Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 42, 2015
Ничего нельзя понять про Варшаву и про
поляков, не побывав в Музее Варшавского восстания. Такого музея не могло быть в
ПНР: тема была трудная для тогдашнего режима. Музей был открыт только в 2004
году, к 60-летию восстания, в перестроенной для этого старой электростанции
начала ХХ века при активной поддержке Леха Качиньского. Рядом с музеем Стена
памяти, на которой выбиты многие тысячи имен. Сделан он со страстью и талантом,
в жанре скорее острого публицистического высказывания, чем исторической
объективности, которой и сегодня вокруг этой трагической темы невозможно
добиться, — и обращен к миллионам, как телевизионный квест.
Эта
трагическая глава польской истории и сегодня вызывает и благоговение, и большие
споры. О восстании, начавшемся 1 августа 1944 года и продержавшемся до 1
октября, написаны многие тома, сняты фильмы, оно изучено по дням и часам. И
сегодня потрясает героизм, но многих смущает его какая-то запрограммированная
неудачливость и трагический конец для двухсот тысяч варшавян и самого города,
который по приказу Гитлера буквально сровняли с землей. Но это восстание
отличается от восстания Варшавского гетто, прошедшего годом раньше. Отличается
не только масштабом и размахом, но и тем, что оно все-таки не было героизмом
обреченных. Во всяком случае, его организаторы — эмигрантское
правительство в Лондоне и «делегатура», их нелегальные эмиссары,
непосредственные командиры во главе с генералом Тадеушем Бур-Коморовским —
не считали свое дело обреченным, а даже надеялись на быстрый и решительный
успех. Но с самого начала «что-то пошло не так».
До сих
пор подвергается сомнению сама целесообразность этого восстания, уровень его
подготовки, недооценка сил противника, отсутствие координации со штабами Красной
армии. Им возражают в категориях морали и высокой героики, которой чужда
прагматика военных расчетов.
Музей с
самого начала создавался с конкретной концепцией, в ядре которой была горькая
укоризна: русские стояли рядом, на другом берегу, смотрели, как истекает кровью
Варшава, и не помогли. И даже самолетам союзников, снабжавших восставших с
воздуха, посадку на своей территории не разрешили…
«Около
17 тысяч участников польского Сопротивления погибло и около 6 тысяч было тяжело
ранено. Было убито от 150 тысяч до 200 тысяч человек мирного населения. В ходе
уличных боёв было уничтожено порядка 25 % жилого фонда Варшавы. После
капитуляции польских сил германские войска целенаправленно, квартал за
кварталом, сровняли с землёй ещё 35 % зданий города» (Википедия).
Почему
Сталин не пришел на помощь Варшаве, подробно обсуждать здесь не будем.
«Потому
что он был людоед, разве не понятно? Какую логику можно сыскать у
людоеда?» — сказал С.А. Ковалев, когда мы обсуждали эту тему с ним и
знатоком вопроса — историком Н.С. Лебедевой (см. ее статью о
Катынском злодействе в этом номере).
Какая
логика была в том, чтобы с тупой бесчувственностью и столь же тупой верой в
историческую безнаказанность расстрелять 25 тысяч ни в чем не повинных офицеров
соседнего государства, а потом десятилетия отрекаться от содеянного, потому что
простить это уже будет некому — убитые не прощают?..
Об этом
написано много книг. Варшава погибала, когда война подкатывалась к границам
Германии и речь уже шла о послевоенном устройстве Европы.
В Польше
считают, что Варшавское восстание было последней отчаянной попыткой поляков
самим решить свою историческую судьбу, вопреки союзникам, которые решали судьбу
Польши за их спинами. При этом — очень по-польски — варшавяне
романтически рассчитывали на их помощь. Л. Качиньский считал, что Восстание
одержало «моральную победу» и в конечном счете — через 45лет —
привело Польшу к свободе. Руководители восстания были уверены, что, освободив
столицу самостоятельно, они смогут самостоятельно устроить и жизнь страны на
довоенных принципах. Но теперь кажется, что вряд ли это получилось бы.
