Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 40, 2014
«Homo Socialis»1, или
«Зачем экономисты изучают поведение человека»
Стивен Дурлауф (Steven Durlauf) — профессор экономики имени Кеннета Эрроу и Лаурица Р. Кристенсена и профессор-исследователь Висконсинского университета в Мадисоне. Лекция была прочитана 29 января 2014 года в рамках совместного проекта Российском школы экономики и Фонда Егора Гайдара «Homo Socialis — кто он?».
Лекции
Прежде всего я хотел бы поблагодарить Фонд Егора Гайдара и Российскую школу экономики за предоставленную потрясающую возможность. Если бы меня спросили, когда я был студентом, буду ли я когда-нибудь приглашён прочесть лекцию в МГУ, я бы ответил, что это совершенно невозможно, и это в самом деле было невозможно в том мире, в котором мы тогда жили.
В этой лекции я хотел бы описать некоторые новые направления в экономике, которые представляют на сегодня, пожалуй, не только теоретический интерес, но имеют большое значение и для социологов. Я назвал эту лекцию «Homo Socialis», потому что есть очень чёткое различие: когда экономисты говорят о принятии решений, они обычно говорят о каких-то экономических причинах, а я пытаюсь сосредоточиться на влиянии социальных факторов, которые определяют эти решения. Эта работа привела к определённым интересным выводам как в экономике, так и в социологии; также она позволила по-новому посмотреть на статистические данные, на исходную информацию. Мы говорим здесь и об индивидуальном уровне, и о коллективном, но, пожалуй, самое главное — это то, что эти методы, эти абстрактные идеи позволяют по-другому посмотреть на ситуацию с неравенством, особенно в американском обществе, и понять, почему программы социальной мобильности не сработали.
Я хотел бы перекинуть такой мостик между проблемой социальной мобильности и неравенства и рассмотреть методологические аспекты этой темы.
С самого начала я должен предупредить, что совершенно не знаком с социальной ситуацией в России и ничего не знаю о социальном неравенстве в России, поэтому я буду говорить исключительно о ситуации в Америке. Я буду говорить о расовом неравенстве, о том, что последовало за веками рабства, о неравенстве между белыми и потомками афроамериканцев, и о том, какими мы видим перспективы решения задачи — и с помощью экономических теорий, и с помощью эконометрики мы лишь частично можем найти ответы на эти вопросы.
***
Для начала я хотел бы привести две цитаты, из этого будет яснее, каким образом американская история повлияла на статус афроамериканцев. Возможно, кто-то из вас знает, что до 1954 года американские школы делились на школы для белых и школы для чёрных, и только специальным законодательным актом был положен конец этой сегрегации. Наш известный учёный Кеннет Кларк в 1965 году так писал о последствиях дискриминации и сегрегации: «Та ненормальная жизнь, которая ведётся в гетто, не только воспроизводит новых и новых обитателей гетто, но с ещё большей вероятностью направляет детей, родившихся там, в жизнь, полную нарушений закона, разрушенных семей. С помощью полиции эту проблему не решить, потому что индивидуальные преступления — это симптом заразной болезни, которая заражает всё сообщество, а не результат чьей-то личной склонности к преступлениям, личной патологии». В то время это относилось примерно к 11 % американского населения. Прошло около 20 лет, и мы видим теперь, каким образом структурировались эти гетто и каким образом это повлияло на структуру населения.
Вот что пишет Уильям Уилсон, социолог афроамериканского происхождения, о тех изменениях, которые произошли в гетто, повлияли на их структуру: из этих районов уехали люди, которые имели стабильную работу, принадлежали к среднему классу, и гетто стали социально изолированными островами, которые живут совершенно не так, как принято в обществе, а по другим правилам, по другим нормам. Те изменения, которые произошли в обществе, проблему неравенства фактически не решили. Это действительно очень широкая картина, если мы будем говорить о влиянии социальной среды на то, как воспроизводится и самовоспроизводится неравенство.
