николае Климонтовиче
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 44, 2016
Состарились и стали бояться смерти.
Неожиданно после панихиды нас осталось человек десять-пятнадцать, остальные
разбежались кто куда. В последний путь мы двинулись в полдень, жарким
июньским днем.
Николай Климонтович, Коля, мой дорогой Колян,
умер 64 лет от роду от сердечной недостаточности, умер в Год литературы,
провозглашенный нашим правительством по какой-то неведомой нам причине. Коле, если верить нынешней статистике, можно было вполне рассчитывать на
десятилетие творческой активности, а значит на новые повести и романы, которые
по милости Божьей или одной преуспевающей редакторши могли бы быть опубликованы
в виде небольших книжиц. К несчастью, этого не
произошло.
Колян — в гробу, весь в цветах, как народный
артист после спектакля в гримерке.
Я склонился и поцеловал Колю в лоб, полагая,
что этот поцелуй он унесет с собой туда, в тот мир, где уже пребывает немало
наших добрых товарищей и друзей, ждущих встречи с нами.
Мы познакомились давно, в том самом среднем
возрасте, когда женщины вырастают из молодежной моды, а мужчины меняют сорт
вина и сигарет. На наш средний возраст пришелся «Золотой век». Журнал, сей перл
российского книгоиздательского дела, сейчас уже начисто забыт, как были забыты
когда-то «Аполлон», «Золотое руно», «Весы». Победил Москвошвей!
Но тогда никто не сомневался в нашей победе, все хотели печататься в «Золотом
веке», бороться и побеждать. Я не скажу, что Климонтович с жаром отдался
борьбе, так как это тоже будет «москвошвей»,
правильнее — Коля был одним из нас. Для меня самым
близким и нужным.
Теперь, когда Коли не стало, я еще острее чувствую
его близость и нужность мне. Свой ломаный грош я бы истратил на звонок другу Коляну. Я бы спросил у Климонтовича: Ну, как ты там?
Встретил ли кого из наших? Как там вообще? У нас
подходит к концу 2015 год, год скверный во всех отношениях, голодный и
холодный в том самом смысле слова, который мы называем переносным.
Я не слушаю почти
радио
и не читаю.
Часто, сидя взаперти,
думаю, что умираю.
Нужен воздуха глоток –
шум ли это заоконный
или за полночь звонок
наглый, вздорный, телефонный.
Чтоб со мной товарищ мой
поделился свежей сплетней,
ничего, что я босой
на полу стою в передней.
Владимир
Салимон
© Текст: Владимир Салимон