Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 28, 2010
Выборы в Великобритании: новизна и преемственность
Алексей Громыко
Всеобщие выборы в Великобритании, которых страна ждала ужа давно, состоялись 6 мая 2010 г. В своё время этим ожиданиям не суждено было сбыться: премьер-министр Гордон Браун, занявший место Тони Блэра в июне 2007 г., дал задний ход. Несмотря на благоприятные обстоятельства той осенью, ему показалось, что шансы на убедительную победу лейбористской партии снизились. Знал бы тогда Браун, что лучшей возможности получить у населения демократический мандат у него уже не будет.
С тех пор фортуна повернулась к нему спиной, и главе правительства не оставалось ничего иного, как тянуть максимально долго — пока не подойдёт к концу пятилетний срок, разрешённый британской неписаной конституцией, между парламентскими выборами. Голосование прошло, как и положено согласно всё тем же негласным правилам британской политической жизни, в четверг, да и месяц май — наиболее излюбленный у британских политиков.
Лейбористы пробыли у власти 13 лет, так что жаловаться им не на что. Консерваторы установили такой же рекорд в 1951–1964 гг., затем сами же побили его под руководством М. Тэтчер и Дж. Мейджора в 1979–1997 годах.
Чем запомнится Британии пребывание лейбористов у власти? У всех на слуху и в памяти непростительная ошибка Тони Блэра по втягиванию страны в войну против Ирака, небывалые по размаху антивоенные демонстрации, скандал вокруг подозрений о предоставлении мест в палате лордов в счёт финансовой помощи правящей партии, ухудшение российско-британских отношений, катившихся под гору ещё с “дела Березовского”. Но всё же вердикт правительствам выносят, прежде всего оценивая их успехи или провалы в деле укрепления благосостояния своих граждан. А в этой области “новым лейбористам” было чем похвастаться. С 1997 г. продолжительность жизни британцев выросла и у мужчин, и у женщин. Количество домохозяйств с наличием мобильной телефонной связи и с доступом к Интернету поднялось соответственно с 17 до 93% и с 4 до 73%. Ключевой показатель самочувствия государства — реальный ВВП увеличился на 27%, средняя зарплата стала тяжелее вполовину.
Не удивительно, что удалось добиться неплохих показателей с точки зрения социальной справедливости, что крайне важно для лейбористов как социал-демократической партии: относительная бедность снизилась с 25 до 22%, а благосостояние наиболее бедных 10% домохозяйств приросло на 13%. Улучшилось и качество жизни британцев. Так, преступность в целом сократилась на 60% (хотя по отдельным категориям она разрослась, особенно в части незаконного владения оружием и изнасилований), на треть упала смертность на дорогах, значительное число людей бросили курить. Прогрессивный характер лейбористской партии был продемонстрирован и тем, что в целом государственные расходы поднялись с 38 до 47% — беспрецедентный показатель для Соединённого Королевства. Государство стало тратить на образование в 1,6 раз больше, на здравоохранение — в 2,5 раза. Конечно, надо сделать скидку на то, что такое небывалое увеличение государственной части общественного пирога было связано с монетарными мерами, направленными на борьбу с экономическим кризисом.
Однако дифирамбов лейбористам петь не надо, ведь в пассиве у них тоже достаточно “статей”. Оборотной стороной инвестиций в социальную среду и антикризисных мер стал рост государственного долга с 42 до 62%. Дефицит государственного бюджета в 2009 г. превысил немыслимые для Британии 12%. При лейбористах, как и при их предшественниках, продолжила сокращаться доля промышленности в структуре экономики, снизившись с 20,8 до 12,4% ВВП. Приведённые выше показатели упрочения социальной справедливости несколько блекнут, если добавить, что в тот же период разрыв между самыми богатыми и самыми бедными увеличился с 18 до 26 раз.
По качеству жизни всё так же далеко не однозначно. Так, количество людей, страдающих ожирением, повысилось с 17 до 24%. Произошёл скачок количества тюремных заключённых на 40% (хотя даже при этом в Великобритании их не более 90 тыс.). Отдельная проблема — военные потери; здесь ситуация резко ухудшилась: по сравнению с вооруженным конфликтом с Аргентиной за Фолклендские (Мальвинские) острова (1982 г.), в котором погибло 255 британских военных, только в Ираке и Афганистане безвозвратные потери за последние годы составили более 500 человек.