На кону
стоял вопрос — кто возьмет Польшу. Ведь именно из-за нападения на нее в
1939 году и началась Вторая мировая война. Сталин считал, что ему — в
качестве приза победителю. Союзники, в общем, с этим спорили, настаивали на
свободных выборах, но факт состоял в том, что Польшу занимала Советская Армия,
а не союзники, со всеми дальнейшими последствиями.
Советский
солдат не принес полякам свободы, говорят нам теперь с обидой. Не принес и не
мог принести, потому что он и сам был не свободен, а почувствовав ее аромат,
после войны был плотно зажат отлаженной машиной репрессий. Об этом была вся
лейтенантская проза, об этом говорили лагерные судьбы Льва Копелева, Александра
Солженицына, тысяч других молодых советских офицеров, возвращающихся с войны.
Мы,
потомки тех, кто воевал в Польше с германской армией, испытываем в этом музее
сложные чувства. Мы ведь хорошие… Разве не мы 600 тысяч солдатских жизней
потеряли в боях за Польшу? Может теперь, в музее, мы хотели бы все переиграть,
бросить армии через Вислу на спасение Варшавы. Мы бы, уж, наверное, приняли
другое решение… Но история — не компьютерная игра «Битва за Варшаву». Все
произошло так, как произошло.
В
глубине польского непрощающего негодования, может быть, есть глубоко спрятанное
позитивное объяснение того, почему они ждали, что Красная Армия им поможет.
Потому что они видели в советских солдатах людей. В нацистах не видели,
от них ничего хорошего не ждали. А люди помогают тем, кто попал в беду.
Но
Германию поляки простили, а Россию — нет. В этом парадоксе есть что-то
очень важное. Потому и не простили, что, несмотря на все разделение и
отталкивание, ждали помощи — но не дождались.
Многие
считают циничной даже саму постановку вопроса: а следовало ли? А не напрасны ли
были огромные жертвы? И правильно ли было выбрано время? Верно ли оценены свои
силы и силы противника? Не было ли допущено непоправимых ошибок? Эти вопросы
задавались и семьдесят один год назад. Историки продолжают работать с архивами,
в поисках ответов. С другой стороны, любое сомнение вызывает острую реакцию,
хотя бы потому, что просоветская власть, следом за Сталиным все годы доказывала
авантюристичность восстания.
Сегодня
эти вопросы остались историкам. Школьники и студенты, которыми всякий день
полон музей, все поляки просто гордятся своими героями, защитившими их честь и
погибшими за свободу.
Сегодня
этот музей стал очень сильным антивоенным высказыванием: нынешним детям
невозможно объяснить, почему и зачем люди так остервенело убивали друг друга.
Марек Радзивон в предисловии к русскому
изданию знаменитой книги Яна Карского «История подпольного государства» пишет:
«Позднее… поляки все еще верили, что послевоенная Польша будет продолжением
Польши довоенной, все вернется на круги своя, сохранится старая иерархия и
порядки, и в целом послевоенный мир будет тем же, что до войны».
Вот именно следствием
подобных иллюзий и политических просчетов стало решение начать Варшавское
восстание 1 августа 1944 года. «По поводу этого восстания поляки будут спорить
еще сто лет» — так по прошествии многих лет Ян Карский вспоминал разговор
с Юзефом Ретингером, одним из ближайших советников Владислава Сикорского.
Действительно, дискуссия о цене этого великого и трагического подъема не прекращается
в Польше до сих пор. Одни утверждают, что у подпольных властей не оставалось
выбора, город чувствовал, что немцы вот-вот уйдут, и хаотичные бои происходили
бы все равно. Другие считают, что только так жители Варшавы могли показать
миру, что они не пассивны, что они сражаются за свою свободу, что им нужна
помощь. Третьи говорят, что нет такого политического решения, которое оправдало
бы смерть сотен тысяч невинных людей. Ярослав Ивашкевич, один из величайших
польских писателей XX века, в своем дневнике 1944 года так описывал повстанцев,
пробиравшихся на окраины и приносивших вести из центра города:
«Ужасно —
безрассудность командования, недостаток снабжения. Им велели выполнять
совершенно другое задание, чем то, к которому они готовились в течение трех месяцев.
