Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 37, 2013
«Новая эмоциональность» словенской литературы
Алойзия Зупан Сосич
Философский факультет Люблянского Университета, Словения
Современная словенская литература является сочетанием различных течений, направлений, групп, индивидуальностей и поэтик. Как особый период она определяется, начиная с 1945 г., однако наиболее явно оформилась после 1960 г., что связано с широким общественно-культурным контекстом. Этот период стал временем наибольшего развития словенской литературы.
Для систематического объяснения особенностей и нововведений литературы, возникшей в Словении после 1990 г. — литературы, которая расцвела после распада СФРЮ, в первую очередь необходимо обозначить точки соприкосновения со всем литературным периодом, называемым современной словенской литературой. Здесь придется вернуться в 1980-е годы. Важнейшие политические и культурные потрясения того времени обозначаются такими терминами, как постюгославская, посткоммунистическая литература переходного времени. В Югославии возрастало недовольство социалистической системой, усиливался экономический кризис, с каждым годом увеличивалось стремление к независимости некоторых народов Югославии из-за все возрастающих межнациональных несогласий и напряженности.
Стремление к национальной независимости не привело в Словении к таким кровавым результатам, как в других бывших югославских республиках (Хорватии, Боснии и Герцеговине), ибо война за независимость словенского государства продолжалась всего десять дней — с 27 июня до 7 июля 1991 г. Словенская война за независимость была восстанием словенской территориальной обороны против Югославской народной армии, которая агрессивно отозвалась на появление независимого государства. Республика Словения стала независимым государством 26 июня 1991 г. За этим последовали вполне логичные для нового государства события: вступление в НАТО (29 марта 2004 г.) и 1 мая того же года — в Европейский Союз. Не только борьба за независимость, но и смена политической власти, т.е. социальной системы, с социализма на капитализм в Словении не была столь уж насильственной. Разрыв с коммунизмом был мягким, не революционным, так как президентом нового Республики Словения стал бывший лидер коммунистической партии.
«Постюгославскую литературу», включающую словенскую литературу в период после распада СФРЮ, наиболее точно определяют выражения «посткоммунистическая литература», «литература, созданная после обретения независимости», так как одновременно с обретением независимости и возникновением Республики Словения сменился также и политический строй — с коммунизма/социализма на капитализм. Историю нашего новообразованного государства сближает с остальными (славянскими) государствами, в которых в указанный период произошли подобные изменения, термин «переходная литература», включая ее в общие процессы перехода в контексте глобализации и европеизации. Эти процессы роковым образом влияют на развитие некоммерческой литературы, к которой относятся словенские лирика, эпос и драма. Художественная литература сейчас обычно выходит тиражом 500 экземпляров (для сравнения — в СФРЮ обычный тираж художественной литературы составлял 10 тыс. экземпляров); также ухудшилось финансовое положение авторов. Рыночные отношения требуют от издателей печатать хорошо продающиеся книги (например, поваренные книги, книги о путешествиях и различные руководства по личностному росту в стиле нью-эйдж), в то время как некоммерческая литература востребована гораздо меньше.
В социалистической Югославии государство широко финансировало издание оригинальной художественной литературы и ее переводов, стремясь сохранить лояльность по отношению к югославской полинациональной идентичности. В Республике Словения сложилась парадоксальная ситуация: новое государство больше не ощущает такой необходимости беспокоиться об издании книг в смысле укрепления (национальной или европейской) идентичности, оставляя эту сферу частным издателям, в центре внимания которых находятся личные, а не общие интересы. Глобализация искусства и связанная с нею секуляризация художественной литературы в словенской культурной политике характеризуются разочарованием; ее отмечают и другие славянские страны. Марко Юван [Juvan 2002: 411] обосновывает схожие симптомы инославянских литератур следующей гипотезой: современные политические изменения (посткоммунистический переходный период, распад международных государственных и политических образований, обретение национальной независимости), саморегулирование национальных культурно-художественных систем и тенденция адаптироваться к глобальной (западной) культуре оформили схожую литературную жизнь, отмеченную коммерциализацией и секуляризацией литературы, исчезновением ее мифическо-идеологических коллективных ролей.
