Архиепископ Кентерберийский Роэн Уильямс беседует с Михаилом Борщевским
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 28, 2010
Встречи на глубине
Христианская демократия — это ответственность за ближнего
Предстоятель англиканской церкви Архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс беседует с главным редактором журнала “ Herald оf Europe” Проф. Михаилом Борщевским
М.Б. Основная тема нашей сегодняшней беседы — проблема религиозной толерантности и межрелигиозных отношений в современном обществе. Какова роль англиканской церкви в англоязычном мире на сегодняшний день?
Р.У. На протяжении многих столетий англиканская церковь была тесно связана с государством, что иногда становилось причиной возникновения трудностей. Мы находились в слишком сильной зависимости от государства, но я думаю, что за последние 200 лет англиканской церкви удалось стать важным фактором влияния, подталкивающим государство к всеохватывающему и более справедливому социальному обеспечению. Роль, которую сыграла англиканская церковь в середине XX века в процессе создания более богатого государства, была достаточно велика. Я думаю, что большинство представителей англиканской церкви и сегодня видят назначение нашей церкви в том, чтобы поднимать некоторые из острых вопросов о помощи бедным и ущемленным членам общества. Значение нашего международного сообщества в том, что именно оно дает нам нравственные основания для того, чтобы говорить о проблемах развития, о средствах в поддержку более бедных стран, о вопросах образования и миротворчества. Из Ламбетского дворца мы осуществляем деятельность в нескольких африканских странах, которая связана не только с вопросами церкви, но и с проблемами развития и образования, а также с попытками собрать средства. Таким образом, картина получается довольно разнообразной.
М.Б. Англиканская церковь наряду с другими церквами имеет либерально-прогрессивную репутацию. Однако любой церкви необходимо быть в достаточной мере консервативной и традиционной. С этой точки зрения, каковы реальные перспективы объединения различных ответвлений христианства для реализации своей основной задачи — служения Господу и людям?
Р.У. Любопытно, что Вы охарактеризовали англиканскую церковь как либеральную и прогрессивную. Действительно, наша церковь пользуется подобной репутацией в основном из-за наших взглядов на рукоположение женщин. Между тем, в начале своего служения каждый англиканский священник и епископ дает торжественное обещание быть преданным Библии и церковным догматам. С католической и православной церковью нас связывают заветы раннего христианства и священные обряды, которые мы унаследовали. Я считаю, что это, несомненно, дает нам основания для нахождения общего языка. Мы не отделены друг от друга как непреодолимо чуждые общины. Этот факт, безусловно, делает возможным определенный уровень взаимодействия. Мы верим в единого Бога — Отца, Сына и Святого Духа; мы берем за основу единое ритуальное устройство церкви — крещение и святое причастие. Я полагаю, наше взаимодействие основывается на том, что мы все созданы по образу и подобию Божьему — Отца, Сына и Святого Духа, и мы стремимся в своих совместных усилиях почитать этот Образ и позволить Ему процветать в жизни людей и общества. Чтобы продемонстрировать это, позвольте мне обратиться к Африке. За долгие годы трагической гражданской войны в Судане англиканская и католическая церкви работали практически неразделимо. Они беспрерывно трудились рука об руку, продолжая обеспечивать образование, осуществляя миротворческую и примирительную деятельность, продолжают быть тесно связаны и сейчас. Поэтому в действительно сложных обстоятельствах, в условиях испытаний мы видим, что общее признание образа Господа и связанные с ним обязательства остаются неизменными. Мне бы хотелось остановиться еще на одном интересном моменте, который я обнаружил в ходе диалога с православной церковью. Многим священно- служителям в Восточной Европе в последние двадцать лет пришлось вновь открыть для себя способы работать капелланами в тюрьмах, школах и армии. Я беседовал на эти темы в довольно конструктивном ключе со священниками из России, которые также хотели бы перенять наш опыт служения капелланов и основных моментов, с ним связанных. Это один из примеров того, как церковь делает свой нравственный и духовный вклад в жизнь широкого общества.
М.Б. Армия в России, так же как и в Британии, очень многонациональная. Недавно начавшаяся дискуссия на эту тему вызвала в России много довольно противоречивых оценок. С Вашей точки зрения, возможно ли сосуществование представителей различных религий в армии?
Р.У. Население британской армии и, конечно же, тюрем весьма разнообразно. Особенно удачен пример церковного пасторства в тюрьмах, где удалось создать группу капелланов, тесно сотрудничающих и уважающих религиозные убеждения друг друга, которые вольны проводить пасторскую работу среди представителей своей веры. Я думаю, что подобный опыт совместной работы напомнил людям, что служение капеллана, служение пастора в действительности может обогатиться за счет работы бок о бок с другими людьми. В Кентербери — моем родном городе — в тюрьме, которую я часто посещаю, работает команда капелланов — исповедников иудаизма, христианства и ислама. Сама группа была образована христианским капелланом, которому в результате недавно присудили премию за межконфессиональную деятельность, поскольку взаимодействие оказалось очень плодотворным. Поэтому я верю в успех этого предприятия.