<…> Мысль, что восстание не было подготовлено или разразилось не
вовремя, не умещается у меня в голове».
Спустя многие годы
84-летний Ян Карский так оценит решение о начале восстания:
«Это была величайшая
трагедия в истории Польши. Ее причиной стал ошибочный расчет <…> И
общество, и Бур-Коморовский,и Миколайчик, глава правительства в изгнании,
сменивший на этом посту погибшего Сикорского, считали, что, начав восстание,
поляки докажут, что они — не враги России. Когда вспыхнуло восстание,
Миколайчик отправился в Москву, будучи настроен весьма оптимистически. Он
собирался сказать Сталину: вот, мы ваши друзья, мы подняли на борьбу с врагом
весь народ. Не понимал, что для Сталина он был не партнером, а лишь жалким
попрошайкой, который клянчит о помощи. Приняв Миколайчика только после трех
дней ожидания, Сталин сказал ему, что не знает, о чем речь. “Мне
докладывали, — говорил Сталин, — что никакого восстания у вас нет”. А
позже заявил, что восстание организовали безответственные авантюристы<…>»
В сложившейся тогда
международной ситуации не существовало правильного решения. С той политикой,
которую вели Англия, Америка и Советский Союз, поражение было неизбежным.
Поляки оказались в безвыходном положении.
Каждый год в день начала
восстания в Варшаве воет сирена в память о погибших, и сотни тысяч людей
собираются на старом варшавском кладбище Повонзки, где погребен прах
повстанцев.
* * *
Вернусь в музей, устроенный как
многоступенчатый квест. Стоят старые телефоны, по которым можно поговорить с
ветеранами восстания (вернее, послушать запись). В стене медные окуляры,
прильнув к которым можно посмотреть хронику, увидеть, как это было… Идешь по
подлинной брусчатке старого города, по камням, на которые лилась кровь. Вокруг
целые виртуальные улицы и реальная музыка, реальные объявления, приказы,
листовки. Всматриваешься в лица, слышишь взрывы, читаешь строки документов.
Висят отрывные календари; отрываешь листок, а на нем хроника этого дня августа
или сентября 1944 года. Спускаешься в каналы городской канализации, через
которые уходили последние восставшие. (Знаменитый фильм Анджея Вайды
«Канал» — это о них.)
Смотрим
в стереоочках З-D панораму разрушенной Варшавы. Летим на «Либерейторе» вдоль
Вислы, над ее взорванными мостами. Аэрокиносъемка старательно превращенного
даже не в руины (руины — это нечто изысканное, из искусствоведческого
лексикона, вспоминаются Клод Лорен, Пиранези), а здесь — кучи битого
кирпича, клубки искореженных балок, крошево человеческого быта, кое-где редкие
силуэты уцелевших домов с дырками окон… Полигон строительного мусора, страшное,
нежилое место. После войны, как нам рассказывали, некоторые предлагали
возводить новую польскую столицу в другом месте. Те, кто это предлагал, совсем
ничего не понимали в национальном характере поляков. Восстановление Варшавы,
даже административно организованное новым социалистическим государством, —
это подвиг, много говорящий об этом народе, его жизнестойкости и укорененности
в своем прошлом.
Самый
большой зал занимает огромный британский бомбардировщик Liberator B 24.
На таких самолетах польские пилоты летали из Италии и сбрасывали контейнеры с
помощью и оружием для бойцов Армии Крайовой1.