В период после обретения Словенией независимости словенская литература, с потерей идеологическо-коллективных ролей, лишилась приоритета, которое в прошлом — как это ни парадоксально — смогла сохранить даже в период самых тяжелых политических репрессий. Если в 1980- е гг.1 литература еще сохраняла национально-утверждающую (а потому и субсидируемую государством) функцию, то в 1990-е гг. она постепенно начала приобретать личностную роль. После образования новой Словении государственная финансовая поддержка сократилась, но, к счастью, не исчезла совсем. Государственные субсидии, хоть и не такие крупные, как раньше, все еще существуют: политики вполне осознают, что без субсидий в такой маленькой стране с двухмиллионным населением «некоммерческая» художественная литература обречена.
Ослабление национально-утверждающей роли литературы является решающим фактором не только при ограничении государственных субсидий, но и при выборе тем и мотивов в литературе. С созданием нового государства было бы логично ожидать, что в литературе будут отражены «большие» проблемы — независимость, государственность, европеизация, — но их вытеснили центральные так называемые «малые» темы личностной проблематики. Самым необычным является то, что эти «большие» темы не появились как центральные даже в романе, наиболее обширной повествовательной форме, которая уже благодаря принадлежности к известному роду литературы подходит для описания социальной проблематики.
А если политические движения и социальные преобразования практически не отразились в современной словенской литературе, то какие же темы в ней вообще преобладают? Уже с конца 80-х гг. это темы «малых историй», выстраивающие не национальную, а личную идентичность, в рамках которой чаще всего проявляется половая идентичность: отчуждение, скука, неудовлетворенность, романтические недоразумения, вторжение общественности в частную жизнь и — как следствие — страх перед потерей индивидуальности, турбокапиталистическая травма, коммуникационные барьеры… Доминирование частной жизни над коллективизмом выдвигает на передний план тему любви, что влияет также на выбор рода и жанра: в жанре романа преобладает любовный роман, бóльшую часть поэзии в последнее время также составляют любовные и эротические стихотворения.
Интересна не только замена общественных тем личными, но и смена литературной иерархии: сегодня роман приобрел лидирующее место по важности и популярности, которое много лет занимала поэзия. Словенская поэзия до самых 90-х гг. ХХ века всегда находилась на вершине литературной иерархии, что определялось развитием словенской литературы. Явлением искусства в европейском масштабе она стала еще в эпоху романтизма благодаря поэту Франце Прешерну (1800–1849). С тех самых пор все важнейшие культурные, литературные и политические изменения прежде всего отражались в поэзии. Словенцы из-за высокого качества своей поэзии ,ее популярности и большого числа поэтов называли себя «народом поэтов». Поэзия в Словении все еще играет важную роль, но внимание СМИ и симпатии читателей в настоящий момент перешли в основном к роману.
Если 1980-е годы в Словении были периодом рассказов, то 1990-е, несомненно, стали временем романа. Количество романов в сравнении с восьмидесятыми годами выросло почти втрое, так же вырос и интерес к ним. Важным фактором увеличения влияния современного словенского романа является «Кресник» [Zupan Sosič 2003: 54] — премия за лучший словенский роман, которую с 1991 г. присуждает газета «Дело» («Труд»). «Кресник» в самом деле способствует популярности словенского романа, ведь общественность знает всех пятерых номинантов, а большинство читателей читают премированные романы. Популярности романа, несомненно, способствовала и общая атмосфера глобализации, которая отдает предпочтение напряженному и динамичному развитию сюжета.