И всё же, взвешивая все плюсы и минусы, объективно нельзя не признать, что за 13 лет нахождения лейбористов у власти Великобритания сделала шаг вперёд. Тем парадоксальнее, что к концу этого периода (и ещё до открытой и наиболее болезненной фазы экономического кризиса, подорвавшего самочувствие общества) большинство британцев полагали, что их страна стала жить хуже.
Вернёмся к всеобщим выборам, прошедшим в мае. Их отличительной особенностью было не только обрамление рекордного периода пребывания лейбористов у власти. Необычность заключалась и в том, что как главная оппозиция — партия тори не выигрывала выборы более 30 лет — с 1979 г. Отличился и лидер консерватором: Дэвид Камерон стал самым молодым премьер-министром страны. Кроме того, это были первые с 1992 г. выборы с интригой, когда шансы на победу у Дж. Мейджора и Нила Киннока были примерно одинаковы. Результаты же голосования в 1997 г., при всём драматизме ситуации, были предсказуемы, так же как — в ещё большей степени — исход выборов 2001 и 2005 гг.
Беспрецедентным на памяти молодого и среднего поколения британцев было и то, что к власти пришла не одна партия, а коалиция тори и либеральных демократов, причём представители либералов вошли не только в правительство, но и в само его ядро — в Кабинет. Последний раз нечто отдалённо похожее происходило в 1976–1977 гг., когда был заключён т.н. либерально-лейбористский пакт, а также после выборов 1997 г., когда с участием либерал-демократов была сформирована только одна правительственная комиссия. Ни в том, ни в другом случае правящая лейбористская партия не допустила своих союзников даже на второстепенные должности в правительстве, не говоря уже о Кабинете. Тем более из ряда вон выходящим фактом явилось то, что в правящую коалицию 2010 г. вошли такие разные, во многом антагонистические партии, как консерваторы и либерал-демократы. Попытка тори получить поддержку либералов была предпринята лишь в далёком 1974 г., после поражения Эдварда Хита на февральских выборах. Тогда, для поддержания на плаву своего правительства меньшинства, хит пытался опереться на договорённость координировать действия в парламенте с либералами во главе с Джереми Торпом, но получил отказ. Ни до, ни после такие попытки не предпринимались, а тут, в 2010 г., сформировано полноценное двухпартийное правительство тори и либерал-демократов!
Но это ещё не всё. Лидер либерал-демократов Ник Клегг стал вторым человеком в Кабинете, вице-премьером у лидера другой партии — Дэвида Камерона. Эти два поста лидеры разных партий в последний раз занимали лишь в годы Второй мировой войны (тогда это был премьер-министр, лидер консерваторов Уинстон Черчилль, а его заместителем стал лейборист Клемент Эттли).
Нестандартность парламентских выборов 2010 г. состоит и в том, что впервые им предшествовали телевизионные дебаты руководителей всех трёх ведущих политических сил страны, после которых резко взмыли вверх рейтинги популярности Ника Клегга. Однако американизация британской политики имеет свои пределы. Результаты голосования продемонстрировали, что личная популярность Клегга не трансформировалась в дополнительные депутатские мандаты его партии.
Наконец, перечисленные факторы свидетельствуют о том, что у рядового британца заметно вырос интерес к участию в выборах: явка на избирательных участках повернула вспять тенденцию последних десятилетий, увеличившись с 59 до 65%.
Если отвлечься от перипетий того, что происходило в Великобритании до мая 2010 г., можно было бы предположить, что, по логике вещей, лейбористы имели шансы на победу, пусть и очень скромную. По крайней мере, они могли обеспечить себе наиболее многочисленную фракцию в парламенте, и на руках у них были неплохие козыри. Как левоцентристская партия именно она могла воспользоваться глубокими проблемами неолиберальной модели развития и заработать на этом очки. И мировой кризис стал главным и во многом определяющим фоном, на котором разворачивались предвыборные баталии.