На
стенах и на экранах много и подробно рассказано и показано о командирах и
организаторах восстания, героях Сопротивления, представлены биографии лидеров
подпольного правительства в изгнании и в Варшаве. Здесь и фотографии и
биографии карателей — немцев, украинцев, русских, поляков.
Напрасно
будете искать лица советских офицеров и генералов. На вопрос, почему так, вам
привычно ответят: Красная Армия тут участия не принимала.
Странно,
но к германской оккупации, злодеяниям и преступлениям, даже к уничтожению
Варшавы относятся уже как-то отстраненно, не эмоционально, совсем иначе, чем к
последующему периоду в роли сателлита советской империи. Это еще незатянувшиеся
раны национальной психики. Почему так — это сложная тема развития наших
отношений.
Сталин,
Рузвельт и Черчилль, делившие Европу, отдали Польшу Сталину и, в общем,
понимая, что происходит, не противодействовали созданию «Народной Польши» и
уничтожению военных структур Сопротивления, связанного с лондонским
правительством.
5 июля 1945 года
Соединенные Штаты и Великобритания официально признали просоветское
«Правительство национального единства» и прекратили отношения с Правительством
в изгнании». Франция сделала то же самое. Воевать со Сталиным из-за Польши
Запад не хотел. Ян Карский не простил предательства и в течение многих лет
писал книгу, посвященную политике великих держав в отношении Польши. Монография
в семьсот страниц The Great Powens and Poland. 1919–1945. From
Versailles to Yalta («Великие державы и Польша. 1919–1945. От Версаля до
Ялты») вышла в 1985 году. «Печальная книга», — скажет ее автор. Проанализировав
огромное количество архивных данных, он пришел к выводу, что в циничной игре с
Польшей «морально более виновен Черчилль, а физически — Рузвельт».
* * *
Армия
Людова оказалась орудием нового режима, а офицеры и солдаты несмирившейся
подпольной Армии Крайовой были объявлены вне закона. Их преследовали,
под-вергали репрессиям еще долго после войны. Теперь все наоборот. Нет,
«красных» ветеранов не преследуют, но они не в чести.
25 лет
Польша живет по принципу, сформулированному первым премьером «Солидарности»
Тадеушем Мазовецким: «Подвести черту под прошлым».
Внутри
страны это более-менее получилось. (Хотя во времена Качиньских устраивали суд
над генералом В. Ярузельским.) В отношениях с новой Россией — нет.
Примирения
не получилось и не может получиться никогда. И в этом виноваты обе стороны. В
Польше «русский вопрос» был во всю силу использован во внутренней политике.
Польша рвалась в ЕС и НАТО, и знакомый образ русской угрозы был очень кстати,
тем более что в России началась Чеченская война. А в России «польский вопрос»
как-то затерялся среди других, не менее трудных. А потом Россия перестала быть
новой, все больше стала походить на старую. Может потому настоящего примирения
нет и доныне.
Примечание
1 В общей сложности ВВС
Великобритании, южноафриканские ВВС и польские авиаторы под общим британским
командованием совершили более двухсот авиарейсов (305 самолёто-вылетов) с
авиабаз в Италии. До 14 августа 1944 года в ходе операции было сброшено оружие
для двух тысяч человек; было потеряно 14 самолётов и 13 экипажей. Советские и
американские ВВС участия в операции не принимали.
9
сентября 1944 года СССР согласился предоставить воздушный коридор, и 18
сентября 1944 года в рамках операции «Фрэнтик» была проведена акция по сбросу
военных грузов, в которой участвовали 105 американских бомбардировщиков и 62
истребителя «мустанг». В этот день было сброшено 1284 контейнера и потерян 1
самолёт в районе Варшавы. Основная часть сброшенных грузов оказалась у немцев.
В дальнейшем вылеты на Варшаву с целью снабжения восставших западными
союзниками не осуществлялись. Википедия. Ссылка на: Рышард Назаревич.
Варшавское восстание, 1944 год: политические аспекты. М.; Прогресс, 1989.
ї Текст и
фото: В.Ярошенко