Хотя постюгославская, посткоммунистическая литература, созданная после обретения Словенией независимости, имеет те же черты переходного периода, как и литература большинства стран, недавно вступивших в ЕС, все же в своей литературной специфике она имеет ряд отличий. Из всех направлений важнейшим для современной словенской литературы является модернизм, поскольку именно систематическое вхождение модернизма в словенское литературное пространство означает начало современной словенской литературы; к тому же модернизм является ее постоянным спутником — он не ушел из современной словенской литературы даже в конце века, когда та уже распрощалась и с постмодернизмом. Модернизм — литературное направление, связанное с экзистенциализмом; оно появилось в современной словенской литературе после 1960 г. и присутствует в ней до сих пор. Основная особенность модернизма — когнитивный релятивизм, тесно переплетенный с метафизическим нигилизмом, в котором расщепленная личность субъекта формируется в потоке сознания как процессе. Для словенского, как и для европейского модернизма, существенно субъективное отношение к реальности, поиск нового и оригинального и восполнение трансцендентального дефицита избытком ценности искусства, что на уровне текста проявляется отменой логики повествования и линейности, ослаблением хронологического и причинно-следственного принципов развития событий. Преобразованию однозначности в многозначность, помимо поэтики фрагмента и автореференциальности, также способствует умножение перспективы и рассказчика и отклонение от референтной функции к поэтической и эстетической.
Важнейшими представителями модернизма после 1990 г. являются авторы, которые и прежде создавали модернистскую литературу; из поэтов значимыми фигурами являются, например, Нико Графенауэр, Ифигения Загоричник и Дане Зайц, из прозаиков — Лойзе Ковачич, Флорьян Липуш, Руди Шелиго, Владимир Кавчич, Неделька Пирьевец, Нина Кокель и Владо Жабот, из драматургов — Эмил Филипчич и Петер Божич.
В середине 1970-х гг. модернизм сменился постмодернизмом, но не полностью; модернистские тексты появлялись одновременно с постмодернистскими, постоянно присутствовали также традиционные произведения, которые не представляется возможным отнести к указанным направлениям. Этот переход был специфическим для словенской литературы, так как с самого начала постмодернизм укоренился в поэзии и лишь постепенно проник в прозу и драматургию (в отличие от мировой литературы, где постмодернизм наиболее характерен для прозы). Но здесь постмодернизм не совсем затмил модернизм, сохраняющий в словенской литературе до сегодняшнего дня, даже после ухода постмодернизма. Большинство специалистов (как, например, Huyssen 1986, Hutcheon 1996, Джеймсон 1988) понимают постмодернизм как ответ на модернизм, его герметизм и критику массовой культуры.
В то время как модернизм все еще поддерживает убеждение, что действительность, хоть и без метафизической основы, присутствует в самом сознании и его психическом содержании, постмодернизм усиливает метафизический нигилизм2, предупреждая, что между внутрилитературной и внелитературной действительностью нет никакой разницы.
От постмодернистского текста уклоняются как внутренняя, так и внешняя действительность, и у него остается только автореференция; отношение к действительности также меняется из-за иного понимания литературы. В то время как модернизм ценил в ней оригинальность, новизну, постмодернизм понимает художественный текст как диалог литературы с литературой, ткани различных текстов, в которых мы различаем цитаты, комментарии, аллюзии и пародии на уже сложившиеся литературные пласты. Главной темой литературы в постмодернизме становится сама литература; под действием центральных процессов — метафикции и интертекстуальности — границы между реальностью и вымыслом стираются.
При обсуждении постмодернизма помимо статуса истины / истинности нужно учитывать также введенный Джеймсоном [2001: 13] термин «новая неглубокость», который относится к формированию нового общества, известного как постиндустриальное, информационное общество, общество потребления, где решающим фактором является отказ от традиционного дихотомического разделения на высокую и низкую литературу, а тривиальность является важной особенностью постмодернистской литературы.
На современную словенскую литературу постмодернизм влиял значительно меньше, нежели модернизм. За короткий временной промежуток двадцать лет, который длился примерно с середины 70-х до середины 90-х лет прошлого века, было опубликовано несколько поэтических сборников и очень мало прозаических и драматических текстов (в частности, поэтические сборники Светланы Макарович, Иво Светины, Милана Есиха, Бориса А. Новака и Милана Клеча; прозаические работы Андрея Блатника, Димитрия Рупела и Горана Глувича; драмы Драго Янчара и Душана Йовановича). Заслугой словенского постмодернизма в большей мере, чем появление постмодернистских текстов, является введение новых литературных перспектив и процессов.