М.Б. Возможно ли историческое примирение между христианством и другими религиями, в частности с исламом? Каково будущее христианства, принимая во внимание нынешнее демографическое положение?
Р.У. Я считаю, что некоторым людям свойственно несколько преувеличивать данную демографическую проблему. На самом деле происходит следующее: многие мусульмане, приезжающие в Англию, — это выходцы из беднейших слоев населения, выходцы из деревень. У людей из подобной среды, естественно, большие семьи, поскольку в условиях бедности необходимо иметь большую семью, чтобы обеспечивать существование ее членов; безусловно, традиции и обычаи здесь тоже играют роль. С переходом в нашей стране мусульман в средний класс размер их семей сокращается. Поскольку мусульманские сообщества все больше интегрируются в жизнь нашей страны и других западноевропейских государств, мы, вероятнее всего, не станем свидетелями глобального демографического сдвига, который порою предрекают ученые. Я имею в виду, что семьи не будет столь уж большими, что более поздний брак и меньшее количество детей станут нормой как среди мусульман, так и немусульман. Но все это только догадки. В данный момент в Англии нашей основной практической задачей является построение дружбы и доверия на мест- ном уровне, на уровне уличного взаимодействия между мусульманскими и немусульманскими группами. Часто происходит диалог между лидерами, в ходе которого мы обмениваемся мнениями и замечательными идеями, но необходимо перенести опыт на общение людей на городских улицах. Теперь в нашей стране существует христианско-мусульманский форум — государственный орган, состоящий из числа местных диалоговых групп для людей, как мы уже говорили, на уровне уличного взаимодействия, для людей, которые хотят работать вместе в школах, и над иными проблемами муниципального развития. Помимо этого, Форум организует конференции с выездом на уикенды местных священников и региональных мусульманских лидеров. Они уезжают вместе на 2-3 дня, чтобы обсудить и ближе узнать религиозные убеждения друг друга. На этом уровне мы стремимся создать фундамент осмысления и взаимо- понимания.
М.Б. Я живу на юге Лондона и часто бываю в Пекхэме. К сожалению, мне доводилось видеть столкновения между мусульманами и христианами именно на уровне повседневной жизни, иногда даже без видимой причины. Очень важно предоставлять людям больше информации о вещах, которые Вы сейчас упомянули. Может быть, для этих целей необходимо активнее привлекать СМИ?
Р.У. Мы довольно часто говорим об этом, но, к сожалению, СМИ часто предпочитают раскручивать сюжеты о конфликтах. Мой опыт подсказывает мне, что зачастую столкновения происходят не столько между мусульманами и христианами, сколько между мусульманами и обывателями, у которых вообще нет ни определенных знаний, ни убеждений. Во многих церковных школах нашей страны учится большое количество мусульман, которые проходят обучение в подобной среде, для того чтобы жить рука об руку друг с другом. Недавно я открыл новую школу в Линкольншире — на востоке страны. Школа была задумана как учреждение, подходящее и готовое открыть свои двери навстречу местным мусульманским общинам. Там я наблюдаю очень легкие и доверительные отношения между молодыми мусульманами и христианами.
М.Б. Какова Ваша реакция на недавнюю трагедию в Нигерии?
Р.У. Да, трагедия в Нигерии — это очень печально. Уязвимость местных христианских сообществ ужасающа; и конечно, там закрутился виток насилия и противодействия, и это очень печально. Однако даже в Нигерии один из моих ближайших друзей — епископ Кадуны, довольно смешанного региона, бóльшую часть своего служения посвятил примирению и до сих пор верит в эту возможность. К сожалению, в Нигерии после длительного времени, когда некое сосуществование еще было возможным, внешние силы, которые повсеместно в мусульманском мире подталкивают людей к экстремизму, и здесь сыграли свою роль. Этот факт иногда усугубляется и обостряется племенной враждебностью. Это очень трагическая ситуация. Кстати, мы заговорили об этом, а на моем столе лежит письмо от епископа Джоса из Нигерии с описанием последних событий. Мы регулярно связываемся с ним и стараемся сделать все, что в наших силах, для улучшения ситуации.
М.Б. Как Вы думаете, чем можно помочь людям там?
Р.У. Не существует единого способа разрешить ситуацию. Но важно, как Вы заметили ранее, делиться положительными результатами работы, которых нам иногда удается добиться в этой стране; говоря иными словами — христианам и мусульманам не обязательно все время враждовать. Я считаю, что это также зависит от столкновения с крайне негативными и разрушительными аспектами исламистов, которые приходят в Нигерию извне, и ответственность за это лежит на плечах Нигерийского правительства.