На примере современной политической истории этой страны интересно рассмотреть место текущего экономического кризиса, с точки зрения динамики отношений государства и рынка. В начале XX века в стране развился феномен “нового либерализма”, когда государство признало важность своих социальных функций (реформы либеральных правительств Г.Кемпбелл-Баннермана и Г.Асквита). Первая мировая война привела к ещё большему усилению роли центральной власти. Однако 1920-е годы прошли под лозунгом “назад к 1914 году”, вновь укрепились рыночные отношения, произошла определённая дерегуляция в социально-экономической сфере. Тем не менее с 1931 года начался окончательный демонтаж свободнорыночной модели (отказ от золотого стандарта, политика протекционизма), доставшейся Британии от XIX столетия. Вторая мировая война и реформы лейбористского правительства Клемента Эттли завершили эту работу.
В отличие от ситуации 1918 года, после окончания Второй мировой войны возврата к прошлому не произошло. Тем не менее период с 1931-го и особенно после 1945 года в определённом смысле можно назвать “возвращением”, если иметь в виду обращение к наследию “нового либерализма”. В 1945 г. началась эпоха “нового либерализма с добавленной стоимостью”. Роль государства в рамках рыночной модели развития возросла, как никогда. В 1945–1979 годах в Великобритании развивался социально-реформистский политический цикл, включавший такие составляющие, как государство благосостояния, смешанная экономика и социальное партнёрство (трипартизм).
Наступил 1979 год, и вместе с ним — эпоха тэтчеризма. Вновь, как когда-то, в начале XX века и в период “нового либерализма”, произошёл разрыв с прошлым. Однако на сей раз его природу можно охарактеризовать как “усечённый классический либерализм”, то есть сочетание принципов свободного рынка и сильного государства. На смену социал-реформистскому политическому циклу пришёл либерально-рыночный.
Однозначную оценку победе “новых лейбористов” в 1997 году с точки зрения соотношения между государством и рынком, дать сложно. С одной стороны, наряду с 1905 годом, когда к власти пришли “новые либералы”, с победой в 1945 году лейбористов во главе с К. Эттли и с приходом тэтчеристов в 1979 году, парламентские выборы 1997 года в истории Великобритании XX века положили начало четвёртой реформаторской волне. С другой — не произошло полного разрыва с прошлым. Скорее, 1997 год ознаменовал период мягкой трансформации: теперь правительство руководствовалось не формулами “новый либерализм с добавленной стоимостью” и не “усечённый классический либерализм”, а формулой “рыночная экономика с добавленной стоимостью”. Её “ингредиентами” стали квазитэтчеризм, квазисоциал-демократия и конституционные реформы — то, что назвали позже “третьим путём”.
Таким образом, на смену либерально-рыночному циклу пришёл социально-либеральный цикл, смысл которого можно передать словами: “рыночной экономике — да, рыночному обществу — нет”. Главное отличие этого цикла от предыдущих в том, что в нём присутствует сильный интегралистский, синтетический элемент. Выборы 2010 года наверняка впишутся в этот цикл, и он получит своё дальнейшее развитие.
Почему же лейбористы, помимо негативного фактора — мирового кризиса, проиграли всеобщие выборы 2010 года? Свою роль сыграли фундаментальные причины. Во-первых, исчерпала себя идеология “третьего пути”. Несмотря на многочисленные заявления, раздававшиеся в 1990-е годы, о “смерти идеологии”, политические партии не превратились в безликие электоральные “пылесосы”, собирающие голоса избирателей. Да, классовая структура общества за последние тридцать лет претерпела значительное изменение, однако в своих программах партии не смогли отказаться от мировоззренческих элементов. Во-вторых, огромную роль в отношениях между партиями и электоратом сыграл фактор доверия, который выступал против всей партийно-политической системы Великобритании, но больше всего — против правящей лейбористской партии.