Литературные процессы, введенные постмодернизмом, все еще частично присутствуют в словенской литературе, хотя постмодернизм уже к концу девяностых годов прошлого века иссяк. По исчезновении постмодернизма возник вопрос: как же называть литературу, созданную после постмодернизма? Использовать ли широкие социологические термины, например, «литература постмодерна» [Hassan 1987], и общие литературоведческие термины, как, например, «постпостмодернизм» [Эпштейн 1998], или пойти на риск и объединить новые тенденции под именем нового литературного направления? В Словении две эти тенденции объединились, и только дальнейшие исследования смогут подтвердить, какая из них является наиболее целесообразной.
Сосуществование различных явлений в словенском постмодерне успешнее всего можно охватить термином литературный эклектизм, который включает в себя жанровый, родовой, стилистический и формальный синкретизм.
При подробном рассмотрении литературного эклектизма можно прийти к выводу, что его костяк составляют традиционные процессы, а именно: привязка к традиционным родам литературы, жанрам и формам, формальные и стилистические приемы, трансформированные с помощью различных инноваций и изменений. Словенскую литературу можно также определить как «модифицированная традиционная литература»; наиболее устоявшимся является выражение «модифицированный традиционный роман».
После 1990 г. появился термин новая эмоциональность. Он охватывает общие черты текстов с точки зрения формирования личной идентичности и нового типа эмоциональности литературного субъекта в литературе. Субъект не принимает участие в вымышленной реальности ради того, чтобы указывать на определенные ошибки или формировать «большую историю», но судорожно стремится определить свою индивидуальность посредством удобочитаемой «малой истории», связанной с узнаваемыми жанровыми, стилистическими и формальными моделями.
Описание уже не общественной, а интимной проблематики отсылает к устоявшимся жанровым, стилистическим и формальным образцам и модифицирует их с точки зрения новой эмоциональности. Новая эмоциональность — это чувство особого сплина, можно сказать, постмодернистского сплина, опирающееся на традицию. Она отличается от постмодернистской эмоциональности, которая в своей уже почти барочной и научной перенасыщенности указывала на собственные источники вдохновения, на своих «собеседников» в диалоге литературы с литературой. Новая эмоциональность предпочитает направлять иронию и пародию на внелитературные и внутрилитературные стереотипы, при этом не указывая на предмет.
Упразднение механизмов узнавания, отсылок исключает из литературы также впечатление сконструированности и смоделированных эмоциональных состояний, которое являлось наиболее очевидной особенностью постмодернистской эмоциональности.
Именно к отношениям полов, к любовной теме, при опоре на литературную традицию представляется возможным отнести возникновение новой эмоциональности, которая ставит многочисленные вопросы гендерных ролей, (не)гибкой идентичности и интимных затруднений. Таким образом, новая эмоциональность, рождается между новой серьезностью, юмористическо-ироническо-пародийной осознанностью и постмодернистским сплином — состоянием, которое наиболее ясно определяется пассивной скукой и онемением постмодернистского субъекта, завороженного современным гедонизмом.
Все эти особенности наводят нас на мысль о том, что после исчезновения постмодернизма в словенской литературе различные тенденции могли бы оформиться в новое литературное направление. На возможность возникновения нового литературного направления уже указывает социологический факт того, что отказ от какого-либо нового тренда или его упадок (например, постмодернизма) обыкновенно означает неизбежное «рождение» нового тренда.
Гарри Поттер и Хосе Лопез (2006: 3–16) обосновывают эту диалектику необходимостью появления иного литературного направления, доказывая, что постмодернизм более не отвечает запросам сегодняшнего дня. Оба ученых указывают на то, что уже в период постмодернистского повествования появилась оппозиция его сложности, которая называется просто «реалистическое письмо», и предлагают в качестве оппозиции постмодернизму так называемый «критический реализм». Джеймсон (2007: 261–271) также отмечает присутствие реализма уже в постмодернизме, где находит реконструкцию различных историй или расширенное фабулирование, которое он называет «остатками реализма», приспособленными к массовой культуре. Мы разделяем мнение этих ученых, поскольку и в Словении наряду с постмодернистской литературой появлялись произведения традиционной литературы с реалистическими тенденциями. Традиционная литература была качественно и количественно сильнее постмодернистской литературы. Именно из-за этого в отношении словенского романа 1990–2010 гг. используется термин «модифицированный традиционный роман с чертами реализма».