Теперь давайте от той общей, широкой картины американского общества перейдём к более конкретным вещам. Я хочу рассказать о разнице между Homo Socialis и Homo Economicus. Те объяснения, которые давались для понимания экономического поведения в чисто экономических дисциплинах, оказались недостаточными, и возникла поведенческая экономика, которая привлекает определённые элементы социологической науки и пытается интродуцировать социологические модели в экономические. Ещё одна сторона этой проблемы — это так называемая социоэкономика, социальная экономика, некая интеграция идей социологии в экономику. Если говорить очень оптимистично, я бы сказал, что это и есть истинно социальная наука. Социология, поведенческая экономика и экономика вместе дают, наконец, полную картину, и я надеюсь, что к тому времени, как вы достигнете моего возраста, эти науки сольются в одну выдающуюся чёткую и полную картину. Я бы хотел дать вам самые общие представления об этом новом направлении — о социальной детерминированности индивидуальных решений. Затем мы немного поговорим о воздействии этих идей и экономических теорий, каким образом эти жёсткие экономические и эконометрические теории, которые основываются на математических расчётах, могут интегрироваться в социологические аспекты. Я покажу, что это возможно. Потом я хотел бы поговорить о важности этих факторов в выработке государственной политики.
Итак, на мой взгляд, идея этой новой социальной экономики, нового социального взаимодействия учитывает три основных направления, три основных идеи. Какие-то вещи здесь покажутся очевидными, но если их свести воедино, подкрепить статистическими данными, то они выглядят совсем иначе.
Первое. Экономическая теория даёт очень простой ответ на вопрос, как люди принимают решения: у людей есть свои предпочтения, они сталкиваются с ограничениями, думают о своём будущем, у них есть какие-то верования и надежды. Ключевой момент этой теории — что человек сам для себя определяет свои предпочтения, ограничения и планы на будущее. На основании всего этого он делает выводы. Каждый из этих феноменов как минимум отчасти социально предопределён. Я думаю, что для вас не будет полной неожиданностью, если я скажу, что зачастую наш выбор и наши предпочтения определены тем, как ведут себя окружающие нас люди. Если я хожу в колледж, то мой выбор одежды или поведения во многом определён тем, как ведут себя и одеваются мои сокурсники и друзья. Если мы говорим об ограничениях, то представьте, например, класс, в котором каждый студент совершенно не слушает преподавателя, болтает, бегает, играет; из этого можно понять, каковы ценности в данной аудитории, и это во многом определяет ограничения и выбор каждого индивида. Если говорить о надеждах, о планах: например, если мы рассмотрим решение ребёнка изо всех сил учиться, стремиться поступить в университет, стать врачом — можно ли говорить, что кто-то хочет стать врачом, если он никогда в жизни не видел врача, цвет кожи которого совпадал бы с его цветом кожи? Может ли хотеть стать врачом чернокожий ребёнок, если он ни разу не видел чернокожего врача? В этом смысле пожелания и ожидания тоже ограничены средой. Я хочу показать вам вот эту таблицу. (См. таблицу «Этническое неравенство в США» в фотогалерее внизу текста лекции.)
Когда я говорю о социальных феноменах, я говорю о неравенстве на групповом уровне. Здесь дана статистика, показывающая, каким образом проявляется этническое неравенство в разных средах американского общества. Это американцы азиатского, европейского, латиноамериканского и африканского происхождения: мы видим, что афроамериканцы имеют худшие результаты по сравнению с другими этническими группами, тогда как у американцев европейского происхождения шансы гораздо выше. Американцы азиатского происхождения составляют у нас сейчас примерно 2 % всего населения. Давайте посмотрим на уровень смертности: мы видим, что для первых трёх групп уровень смертности низок, а для афроамериканцев он довольно высок. То же самое касается количества внебрачных детей. Мы должны признать, что этническая принадлежность весьма чётко проявляется в уровне неравенства. Однако из этого отнюдь не следует, что есть прямая связь такого рода, и все же определённая связь здесь налицо. Социальные структуры развиваются в ответ на те социальные проблемы, с которыми они сталкиваются, на те ограничения и надежды, которые в них возникают. Если бы мне нужно было выбирать, с кем мне взаимодействовать, я бы исходил из того, какие возможности для взаимодействия у меня есть. В США возникают две довольно сложные проблемы. Первая проблема: социальный фактор приводит к экономической стратификации, возникает разделение по районам проживания, районы, где живут богатые люди, и районы бедные. Средства на образование поступают из местных районных бюджетов, и если это район, где живёт бедное население, то на душу каждого студента приходятся совсем другие доходы, нежели из богатых районов. Экономическая стратификация сама по себе становится социальным фактором. Вторая проблема находится за пределами экономических показателей, это интуитивное ощущение того, как мы понимаем стратификацию. В американском обществе существует чёткая этническая сегрегация. Социальные структуры эволюционировали таким образом, что этничность как раз и явилась фактором сегрегации. Люди делают выбор, коллективный выбор, и во многих случаях сообщество в Америке формируется не только по уровню дохода, но и по расовому признаку. Вот несколько примеров. (См. рисунок «Расовая сегрегация в Чикаго» в фотогалерее внизу текста лекции.)