М.Б. Как Вы знаете, правительство США недавно признало на политическом уровне факт геноцида армянского народа 1915 года. В то же самое время турецкий премьер-министр Тайип Реджеп Эрдоган отметил, что причиной этого признания якобы послужила еврейская “коррупция”. Считаете ли Вы возможным, чтобы остальные страны тоже признали факт геноцида?*
Р.У. Я и не мог себе представить, чтобы событиям того периода могло быть отказано в статусе геноцида. Я был в Ереванском музее и видел доказательства той трагедии своими глазами.
М.Б. Может быть, мой вопрос немного более общий — если мы обратимся к мировой истории и ее развитию в XX веке и ближе к нашему времени, мы увидим: к сожалению, возрастает число мнений о том, что роль Европы в мире снижается. Но Европа ведь является если не родиной христианства, то безусловно, колыбелью, где оно было взращено. К чему это может привести?
Р.У. Проблема будущего Европы очень важна, поскольку это не может быть всего лишь попыткой сделать Европу мировой державой в простом понимании. Европе необходимо найти концепцию нравственности, и у нее есть масса достоинств. Я не скажу, что это содружество государств, поскольку оно таковым не является, это партнерство государств, которые довольно медленно учатся взаимодействовать в вопросах экономики и некоторых вопросах безопасности. Кроме того, я полагаю, что у Европы должно быть четкое представление о том, как она, будучи обществом с глубокими христианскими корнями, в силу этих христианских корней может стать катализатором в остальном мире экономической справедливости и щедрости по отношению к обездоленным, не стремясь экспортировать свои формы демократии и внедрять их, а подавая пример другим обществам своей моделью объединенной зрелой демократии. Я думаю, что в этом отношении у Европы великое будущее, но она должна полностью отдавать себе отчет в том, откуда пришли некоторые из этих ценностей. Мне больно смотреть на то, как европейцы иногда хотят отречься или отвернуться от своего духовного наследия. Да, у Европы христианское наследие, но это отнюдь не означает, что нехристиане вовсе не играют никакой роли в Европе. Это означает лишь направление, откуда приходят ценности и убеждения.
М.Б. В чем, на Ваш взгляд, заключается принципиальное различие между верующим и неверующим человеком? Можно ли преодолеть пропасть различий между религиозным и нерелигиозным мировосприятием на уровне бытового взаимодействия между людьми?
Р.У. На практике эти различия, как правило, преодолеваются на уровне социального взаимодействия, тем не менее разногласия существуют. Верующий человек считает, что в конечном итоге он несет ответ- ственность не только перед другими людьми, но и перед Богом; это человек, который в состоянии объяснить причину своего отношения к деспотичному или несправедливому государству. Вне зависимости от того, какие силы противостоят мне, во имя правды я должен сказать “нет” этой несправедливости. История двадцатого столетия знает множество выдающихся примеров великих людей, которые подобным образом говорили “нет”: Дитрих Банхоффер, преследуемый нацистами, мать Мария Скобцова в Париже и многие другие. Для меня сущность верующего человека заключается в этой свободе сказать “нет” в лицо любой тирании; неверующий человек тоже может сказать “нет”, но верующий знает, почему говорит “нет”.
М.Б. Подобная ответственность за свои поступки и ответственность за правду может быть в каком-то смысле сродни ответственности, которую несет человек, будучи членом демократического общества. Демократия основывается на личностной ответственности…
Р.У. Несомненно, демократия зиждется на той идее, что каждый несет ответственность за себя, за свои решения, а также за ближнего своего, поскольку демократия, основанная лишь на понятии отдельно стоящей личности, ведет к потребительскому обществу; демократию, где каждый осознает свою ответственность за ближнего, я бы назвал Христианской демократией.
М.Б. Более личный вопрос — почему Достоевский стал писателем, столь близким Вашему сердцу?
Р.У. Когда я читал Достоевского, у меня складывалось впечатление, что передо мной писатель, чья вера позволила ему, не пряча глаз, заглянуть в самые темные уголки человеческого сердца. Он не отрицает и не опрощает агонию человеческого существования и сомнений, и тем не менее не отступает от своих убеждений. Я думаю, это основная причина, почему Достоевский заговорил со мною, когда я был молодым человеком, и продолжает говорить со мною и по сей день.
М.Б. Как Вы знаете, мы готовим к печати Вашу книгу о Достоевском, которая увидит свет осенью. Будет интересно увидеть общественную реакцию.
Р.У. Это большая честь для меня.
М.Б. Вопрос из “анкеты” Марселя Пруста — если однажды Вы встретитесь с Богом, о чем Вы его по-просите?
Р.У. Я попрошу Его о Милости. Я не хочу, чтобы Бог разрешал какие-либо интеллектуальные проблемы. Я просто скажу: Господи, помилуй!