Представители этого жанра — Берта Бойету, Алеш Чар, Мате Доленц, Франьо Франчич, Нейц Газвода, Полона Главан, Зоран Хочевар, Фери Лаиншчек, Миха Маццини, Андрей Морович, Борис Пахор, Андрей Скубиц, Марко Сосич, Марьян Томшич, Сузана Тратник и Яни Вирк. Традиционный роман с чертами реализма написан по образцу реалистического романа, но его модель трансформируют различные (пост)модернистские преобразования.
Традиционность новейшего словенского романа основана на обобщенной истории, мотивированных отношениях между персонажами и узнаваемом хронотопе. Современный словенский роман является повествовательным в узком смысле слова — несмотря на временную лиризацию и эссеизацию, преобладающим процессом является повествование, структурированное в виде последовательности событий, которые на основе хронотопных и причинно-следственных отношений формируют историю. Повествовательность отделяют от традиционности три модификатора: жанровый синкретизм, обновленная роль рассказчика и большое количество диалогов.
Для того чтобы обстоятельно рассуждать о новом реалистическом направлении, необходимо доказать наличие общих характерных признаков у большей части текстов, понимаемых нами как реалистические, и прежде всего — определить реалистическую технику и реалистическое направление. Таким образом, вопрос о реализме — это вопрос о понимании реализма в широком или узком смысле.
Реализм в узком смысле, историческая концепция реализма, ограничивается реализмом как литературным направлением XIX в., которое получило продолжение в XX в. в виде психологического реализма, социального / социалистического реализма и неореализма. Напротив, реализм в широком, «надисторическом» смысле, трактует реализм не как направление, а как способ, метод или технику письма, создающую впечатление записи или отражения реальной жизни. Разумеется, реализм является не непосредственным или простым воспроизведением реальности, а системой конвенций (Baldick 1996: 184), которые создают иллюзию реального мира за пределами текста с принципом вероятности, в то же время из-за признания реальных жизненных проблем отрицая идеализацию и эскапизм. Мы полагаем, что реалистические произведения появляются в каждую литературную эпоху, чего нельзя сказать о модернистских. В последние двадцать лет в Словении реалистическими являются произведения, которые мы выше обозначили как модифицированный традиционный роман с чертами реализма. Их общими чертами являются: преобладание реалистической техники, стремление к описанию убедительной реальности, отсутствие требования к проверяемой миметичности, а также принцип типизации и маркированности речи исходя из социальных, психологических и интеллектуальных особенностей персонажей. Указанные черты имели важное значение уже в некоторых ранних формах реализма, теперь к ним добавились новые особенности: влияние различных СМИ, высокая степень идеализации и гиперболизации, требование к читаемости, связанное с эстетикой тождества, т.е. удовольствием при чтении уже известного, отсутствие проникновения эстетики в социальную сферу, игра с установленными жанровыми, стилистическими или повествовательными формами и принципами тривиальности, отсутствие единой эстетической или философской директивы, обращение от общественного к интимному и от общего к частному… Если дальнейший анализ покажет, что большая часть словенских романов последних двадцати лет в самом деле реалистична, потребуется найти для термина (реализм) подходящую приставку.
В выборе приставки для обозначения нового направления, возникшего после постмодернизма, мы согласны с Эпштейном (1998: 139–142), русским исследователем новейшей литературы, который особо выделяет приставку «транс-». По его представлению, явления и понятия новой эпохи, такие как истина, объективность, субъективность или сентиментальность, преобразуются в понятия с приставкой «транс-»: транс-истина, транс-объективность… Это понятия, которые включают элемент сравнения с чем-либо (с истиной, с объективностью…), знают о своей повторяемости — и хотят быть выраженными именно в форме повторения. Как бы парадоксально это ни казалось, именно через повторение все эти понятия снова приобретают подлинность «Транс-» укрепляет непрерывность будущего и прошлого, выходя за рамки области отчуждения, иронии, пародии, чтобы обозначить свой статус возможного как может-быть-истина, может-быть-объективность.