Это Чикаго, здесь мы видим пример сегрегации по районам. Это крупный город на севере США, но это не тот город, который на раннем этапе американской истории ассоциировался с сегрегацией — он воевал в Гражданской войне на стороне северян; но сейчас сегрегация там просто немыслимая. Вы видите, что целые районы, целые сообщества заселены так: вот здесь живут только белые, здесь живут только чёрные. Для этого есть, конечно, и экономические причины, но Чикаго по сравнению со многими другими американскими городами поделен на очень чёткую расовую сегрегацию, по сравнению с экономической. Если бы люди делились только по уровню дохода, здесь тоже был бы определённый уровень сегрегации, но в Чикаго сегрегация гораздо выше и чётче. Я из штата Висконсина, это один из самых либеральных американских штатов, там всё это происходит гораздо мягче. Это город Мэдисон: опять мы видим, что расовая сегрегация здесь достаточно чётко проявляется. (См. рисунок «Расовая сегрегация в Мэдисоне» в фотогалерее внизу текста лекции.) Более тёмным цветом закрашены районы, где живут афроамериканцы, светлым — где живёт белое население. Я родом из Мэдисона, это мой родной город, и должен сказать, что население здесь не приемлет никакой расовой дискриминации. Но тем не менее личный, индивидуальный выбор семей, в том числе и моей семьи, — жить вместе с людьми своей расы. Я привёл Мэдисон в пример именно потому, что это очень специфический город: здесь у населения в целом есть политическая позиция, но когда дело доходит до личного решения, всё выглядит несколько иначе.
Итак, когда мы говорим о выборе, ограничениях и планах, они имеют не только экономическую, но и социальную подоплёку. Второй момент: то, что социальная структура обладает своим значением, имеет и обратный эффект в отношении того, как формируются социальные структуры. Если свести это воедино, у нас возникает такая замкнутая схема взаимосвязи дохода, уровня благосостояния и социального обеспечения. Если семьи, которые находятся на более низком уровне, изолируются от семей с более высоким доходом, там возникает совсем другое окружение, и в этом окружении, в этой среде рождаются и вырастают дети, которые затем становятся такими же бедными людьми, и этот процесс идёт по замкнутому кругу. Если мы говорим о классической схеме принятия решений и добавляем к ней социальный фактор, то мы говорим о некотором постоянном неравенстве, о замкнутом круге неравенства. Гетто внутри города становятся чем-то естественным, чем-то непреодолимым. Вот ещё последняя картинка, которую я хочу вам показать. (См. рисунок «Уровень жизни и социальная мобильность в США» в фотогалерее внизу текста лекции.) На ней видно, что дети из неполных семей в основном приходят из этих гетто; чем темнее у них цвет кожи, тем выше вероятность рождения внебрачных детей и появления неполных семей. Мы видим, что внутренняя мобильность там сравнительно низка. Особенно это касается американского Юга: чем ниже уровень жизни, тем ниже перспектива социальной мобильности, тем ниже шансы на социальные лифты и возможности передвижения. Какова вероятность того, что если ваша семья принадлежит к 20 процентам, находящимся на самом нижнем уровне распределения доходов, вы из этого уровня вырветесь? Здесь приводятся цифры, как это происходит в различных этнических группах населения. (См. таблицу «Уровень распределения доходов» в фотогалерее внизу текста лекции.)