Помимо фундаментальных причин существовали и минусы “второго эшелона”. Это психологическая усталость избирателей от партии, находившейся у власти 13 лет, и накопление в деятельности правительства негативных моментов. Каждый из них в отдельности не смертелен, но в целом они стали довлеть над достижениями правительства. Свою роль сыграл и субъективный фактор, ведь в современную эпоху политическое действо крайне персонализировано. И здесь Г.Браун проиграл и своему предшественнику Т.Блэру, и лидеру консерваторов Д.Камерону, и лидеру либерал-демократов Нику Клеггу. На посту премьер-министра он явно уступал Блэру в гибкости, умении общаться с прессой и публикой, ораторских способностях, фотогеничности. Его первоначально высокая популярность растаяла, как снег, уже к концу 2007 года. Это яркий пример того, как человек в одном качестве выполняет свою работу успешно, добивается признания, а в другом — неожиданно превращается в неудачника.
Если мы вспомним о последних перед “Великой депрессией” парламентских выборах 1929 года, тогда тори проводили предвыборную кампанию под лозунгом “Осторожность прежде всего!”, пытаясь выставить лейбористов в неприглядном свете как неопытных и безответственных новичков. В 2010 году роли поменялись: теперь лейбористы уговаривали избирателей в истинности поговорки “коней на переправе не меняют”; консерваторы же ратовали за перемены.
Лейбористская партия находилась в растерянном и деморализованном состоянии. Многие депутаты из лейбористской фракции в парламенте смирились с поражением. В ЛПВ было немало и тех, кто не пал духом, однако считал, что уход партии в оппозицию пойдёт ей лишь на пользу.
Кроме фактора “усталости” электората, экономического кризиса, ошибок правительства и лично Брауна, существенную роль в этом играла и консервативная партия, которая, после прихода на пост лидера в 2005 году Д.Камерона, довольно сильно преуспела в изменении непопулярного имиджа политической силы, стоящей на страже крупного бизнеса, бесконтрольного рынка и пренебрегающей интересами “простого человека”. Камерон сумел сделать то, в чём в своё время преуспел Тони Блэр, — заставить значительную часть избирателей поверить, что ему удалось изменить партию, освободить её от груза прошлого, сделать её вновь способной управлять страной. В то же время консерваторы победили на выборах скорее благодаря непопулярности лейбористов. У тори не было ничего похожего по идейной заряженности и популизму на тэтчеризм или “новый лейборизм”. Однако победа есть победа.
Помимо Камерона на небосклон британской политики поднялись такие деятели, как Джордж Осборн, ставший министром финансов, Лиам Фокс — теневой министр внутренних дел, Майкл Гоув — министр образования. Уильям Хейг, бывший лидер консервативной партии в 1997–2001 гг., занял пост министра иностранных дел. В большую политику вернулся и политик-ветеран Кеннет Кларк — нынешний министр по делам бизнеса.
На майских выборах лейбористы, к удивлению многих, не смогли воспользоваться “прогрессивным моментом”, т.е. использовать в свою пользу природу мирового экономического кризиса, в основании которого, в отличие от проблем 1970-х гг., лежали слабости не кейнсианской, левоцентристской модели рыночной экономики, а неолиберальной, взращенной в эпоху тэтчеризма. Не сумели они воплотить в жизнь и лозунг Тони Блэра, провозглашённый им в конце XX века, — о “прогрессивном альянсе”, т.е. о союзе с партией либеральных демократов, по духу близкой лейбористам. Правда, виноват в этом был не столько Браун, сколько сам Блэр, ведь именно он в своё время упустил шанс, пусть и под давлением своих более скептически настроенных однопартийцев, ввести либерал-демократов в правительство.
Но, пожалуй, главная интрига майских выборов заключалась в том, что чем ближе становился момент голосования, тем всё больше возрастала вероятность формирования в Британии “подвешенного парламента” или, другими словами — палата общин сформировалась бы без доминирующей партии. В условиях мажоритарной избирательной системы, типичной для Британии в XX веке, коалиционные правительства или правительства меньшинства были большой редкостью. Именно поэтому страна находилась в предвкушении столь редкого для неё события. В последний раз “подвешенный парламент”, как результат парламентских выборов, функционировал в 1974 г., а затем в разное время появлялся на короткие сроки ещё дважды (в 1977–1979 гг. и в 1996 г.).