Таким образом, для обозначения литературного направления современной словенской литературы мы предлагаем термин трансреализм, который должен иметь также общие содержательные или тематические структуры, так как идентифицируется не только с вышеприведенной реалистической техникой. Трансреализм уже самой приставкой указывает на свою тесную связь с предыдущими реалистическими направлениями, на то, что в своей повторяемости и синкретизме он обретает новые измерения, проникнутые обновленным положением литературного субъекта. В различных литературах он обозначается по-разному: в немецкой литературе установилось обозначение «новая субъективность», в русской — «новая искренность», в английской — «наднациональная субъективность», в словенской литературе мы назвали особое духовно-историческое и эмоциональное состояние постмодернистского субъекта «новой эмоциональностью»3. Мы понимаем ее как связь особого духовного сплина с проблемой идентичности в современной словенской прозе.
Субъект, литературный персонаж и/или рассказчик, участвуют в вымышленной реальности не для того, чтобы привлечь внимание к ошибкам общества (что было характерно, например, для реализма, неореализма, социального/социалистического реализма), но отчаянно стремятся обеспечить свою индивидуальность в читаемой истории, связанной с узнаваемыми жанровыми, стилистическими и другими повествовательными моделями. Интимная история является частью постмодернистского сплина, усталости и скуки постмодернистского субъекта, влюбленного в наивный гедонизм, и новых эмоциональных движений при поиске идентичности: (пере)оценка гендерных и национальных стереотипов при конструировании гибкой идентичности, создание юмористической, циничной или пародийной дистанции и отсутствие единой эстетической или философской директивы. Реалистический принцип типизации направлен, прежде всего, на своеобразие речи как миметическое средство характеризации; вследствие этого в современной словенской прозе значительно увеличилась доля диалогов. Таким образом, трансреализм содержит старые и новые особенности: в своей связи с универсальной реалистической техникой он утверждает установленные особенности, в то время как новая эмоциональность обновляет его с помощью современных перспектив и методов, при этом им приобретаются даже некоторые (пост)модернистские черты.
Трансреализм — как возможность общего наименования явлений, наблюдаемых в словенской литературе после 1990 года и объединенных термином «модифицированная традиционная литература» — представляет по сути своей преобладание реалистической техники, связанной с предшествующими направлениями европейского реализма, обновленное новой эмоциональностью, то есть чувством особого сплина, опирающегося на традицию. Она ставит многочисленные вопросы гендерных ролей, (не)гибкой идентичности и интимных затруднений и, таким образом, рождается между новой серьезностью, юмористическо-ироническо-пародийной осознанностью и состоянием пассивной скуки постмодернистского субъекта.
Перевод со словенского Марии Громовой
Литература
Baldick, Chris,
1996: The Concise Oxford Dictionary of Literary Terms. Oxford, New York:
Oxford University Press.
Eshelman, Raoul, 2001: Thematischer und performativer Minimalismus bei Eric Gaus und Pelevin, Viktor. In: Mirjam Goller, Georg Witte (red.): Minimalismus
zwischen Leere und Exzeß. Wiener Slawisticher Almanach, Dunaj, zv. 51, 234–247.
Epštejn, Mihail, 1998: Postmodernizam.
Beograd: Zepter.
Hassan,
Ihab, 1987: The Postmodern Turn. Essays
in Postmodern Theory and Culture. Ohio State University Press, Ohio.
Hutcheon, Linda,
1996: Poetika postmodernizma.
Novi Sad: Svetovi.
Huyssen,
Andreas, 1986: After a Great Divide: Modernism, Mass Culture, Postmodernism. Bloomington: Indiana University Press.
