Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 44, 2016
О «Левиафане»
Андрея Звягинцева писать сложно. Не потому, что все и так понятно, или много сказано,
хотя и это тоже, но потому, что обсуждение закордонного триумфа фильма стало отдельной
темой, захватывающим сюжетом многомерной российской бюрократической глупости. Границы
ее расширяются день ото дня, перекрывая все возможные пределы. Вот депутат Яровая
высказалась о пагубности для русской традиции изучения иностранных языков — кто
бы мог представить возникновение такого верноподданнического пассажа в ХХI веке!? Вроде только что речь шла о модернизации, нанотехнологиями пугали, а тут такой Скалозуб вылез. И что тут
скажешь!? Как возражать? Может, это требует опровержения и дебатов? Вот и «Левиафан»
оказался в таких же тисках мерцательной аритмии нового русского маразма.
Не будем
разбираться в содержательной части (если это можно так назвать) того, что говорил
министр культуры Мединский или спикеры от РПЦ — осудили,
заклеймили: денег больше давать не будут, осталось только от Церкви отлучить. Феномен
проплаченного патриотизма, начавшийся с «Наших», с молодежи
Селигера, шествует по стране и приобретает все более зловещие формы. Хам, о котором рассказал Андрей Звягинцев еще в «Елене», неблагодарный
хам, умеющий только присваивать и гадить, освоил поступь Командора. Логос потерян.
Кажется, уже окончательно.
Но!
Есть
один вопрос: это сознательная потеря логоса, то есть организованная кем-то, руководимая,
а значит, там, где находится дирижёрский пульт, есть некое понимание, для чего это
сделано, какими средствами? Или всё проще — так выстроились звезды?
Есть
несколько суждений и «за» и «против».
Вот орет
с трибуны Жириновский при обсуждении антикризисного плана правительства: «доллар
должен стоить, как в свое время, 65 копеек…». Глупость стопроцентная, а для
чего она запущена?
А почему
воскресная встреча с Владимиром Соловьевым стала ежедневной? И для чего на ящике
вдруг появилась «новость часа», прерывающая все передачи? Это осознанная политика
по усилению в обществе тревожности, подозрительности, мобилизационной готовности,
или просто Соловьев подсуетился и выбил дополнительный эфир, объясняя, что кашу
маслом не испортить? Вопрос об осознанности действий власти очень интересен. В «Левиафане»
он — основа сюжета. Почему, скажем, мэру не заплатить три миллиона и подобру решить
вопрос со сносом дома? Денег нет? Экономит? Нет — «хочу в пыль стереть, чтобы все
знали, что я неподсуден, только Бог на том свете будет со мной разбираться». Власть
вне закона и вне логики, и поэтому нам кажется, что она рубит сук, на котором сидит.
Действует против собственных же интересов. Понятно же, что российские антисанкции больше разрушили наш потребительский рынок, чем
санкции Запада, ан нет, всё равно — «знай наших, мы медведь,
мы вне логики, хотим малину кушаем, хотим человечину».
Вообще,
возникновение этого образа страны, от которого отказывались и уходили десятилетиями,
даже в советское время, и вдруг: «я медведь — так и понимайте» — это симптом страшной,
боюсь, неизлечимой болезни. Последней для России.
Звягинцев
в «Левиафане» дорисовал картину до самого конца. Продажная милиция? Продажный суд?
Коррупционная власть? Да этого «добра» на всех каналах! Звягинцев сделал один важный
шаг: включил в эту цепочку Церковь. И тем пересек красную линию. Власть готова смириться,
что она, мягко скажем, несовершенна, но то, что она безбожна, что у нее нет ничего
святого, — это уж нет! Тут точка оказалась чувствительно больна. Глядя на себя в
зеркало, властные патриоты приговаривают: «везде двойные стандарты, везде воруют,
везде баб любят, и Стросс Кан, и Берлускони,
и Олмерт, ну и мы тоже, но Бог в нас есть, мы с Богом
живем, мы от Бога». Это последнее и единственное, что удерживает власть не плюнуть
в зеркало и не сказать: какая мерзкая у меня рожа, да,
я левиафан, я чудовище морское!