Я не могу привести конкретных доказательств, но эти данные говорят о том, что социальное взаимодействие внутри группы является важным фактором. Эта статистика даёт определённые подсказки, идеи, направления мысли. Сейчас мы говорим о том, насколько важны социальные факторы. Мы должны рассматривать влияние уровня дохода, образования и социальной среды, в которой живёт человек. Я хочу здесь сделать акцент на трёх вещах. Во-первых, я не говорю, что экономические теории нужно заменить чем-то новым. Я хочу сказать, что очень важно учитывать результаты социологических исследований и интродуцировать их в экономическую теорию. Во-вторых, мы видим много форм взаимодействий между людьми, фактически порожденных рынком. Но вопрос в том, в каком окружении взаимодействуют люди: ваши потребности, спрос и предложение зависят от потребностей, спроса и предложения других членов группы. И последнее моё замечание: ваши планы и надежды также зависят от этого. Например, если мы говорим об уровне преступности и количестве внебрачных детей, то эти цифры очень сильно возрастают в гомогенной среде гетто.
Здесь мы можем говорить прежде всего, о рождаемости. В США 72 % афроамериканских детей рождаются вне брака, т.е. если посмотреть на бедное афроамериканское сообщество, то 72 % детей там никогда не имели полной семьи. Но почему же эти гетто так хорошо сохраняются? Мы должны рассмотреть структуру семей, живущих в них. И я вам могу сказать, что там живут в основном семьи с одним родителем. Есть много литературы на эту тему, и есть все основания полагать следующее: если женщина рождает ребёнка вне брака, то эта модель воспроизводится, и рождённая в этой семье дочь повторит судьбу матери, да и для мальчиков это тоже становится нормой. В разных сообществах социальные нормы различны: для моего соседа этот факт был личной трагедией, а для гетто это нормально. Если мать рождает много детей вне брака, она может дать каждому ребёнку меньше в экономическом и эмоциональном плане, чем если у нее есть один или два ребёнка, и она концентрирует все свои силы на них.
В США есть очень серьёзная проблема с образованием: многие дети не могут закончить среднюю школу. Они должны сдать определённые экзамены, чтобы потом поступать в колледж. Если посмотреть на выпускников средней школы, то только 65 % учащихся старших классов оказываются способны закончить ее. Это серьезная социальная проблема.
Занятость: здесь тоже очень просто проследить влияние социальной среды. В США примерно половина рабочих мест предоставляются по знакомству тому, кого вы знаете, кого вы можете рекомендовать. Иначе говоря, если у вас нет соседа, который может вас порекомендовать, то ваши шансы минимальны.
Здравоохранение: что чаще всего приводит к смерти? Курение. Курение сигарет в США — это социально привязанная характеристика. В последние 50 лет в США шла активная кампания борьбы с курением как с формой дружеского общения. Если разделить всё американское население на категории «женщины — мужчины» и «белые — чёрные», то мы увидим, что больше всего курят афроамериканские женщины. Почему? Потому что это норма поведения, их меньше всего волнует вопрос здорового образа жизни. Если вы посмотрите на группы азиатов в США, то они весьма разнообразны, отличаются по тому, откуда они прибыли, но там тоже курят только те, у кого курят друзья.
Наконец, социальное взаимодействие с помощью языка. Если посмотреть на ситуацию в Америке с чисто экономической точки зрения, трудно ответить на вопрос: почему значительная часть американского рынка труда пользуется диалектами, которые трудно понять? Так называемый английский для чёрных, или афроамериканский английский, может быть таким же способом коммуникации, как английский, на котором говорю я. Но если вы приходите на интервью и говорите на этом языке, то у вас гораздо меньше шансов получить работу. Почему же тогда они говорят на этом языке, если могут говорить по-другому? Для них это очень важный момент самоидентификации: они могут говорить по-другому, но они используют свой диалект, ибо для них это средство показать, кто ты. Я не знаю, насколько в России имеют значение диалекты, но в США использование того или иного диалекта, сленга — это фактор, влияющий на получение хорошо оплачиваемой работы.