Jameson,
Fredric, 2007: A Note on Literary Realism in Conclusion. Matthew Beaumont
(ed.): Adventures in Realism. Oxford: Blackwell Publishing. 261–271.
———————, 2001: Postmodernizem.
Ljubljana: Društvo za teoretsko psihoanalizo.
——————,
1988: Postmodernizam ili kulturna logika kasnog kapitalizma.
V: Postmoderna: Nova epoha
ili zabluda.
Zagreb: Naprijed.
Juvan, Marko, 2002: Iz slovanskih literatur
na koncu
20. stoletja — uvodnik. Slavistična revija 4, 411.
Lodge,
David, 1988: Načini modernog pisanja. Zagreb: Globus in Stvarnost.
————-,
2003: Roman na križpotju. Sodobnost
11–12, 1423–1435.
Potter,
Garry, López, Jose, 20062: After
Postmodernism? López, Jose (ed.): After
Postmodernism? London, New York: Continuum, 3–16.
Repe, Božo,
2002: Jutri je nov
dan. Slovenci in razpad Jugoslavije.
Ljubljana: Modrijan.
Steiner,
Georg, 2003: Resnične prisotnosti.
Ljubljana: Literarno-umetniško društvo Literatura (Zbirka Labirinti).
Travers,
Martin, 1998: An Introduction to Modern European Literature: From
Romanticism to Postmodernism. London: Macmillan Press.
Vattimo, Gianni,
1997: Konec moderne.
Ljubljana: Literarno-umetniško društvo Literatura (zbirka Labirinti).
Zupan Sosič,
Alojzija, 2006: »Gender Identities in the
Contemporary Slovene Novel«. http://clcwebjournal.lib.purdue.edu/clcweb06-3/contents06-3..html
————————, 2004: Identitet
savremenog slovenskog romana. Razlika/Différance. Časopis za
kritiku i umjetnost teorije 9, 33–45.
————————, 2006: Robovi
mreže, robovi jaza: Sodobni slovenski
roman. Maribor: Litera.
————,
2006: »Sodobna slovenska proza.« Svetovni dnevi slovenske literature.
Ur. Zupan Sosič, Alojzija; Nidorfer Šiškovič,
Mojca. Ljubljana: Center za
slovenščino kot drugi/tuji jezik
pri Oddelku za slovenistiko Filozofske fakultete, 2006,
13–17.
——————, 2008: The Contemporary Slovene Novel.
Slovene Studies 30, no.2, 155–170.
————————-, 2003: Zavetje zgodbe: Sodobni slovenski roman ob koncu stoletja. Ljubljana: Literarno-umetniško društvo Literatura (Zbirka Novi pristopi).
Примечания
1 1980-е годы были совершенно иными также и с точки зрения участия писателей в общественной жизни. В Словении именно писатели всегда наиболее остро реагировали на политические изменения или были их глашатаями. Таким образом, процесс обретения независимости связан с Обществом словенских писателей (DSP) и созданием журнала Nova revija (1982), хотя «словенская весна» была вызвана деятельностью и некоторых других подобных учреждений, а также новыми общественными движениями и журналом Mladina. 57—й выпуск журнала Nova revija в 1987 г. удивил «Тезисами словенской национальной программы», в которых авторы с различных позиций рассматривали вопросы организации словенского гражданского общества и политического государства в демократической республике. Обновленный вариант этого выпуска был представлен в 95-м выпуске журнала Nova revija (1990) с заголовком «Независимая Словения», который представил основу демократии с парламентскими выборами и территориальной независимости Словении.
2 Мы согласны с Ваттимо [1997: 23] в том, что метафизический нигилизм в постмодернизме перешел в фазу, которую можно обозначить фразой Ницше «совершенный нигилизм»: это нигилизм, который осознал, что именно нигилизм является его единственной возможностью.
3 Новую эмоциональность мы трактуем в своей книге«Крайсети, крайэго. Современный словенский роман» (2006: 28–45) как общее определение романов последних пятнадцати лет и их движений личной идентичности, которые с точки зрения пост-постмодернистской эстетики могли бы быть также признаками нового направления.