Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 34, 2012
“Арабская весна”, Турция и Россия
Арешев Андрей Григорьевич
Научный сотрудник Института Востоковедения РАН
События последнего года на Ближнем Востоке стали следствием комплекса факторов внутреннего и внешнего порядка, тесно взаимодействующих между собой. События в Тунисе, Египте, Йемене, но особенно — в Ливии и Сирии продемонстрировали многовариантность внутриполитической динамики в странах региона, характерной чертой которой тем не менее является активизация радикальных групп и этноплеменной хаос. В сочетании с ожесточённой борьбой за ресурсы (особенно за нефть), в перспективе подобные процессы могут привести к фактическому распаду целых государств и экспорту нестабильности на сопредельные территории, как это происходит сегодня в Северной Африке. Разумеется, всё это бесконечно далеко от лозунгов “борьбы с диктатурой”, и некая модель “обновлённого авторитаризма” (безусловно, с сильной религиозной составляющей), возможно, станет единственным средством спасения от затяжных и кровопролитных гражданских войн, в которые рискуют погрузиться обширные пространства “от Марокко до Пакистана”.
Регион, рассматриваемый в рамках “Большого Причерноморья”, пока не ощутил последствий “арабской весны” в их особо деструктивной форме. Однако динамика событий носит довольно негативный характер. Боевая активность выходцев из Ливии, замеченных на некоторых турецких курортах, пока что преимущественно направлена в сторону Сирии, но даже это потенциально создаёт новые вызовы, в том числе и на Кавказе1.
И здесь отношения между Россией и Турцией, являющихся важными факторами региональной безопасности (включая балансы сил и интересов), а также степень доверия и эффективность механизмов двусторонних консультаций, будут определять очень многое.
В 2000-е годы между двумя этими странами были созданы эффективные форматы и механизмы взаимодействия по различным направлениям Необходимость сверки внешнеполитических курсов двух государств становилась все более очевидной по мере нарастания в Анкаре критического отношения к американской экспансии в регионе, особенно после 2003 года. Помимо отрицательного отношения к американской авантюре в Ираке, в первые месяцы 2006 г. возникли разногласия Турции и США по поводу долгосрочных целей Вашингтона в Черноморском регионе, проявившиеся, в частности, в спорах по поводу возможного расширения натовской операции “Активные усилия” (Operation Active Endeavour, OAE) на Чёрное море. Турция и Россия выступили против распространения ОАЕ, при этом руководствуясь, однако, разной мотивацией и разными аргументами. Если Москва возражала против какого бы то ни было распространения влияния США на ее соседей, то Анкара прежде всего акцентировала стремление сохранить современный правовой режим Проливов (Дарданеллы, Мраморное море и Босфор), установленный конвенцией Монтрё 1936 года, и, соответственно, военно-политическое равновесие, сложившееся после окончания “холодной войны”.
Впервые в истории в Черноморском регионе возникли схемы многоуровневого, многомерного и многостороннего сотрудничества по различным аспектам совместной безопасности2. В 2010 году был образован Высший Совет сотрудничества, работающий как совместный орган, в рамках которого эффективно функционирует Совместная группа стратегического планирования (СГСП) под руководством министров иностранных дел. 25 января 2012 года состоялось второе заседание российско-турецкой СГСП, по итогам которого было принято Совместное заявление, включающее 30 направлений сотрудничества в сфере как двусторонних отношений, так и регионального и глобального взаимодействия. Регулярно проводятся экономические форумы, регулярный характер носят также и контакты неправительственных организаций. По оценке российского МИДа, отношения между Россией и Турцией в последние годы по многим направлениям вышли на качественно новый уровень многопланового продвинутого взаимодействия, а в ряде областей, прежде всего в энергетике — на уровень стратегического партнерства3.
Вступление России в ВТО на правах полноправного члена открывает дополнительные возможности для инвестиций со стороны турецких бизнесменов. Двусторонний товарооборот, который в конце 2011 года составил $ 30 млрд., в настоящее время решено достичь $ 100 млрд. (в течение десяти лет). Качество и сбалансированность этого товарооборота представляются достаточно важными. Отрадно, что российское участие в этом товарообороте не ограничивается исключительно поставкой энергоресурсов. К реализации намечены крупные проекты, в частности, строительство российскими подрядчиками АЭС “Аккую” в южной провинции Мерсин и трубопровод Самсун–Джейхан. Знаменательным событием стало успешное завершение российско-турецких переговоров, результатом которых стало согласие турецкой стороны на прокладку трубопровода “Южный поток” через свою исключительную экономическую зону на Чёрном море. По итогам 2011 года Россия прочно удерживает второе место по количеству посетивших Турцию туристов, лишь немного уступая в этом отношении Германии.