Есть разные типы социальной структуры. Недостаточно просто сказать, что социальная структура имеет влияние на индивидуальное поведение. Например, если посмотреть на сообщество соседей: тут живут богатые люди, они платят высокие налоги, сообщество имеет высокий потенциал, и это оказывает на окружающих огромное влияние. Следующий момент — школы: их надо рассматривать в привязке к университету. В некоторых странах (например, в Китае) есть единый экзамен, на основании которого принимают в университеты; в США очень сложная многоступенчатая система отбора на уровне частных и государственных школ. Если мы говорим о школе, то это очень важный показатель того, как подросток принимает свои решения и выстраивает своё поведение. Фирма — это тоже очень важно: это возможность влиять на приём людей на работу. Я не буду сейчас излагать теорию, почему существуют эти группы. Безусловно, человек может сменить религию, перейти в другую конфессию, но эти группы существуют. В каких-то измерениях социальные структуры развиваются, эволюционируют, а в каких-то они зафиксированы раз и навсегда: у людей могут быть преференции, но они так или иначе принадлежат к той или иной этнической группе и подвергаются той самой расовой сегрегации. Так, цвет кожи очень важен для самоидентификации. Почему именно цвет кожи, а не что-то другое? Например, мог бы быть такой фактор, такая характеристика, как лысая голова: я имею дело только с лысыми, мы, лысые, группируемся вместе. Но важно понять, какой фактор является принципиальным, а какой — нет. У каждой характеристики есть много измерений, много сторон, какие-то из них важные, а какие-то — нет.
Если же вернуться к теории, я хочу подчеркнуть, что социальное взаимодействие вполне совместимо с классическими экономическими теориями. Здесь попробуем воспользоваться математикой, чтобы создать модель для принятия решений. Вот естественная формула. Гетерогенный фактор также имеет два измерения: собирая данные по гендерному признаку, я могу дополнительно сказать многое по каждому конкретному примеру. Есть очевидная, отмеченная и ненаблюдаемая гетерогенность.
Если подходить с точки зрения социального взаимодействия, я бы сказал, что индивидуальное поведение определяется социальной структурой. Для каждого индивидуума социальная структура имеет свои характеристики. Предположим, ваша среда — это выходцы из семей университетской профессуры, но совсем другое дело, если ваша среда — это дети безработных соседей. Если я говорю о принятии решений, если мне небезразлично, что я делаю, это тоже можно отметить в следующей математической формуле. В любом случае люди имеют надежды, отдают предпочтения и ограничения, хотя определяющим может становиться любой из этих трёх факторов. Это не противоречит неоклассической экономике, это лишь дополняет и обогащает её. Дело не в том, чтобы ввести в эту систему дополнительные переменные. В этих моделях очень часто возникает множественное равновесие. Предположим, вы пишете работу вместе с кем-то. Вы написали половину работы, но ведь профессор будет оценивать работу целиком, и если ваш соавтора написал очень плохо вторую половину, то неважно, насколько хороша будет ваша. Я привёл вам пример с курением; если все вокруг курят, то и вы закурите, ибо это социально принято, а если вы оказываетесь в такой среде, где никто не курит, вы тоже не станете курить. Микроэкономика определяет макроэкономику, и об этом нужно помнить.
Вторая идея, о которой я хотел бы здесь сказать, — это те самые социальные мультипликаторы. Чтобы больше детей в нашем сообществе оканчивали среднюю школу, у них для этого должны быть какие-то стимулы. Я могу, например, предложить им стипендию для учёбы в университете. Если эта стипендия будет одна на всех, то вероятность улучшения ситуации будет 0,2 %. Наконец, так называемый фазовый переход: эти идеи развивались в современной физике, а в экономике есть другое понятие — характеристики определённой социальной группы (например, высокая рождаемость или высокая смертность) очень зависят от характеристик большой системы в целом. Если вы находитесь немного ниже общего уровня, то у сообщества одна характеристика, а если вы чуть-чуть перешли этот уровень, то это уже совсем другая характеристика сообщества. Самый простой пример здесь — это вода и лёд: разница всего в один градус Цельсия, но характеристика меняется полностью. В социальных науках нет такого идеального примера, чтобы один градус мог привести к полной смене характеристик, но, минимально меняя исходные условия, можно принципиально изменить характеристики сообщества и осуществить этот так называемый фазовый переход.