Мне кажется,
этим объясняется и нынешняя неожиданная любовь к истории: перелицевать всех злодеев-убийц
в эффективных менеджеров, в борцов за святую Русь, Крым сравнить со Стеной Плача,
Бориса Годунова изобразить жертвой Запада. Для того чтобы вписать себя мерзкого
в историю, надо историю подправить, оправдать всех российских душегубов и выстроить
как бы новый логический или мистический ряд.
И включилась
швейная машинка: подкладку налицо перешивать. Вот мы Крым сделали «нашим», а вы
ГДР аннексировали без референдума. Европа — в Гейропу.
Нужна новая Ялта. Фильм Звягинцева не оставляет надежды для России.
А есть
ли она теперь? Надежда?
Когда-то
(и я в это верил тоже) казалось, вот воссоздадут Храм Христа Спасителя и что-то
мистическое подтолкнет страну к свету, откроется план ее развития, и мелкими шажками
мы пойдем навстречу Европе, цивилизованному миру, ведь не зря он так называется:
ци-ви-ли-зо-ван-ный. Но теперь, услышав, что с
четвертого по одиннадцатый класс школьники будут изучать Закон Божий (как бы его
ни называли, но суть остается та же), что вся российская нравственность и традиции
оказываются там, в православии, в вере вообще, я жалею об общедоступном и общеконфессиональном бассейне «Москва». Он в любую погоду, летом
и зимой, даже в лютый мороз, дарил москвичам здоровье и силы, приносил здравый смысл,
цивилизацию, если угодно. От него точно была польза: и всего-то сорок пять минут
сеанса, а сколько удовольствия! А что за годы строительства новых храмов сделала
РПЦ? Да, были очереди к мощам, в которые привозили на автобусах. Принудительное
покаяние, к нему склоняли Толоконникову и Алехину. Появилось понятие «оскорбление
чувств верующих» — и срок. Или Церковь вступилась за арестованную шпионку, мать
семерых детей? Может быть, она сказала что-то такое, чтобы мы поверили?
Включив
официальную Церковь в ряд угнетателей, в ряд власти, Звягинцев так сильно высказался,
что художественные достоинства и недостатки фильма уже не обсуждаются. Или почти
не обсуждаются. Перевесило другое — «сор из избы», «Запад поддерживает только негативное
о России», «запретить прокат», «выслать» и в таком духе. Антиклерикальный характер
«Левиафана» поднял со дна естественную муть русского маразма, и «условно верующие»,
в свое время успешно сдававшие «Основы научного атеизма», ринулись обличать, а те,
кто специально создает маразм как стратегию, как прикрытие своей политики, так сказать,
«сидят на маразме» подливали масла в огонь.
Теперь
о фестивальной судьбе фильма. Это отдельная история. Некоторые пишут, что Звягинцев
— фестивальный конъюнктурщик, он точно знает, что востребовано
киношными жюри, и поэтому цель поражается по-снайперски.
Нет смысла с этим спорить — попробуйте. Но объяснить триумф «Левиафана» все-таки
надо. На мой взгляд, это не антироссийский заказ, тут скорее некоторое попадание
в архетип американского кино. Вспомните оскаровскую победу
фильма «Москва слезам не верит». Все были возмущены: пропагандистская, советская
«клюква», всё вранье и ложь, но в архетип американского кино фильм
Меньшова попадал безошибочно: «человек сделал сам себя». И по традиции хеппи энд: в подарок героиня получает любовника-мужа, интеллигентного
пролетария, который может и запить, как настоящий русский, но и ковбой тоже — в
морду если что, и мясо готовит, как никто. Все тогда срослось. Меньшов получил «Оскара».
Теперь «Левиафан» — он продолжает американскую традицию фильмов про мафию. Мэр —
эдакий дон Корлеоне, безжалостный,
у него все в руках, сопротивляться ему бесполезно, для него суд — он сам; Бог для
мэра — крест на стене, доставшийся от матери:
перекрестился и убил. Все это есть в замечательной социальной картине Звягинцева,
и поэтому она понятна всем, без всякого антироссийского накала, хотя новости из
берлоги мирового зла подталкивают западных и американских зрителей к аплодисментам.
А нас
они не подталкивают?
Точно — не всех.
© Текст: Григорий
Каковкин