Личная дружба между лидерами двух стран В. Путиным и Р. Эрдоганом является важным фактором эффективности двустороннего диалога. Следует согласиться с изданием Today Zaman, по мнению которого, двусторонние связи между Турцией и Россией в перспективе еще более укрепятся4. Вместе с тем издание выделяет главные проблемы, способные омрачить поступательно развивающиеся двусторонние торгово-экономические связи: это последствия так называемой “арабской весны” и американские инициативы в сфере ПРО. Так, размещение американского радара в уезде Кюреджик провинции Малатия вызвало не только озабоченность Москвы и Тегерана, но и протесты со стороны местного населения и ряда турецких политиков.
Улучшение отношений в области экономики и торговли создаёт гарантии высокого уровня политического взаимодействия. Однако можно поставить вопрос и по-другому, высказав предположение, что реализация экономических проектов в перспективе может оказаться заложницей растущих политических рисков в отношениях двух стран, в том числе и вызванных внешними факторами.
Выстраивая в течение последнего десятилетия партнёрство с Анкарой, Москва, возможно, стремилась нейтрализовать некоторые аспекты турецко-американского сотрудничества в регионе, но из-за обострения ситуации на Ближнем Востоке возникли новые проблемы, и не исключено, что в будущем стратегические и тактические ориентиры российско-турецкого партнёрства будут определённым образом корректироваться с учётом позиции внешних игроков.
По ключевым вопросам региональной политики, при сохраняющемся высоком уровне политического диалога, невозможно не заметить существенных расхождений в позициях сторон. События “арабской весны” сыграли в этом существенную роль, и можно предположить, что соответствующая негативная динамика проектантами этого крупнейшего геополитического потрясения минувшего года не могла не учитываться.
В предшествующие годы стратегическое партнёрство с Москвой стало одним из ключевых элементов внешнеполитической доктрины А. Давутоглу “ноль проблем с соседями”, что позволило эффективно взаимодействовать по ряду направлений (можно вспомнить, например, события 2008 года, связанные с российско-грузинским кризисом, когда Анкара отказалась пропустить в Черное море крупнотоннажные крейсеры США, в то же время предложила “Платформу сотрудничества стран Южного Кавказа”). Однако актуальная динамика (в частности, “арабская весна”) вносит несомненные коррективы в реализацию доктрины “ноль проблем с соседями”, что способствует возникновению разногласий между недавними историческими соперниками (такими, как Турция и Россия, Турция и Иран, Иран и Россия), пытающимися наладить отношения в меняющихся условиях.
Достаточно показательна здесь динамика ирано-турецкого диалога. Можно констатировать значительное расхождение интересов Анкары и Тегерана как на одно из существенных последствий “арабской весны”. В предшествующие годы по ряду направлений (в частности, энергетического сотрудничества) Иран и Турция активно сближались, однако сейчас ситуация будет меняться, обострение политических разногласий между двумя странами негативно скажется и на их экономическом взаимодействии. Вероятность определённых разночтений сохраняется и применительно к российско-турецким отношениям.
Некоторые авторы пишут о новой редакции (“версии 2.0”) стратегии “ноль проблем с соседями”, предполагающей увеличение внимания турецких лидеров к продвижению демократии в соседних странах, что будет способствовать укреплению связей Анкары с Вашингтоном и Брюсселем. Признаком формирования соответствующего курса является позиция Турции по отношению к сирийскому кризису5.
Конечно, нельзя не поддержать призывы к мирному разрешению ситуации вокруг Сирии с использованием политико-дипломатических методов; в то же время российская позиция, основанная на принципах международного права и не допускающая военного вмешательства извне, становится объектом критики.
Точка зрения по поводу того, что реализация национальных интересов той или иной страны будет более эффективной при условии сотрудничества с США, а не в конфликте с ними, пока что выглядит достаточно убедительной. Однако не менее верно и другое — так называемая “арабская весна” является важным фактором хаотизации и определённой раздробленности региона на куски, что не может не сказаться и на ситуации в Причерноморье и на Кавказе. В условиях роста трансграничных угроз это непосредственным образом затрагивает интересы как России, так и Турции.
Существуют даже предположения, что Запад, втягивая, пусть и неявно, своего союзника по НАТО в ловушку гражданской войны в Сирии, стремится актуализировать имеющиеся в Анатолии и сопредельных районах многовековые исторические обиды и противоречия. В таком случае архитекторы “Большого Ближнего Востока” будут иметь серьёзную аргументацию на случай излишне амбициозного позиционирования турецким руководством своей страны в качестве лидера исламского мира.
Наблюдаемые между Москвой и Анкарой разночтения в оценке событий на Ближнем Востоке могут негативно сказаться на эффективной координации внешнеполитического курса применительно к другим направлениям двустороннего сотрудничества (хотя Москва публично никак не реагирует на жесткую антиасадовскую риторику премьер-министра Турции, очевидным образом расходящуюся с российской позицией). В этом контексте следует рассматривать недавний телефонный разговор премьер-министра Турции с президентом России, посвящённый вариантам совместного решения сирийского кризиса. В частности, речь могла бы идти о проведении соответствующей международной конференции с участием России. Усилия турецкого руководства в сирийском вопросе не могут не быть направлены на поиски общего решения. Представляется, что иные подходы, которые, возможно, устраивают Запад, в том числе и США, и имеют своей целью превращение Сирии во второй Ирак, в долгосрочном аспекте способны крайне негативно повлиять на внутреннюю динамику и стабильность в Турции, население которой включает взрывоопасное курдское меньшинство и алевитские общины, составляющие значительную часть населения некоторых провинций.