Если говорить об эмпирических данных, я приведу вам четыре примера того, какое влияние они оказывают. Первый пример — этнографический, это самое начало социологии, когда социологи только начинали брать интервью и говорить с людьми. В этнографической социологической литературе были найдены очень интересные характеристики структуры жизни этнически монолитных сообществ. Мне кажется, что к ним отнеслись недостаточно серьёзно, может быть, здесь был какой-то элемент снобизма, так как все выводы этнографов и социологов были основаны на количественных, а не на качественных показателях. Второй пример — социопсихология, когда ролевые игры разыгрывались в лабораториях. Я упомяну здесь два классических эксперимента, которые проводились 1950-х годах (с тех пор у нас изменились правила проведения экспериментов с участием людей). Людей привезли в Оклахому, в специальную пещеру, где поместили в два помещения: одни были «орлами», а другие — «воронами». Каждый день они должны были соревноваться между собой. Их предупредили, что одна из групп — это обманщики, жулики. И как только их переводили из одной группы в другую, у них немедленно возникали стереотипы поведения, они сразу начинали подозревать других, что те жульничают и обманывают.
Второй эксперимент, самый известный в американской социологии, проводился после Второй мировой войны, когда стоял вопрос: как немцы могли совершить то, что они совершили. Тогда социолог Мильграм придумал ролевую игру «Послушание власти». Людям из разных групп платили определённые деньги, вводили в комнату, где сидел человек в чёрном костюме и галстуке. Ему говорили: ты должен набрать числовой код. Он вертел циферблат и получал сильный удар током. После этого его просили продолжать набирать код, и кто-то отказывался, а кто-то продолжал. Вопрос: какой процент студентов отказывался, а какой — продолжал? 70 % студентов Йеля отказались от этой неприятной процедуры, а люди, которые принадлежали к другим социальным категориям, которые не могли ни на кого рассчитывать, вели себя совершенно иначе. Вывод здесь такой: если вы можете на кого-то рассчитывать, то вы можете не подчиняться; если же рассчитывать вам не на кого, тогда вы подчиняетесь.
Следующий эксперимент — это так называемый естественный эксперимент. В 1968 году в Чикаго бедным афроамериканцам предлагалось социальное жильё. Кто-то заявил, что это своего рода дискриминация, потому что тем самым афроамериканцев вынуждают жить в ужасных домах, как в гетто. Тогда в качестве эксперимента было предложено переселить их из гетто в центре города в нормальные дома, но в пригороде. Как только это произошло, дети стали лучше учиться, показывать лучшие результаты в колледжах. То есть если расселить этих людей, разбросать их по более благополучным районам, то результаты сразу улучшатся.
Федеральное правительство было заинтересовано в том, чтобы провести эксперимент, который назывался МТО — движение к новым возможностям. Во многих американских городах людям предлагалась альтернатива: либо вам помогут переехать в более богатый район, либо вы остаётесь в социальном жилье в гетто. Эксперимент показал, что та среда, в которой вы живёте, оказывал прямое воздействие на ваши результаты.
Армия Соединённых Штатов — ещё один пример, который кое-что объясняет в социальной структуре. Если вы спросите меня, в каком американском институте афроамериканцы занимают ведущее положение и могут командовать белыми, я отвечу: что это армия. Белым американцам довольно сложно сделать карьеру в армии. Для того, чтобы делать карьеру в армии, вы должны опираться на членов своей этнической группы, а если вы трижды не смогли получить повышения, то вас из армии увольняют. Армия действительно очень сильно отличается от американского гражданского общества. Если вы спросите меня, почему же афроамериканцы не очень успешны в других областях, я отвечу: дело не в том, что они не стараются, просто их окружение не позволяет им успешно продвигаться.
И последняя категория — формальный статистический анализ. Я пропускаю довольно важные слайды. Я просто набрасываю идеи и высказываю общие тезисы. Комментарий номер один: следует ли вам что-то делать? Да, в ваших расчётах вам стоит серьёзно учитывать влияние социальной среды. Существующий подход в политической философии — это не качество результата, а качество предоставленных возможностей. Есть разница в том, контролируете ли вы ситуацию, которая ведёт к возникновению неравенства, или нет. Вы должны учитывать социальные факторы, и у вас появляются сильные аргументы для вмешательства государства в какую-либо ситуацию.
