Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 33, 2012
Отсутствие единой цели
привносит в нашу с тобой жизнь неразбериху,
хотя мы спим в одной постели,
одну и ту же в очередь читаем книгу.
Из чашки с золотой каемкой,
твоей по праву, утром ранним, размечтавшись,
пью чай, по музыке негромкой
стрекоз, жучков и мотыльков истосковавшись.
Все, как умеют, славят Бога,
кто-то бывает в сельском храме на рассвете,
когда народу в церкви много,
и вторят взрослым людям маленькие дети.
***
Отхлынет кровь от головы.
И люди вида беспризорного
в округе, как ростки травы,
пробьются из-под снега черного.
Как ты бледна!
Замечу я
легко отсутствие косметики.
Как будто бы цветок найдя
в учебнике по арифметике.
***
Я услышал, выйдя на террасу,
как кукует за рекой кукушка.
Облако, увидев в небе, сразу
догадался, что пальнула пушка.
День был ясным, словно перед боем,
как перед сраженьем генеральным.
По полю полки ходили строем,
сообразно с планом гениальным.
Капитану Тушину все утро
мысль одна покоя не давала:
так ли поступил он нынче мудро,
выпивши для храбрости столь мало?
***
Отключенный мною от сети,
все еще работает мотор,
или это,
Господи прости,
вьюга заметает снегом двор?
Неужели красными должны
сапоги резиновые быть
непременно,
чтобы нам весны
самых первых дней не пропустить?
***
Как картошка в мундире горячая,
галька крупная на берегу.
Рядом с пристанью — лужа стоячая.
Лодка в луже лежит на боку.
Я бы выкупить рад у хозяина
дом с крыльцом, небольшой огород,
фото в рамке товарища Сталина
за гроши, так как Сталин — урод.
***
Заснеженные обнажились склоны,
и лыжников, стоящих на вершине.
клевали жадно хищные вороны,
как злые чайки рыбаков на льдине.
Тем и другим ничто не предвещало
спасенья, ни колючий дождь с рассвета,
ни ветер, от которого трещала
трава сухая с нами рядом где-то.
Циклон, пришедший с Балтики, столкнулся
с антициклоном здешним так некстати,
что от удара я тотчас проснулся
и в ужасе уселся на кровати.
***
Обратной силы не имеет договор,
когда-то между нами заключенный,
но может разрешить возникший спор
твой взгляд влюбленный.
Тебе достаточно лишь на меня взглянуть,
как будто слабовидящий котенок,
иль голову мне уронить на грудь
в слезах спросонок.
***
Обнажилось нашей жизни дно
из-под снега, словно в час отлива
дно морское.
Холодно. Темно.
И к тому же страшно некрасиво.
Я однажды в жизни видел, как
переобувается калека,
и торчит ноги култышка так,
словно куст замерзший из-под снега.
***
Мало люди думали о Боге.
Без души, без сердца — невзначай.
Верно, позабыли, что дороги
далеко не все приводят в рай.
Издревле враждебные народы
отирали хладный пот со лба –
огородники и садоводы.
Между ними насмерть шла борьба.
Жарким обещал быть день весенний.
Многие разделись догола,
и, как будто веточки растений,
быстро обгорели их тела.
***
Я вижу то, чего в помине нет,
или другие видеть не должны.
Мне в яблочке созревшем на просвет
коричневые семечки видны.
Их точит червь коварный изнутри.
Поодиночке каждое из них
он выедает за ночь — до зари –
при свете лампы на глазах моих.
***
Давным-давно забытую морзянку
напомнит мне холодных капель стук
в ночи о подоконника жестянку.
Кошмар и ужас наводящий звук.
К капели я, прислушавшись невольно,
в конечном счете все про нас пойму,
и почему бывает нам так больно,
обидно и противно почему.
***
Когда на волю выпускали птиц,
тепло их оставалось навсегда
у нас на пальцах,
как между страниц –
степной ковыль, полынь и резеда.
Щеглы, овсянки юркие, скворцы
без устали взмывали в небеса.
Как колокольчики,
как бубенцы,
звенели над землей их голоса.
***
Вдруг приоткрылась дверь настолько,
что нам соседку слышно стало.
Бог весть, перцовая настойка
язык соседке развязала?
Или не выдержала пытки
она имбирной и стрелецкой?
О, эти крепкие напитки –
наследие страны советской!
***
Как будто до рождения Христа
лишь ветер шевелил сухие травы,
а голая земля была пуста,
и дикие на ней царили нравы.
Должно еще немало лет пройти,
чтобы картина мира изменилась,
забрезжила надежда впереди,
звезда на горизонте засветилась.
Большая бабочка, из темноты
летящая на свет, в мгновенье ока
прозрела от душевной слепоты,
взметнулась ввысь и унеслась далёко.
***
Как лицеистов с гимназистами,
помимо нашего желанья,
нас сделали униформистами,
цирк — нашей сферой обитанья.
Костюмчик плохонький из подлости
враги назвали школьной формой,
но, преисполненные гордости,
мы посчитали форму нормой.
Победа единообразия
была пугающе короткой.
Тогда с ботинок пятна грязи я
навеки стер сапожной щеткой.
***
Совсем, совсем другие птицы
расположились на перроне,
что прибыли из-за границы
к нам в пломбированном вагоне.
Казалось, стайки небольшие.
Сперва одна, потом другая.
Они совсем-совсем чужие.
Или страна для них чужая.
***
На лестнице у радиатора
вихрастым очнусь пареньком,
к окошечку иллюминатора
тихонько прижавшись плечом.
В квадратной проекции облако
имеет внушительный вид,
меня от звериного облика
его и трясёт и мутит…
А может быть, сырость вечерняя
причина болезни такой,
натура моя слабонервная,
которой так нужен покой?
***
Твоя рука в руке моей
меняет очертания,
как воск, как глина, чем сильней
сердечные страдания.
Тебя я за руку держу,
как будто чашку чайную,
которой с детства дорожу
я словно страшной тайною.
***
В окошко струйкой льется свет,
как из проектора киношного.
И никого в пустыне нет
кинотеатрика полночного.
Нет в целом мире никого.
Ни даже в дальнем космосе,
как в древнем храме — ничего,
одни на стенах росписи.
***
Покоя чайки не дают
своим истошным криком,
когда над берегом снуют
они в восторге диком.
Их крик доносится до нас
из тьмы ветхозаветной.
Сколь безобразен Божий глас
в устах у твари смертной!
***
В полдень от асфальта пар струится,
и, когда иду я босиком,
чувствую, как плещется водица
теплая-претеплая кругом.
Я глаза на солнце сладко жмурю.
Кажется мне, будто не спеша,
аки пóсуху на Русь святую
за руку веду я малыша.
По морю мой сын идет за мною,
не боясь в пучине утонуть.
За него в ответе головою,
я не подкачаю как-нибудь.