Как же распределились голоса на этот раз? Консерваторы получили 306 депутатских мандатов, лейбористы — 258, либерал-демократы — 57. 28 мест распределили между собой все другие малые партии (в одном избирательном округе голосование было проведено во второй половине мая; победу одержали консерваторы). Так как общая численность членов палаты общин составляет 650 человек, для завоевания минимального рабочего большинства в нижней палате тори требовалось 326 мест.
Как только стали известны результаты голосования, выяснилось, что возможных вариантов развития событий сразу несколько. “Естественными сторонниками” для вхождения в коалицию могли стать лейбористы и либерал-демократы, однако и при сложении своих мандатов они не набирали заветной цифры. Кроме того, Нику Клеггу было бы крайне проблематично иметь дело с премьер-министром, который фактически проиграл выборы, хотя и консерваторы не одержали полноценной победы. Не случайно в ходе предвыборной кампании Клегг дал понять, что Брауну придётся уйти, даже если расклад сил после выборов подтолкнет обе партии в объятия друг друга. Действительно, чтобы предоставить им шанс прийти к соглашению, Браун после выборов так и сделал. Но здесь встал вопрос: а с кем Клеггу договариваться об условиях вхождения в коалицию? Браун для этого не подходил, как уходящая фигура, а появление нового лидера лейбористов ожидалось не ранее сентября.
Другим вариантом развития событий могло стать правительство меньшинства, будь то лейбористское или консервативное. Однако дело в том, что в этом случае стране пришлось бы вернуться на избирательные участки уже в этом или в будущем году. Но Британия, переживающая глубокие экономические проблемы, не могла позволить себе досрочные выборы, и не потому, что на это не хватило бы денег, а потому, что срочно требовалось принятие неотложных и жёстких мер по борьбе с кризисом.
Невозможность осуществления двух перечисленных вариантов открывала дорогу третьему сценарию, который ещё совсем недавно казался невозможным — союзу консерваторов и либерал-демократов. Но судьба распорядилась именно в его пользу. Прагматизм политиков и необходимость спасать страну от вероятного развития событий по пути Греции, которая одно время стояла в шаге от суверенного дефолта, привели именно к такому результату. Чтобы он состоялся, обеим политическим силам пришлось идти на большие компромиссы. Партия Ника Клегга закрыла глаза на планы консерваторов безотлагательно предпринять крайне жёсткие меры по сокращению бюджетного дефицита, главным образом за счёт государственного бюджета и социальной сферы. Со своей стороны тори вынуждены были согласиться с проведением в 2011 г. референдума о введении в стране новой системы голосования на всеобщих выборах, которая была бы более справедлива к малым партиям с точки зрения распределения парламентских мандатов.
Таким образом, политическая ситуация после 6 мая пестрит новизной, которая, правда, укладывается в тенденции последних десятилетий: политическая система Великобритании постепенно сдвигается от мажоритарной к плюральной модели демократии, в которой, среди прочего, коалиционные правительства являются обычным делом. При всём своеобразии прошедших выборов и необычности их результатов вряд ли стоит говорить о “запуске” в Британии нового политического цикла. Начало такого цикла, который должен быть связан с определённым разрывом с прошлым, с глубокими реформами, затрагивающими не только политическую, но и всю социально-экономическую модель развития страны. Такими отправными точками в XX веке были 1906, 1945, 1979 годы.
Каждый новый политический цикл характеризуется достижением межпартийного консенсуса, что произошло в Британии в рамках социал-реформистского цикла в 1950–1960-е годы, и в рамках либерально-рыночного цикла в 1990-е годы. Олицетворением межпартийного консенсуса, сложившегося в 1990-е годы, стало движение “нового лейборизма” и концепция “третьего пути”. Как когда-то лейбористы приняли большинство реформ тэтчеристов, так и тори при Дэвиде Камероне кто молчаливо, а кто и открыто поддержали реформы, осуществлённые лейбористами после 1997 года.
Наконец, пройдя сквозь призму “третьего пути”, либерально-рыночный цикл уступил место социально-либеральному, который характеризуется сочетанием принципов “государства благосостояния”, значительной свободы рыночных сил и конституционными реформами. Дальнейшая тонкая настройка современной модели развития Соединённого Королевства и будет осуществляться новым коалиционным правительством после первоначального периода принятых в пожарном порядке мер по сокращению бюджетного дефицита.