И последний комментарий — нелинейность эффекта. Я вам рассказывал о социальных мультипликаторах: если я даю одну стипендию на всю школу, то это вряд ли улучшает результаты. У американского правительства сейчас недостаточно средств, чтобы предложить стипендию всем. Но как же сделать лучше: поделить эту стипендию между всеми или использовать социальный фактор и концентрироваться на наиболее перспективных? Тогда у нас возникает вопрос о соотношении средств и эффективности их использования. Экономическая и социальная теории должны взаимодействовать, а эконометрика — использовать эмпирические данные для дальнейшего прогресса.
Я прошу прощения за то, что вышел за рамки предоставленного времени. Большое вам спасибо.
Вопрос: Спасибо за лекцию. Правильно ли я вас понял, что текущие меры, которые применяются в Америке для решения этих проблем, не работают?
Стивен Дурлауф: Это очень сложный вопрос. Ещё в 1964 году была объявлена так называемая война с бедностью. С тех пор правительство США запустило несколько социальных программ, разработанных для уменьшения бедности. Мы долго думали над тем, насколько они были успешны. Оценка этих программ зависит от того, придерживаетесь ли вы либеральной или нелиберальной точки зрения. Ответ исследователя, если честно, в том, что такая политика проделала огромную работу по улучшению уровня жизни бедных слоёв населения. Если мы посмотрим на разницу между уровнем жизни бедных и богатых в 1965 году, то она будет больше, чем в 2014 -м, а вот уровень голода в США — гораздо ниже. Если считать это показателем высокого уровня жизни, то эти программы сработали, и это не должно нас удивлять. С другой стороны, трудно спорить, что эти программы так и не разорвали порочный круг бедности. По-прежнему есть бедные люди, чьи дети также, скорее всего, будут бедными, но вред от этой бедности был снижен. Это успех так называемой войны с бедностью. Хотя имела место и фрустрация, поскольку программы оказались не так успешны, как ожидалось: они не сумели справиться с порочным кругом. Не думаю, что здесь можно говорить о неэффективности — скорее, о неправильном использовании ресурсов. Сложно изменить влияние этих социальных факторов, это требует гораздо большего вмешательства, чем то, что было сделано правительством.
Вопрос: Спасибо большое за лекцию. Скажите, пожалуйста: за последние 20 лет экономика в Сингапуре изменила социальное неравенство? Почему сингапурский метод не используется в Соединённых Штатах?
Стивен Дурлауф: У меня нет конкретного ответа на ваш вопрос. Можно сказать, что природа бедности в США несколько иная. В Сингапуре существует деление между этническими китайцами и этническими малайцами, тогда как в Соединённых Штатах природа этнических конфликтов совсем другая, здесь не всё находится только в плоскости политической воли государства, как в Сингапуре. Если уж честно, Сингапур в полной мере не является демократической страной, и государство там может проводить политику, с которой население на самом-то деле не будет до конца согласно. Я не хочу сказать, что в США виноват президент или правительство. Нельзя забывать и об уникальной особенности ужасной судьбы афроамериканцев в США. Нужно всегда помнить о 250-летнем их рабстве. На Юге в течение десяти лет после его отмены было что-то похожее на рабство или на крепостное право. Это продолжалось в какой-то форме до самой Второй мировой войны, и прошло всего полвека с тех пор, как мы ушли от социальной сегрегации и наследия рабства. Я недостаточно хорошо знаю систему Сингапура, чтобы говорить об этом, но думаю, что она всё-таки отличается от американской ситуации. Что касается США, то в Америке нет сочувствия к тем, кто оказался в плохой ситуации. Государство всеобщего благоденствия в Штатах невозможно. В любой европейской стране есть своя социалистическая партия, которая становится мощной политической силой, — даже в нашей прародительнице Великобритании, я уж не говорю про Россию. Но в Штатах никогда не было сильной социалистической партии. Я думаю, что это та самая тёмная сторона общества великих возможностей: тот, кто ими не воспользовался, не вызывает в нём симпатии.
Вопрос: Спасибо большое за лекцию. Вы отметили такой важный процесс, как полная семья влияет на успешность детей. Но это один процесс; с другой стороны, экономическая необходимость находиться в семье с каждым годом всё больше ослабевает. В скором будущем мужчине уже не нужна будет женщина, чтобы завести и воспитывать детей, а женщине уже не нужен будет мужчина, то есть институт брака со временем потеряет своё принципиальное значение, которое было 200 лет назад. Как сосуществуют два эти процесса? Возможно ли, что в будущем проблема неполной семьи вообще никак не будет влиять на детей, потому что это будет норма? Спасибо.
