Глубина резкости
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 33, 2012
artes
Фотопроект номера: Александр Тягны-Рядно
Секретарь Союза фотохудожников России, член Союза журналистов России, Международной Федерации художников ЮНЕСКО
Глубина резкости
Родился в Москве в 1956 году, окончил Московский авиационный институт, работал инженером-конструктором, видеоинженером, затем окончил факультет журналистики Московского государственного университета. С 1984 года профессионально работает в прессе в качестве фотографа и фоторедактора в журналах “ЖУРНАЛИСТ”, “МЕЦЕНАТ”, “MOSCOW MAGAZINE”, газетах “НТР”, “СОВЕТСКАЯ КУЛЬТУРА”, “ИЗВЕСТИЯ”, “СОБЕСЕДНИК”.
Ныне он — свободный фотограф, куратор, блогер. В качестве фотографа, сотрудничал со многими изданиями и агентствами в России и за рубежом.
Автор нескольких фотокниг: “Святослав Федоров” (изд-во “Планета”), “Елена Образцова” (изд-во “АПН”), “Сто лучших ресторанов Москвы” (изд-во “Вагриус”), “Утренние острова”, “Норильск”, “Страницы…”, “Сибирь на все времена”, “Когалым. Жемчужина Сибири”, “Ярославль.1000” (изд-во “Пента”), “Франция: Магический шестиугольник” (АСТ — “Зебра-Е”) “Фотография”, “Пятьдесят городов”, “Иерусалимский синдром”, “Горячая Армения”, “Полёт над гнездом Грифона”.
Участник ряда выставок и фотосалонов в России и за рубежом. Авторские работы находятся в музеях и частных коллекциях Америки, Великобритании, Германии, Болгарии, Испании, Италии, Латвии, Польши, России, Франции.
45 персональных выставок в Великобритании, Израиле, Испании, Италии, России, Франции, Азербайджане, Украине.
* * *
Творчество — это процесс. Творческая жизнь — это метаболизм, сложное взаимодействие духовной, психологической, культурной сути человека с его плотским бытием и его бытовыми обстоятельствами.
В оценке творчества — отбор. Это важнейший этап, за которым и последует оценка. Писатель мучается над текстом, ищет структуру, путается в сюжете… рвет, сжигает рукописи. Рукописи еще как горят; более того, даже опубликованные вещи чаще всего исчезают, не оставив следа.
Поэт собирает избранное и не включает в него лучшие, может быть, стихотворения, потому что сейчас они ему “не показались”.
Художник рад бы забрать у владельца (некоторые так и делают) картину, чтобы переписать ее.
А фотограф? Серьезный, честный фотограф, профессионал, работавший не один десяток лет? Вот недавно умер Витя Велигжанин, чудесный человек и отличный фотограф — и где его съемка? А легендарный Марк Редькин (помню его невероятные фотографические байки, а где съемка — не знаю), как и другие фронтовые фотографы? Люди уходят, архивы их (ценен именно весь творческий архив, а не отдельные случайные работы), как правило, не каталогизированы, не прокомментированы и не оцифрованы. Хорошо, если попадут в какой-нибудь фонд, а чаще — никуда не попадут…
Были и выставки, но что выставка? Двадцать, тридцать, много — пятьдесят, почти никогда не сто фотографий; они мало что могут рассказать зрителю, подсевшему на визуальный ряд, о художнике, и еще меньше о его особом времени. А время летит стремительно… И уже через пять лет — многое другое. А изменения не замечены и не отрефлексированы.
Потому что, на самом деле, важен не отбор, а процесс; это знают те немногие, кому выпадало трудное счастье видеть колоссальный массив творческой работы серьезного мастера. Это как в театре: посмотреть весь репертуар сплошняком — ну кто такое может себе позволить?..
Отбор — процедура субъективная и, более того, насильственная. Писатель пишет всю жизнь один свой текст, как Гончаров — свой трехроманный труд “ТРИ О”.