В будущем роль Большого Причерноморья в качестве региона глобального стратегического значения, связывающего Евро-Атлантику с проблемным и богатым энергоресурсами Ближним Востоком, безусловно, возрастет, и Турция здесь, конечно, будет играть весьма существенную роль.
Помимо тесного сотрудничества в сфере энергетики с Россией, Турция ведет активные переговоры с Украиной, в частности, связанные с совместным использованием подземных газовых хранилищ6. Недавно между Азербайджаном и Турцией было подписано межгосударственное соглашение по проекту строительства Трансанатолийского газопровода (TANAP). Возможное превращение Турции в региональный узел энергопоставок позволит ей ослабить зависимость от газовых поставок из Ирана, которому грозит усиление международных экономических санкций.
По мере реализации амбициозных экономических проектов региональным державам необходимо будет решать и вопросы безопасности. В оценках западных экспертов всё чаще проводятся параллели между событиями “арабской весны” и трансформациями на Южном Кавказе. По некоторым признакам, фокус событий постепенно смещается в сторону Азербайджана, богатого энергоресурсами и имеющего выгодное транзитное положение. В этой связи можно упомянуть события в городе Губа, сообщения об аварии на газопроводе, идущем из Азербайджана в Россию, и о временном приостановлении подачи газа, а также недавнюю крупную сделку военно-технического характера между Израилем и Азербайджаном. Всё это происходит на фоне значительно возросшей активности США на Южном Кавказе.
Что же касается Грузии, то высокая степень экономического сотрудничества с Турцией сочетается с последовательно проамериканским курсом официального Тбилиси во внешней политике, что создаёт определённые проблемы. Политика Турции по отношению к Армении будет по-прежнему зависеть от динамики урегулирования конфликта вокруг Нагорного Карабаха, а также от возможного желания внешних сил актуализировать диалог между Анкарой и Ереваном, результатом которого может стать хотя бы частичная нормализация отношений между двумя странами. Представляется, что Россия сохранит свою роль в качестве посредника в решении нагорно-карабахского конфликта, что будет создавать дополнительные гарантии невозобновления боевых действий в этом взрывоопасном регионе.
В ближней и среднесрочной перспективе события “арабской весны” вряд ли приведут к радикальным сдвигам в Большом Причерноморье (например, к смене конкретных режимов); возобновления региональных конфликтов, скорее всего, на данном этапе также ждать не следует. В то же время налицо усиление общей напряжённости, взаимного недоверия, что отрицательно сказывается и на перспективах многостороннего политического диалога в рамках стран Причерноморского региона, и на возможной реализации ряда проектов. Вызовы, порождённые “арабской весной”, ставят дополнительные вопросы, связанные с обеспечением безопасности крупных инфраструктурных проектов.
Объективно это способствует дальнейшему укреплению позиций США в Черноморском регионе. Не стремясь к установлению прямого военного присутствия на Чёрном море, США хотели бы взаимодействовать со своими союзниками и партнёрами в сфере безопасности, принимая во внимание ключевое значение региона в качестве коридора поставок энергоресурсов на европейский и мировой рынок. Контроль над регионом обеспечивает выгодную позицию для доминирования в Евразии и на Ближнем Востоке, что может по-новому расставить акценты российско-турецкого диалога.
При этом в целом достаточно высокий уровень российско-турецкого взаимодействия, безусловно, сохранится, равно как и их многоуровневый характер. Обе страны проходят непростые процессы внутриполитических трансформаций, сопровождаемые повышенным уровнем конфликтности. Сохранение стабильности в Причерноморье, безусловно, относится к их общим приоритетам. В этой ситуации возрастает как позитивная роль экономического сотрудничества, так и эффективные механизмы консультаций по актуальным внешнеполитическим вопросам.
Примечания
1 Обозначим хотя бы постепенно актуализирующийся вопрос о репатриации сирийских черкесов на историческую родину, а также судьбу многочисленной и достаточно влиятельной общины сирийских армян.
2 Челикпала М. Региональное сотрудничество в Черноморском регионе. Проблема регионального (черноморского) сотрудничества в Турции.
3 Лукашевич: отношения РФ и Турции вышли на качественно новый уровень // http://ria.ru/interview/20120124/547549297.html
4 http://www.sundayszaman.com/sunday/newsDetail_getNewsById.action?newsId=273900
5 См.: Tarık Oğuzlu. The ▒Arab Spring’ and the Rise of the 2.0 Version of Turkey’s ▒zero problems with neighbors’ Policy // http://sam.gov.tr/wp-content/uploads/2012/02/SAM_Paper_TarikOguzlu2.pdf
6 См.: Турцию интересуют украинские подземные хранилища газа // http://www.profi-forex.org/news/entry1008112176.html