Стивен Дурлауф: Боюсь, у меня не хватит квалификации, чтобы ответить на этот вопрос. Это вопрос о том, насколько жизнеспособна полная семья. Здесь есть и экономический фактор, и влияние новых репродуктивных технологий; вопрос и в том, нужны ли два родителя, чтобы обеспечивать ребёнка ресурсами, и в том, нужны ли два родителя, чтобы в принципе зачать и родить ребёнка. Но я думаю, что моногамные отношения — это лишь определённый этап в человеческой истории. Эта тема сейчас активно обсуждается. Есть специалисты в вопросе моногамии, но я к ним не отношусь.
Вопрос: Я тоже с благодарностью присоединяюсь к своим коллегам, спасибо за лекцию. Вопрос такой: коснулась ли этническая и социальная сегрегация вузов Америки? Есть ли зависимость при выборе вуза и конкретной специальности от социальной среды, из которой вышел подросток? Есть ли такая информация? Спасибо.
Стивен Дурлауф: В США политика в этом отношении называется «положительное действие», но это очень противоречивая политика. Это прямо касается вопроса о том, как неравенство влияет на образование. Американские университеты обычно не пользуются результатами школьных экзаменов, чтобы понять, кого они принимают, а кого — нет. Университет Висконсина, например, смотрит и на школьные результаты, и на университетские тесты, и на рекомендательные письма. В этом случае во многих университетах для афроамериканцев и для других депривированных групп требования могут быть не совсем такие, как для детей из богатых и благополучных семей. В США есть много университетов, которые принимают афроамериканских студентов просто для того, чтобы преодолеть расовую сегрегацию. В государственных университетах есть свои квоты, в частных университетах — свои, это всё чётко прописано в правилах приёма. Индивидуальная политика колледжей должна учитывать эти требования. Ещё один момент, связанный с этим вопросом, — это ресурс семьи: сколько вы готовы платить за учёбу в университете. В частных университетах вы можете платить около 50 тысяч долларов в год, но там есть программы кредита на обучение, который студенты могут вернуть потом, работая после окончания вуза. Я, может быть, не очень чётко это объяснил: финансирование обучения из разных источников позволяет людям из разных социальных групп поступать в университеты. Но очень важно получить информацию о том, как происходит развитие ребёнка в раннем детстве, когда он наиболее восприимчив к своему окружению. Если детям обеспечить нормальное развитие в возрасте от трех до шести лет, то у них есть шансы на нормальную жизнь. Если у человека не хватает денег на образование, он может взять кредит и оплатить обучение, но если не были сделаны инвестиции в развитие ребёнка в раннем возрасте, то шансов у него практически нет. Примерно год назад в Штатах активно пропагандировалась программа инвестиций в развитие детей на раннем уровне. Наши исследования показали, что эти капиталовложения дают колоссальную отдачу.
Вопрос: Мой вопрос связан с одним из ответов на предыдущий вопрос. Вы сказали, что в США не жалеют неудачников. Может быть, в этом и есть смысл стимула? Если человеку много помогать, то утрачивается стимул. Вы приводили цифры по безработице среди чёрного населения — может быть, они не работают потому, что у них и так есть необходимый им уровень благосостояния?
Стивен Дурлауф: Вы говорите о том, что значительные программы социальной помощи становятся контрпродуктивными, дают эффект, обратный желаемому. Если вы получаете пособие, и это определённое количество денег, которое больше, чем ваша заработная плата, тогда вы совершенно правы. Но я хотел бы вернуться к тому, с чего начинал, к тому, что я говорил о вопросах культуры, о том, почему, в отличие от европейских стран, в США нет социалистической партии. Возьмём Соединённое Королевство, это проще всего: почему там не такие мощные программы поддержки безработных? В Германии и Франции то же самое. Пожалуй, я был не совсем справедлив по отношению к Соединённым Штатам. Да, в Штатах нет сострадания к тем, кто не справился, но, с другой стороны, в Западной Европе антидискриминационые законы работают гораздо хуже. В США мы даём всем шанс и никого не дискриминируем.