Ну а фотограф — он поет свою “Илиаду”. Если выпадет долго жить, — скольких он запечатлеет, оставит в отпечатках… Масса его фотографий, негативов (а теперь — цифр на диске-накопителе) и представляет некоторую кажущуюся неструктурированной выборку зрительных впечатлений, образов. Как если бы сам мозг собрал их (он и собирает), но гораздо настойчивее, правда, возможно, с меньшей подробностью и дотошностью, чем, свет, прошедший сквозь объектив камеры и попавший на светочувствительный слой, или эти, как их там, пиксели, но тоже светочувствительные мелкости…
Вопрос восприятия мира через глаз, мозг, да еще и техническое приспособление — камеру очень сложен, а сегодня еще, в силу невероятной экспансии визуального образа, и весьма актуален.
Роль фотографа-профессионала, человека, посвятившего себя фиксации увиденного, трудно определима.
Отбор делаем мы: куратор выставки, редактор журнала, зритель, уносящий в памяти с выставки два-три образа. Но фотоотбор мы делаем из того уже уловленного, отрефлексированного, остановленного, упрощенного до двухмерного и черно-белого изображения, который мы воспринимаем уже как знак, почти иероглиф некоей ситуации, судьбы, состояния.
Я давно знаю Александра Тягны-Рядно и видел множество его работ.
Выросший в тихой Шуе, он объездил весь мир, исходил, исколесил, облетел Россию и ее соседей. В его архиве — пантеон одухотворённых лиц: ученые, музыканты, художники, поэты, политики и шоумены последних десятилетий.
Большой и добрый, несколько даже флегматичный, он преображается, поднимая камеру, взгляд его становится точным и очень внимательным, он видит и мальчишку, залезшего под стол, и на третьем плане повздоривших бомжей, и покосившиеся столбы, и непременную ленинскую руку, простертую в сторону винного магазина в каждом сонном райцентре…
Посмотрев его работы во множестве, видишь, что фотографии его не резкие — не в смысле “глубины резкости”, а в смысле классического взаимодействия “художника и модели”. Он никого не разоблачает, не высмеивает, он принимает всех как они есть: сибирских подростков на енисейской набережной и французских моряков на набережной марсельской… Но его портретная галерея вся сплошь состоит из талантливых и приличных людей. Попасть в нее — уже честь.
Он очень хорошо знает и понимает русскую глубинку, с ее экзистенциальной нефотогеничностью, сиротской неприкаянностью, но, может быть, это знание помогает ему с такой симпатией и ностальгией по несбыточному российскому раю наблюдать и показывать, невольно всякий раз сравнивая свое и чужое.
Для него они рядом, соизмеримы и сопоставимы, Москва и Париж, Ярославль и Лион, Каркасон и Суздаль, Муром, Шуя, Венеция и Владимир, российские и европейские, азиатские, приморские и высокогорные, богатые и нищие города и деревни. Этот подразумеваемый широкий культурный контекст, знание большого Мира волей-неволей раз за разом делают его работы глубже, чем они могут показаться; будто на кадре, как на сетчатке глаза и в памяти, остались следы сотен других кадров, годов и городов.
“Карточки резкие”, а высказывания его — не резкие, потому что за этим стоит вполне отрефлексированная позиция, творческая философия. Тягны- Рядно фиксирует этот мир таким, каков он есть, и старается понять его таким, каковым он был до нас.
Не усомнимся в гражданской позиции. На фотографии августа 1991 года худенький и молодой Саша с повисшей плетью рукой — омоновская дубинка “отоваривала” фотографа.
Его фотографии 89-го и ранних девяностых, его съемка августовских дней 1991 года, потрясающая демонстрация на Крымском мосту, его портрет Саввы Кулиша на фоне “железного Феликса”, снятого 22 августа 1991 года, относятся к лучшим визуальным образам той поры, как и его объективный и дружелюбный взгляд на русскую провинцию.
В.Я.